Смотрящий

Велрой Виндиктус пишет, что делать массаж с мазью необходимо каждый день, но эффект не будет мгновенным: кроме оздоровления непосредственно органов репродуктивной системы, каждому почтенному магу, ставшему жертвой такого коварного недуга, для наилучшего результата стоит восстановить здоровый цвет своей ауры. Судя по записям, темные пятна в ауре, появляющиеся после определенных проклятий — начиная от Секо и заканчивая непростительными — при длительном стрессе обретают хронический характер и влияют на здоровье. В свое время Северус напробовался их всех: и непростительных, и сглазов, и темномагических ритуалов на крови — он даже сам создавал заклятья, которые, без сомнения, все это время раздирали его на части. Последней каплей, видимо, стал яд крестража Темного Лорда, и чаша здоровья пустила глубокую трещину, осушая бывшего профессора зельеварения досуха. Снятие энергетических и эмоциональных блоков ауры — процесс еще более длительный, чем восполнение магического истощения, однако, по крайней мере, меланхолия и резко ухудшившееся здоровье теперь объяснимы. На любую беду найдется действенное зелье, но Снейп чувствует себя намертво задавленным этой лавиной последствий, что не рискует встать за котел в таком состоянии. Он едва вымучивает второй сеанс лечебного массажа простаты: чуда не происходит, когда Северус честно пытается расслабиться, листает эротические журналы для настроения и работает правой рукой. Давление на воспаленную железу крайне болезненно, но самое сложное — это найти позу, в которой ничего не затекает и не сводит, с этой задачей он не справляется. Спину и руку схватывает моментально, если Снейп лежит на боку, а если на спине, то он просто не дотягивается до нужного места. В «Impotens» вопрос позиции не освещен вовсе, а в маггловской книге о мужском здоровье, судя по иллюстрациям, пациенту требовалась помощь специалиста… или любовника. Северусу с не реагирующим на ласки членом не светит любовник, а мысль обратиться к Поппи кажется ему слишком унизительной: сам того не зная, он много лет перекрывал себе воздух, чтобы сейчас оказаться в постыдном тупике, и медведьма наверняка будет качать головой и с укором читать лекции о сохранении здоровья. Он ненавидит саму мысль довериться ей. Это действительно глупо, глупее мелкого Поттера — у него-то наверняка вообще нет никаких трудностей, хотя было бы забавно, если б девчонка Уизли бросила Героя из-за проблем с потенцией: Скитер бы подавилась размером сенсации. Правда сейчас пронырливая писака строчит двадцатый многостраничный опус о неразделенной любви Северуса к Лили Эванс, и за это тоже спасибо Поттеру. Поттер, Поттер, Поттер! Наверняка бывший профессор зельеварения и не вспоминал бы сейчас о мальчишке, вырази он свои чувства в их самую последнюю встречу, но он, к сожалению, не смог дернуться достаточно сильно, чтобы лбом разбить нос очкастому сопляку, испортившему ему жизнь. Снейп видит, что с каждым днем ему сложнее и сложнее выходить на улицу, он лежит на софе и сутками напролет смотрит в пустоту, поэтому, как следует накрутив себя раздражением на шрамоголового Героя, он все же встает рядом с котлом и медленно, будто во сне, подготавливает ингредиенты. Побочные эффекты будут отвратительными, поэтому обычно зелье применяется под строгим наблюдением врача, но Северусу все равно — он ни за что не пойдет в Мунго. Как и необходимо, жидкость получается бесцветной, с едва заметной радужной пленкой, похожей на нефтяную. Бывший профессор разливает содержимое котла по миниатюрным флаконам, уверенно делает три глотка прямо из черпака, потом отмывает рабочее место и возвращается на маленькую продавленную софу. Действие накатывает постепенно, будто небольшими волнами ледяного