Детка

Я долго смотрела вслед его удаляющейся фигуре. В немом молчании. В чуть охуевшем безмолвии. Это тот самый момент, когда теряешь дар речи. Безвозвратно. По крайней мере, на тот период, пока не придешь в себя. То есть, несколько минут у меня не было слов, чтобы в полной мере выразить то, что я действительно думала по этому поводу. Достойных слов. Детально отражающих всю глубину моего возмущения. Я открыла рот и тут же его снова закрыла, взяв еще одну минуту на размышление. Во-первых, моего мнения никто не спрашивал. Во-вторых, это была явно не моя проблема. Не моя проблема не моего досуга. А, следовательно, меня это никак не касалось. Таким образом, я вполне четко определилась со своим отношением к ситуации. И коротко выдохнув: «Господи, как будто мне тут хорошо», поставила жирную точку на теме. Сон стал моим спасением. Черной дырой, в которую меня безнадежно быстро затянуло, едва я коснулась головой подушки. Это произошло примерно так: щелчок пальцев, и я уже в том самом измерении, где единственная проблема — это навязчивый кошмар. Но кошмаров мне не снилось, даже в детстве. Поэтому ничего плохого, в принципе, произойти не могло. Ни в шесть утра, ни в девять. Ни в двенадцать дня. Когда я, выныривая из глубокого забытья и окидывая расфокусированным взглядом все те же стены, все в той же комнате, снова убиралась обратно в сон. Якобы еще на полчасика. Но полчасика грозили обернуться полноценными сутками. И обернулись бы, если бы мир вдруг не обрушился на меня в виде телефонного звонка. Не какого-то там, постороннего, а моего сотового. Рядом. Совсем рядом. Так рядом, что игнорировать его было невозможно. Я еще подумала, что вроде бы накануне аппарата со мной не было. И лучше бы так оно и случилось, потому что на эту назойливую трель с годами я приобрела безусловный рефлекс. А именно: тут же, беспрекословно, моментально просыпаться. На то были свои причины, и одной из них являлся мой отец. С закрытыми глазами нащупав телефон, следуя зову мышечной памяти, чувству долга и прочей ерунде, я приняла вызов. И, конечно, не потрудилась произнести в качестве приветствия хоть что-нибудь членораздельное. Я была просто на это не способна. «М-ммм», — стало лучшим из возможных вариантов. — Ты все утро и весь вечер была недоступна, — без лишних предисловий. Розали. В голосе липкие ленты недовольства. И только человек с тонкой душевной организацией смог бы услышать за ними беспокойство. Я к таким не относилась. — Я жива, если ты об этом. Мням-мням-мням. Не разжимая зубов. Вряд ли ей удалось разобрать хоть слово. Мне нужно было еще пару минут, чтобы полностью состыковаться с окружающей действительностью. Подключиться к осмысленной речи и начать воспроизводить что-то более существенное, чем пустой набор звуков. — Белла, это не смешно, — предупредила Розали, намекая на мою несостоятельность в этом плане. Я сладко зевнула в ответ. — Я и не смеюсь. Обстановка не располагает. Как дела? — Это ты меня спрашиваешь? — Не вижу рядом с собой кого-то еще, — и чтобы не быть голословной, открыла глаза и обвела взглядом помещение. И правда ведь. Никого. На ближайшие метров десять. Обозримых десять метров. Что было не плохо для начала. — То есть, ты одна? — недоверчиво переспросила она. — Не привязана, не избита, на руках нет наручников, а во рту кляпа? — Здорово, да? Как в сказке. Затянувшееся молчание подсказывало мне о неправильно выбранном тоне разговора. Я поспешила исправиться и добавила: — Честно. — Он тебе угрожает? Вот прямо в этот момент? — после паузы уточнила она. — Боюсь, что нет. Ты разочарована? Пока Розали думала над следующим вопросом, я осторожно поднялась с кровати и, завернувшись в простынь, вышла за дверь. Вниз по лестнице, нет ничего проще. Осторожно, босиком, оглядываясь. Ступенька за ступенькой. Туда, где островок кухни, через просторную гостиную. Одной рукой прижав к уху телефон, другой прихватив края ткани. Чтобы не сползали с груди. Чтобы я вдруг не предстала в образе обнаженной Махи пред глазами удивленных зрителей. Но зрителей не было. По крайней мере, в поле видимости. Розали в динамике продолжала: — У вас что-нибудь было? Я обогнула внушительных размеров стеклянный стол и, зацепившись за острый угол, громко взвыла. — Да! Вечер поэзии и чаепитие с яблочным пирогом. — Господи, засунь свою язвительность в одно место и начни разговаривать нормально, без этих твоих шуточек. Между прочим, когда ты не отвечала на звонки, Элис вовсю собиралась в полицию. — Интересно, — пробормотала я, включая кран и наклоняясь к струе холодной воды, чтобы