Broken

Октавия разместилась в комнате, которая принадлежала ей с детства. Она сильно отличалась от той, что у нее была в поместье в Англии. Светлые стены были украшены детскими рисунками, колдографиями маленькой Октавии, возле стены стоял небольшой стол из светлого дерева, а над ним возвышалась пустая портретная рама. На большой кровати, что стояла у стены, было аккуратно застелено чистое постельное белье светло-зеленого цвета. Каждый кусочек этой комнаты напоминал о тех беззаботных днях, когда она была просто маленькой девочкой, которая играла в волшебные шахматы с дедом, читала книги по зельеварению вместе с прабабушкой и колдовала незарегистрированной палочкой прадеда. О днях, когда она была счастлива быть частью семьи. Когда ее не волновало ничего, кроме веселого времяпрепровождения на залитой солнцем улице. Домовики еще перед ужином принесли вещи Октавии и разложили все по полочкам. Письмо от отца она не получила. И это дарило некоторое облегчение. Хотя девушка понимала, что ему просто не до этого — наверняка в поместье празднует свое назначение и день рождения. В пустом доме, где из живых голосов только портреты умерших родственников, было тоскливо, но это намного лучше, чем давить улыбку и тщательно прятать внутри себя прорвавшееся в душе, словно гнойник, отвращение от всех друзей отца. Этих лицемеров и лгунов. Октавия выглянула в окно, рассматривая сад с фигурными растениями в лучах закатного солнца. Легкая улыбка тронула губы — когда-то на всех парах она лавировала между этими деревьями от пытающегося ее поймать Эдмонда. Теплый ветер итальянского побережья, смех, ворчание домовых эльфов — все это сейчас казалось таким чужим и инородным, будто происходило и не с ней вовсе. Будто все эти воспоминания о счастливом детстве, где не было места ненависти и семейному долгу, другой Октавии. Девушка с грустью подумала о Сириусе. Он тоже был словно частью жизни другой Октавии. Той, которая не боится быть брошенной. Той, которая может быть дерзкой не только в кругу сверстников. Той, которая выбирает свободу, а не долг. Они не переписывались уже несколько дней, из-за чего Октавия испытывала ужасное чувство вины. Но она просто не могла. Не могла спокойно взять перо и начать писать ему, словно ничего не произошло в ее жизни. Ничего страшного. Ничего разрывающего сердце. Словно у этой, настоящей Октавии, жизнь все еще состояла из квиддича, сплетен с Нарциссой, учебы и шалостей. От размышлений стало тяжело на душе. Сириус наверняка места себе не находит, а она в пустом доме, где никто, кроме отца, появиться не может, боится ему написать. Внутренний голос кричал о том, что сейчас ей ничего не угрожает, — отец все равно в Англии. Октавия, в нерешительности сжимая кулаки, порывисто подлетела к столу и достала из небольшого потайного кармана под юбкой уменьшенный дневник. После того происшествия в ее комнате, она носила его с собой, потому что понимала, что отца ничто не остановит обыскать ее вещи, если это потребуется. Девушка пролистала несколько страниц дневника, на которых встревоженный Сириус пытался узнать, что произошло. Октавия почувствовала укол вины и сильнее сжала перо в руке. Он переживал. Из-за нее. Мерлин, и она не нашла даже минутки, чтобы написать ему! «Привет», — вывела она дрожащей рукой, капнув на страницу чернилами. Чувство стыда захлестнуло с головой, когда она ухватилась за расплывшуюся строчку, что написал Блэк ранее, — «Ужасно скучаю. Напиши». Ответ не заставил себя ждать. Сириус написал ожидаемое едкое «Ты наконец вспомнила, что у тебя есть парень?» через пару минут тревожного ожидания. И осторожное «Я волновался» через пару секунд. «Я не могла писать тебе», — вывела Октавия и аккуратным движением руки смахнула волосы с плеч. «Я бы был рад даже одной случайно брошенной капле чернил на бумагу, но даже этого не удостоился от ее величества», — снова едко. Октавия поджала губы и глубоко выдохнула. Внутри собирался комок раздражения. Она понимала его чувства, но и он прекрасно знал, на что шел, когда дерзнул поцеловать в раздевалке. Он знал, кто ее отец. Он знал нравы ее семьи. И хотя он даже не подозревал, что в ее