прилива захватывая его тело. Первое, что Северус ощущает — это сдавливающий со всех сторон дискомфорт. Ему не нравится эта квартира, она слишком маленькая, пустая, серая и беззвучная — у миссис Йейтс совершенно другие стены, другой пол, другая мебель и другая энергия, в гостях у нее Снейп не чувствует себя загнанным в угол. Ему хочется убраться отсюда немедленно, но это все побочные эффекты зелья, и в таком состоянии лучше не выходить наружу. Северус меняет свое решение, как только потолок с треском чуть-чуть проседает и начинает опускаться, а стены — двигаться прямо на него. Он выскакивает из квартиры так быстро, что чуть не забывает палочку, ботинки и пальто. Переодевается он уже на лестничной площадке, потом ощупывает карманы, находит несколько галлеонов, медальон, и, ведомый колючим неспокойствием, зародившимся в солнечном сплетении, спускается вниз. Магглы удивленно оглядываются на него: видимо, его домашние штаны слишком походят на пижаму. Он пытается пригладить ладонью растрепавшиеся волосы, сжимает в руке прохладный металл медальона и шагает в сторону парка. Ему не нравится свой район, его раздражают дети, которые носятся по улице, его трясет от эмоций, сильных, как ураган, но ярче всего — желание исчезнуть из этого маггловского ада. Толстый хмурый мужчина с глубокими залысинами, сидящий на скамейке, напоминает Аластора Грюма, и Северус резко сворачивает на другую дорожку, пытаясь успокоить бешено бьющийся в горле пульс. Мертвые возвращаются к нему, и это ли намек, что стоит, наконец, перестать бегать от смерти и «встретить ее как давнего друга»? Снейп так толком и не пожил, и его врожденное упрямство, унаследованное от матери вместе с чрезмерной жертвенностью, давит мысли об ином мире на корню. Он с трудом пробирается за живую изгородь подальше от взглядов прохожих магглов, пытается успокоиться, но мерзкое зелье выбивает землю из-под ног, терзая его изнутри. Мимо проходит молодая семья с коляской: рыжая женщина в бежевом пальто и высокий черноволосый мужчина — и от одного взгляда на них из онемевших рук Северуса выпадает медальон, который он с остервенением сжимал все это время. Мертвые зовут его с собой за черту, они требуют справедливости, они везде, и он не может даже подцепить проклятый резной металл сведенными пальцами, а воздух застрял в глотке — там, где его порвала Нагайна — ни выдохнуть и ни вдохнуть. Сил хватает только на то, чтобы вжать медальон в землю, прохрипеть: «Хогсмид! Хогсмид!», — и чужая магия цепляет его за кишки, утягивает в воронку, выбрасывая прямиком в кусты рядом с Тремя Метлами. Будь проклят Велрой Виндиктус, если он еще жив. Хорошо, что все маги знают заклятья опорожнения мочевого пузыря, а то запах у холодной земли под его спиной был бы иным. Северус лежит и смотрит вверх, и вместо привычного потолка своей маггловской конуры он видит синее небо с куцыми облаками. Когда холод становится нестерпимым, Снейп поднимается на колени и выглядывает из кустов: улица пустынна. Он медлит, потом хватает медальон, встает во весь рост, отряхивает пальто и домашние штаны и тяжело, будто пытаясь сопротивляться Империо, направляется в сторону главных ворот школы. Здесь Северус не видит мертвых: он не видит никого. Кажется, Хогвартс пережил мощное землетрясение, и Снейп пытается представить себе, насколько плохо все было до начала восстановительных работ. Школьные стены зияют каменными ранами, Гриффиндорская башня держится только чудом, а место, где раньше были слизеринские комнаты, затоплено озером. Северус чувствует удовлетворение, что подземелий больше нет, и эта эмоция перерастает в радость, а потом в такое необъятное счастье, что хочется плакать, и ему плевать, что произойдет с его аурой, пусть он навсегда останется