напиться. — Интересно, что? — она теряла терпение, а я с жадностью пила, полностью поглощенная своим занятием. — Каков был бы итог. И чем бы мне это вчера помогло. — Он тебя изнасиловал? Это называется «к делу». К конкретному делу, конкретным вопросам, не допускающим свободного толкования. Я задумалась, напрягая память по поводу прошедшей ночи. Какой бы к ней приклеить ярлык? Какой подобрать термин? Чтобы емко и плотно. Ясно и однозначно. Чего я действительно не любила, так это чувствовать себя обиженной по жизни. Быть жертвой. Обстоятельств, людей, поступков. Не слишком-то просто было свыкнуться с мыслью, что тебя поимели. А потом еще в этом и признаться. Вслух. Громко. Четко. Эта роль мне до омерзения не нравилась. И по-блядски не подходила. — Послушай, со мной все в порядке, — сказала я. — Правда. И набрав побольше воздуха, продолжила: — Было, может быть, не слишком приятно. То есть, никаких там праздничных фейерверков в глазах и любви с первого траха. — Ебать, Белла, — она все-таки не выдержала и сорвалась на крик. Я улыбнулась. И, в общем, хорошо, что мы находились по разные стороны провода. Так как у меня были все шансы огрести от своей лучшей подруги. — Ты невыносима. Теперь я уже в голос рассмеялась. — Я очень на это рассчитываю. Мы помолчали, а после перешли на другие темы разговора. Не самые приятные. Для меня. Чего не коснись, кругом, похоже, был полный беспредел. Как будто все существующие боги твердо решили сжить меня со свету. Дабы было неповадно. Видимо, расслабляться. В принципе. Для начала, и это сообщила Розали, из Университета пришло письмо с требованием оплатить оставшуюся задолженность за обучение на будущий год. В противном случае, бла-бла-бла… Я прекрасно знала, что случится, если этого не сделать и попросила не зачитывать послание дословно. Обойдусь без лирических отступлений. — Мда, — прокомментировала я мрачно сию новость. И вот вроде бы в противовес данному факту, мой взгляд замер на журнальном столике. И это уже становилось настоящей насмешкой над моей судьбой и надо мной в частности. Дело было в том, что на этом чертовом стеклянном столике очень небрежно и даже с вызовом лежала пачка новеньких, свеженьких купюр. И чтобы в моей голове не возникло никаких сомнений, к ним прилагалась лаконичная записка. «Сходи пообедай. Пол будет тебя ждать». — Ой, — пискнула я в трубку. — Со мной, кажется, расплатились за ночь. Как ты думаешь, это нормально? Пришел черед смеяться Розали. — Ну это, видимо, чтобы ты не вообразила себе, что работаешь на добровольных началах. Как бы, любой труд должен быть оплачен и все такое. — Вот это да. А я как дура на двух работах въебывала. — Начинаешь врубаться в ситуацию. Еще чуть-чуть, и увидишь в ней положительные стороны. А если серьезно, лови момент. Понимаешь, о чем я? — Хватать и бежать? — задумчиво протянула я, прикидывая глазами сколько примерно он оставил денег, и далеко ли мне удастся убежать. Чтобы взять их в руки речи пока не шло. В конце концов, я еще не решила, что буду делать с ними дальше. — Там, что — миллион? — по-деловому поинтересовалась она. — Нет, конечно. — Тогда на кой-хрен? — А что ты предлагаешь? — Блядь, подумай об этом на досуге, подключи логическое мышление и женскую интуицию. Посмотри на всё с другой стороны и попробуй прикинуть свои реальные возможности. Когда до меня дошло, о чем она говорит, я фыркнула. — Это криминал какой-то. — Ты опять все не так поняла, — тяжело вздохнула Розали. — Там, где не надо, ты соображаешь быстрее всех, а где надо, тормозишь как первый Пентиум. — Я еще всех удивлю, когда уничтожу этот мир, — радостно откликнулась я. — Передавай привет Элис. На том и попрощались. И даже клятвенно пообещали друг другу созваниваться каждый вечер. Но я забыла добавить, что тут от меня ничего не зависит. Итак, в моем распоряжении были деньги, некто Пол, свободное время и… И тут начиналась вторая часть представления, организованного для меня мистером Калленом. Я восхитилась его фантазией и холодным расчетом относительно моих дальнейших действий на сегодняшний день. Конечно же, чтобы пойти пообедать, мне было просто необходимо во что-то одеться. Но то, что имелось на мне вчера из одежды, по всей вероятности, его не устроило. Не угодило тонкому вкусу и прихотливым желаниям. Видимо, я хреново вписывалась в его представления об образе дамы, с которой он за приличные деньги может провести свою ночь. Оркестр, туш! Меня ждали фирменные пакеты с одеждой. И не только с одеждой, насколько мне удалось рассмотреть. С безопасного расстояния в несколько шагов я