доме живет тот, кто наводит ужас на всю магическую Британию, — Темный Лорд, он должен был понимать, какой опасности она себя подвергает просто фактом общения с ним. «Сириус, я понимаю твое возмущение, но между жизнью и перепиской я выбрала первое», — сильнее сжав в руке письмо, написала Октавия. Не так она представляла их разговор. «Когда отец становится министром магии и хочет убить всех магглорожденных, уровень опасности действительно взлетает до небес», — когда девушка увидела расплывшиеся строки на бумаге, она вновь сжала губы в некрасивую линию и дернула бровями. Мерлин! Раздражение растекалось по венам и пульсировало в висках. Если бы Сириус стоял сейчас перед ней, она бы просто оставила горящий красный след на его нежной щеке и ушла. Но он был по ту сторону дневника. Вне зоны досягаемости. «Адресуй свои претензии моему отцу, я политикой не занимаюсь», — в раздражении заходили желваки, а Октавии захотелось закрыть дневник и больше никогда в него ничего не писать. «И да, в мои планы не входит героическая смерть в 17 лет от руки отца», — не дожидаясь ответа, быстро дописала девушка. «А что входит в твои планы? Отсиживаться в теплом поместье пока вся Англия страдает от рук нового министра? Это так по-слизерински». «Это так по-гриффиндорски — быть последним идиотом, Блэк». Октавия в раздражении захлопнула дневник, сдерживая себя от того, чтобы не написать ему что-то более едкое. Она глубоко выдохнула и положила руки на колени, пытаясь успокоиться. Она понимала, что по ту сторону дневника Сириуса тоже наверняка трясет от злости. На ее отца. На нее. На всю эту английскую аристократию. Немного успокоившись, она вновь открыла дневник, на страницах которого расплывались послания от Блэка. «Идиот и трусиха — отличная пара, не находишь?» «Я перегнул палку, прости», — Октавия поджала губы и взяла перо в руки. «Все еще не могу смириться с тем, что встречаюсь теперь с дочерью самого министра магии», — легкая улыбка тронула губы девушки. Раздражение полностью растворилось в груди, когда она увидела «Зато теперь я официально встречаюсь с самой крутой девушкой магической Британии. Уже представляю, как буду разгонять всех твоих поклонников». «Только, пожалуйста, выбирай методы полегче. Не нужно нагружать мадам Помфри работой», — хохотнув, написала Октавия. Наверняка Сириус тоже расплылся в улыбке. В такой счастливой и красивой. Чертовски обворожительной. «Ничего обещать не могу», — девушка могла поклясться, что Блэк сейчас гордо вздернул голову, отчего одна из кудряшек упала на его лицо и он пальцами настоящего аристократа убрал ее. «Не хочу, чтобы ты получал наказания из-за меня». «Переживаешь?» — сейчас, если бы он стоял рядом, непременно поиграл бы бровями. «Еще чего!» — фыркнула Октавия, с легкой улыбкой на лице выводя слова на страницах дневника. «Наконец моя Октавия вернулась. Я скучал». Октавия расплылась в абсолютно счастливой и глупой улыбке и мечтательно подперла рукой подбородок. «Давай увидимся?» Его предложение тут же выбило воздух из легких и заставило удивленно смотреть на пергамент. В голове сигнальным колоколом застучала кровь. Конечно она желала встретиться с ним. Тоска по его прикосновениям разрывала ее сердце, несмотря на то, что внешне она никак это не выражала. Октавия скучала по Сириусу. Ужасно. Каждый вечер, засыпая тревожным сном, она думала о том, как сейчас в Лондоне в одиночестве засыпает Сириус, как его кудряшки рассыпаются по подушке, как он щелкает невероятно красивыми длинными пальцами, чтобы погасить свет. Она хотела быть рядом. Желала обвить его руками со спины и прижаться так близко, как это возможно. Но сейчас она была в Италии. А он — в Англии. Перемещение через камин отслеживаются, на метле такое расстояние преодолевать страшно, а трансгрессию наверняка мониторит отец. Министру магии доступна теперь вся информация о перемещениях граждан страны. «Сириус… Есть одна проблема. Я не в Англии, отец отвез меня в наше поместье в Италии». Блэк нервно обхватил губами фильтр и затянулся, посмотрев на расплывшиеся на бумаге буквы. Проблема… это мягко сказано. Для волшебников такое расстояние было не критичным, но