сквибом или инвалидом, но это чертово зелье он не выпьет больше никогда. Такие перепады настроения, такая потеря контроля запредельно тяжелы. Он упорно чеканит шаг и заставляет себя оглядываться по сторонам, подавляя неуместное желание подпрыгивать, как ребенок, чтобы как-то избавиться от лишней энергии. Северус не хочет быть замеченным, он вообще до конца не понимает, как оказался здесь, но факт остается фактом: ужасное чувство клаустрофобии и безысходности, которое накрыло его в маггловском районе, отступило. Достигнув главных ворот, Северус останавливается и долго созерцает то, что осталось от Хогвартса. На него накатывают воспоминания об Альбусе и Астрономической башне, о своей работе на посту директора в последний год, когда его ненавидели абсолютно все. Минерва, правда, потом извинилась и предложила свою помощь, но по ее тону и выражению лица можно было догадаться, что она, не думая, променяла бы его жизнь на старшего Криви или близнеца Уизли. Если бы ценность чьего-то существования можно было измерить количеством людей, которые искренне дорожат человеком, не стремясь при этом его использовать, то бывший профессор зельеварения был бы на нуле. Хотя, может, в случае его кончины от души бы расстроилась миссис Йейтс, когда в квартиру заехали новые люди, да Поттер рыдал бы и рвал свои нечесаные патлы, ринувшись потом обелять его имя посмертно. Устроить в газетах цирк с мнимой влюбленностью бывшего профессора зельеварения в Лили Эванс мог только совершенно безмозглый, но искренний недоросль. Каким образом Поттер дошел до такого поразительного умозаключения, все еще остается для Северуса загадкой. Вполне вероятно, он увидел что-то в воспоминаниях, переданных ему перед тем, как бывший шпион активировал портключ к одному знакомому целителю, на котором висел Долг Жизни. Снейп выжил, а Поттер, видимо, сделал выводы, и теперь изводит газеты, воспевая жертвенность и вечную любовь. Неисправимая и безграничная гриффиндорская тупость. Северус настолько погружается в свои мысли, что вздрагивает, когда слышит за спиной нерешительное: «Профессор?» Он оборачивается, пытаясь сохранить нейтральное выражение лица, и видит толпу прошлогодних шестикурсников в пыльных рабочих мантиях без школьного герба. — Профессор, мы так рады, что вы живы! В газетах писали, что вы в порядке, но никто вас не видел… — тараторит курносая девчонка, и Северус узнает ее: Лилит Беннетт, Когтевран, чистокровная. Среди бывших студентов Снейп чувствует себя беспомощным, ведь он даже не заметил, как они приблизились. Его голова пустая, он не может сосредоточиться, упускает детали, и если бы кому-нибудь пришло в голову сейчас расквитаться с ним, он стал бы чрезвычайно легкой жертвой. Северус оглядывает их более внимательно, замечая, что только пара когтевранцев выглядят радушно, остальные же — пуффендуйцы и гриффиндорцы — угрюмо молчат. У детей есть все причины, чтобы желать ему зла, особенно после зверств минувшего академического года, и когда они окружают его, не давая пути к отступлению, он еле сохраняет нейтральное выражение лица. — Мисс Беннетт, — с достоинством кивает он, — я тоже рад видеть вас в здравии. — Сэр, вы пришли к Макгонагалл? Вы хотите согласиться на ее предложение? — спрашивает когтевранка, еле скрывая энтузиазм, а остальные ждут ответа, всем своим видом показывая враждебность. Северус хочет раздраженно осадить девчонку, рявкнуть, что это не ее ума дело, но с трудом давит в себе этот порыв, отвечая: — Я здесь, чтобы высказать свои предложения по поводу реконструкции Хогвартса. — Все детали реконструкции уже утверждены, — громко звучит голос справа, и эти доминантные ноты Северус узнает из тысячи: он долгое время имел неудовольствие работать с Молли Уизли