осторожно заглянула внутрь, чтобы убедиться в своих предположениях. Блядь. От моего более-менее сносного настроения не осталось и следа. Оно растворилось в брендовых названиях, которые прочитать-то было сложно, не то что выговорить. А уж прикоснуться к прекрасному таки просто не поднималась рука. Да и желания, если честно, не возникало. Посему, прогулка откладывалась до лучших времен. Вместе со всеми ее атрибутами. Мне оставалось только взять из сумки книгу, единственную полезную вещь, которую я догадалась прихватить с собой из дома, и вернуться обратно в постель. И вот, лежа под легким одеялом, окутанная чувством собственной уязвимости, незначительности и неполноценности в вопросах о канонах современных отношений, своей несоответствующей к ним позиции и другой хуйне, которая заставляла меня постоянно чувствовать себя неловко. Я терялась в догадках, как на это все реагировать. Возмущаться, игнорировать, воспринимать как должное. Так и не определившись с правильным вариантом, приняла решение убраться из порядком надоевшей мне реальности посредством сна. Примерно, на пятой странице прочитанной книги. То есть, где-то минут через десять болезненного бодрствования. Это у меня прекрасно получалось. В плане, спать. Если бы мой жизненный план состоял только в этом, я бы выполнила его на сто пятьдесят процентов. Я бы всегда была в желтой майке лидера. Но, ебать, от меня постоянно хотели чего-то иного. Каких-то других рекордов и достижений. В неизвестных мне областях и нормативах. — Значит, «Американский психопат»? — услышала я и мгновенно проснулась. На этот голос, похоже, у меня очень скоро выработается генно-модифицированная реакция по секундному переключению из одного состояния в другое. Никаких тебе сладких потягиваний, невразумительной речи на первых порах и сонного, чуть невменяемого взгляда. Каллен сидел рядом на кровати и с интересом изучал мою книгу. Конечно же, я не слышала, как он пришел, поэтому его появление было для меня полной неожиданностью. И приятной, я бы ее не назвала. — Проведите аналогию между собой и главным героем, — о, в литературных спорах я всегда была мастером. Даже спросонья. — Если бы таковая имелась, — улыбнулся. Сдержанно и холодно. Подчеркнуто холодно. — Ты бы сейчас не развлекала меня своим остроумием. Не думаешь? И он поднял взгляд на меня, ожидая ответа. Я могла бы сказать, что редко этим занимаюсь, но что-то в его глазах тормознуло во мне это желание. То ли слишком явственная серьезность, то ли откровенное предупреждение. Когда на тебя так смотрят, почему-то ни за что не решишь, что это шутка. И никогда не угадаешь, какое слово может стать последним. Вот как обстояли дела. И тот факт, что он просто миролюбиво сидел рядом, пусть и упакованный в деловой костюм, словно на встрече с президентом, никак не способствовал думать иначе. Интересно, он у всех представителей женского рода вызывал подобную реакцию на свое присутствие? Нервную дрожь в минуту перед смертной казнью. Или существовали другие модели поведения. Например, не провалиться сквозь землю, а заняться с ним сексом. Я где-то читала, что чувство опасности крепко связано с сексуальным возбуждением. В таком случае, тот, кто страдает данным синдромом, должен испытывать рядом с Калленом его постоянно. Потому как держать в напряжении он точно умел. — Там была одна правильная мысль, — так и не дождавшись от меня даже невнятного мычания, продолжил он, откладывая книгу в сторону. — Если у девки хороший характер — это подозрительно. По-моему, очень верное утверждение. — Вам видней, по части девок. — Пожалуй, — кивнул он. — Тогда спрошу. Что это? Бойкот, демонстрация, голодовка? Это про меня. И про мое горизонтальное положение в семь вечера. Или сколько там уже набежало. — Это единственно приемлемое поведение в условиях жесткого угнетения личности, — выдала я и села поудобней, подтянув к груди одеяло. — Какие мы слова-то знаем страшные, — насмешливо откликнулся он. — А как насчет, конформизма и адаптации к заданным обстоятельствам? — То есть, вы ждете, когда я смирюсь и приму ваши правила? — моя надменно вскинутая бровь и океан удивления в глазах. Неужели он это серьезно? Без шуток? — Я жду, когда тебе надоест называть меня на «вы». Или для этого нужно совершить какое-то таинство? — Да, черную мессу и ритуальное жертвоприношение. — Чьё? — кажется, он был немного озадачен моим полетом фантазии. Я же была озадачена ситуацией в общем. Мне еще никогда не доводилось говорить о таких вещах, лежа обнаженной в постели, в непосредственной близости от мужчины. Но остановить