для несовершеннолетних магов, за которыми пристально следят, такое путешествие оказалось бы самоубийством. «Как нацепить на себя табличку «Я люблю магглов и магглорожденных» и пойти к Темному Лорду, где бы он не жил», — подумал Сириус, постукивая пальцами по деревянному подоконнику. «Я подумаю, что можно с этим сделать», — быстро написал Сириус в дневник и, затушив сигарету о стеклянную пепельницу в виде ворона, вышел из комнаты. Нужно было посоветоваться с дядей Альфардом пока он не уехал в путешествие. Октавия в нерешительности сжала перо. Она хотела добавить что-то еще. То, что обычно пишут парочки друг другу. «Я тебя люблю», «милый», «дорогой»… Но она никогда никому не говорила этих слов всерьез. Даже Рабастану Лестрейнджу, в которого была без памяти влюблена на четвертом курсе. — Очень простой артефакт, я бы добавил пару заклинаний, чтобы он стал сильнее, — тишину комнаты разрезал тяжелый голос Теодоро Смита, который появился в портретной раме перед Октавией, отчего она вздрогнула. Она тут же захлопнула дневник, стараясь сделать непринужденный вид. — Можно использовать на нем дезиллюминационное заклинание или какую-нибудь форму иллюзии, чтобы тайное никогда не стало явным. — Это мой первый опыт работы с серьезными артефактами, — прошептала девушка, пряча дневник в ящик стола. — Надо было при жизни наложить запрет на ложь в этом доме, — закатив глаза, сказал портрет и внимательно посмотрел на девушку. — Магию Блэков я узнаю из тысячи, Октавия. К тому же, никогда не поверю, что моя правнучка могла сделать такой слабый артефакт. — Ты не так все понял, прадедушка, — начала девушка, пытаясь скрыть свое волнение. — Не понимаю, почему ты стыдишься своей связи с мальчишкой из рода Блэк. Неужели в новой Англии их перестали уважать? — Теодоро вопросительно изогнул бровь. — Нет, все не так, — Октавия заправила прядь за ухо и нервно сжала края юбки под столом. — Они все еще уважаемый род, просто Сириус… — Октавия Блэк, — портрет мечтательно поднял голову. — Бельвина бы сказала, что звучит благородно, — он довольно улыбнулся и посмотрел на покрасневшую до кончиков ушей девушку. — Прадедушка! Вы не понимаете… — неуверенно начала она, стараясь не смотреть Теодоро в глаза. Это все ужасно смущало. Говорить о Блэке кому-то из родственников, пусть и мертвых, было странно. Она не думала, что это вообще возможно, учитывая положение Сириуса. — Я действительно не понимаю, какие проблемы могут быть в связи с чистокровным Блэком. Кроме характера, — Теодоро порывисто всплеснул руками. — Мерлин, на их роду будто висит проклятье ужасного нрава. Каждый раз, когда Бельвина заводилась, в доме тряслись стены! — Он предатель крови, — выпалила Октавия, закрыв лицо руками. — Это что значит? — нахмурился Теодоро, не понимая смысла нового слова. — То, что он не поддерживает семью. Она от него отказалась. Он выжжен с семейного гобелена, — пробормотала девушка, не смея поднять глаза на прадеда. Казалось, что сейчас она провалится под землю от сжигающего чувства стыда. — Надо было тоже такое сделать с твоим дедом. Выгнать к Мордреду из семьи за все его подростковые игры, — рассмеялся Теодоро, смотря на то, как Октавия меняется в лице. — Я был лучшим учеником Шармбатона, министром магии Италии, лучшим артефактором 19 века, а он… пятном на моей репутации, — портрет нахмурился от нахлынувших воспоминаний. — На полном серьезе приходил к нам с матерью и заявлял, что убежит из Хогвартса, плохо учился, потом эта история с мисс Паркинсон, дуэли, разбирательства. Твой мальчишка просто довел бедную Вальбургу до истерики. Она никогда не славилась спокойным нравом! Октавия застыла, широко раскрыв глаза от удивления. Она ожидала услышать все — крики, порицание, осуждение, но не добродушный хохот и утешение. Она подняла глаза на Теодоро и губами прошептала «Спасибо». Девушке хотелось крепко обнять его, но это было бы так глупо — он же всего лишь портрет. — В молодости всем свойственен бунт. Твой дед, Филипп, отказывался приезжать на летние каникулы в Италию, потому что не желал быть в тени своего отца, то есть меня, — он потер переносицу. — Он ненавидел меня, поместье, род, устраивал