в Ордене. Младшая Уизли — ее точная копия, и эти рыжие суки бесят его до дрожи. — Директор Макгонагалл другого мнения об этом вопросе, мисс Уизли, — Северус поворачивается к ней и кривит лицо в жутком подобии улыбки. Они заставляют его звереть, эти рыжие суки. Он успешно игнорировал обеих Уизли до тех пор, пока Молли не начала влезать в его деятельность и ставить Дамблдору ультиматумы, а ее дочь не стала саботировать его работу на посту директора, когда самой главной задачей было помешать Кэрроу покалечить детей, а заодно не дать сдохнуть шрамоголовому гриффиндорцу с компанией. Эти рыжие упертые дуры всегда уверены, что знают лучше всех. — Думаю, что большинство согласится со мной, если я скажу, что вам здесь не рады, — голос Джиневры уверенный и громкий, гриффиндорцы рядом с ней кивают, пуффендуйцы молчат, не решаясь открыто пойти против бывшего профессора, а Беннетт с подружкой из Когтеврана недовольно шикают. — Спросите своего жениха Гарри Поттера, считает ли он, что мое присутствие в замке неуместно, — отчетливо говорит Северус, и довольно замечает, как меняется лицо младшей Уизли, а заодно как замирают остальные бывшие шестикурсники. Его феноменальная способность использовать уязвимости противников, чтобы уйти из-под удара, не исчезла вместе с его магией, и это успокаивает. — Ах, да, он уже не ваш жених. Неужели, бросив бедного парня, который в честной дуэли победил Темного Лорда, вы теперь ни во что не ставите его слова? Вы должны быть благодарны мне, и Гарри Джеймс Поттер готов подтвердить это любому магу в этой стране. Я ветеран войны, мисс Уизли, и сделал для победы больше, чем вся ваша многочисленная семья, вместе взятая. — Не смейте говорить о моей семье! — кричит рыжая и вытаскивает палочку. Зелье толкает по венам всеобъемлющий страх, что Северус не может защититься, да и у детей не хватит мозгов остановить девчонку. Он проглатывает пару оскорблений ее матери и возвращается к теме покинутого невестой Героя: — Кстати, почему вы бросили Поттера? Конечно, отношения — это личное дело, но я столько лет делал все, чтобы золотой гриффиндорец был в целости и сохранности, что привык к беспокойству о нем. Стать убийцей ради блага магического сообщества, а потом получить отказ от любимой девушки… Теперь он недостаточно хорош для вас? Или, может, вы не смогли оказать ему достаточную поддержку, в которой он сейчас так нуждается? Вас не устроило, что ему нужно время, чтобы прийти в себя? Вы хотели немедленно воспользоваться его славой? Он говорит гадости со скрытым ликованием, даже не задумываясь, по привычке нащупывая самые больные места, и это неизменно работает, отвлекая детей от причины его присутствия в Хогвартсе и от его эксцентричной маггловской одежды. — Вы ничего не знаете! Мерзкий садист! — рыжая вопит, тычет в него палочкой и покрывается некрасивым румянцем, а друзья-гриффиндорцы наконец-то оттаскивают ее в сторону. У Северуса нет выхода, кроме как быстро направиться к стройке, и он задается вопросом, какого Мерлина Поттер нашел в мелкой Уизли. Его отца, Поттера старшего, он понимал, даже не будучи расположенным к прекрасному полу: Лили Эванс была удивительно женственной, с хорошими манерами и добрым нравом, Джиневра же — вздорная хамка с мальчишечьей фигурой. Времена изменились, и Северус чувствует ноющую тоску по прошлому. Куда делась робость студентов перед преподавателем? Видимо, осталась только у пуффендуйцев, которые что-то мямлят ему в след почти пристыженно. Его догоняет Лилит Беннетт и, запыхавшись, выпаливает: — Простите, профессор! После похорон все сами не свои, ребята еще долго будут приходить в себя. Мне повезло, я не потеряла никого из близких родственников и друзей, но Джинни… — Не стоит извиняться за то, что