со мной дебаты по поводу семейного наследия, но когда стал старше, его мнение изменилось. Порой мне было смешно наблюдать за тем, как он рассказывал тебе о важности семьи, хотя сам в подростковом возрасте не желал даже порог этого дома переступать, — лицо Теодоро тронула грустная улыбка. Октавия потупила взгляд. Слышать такую правду о дедушке, который все детство ее учил, что семью нужно ценить больше всего на свете, было странно и неловко. Словно это была тайна, носителем которой она быть не должна. — И серьезно у вас все с мальчишкой? — голос Теодоро вернул Октавию в реальность. Она встрепенулась и, поджав губы, сказала: — Я люблю его. Эти слова так неожиданно вырвались изо рта, что Октавия в ту же секунду закрыла его ладошкой, густо краснея. Она впервые призналась. Призналась в том, что любит его. Приятное теплое чувство правильности происходящего расплылось по телу, отчего девушка мягко улыбнулась уголками губ. Да, Мерлин! Она любит Сириуса Блэка. Она любит предателя крови. Она любит его. Настолько, что посмела пойти против своей семьи. — Бельвина была бы счастлива слышать это, — Теодоро улыбнулся, внимательно смотря на покрасневшую правнучку. — По правде говоря, ей всегда нравился Сириус больше остальных правнуков Сигнуса. Она видела в нем настоящий характер Блэков — взрывной и неконтролируемый. Октавия хмыкнула. Неконтролируемый — очень точное описание безумного нрава Сириуса. — Получается, что из-за того, что он предатель крови вы не можете свободно быть вместе, так? — Октавия кивнула, а Теодоро нахмурился и помассировал виски. — Подумать только! Чистокровный Блэк отвергнут семьей! Раньше из семьи выгоняли только за связи с магглами и грязнокровками, а здесь… за длинный язык. — Прадедушка, — начала Октавия тихим голосом, — он хочет увидеться, а я… не знаю, как это сделать так, чтобы никто не узнал. Отец наверняка контролирует трансгрессию и сразу узнает, что я в Англии. Теодоро тяжело выдохнул и потер нос. — А где он сейчас? — после недолгих размышлений спросил Теодоро. — Кажется в доме Альфарда Блэка, своего дяди, — после того как Октавия сказала это, портрет хмыкнул и счастливо улыбнулся. — Дом Финеаса Найджелуса, — он внимательно посмотрел на девушку. — В этом доме я впервые увидел твою прабабушку. Она была очаровательной девушкой, но меня тогда волновали только артефакты из их семейной коллекции, — хохотнул Теодоро. — Ее отец зачаровал камины от меня, Сигнус, ее брат, отбирал порт-ключи у нее, поэтому я придумал, как нам быть вместе и обойти защитные чары дома, — портрет хитро ухмыльнулся, а Октавия в нетерпении заерзала на месте. — Я создал портал, который до сих пор хранится в семейной коллекции артефактов. Он переносит в старую комнату Бельвины в поместье Блэков. Он не был зарегистрирован в Министерстве, поэтому твой отец точно ничего не узнает. Октавия счастливо просияла, осознав, что у нее есть настоящая возможность увидеть Сириуса. Обвить руками его шею и крепко прижать к себе. И не отпускать. Так долго, как это возможно. — Как его найти? — девушка возбужденно вскочила на ноги и внимательно посмотрела на портрет. — Зачарованная спальня на втором этаже. Ты сможешь открыть дверь, если дотронешься до ручки и скажешь «Провактор инкантатор». Портал — заколка, которая лежит на столе. Его легко заколдовать на нужное время. Просто вспомни, что я тебе говорил в детстве про порталы! Комнату можешь закрыть на простое «Протего тоталум» , в ней все равно ничего важного не лежит. Октавия хотела было уйти, но Теодоро остановил ее неловким кашлем. Девушка повернулась к портрету и внимательно на него посмотрела. — Мне крайне неловко о таком просить, но, Октавия, дорогая, попроси у Сириуса портрет Бельвины. Они не оставили мне ни одного ее изображения в Италии! Я вынужден смотреть на до ужаса надоедливый портрет Эдды Паркинсон практически все время, — Теодоро с надеждой посмотрел на девушку. Она, сдержав смешок, кивнула. Такая просьба казалось ужасно милой — даже после смерти прадедушка желал быть вместе с женой. — Я обязательно спрошу про портрет прабабушки! — сказала Октавия и тут же скрылась за дверями комнаты.

***

Расколдовать дверь и найти заколку оказалось не так сложно. Золотое украшение лежало на прикроватном столике в пустой и пыльной комнате, которая раньше была спальней Бельвины и Теодоро. Октавия бегло осмотрела помещение: пустая кровать, стол, покосившийся шкаф и большое треснутое зеркало в углу комнаты — ничего больше не напоминало о том, что здесь когда-то жили люди. Вернувшись в свою комнату, она быстро написала Сириусу, что у нее появилась идея о том, как им встретиться. Сначала Октавия хотела дождаться следующего дня, чтобы сбежать вечером к Блэку, но чем дольше смотрела на золотую заколку, тем сильнее было желание перенестись к Сириусу и просто… увидеть его. Спонтанное решение этого безумного вечера было затянуто самой Октавией — она никак не могла выбрать подходящий наряд для встречи с ним. С самого начала девушка просто хотела надеть первое попавшееся платье, но, посмотрев на себя в зеркало, решила, что так не годится. Они не виделись месяц. И Октавия Смит не может позволить себе показаться на глаза хоть кому-то в таком виде. Через час на кровати образовалась внушительная гора одежды, которая была забракована по причине «недостаточной красоты». — Ты выглядишь превосходно, — Октавия вздрогнула, когда услышала голос Теодоро, что вернулся на портрет в ее комнату. Она повернулась к нему, поправляя рукава-фонарики светло-зеленого легкого платья с цветочным принтом. — Мне кажется оно слишком простым, — выдохнула девушка и вновь повернулась к зеркалу, аккуратно показав красивое бедро в разрезе платья. Портрет широко улыбнулся и мечтательно подпер рукой подбородок. Он вспомнил, как Бельвина прихорашивалась к вечерам в итальянском Министерстве магии. Она недовольно морщила хорошенький носик и выбрасывала не понравившуюся вещь в кучу платьев на кровати, чем доводила домовиков до истерики. — Мальчишка знает о твоей метке? — портрет удивленно посмотрел на открытые предплечья Октавии, одно из которых она тут же прикрыла рукой. — Я хотела просто забинтовать руку, — опустив глаза в пол, сказала девушка. Теодоро на это лишь фыркнул и задумчиво потер переносицу. — Дезиллюминационные на нее не действуют? — неуверенно поинтересовался он, на что Октавия покачала головой. — Даже иллюзия не накладывается, я пыталась, — закусив губу, сказала она. — Я пробовала заколдовать ее твоими защитными заклинаниями, но ничего не получилось — она все равно была видна, хоть и не была такой яркой. Поэтому и решила использовать бинты, потому что другого выхода просто нет. — Я подумаю, что можно с этим сделать, — задумчиво начал Теодоро, смотря на поникшую правнучку. — Мы обязательно вместе решим эту проблему. Такую магию я раньше не встречал, но это не форма непреложного обета, так что все будет хорошо. Наложи на бинты несколько защитных чар и иллюзию, будто ты порезалась. Думаю, на них чары лягут хорошо. И если не сможешь забрать Бельвину домой, передай ей, что я люблю ее и скучаю по ее нахмуренным бровям и строгому тону. Октавия хохотнула и положительно кивнула. Мерлин, раньше для нее идеалом отношений были родители — они любили друг друга столько лет и до сих пор вели себя как школьники! Но оказалось, что есть чувства более сильные — у прадедушки и прабабушки, которые даже после смерти до сих пор не могут друг без друга. Портрет пожелал удачи, предупредил, что нужно вернуться к завтраку и скрылся в темноте рамы. Октавия глубоко выдохнула, когда была полностью готова. Она вновь поправила платье и бинт на руке, прежде чем в нерешительности тронуть заколку. Перемещение было не таким отвратительным, как при трансгрессии, — девушку немного зашатало, отчего она ударилась о широкую кровать ногой, но мерзкого чувства подкатывающей тошноты не было, что не могло не радовать. Она