не является вашей виной, мисс Беннетт. Северус понимает, что звучит слишком мягко, совсем как покойный директор, но в этот раз зелье не толкает раздражение по телу, и он наслаждается внезапным спокойствием. — Некоторые из бывшего шестого курса вернулись, чтобы помочь школе, и нам это зачтут как седьмой курс. Остальные ребята вернутся в следующем году, когда мы закончим с Гриффиндорской башней и с крылом Когтеврана. Что будет с подземельями, пока непонятно… Пойдемте, я покажу вам, что мы уже восстановили! Северус кривится, чувствуя подступающую панику, но все равно кивает: непозволительно показывать страх при детях. Девчонка Беннетт будто не замечает его нерадушного настроения и тараторит быстрее Хогвартс-Экспресса: — Знаете, а вы же все правильно сказали. На самом деле никто не знает, почему Джинни бросила Гарри Поттера, она просто в один момент отказалась с ним разговаривать. Он так долго пытался извиниться, а потом просто замкнулся в себе. Сейчас бегает везде, помогает директору Макгонагалл с восстановлением школы. За что можно так взять и бросить любимого? Он ей не изменял, не оскорблял ее, с семьей в хороших отношениях… Как вы считаете, профессор? Северус считает, что стоило ему на мгновение дать слабину, как на него выплеснули несколько котлов подростковых сплетен и гормональных переживаний. Ему однозначно больше нравилось, когда дети его боялись, но теперь, благодаря Поттеру и сказочке про вечную любовь к Эванс, его репутации пришел конец. — Я не поощряю слухи, мисс Беннетт, — строго говорит он. — Простите, — у девчонки хватает совести выглядеть пристыженной. — Смотрите, а вот и директор Макгонагалл! Минерва действительно спешит к ним, и Северус чувствует невероятное облегчение, что ему не придется приближаться к стройке, где он чувствовал бы себя абсолютно беспомощным, где в любой момент на него может обрушиться каменный потолок или стена. — Северус, я рада тебя видеть! — произносит директриса и не пытается подойти близко, уважая его личное пространство. В общении с людьми, знающими его на протяжении почти всей жизни, есть определенные плюсы. — Надеюсь, ты передумал по поводу моего предложения. — Передумал, — кивает он. Вчера Северус пересчитал количество галлеонов, которые у него остались, и предложение Минервы перестало быть неприемлемым. — Однако у меня есть условия, — осторожно продолжает он, и директриса внимательно кивает. — Отдельные комнаты в Хогсмиде, личный помощник, никаких физических и магических нагрузок, три выходных в неделю и существенный аванс. — Мы все обеспечим, — моментально отвечает Макгонагалл. Северус чувствует острую вспышку самодовольства, когда понимает, что Хогвартский совет прогнется под него при совершенно любых требованиях. Это почти эротическое ощущение — знать, что его хотят настолько сильно, что готовы удовлетворить все пожелания. Он чувствовал подобное, когда Альбус обращался к нему и говорил: «Северус, одна надежда на тебя». Он чувствовал подобное, когда в Ордене все оборачивались на него, молчаливо спрашивая совета в напряженных ситуациях. Северус прощается с Минервой и разворачивается в сторону Хогсмида. Дорога снова пустынна, и глубокое самодовольство греет его грудную клетку, медленно расползается по животу к конечностям, оглаживая расшатанные нервы, как мягкий, внимательный любовник. Мышцы его спины расслабляются под ласковым жаром, и впервые за долгое время — возможно, за годы — он чувствует что-то, похожее на умиротворение. Бывший профессор зельеварения достает палочку из особого кармана домашних штанов, легко взмахивает ей, вызывая Ночного Рыцаря, и в этот раз магия не заставляет его руку онеметь: она свободно и тепло течет по венам, будто ледяная река наконец согрелась в лучах солнца.