аккуратно встала с кровати, на которую неуклюже свалилась, и осмотрела помещение. Это была темная комната, в которую практически не поступал лунный свет из окна. На столе Октавия заметила небольшую колдографию прадедушки, который был занят работой над новым артефактом. Она мягко улыбнулась, проведя по ней пальцем, и положила ее к себе в аккуратную белую сумочку. В доме Альфарда Октавия никогда не бывала — если их семью и приглашали на званые ужины, то только в небольшой особняк на Гриммо, 12. Поэтому, выйдя из комнаты, девушка нерешительно остановилась, выбирая, куда лучше пойти — в левую или в правую сторону. Она не знала почему, но после недолгих колебаний решительно свернула вправо. Октавия петляла длинными коридорами по поместью, пока не наткнулась на эльфа, который беззаботно подметал полы. Увидев незнакомую девушку, он встрепенулся и низко поклонился, когда понял, кто перед ним. — Краймс готов служить госпоже Октавии Смит, главе великого рода, — пробормотал он в поклоне. Октавия густо смутилась и, набрав в легкие воздух, сказала: — Позови хозяина, Краймс. Эльф тут же раскланялся и в следующий момент испарился. Девушка осмотрела комнату, в которой была. Кажется, это была гостиная — в середине комнаты возвышались два дивана, обтянутые черной кожей, рядом с ними небольшой кофейный столик из стекла, на котором лежали открытый портсигар и маггловская зажигалка. Пространство слабо освещалось светом большого камина, рядом с ним висели портреты, которые с любопытством смотрели на Октавию и перешептывались. Девушка хотела подойти ближе и рассмотреть портреты, но в этот момент в комнате появился растрепанный Сириус. Октавия повернулась на звук его тяжелого дыхания и расплылась в довольной улыбке. Блэк застыл, не веря своим глазам. Он быстро проморгался, но девушка перед ним не исчезла. Он стоял в дверях, крепко сжимая в руке дверной косяк. — Это действительно ты? — выдохнул Сириус и нерешительно подошел к Октавии. Она улыбалась уголками губ и крепко сжимала в руках свою сумку. Сириусу казалось, что стук бешено бьющегося сердца слышен на все поместье. Октавия не слышала ничего, кроме своего сбившегося дыхания, отчего весь остальной мир словно испарился. Был только он. Сириус. В растянутой маггловской одежде, пропахший сигаретным дымом и вином. Только он и его руки, прижимающие к телу так крепко и настойчиво, насколько это возможно. И его губы, порывисто сминающие ее губы. Он покрывал мокрыми поцелуями лицо и шею, зарывался носом в ключицу и гладил ее мягкие волосы. Сириусу было мало. Хотелось раствориться в ней. И целовать, целовать, целовать. — Молодые люди, — требовательный голос с портрета заставил смущенную Октавию отлететь от Сириуса, который в ту же секунду недовольно посмотрел на своего прадеда Сигнуса, — вы смущаете некоторых из нас своей резвостью, — он покосился на портрет темноволосой женщины рядом. — Еще один Смит, который вскружил голову Блэку — что-то никогда не меняется, — тихо выдохнул он, когда Сириус и Октавия скрылись за поворотом. Коридоры расплывались перед глазами, Октавия смотрела только на крепкую спину Сириуса перед собой. Он спешно вел девушку за собой, аккуратно сжимая в руке ее запястье. Когда за ними закрылась дверь комнаты, Сириус прижал Октавию к деревянной поверхности и обвил руками ее талию. — Я ужасно скучал, — выдохнул он в шею девушки, отчего по ее коже пробежала стая мурашек. Она зарылась пальцами в его кудряшки и несильно потянула за них. Он поднял голову и внимательно посмотрел на Октавию. — Сириус, я люблю тебя, — выдохнула Октавия и притянула Блэка к себе, обвив его шею руками. Он ошарашенно раскрыл глаза и в следующий момент расплылся в довольной улыбке. Она впервые призналась ему. Ему, предателю крови.