меня это не смогло. Ровно, как и заткнуть. — Рыжего кота, — твердо заявила я и тут же добавила. — Пубертатного возраста. — А почему именно рыжего? -Терпеть не могу рыжих. У них отвратительный характер, — и словно в подтверждение своих слов я быстро посмотрела на него. А точнее, на его отдающие медным оттенком волосы. Ладно, это открытие получилось постфактум. Изначально я ничего такого не имела в виду. Между нами повисла тишина. Видимо, для осознания и понимания только что произнесенной мной глупости. И ее возможных последствий. Блядь. Я тяжело вздохнула, в которой раз пожалев, что не родилась немой. Так бы у меня была только одна проблема — это отсутствие неконтролируемой речи. Жестикулировала бы себе руками всякую тарабарщину, шипела бы и угукала, и хрен бы меня кто понял. А так приходилось молитвенно возводить к потолку глаза и стыдливо прикусывать нижнюю губу. — Ну ладно, там внизу — одежда. Через час, — и Каллен показал на окно, — мы пойдем туда. И если ты, — он вновь перевел взгляд на меня, — сейчас же не поднимешься, то пойдешь вот так, — с этими словами он резко дернул одеяло на себя. Я коротко взвизгнула, прикрывшись руками. Он же невозмутимо продолжил: — С этим все ясно? Кивни в знак согласия. И я кивнула. Даже ни один раз. Лишь бы у него по этому поводу не возникло никаких сомнений. Некоторые вещи я была способна очень быстро усваивать. Одеться в одежду, которая мне в принципе не подходила, по духу, по настроению, по обстановке — тот еще фокус. Но сделать это под прицелом внимательного взгляда — тут от меня требовалось проявить все навыки владения собственным телом. А так же, в каких-то шестьдесят минут виртуозно освоить основы буддистского спокойствия, выдержки и безразличия. В происходящем была и моя вина. Я не сразу приступила к поставленной задаче, оттягивала все до последнего мгновения. Сначала не слишком торопилась спуститься вниз, потом решила принять душ и, когда до выхода осталось каких-то пятнадцать минут, оказалась перед Калленом в нижнем белье и легкой панике. Уж не знаю, что его больше привлекло — ажурный комплект, выбранный абсолютно точно не по моему вкусу или растерянность в моих глазах при виде предложенного платья. Платья для коктейля? Стриптиза? Бразильского карнавала? Шоу трансвеститов? Ладно, я придиралась. Откровенно и к каждой мелочи. Настойчиво и скрупулёзно выискивала недостатки — в длине, цвете и глубине выреза. Уговаривала себя, что сама бы никогда такое не взяла. Что это пошлость и вульгарность. Возможно, в действительности, все было не так и плохо, за исключением того, что выбор мне навязали, руководствуясь своими желаниями. — Смелее, — подбодрил он и посмотрел на наручные часы. — Твое время на исходе. Его ситуация явно забавляла. Это было заметно и по расслабленной позе, в которой он сидел на подлокотнике кресла, и по едва заметной насмешливой улыбке на губах. — Конечно же, если я вас попрошу выйти, вы не сделаете этого? — не особо надеясь на положительный ответ, поинтересовалась я. Без его присутствия и долбанного оценивающего взгляда, словно намертво приклеенного к коже, мне было бы гораздо проще справиться. — Я не сделаю этого даже если ты, солнышко, встанешь на колени, — его «солнышко» прозвучало, как первостатейное ругательство. Никогда бы не подумала, что такое невинное слово, можно произнести столь издевательским тоном. Зато Каллен, похоже, мастерски владел данным ремеслом, при помощи одной лишь интонации, низкого красивого голоса, отправляя людей в глубокий аут. И я снова не позавидовала его партнерам. Да, и всем, в том числе себе, кто находился в пределах его досягаемости, прибитый нуждой с ним общаться. — О, пожалуйста, без животрепещущих подробностей, — пробормотала я и, уверенно подхватив тонкий материал в руки, быстро натянула его на себя. Расправила на бедрах, поправила тонкие лямки, в общем, сделала все, чтобы кусок тряпки стал выглядеть на мне более-менее прилично. Как и подобает полноценному предмету женского туалета. — Кто-нибудь говорил, что у тебя шикарные ноги? — он поднялся с кресла. Я ничего не успела сделать, как Каллен оказался уже возле меня, и развернув спиной к себе, одним движением застегнул сзади «молнию» на платье. — Мм-м? — Дайте подумать, — я картинно прикрыла глаза, изображая бурную мозговую деятельность, но он стоял слишком близко, чтобы таковая действительно имела место быть. Когда его ладонь плавно легла на основание шеи и легонько скользнула по позвоночнику, связь с реальностью полностью оборвалась. Я зависла в одной точке неконструктивной мысли, не желая ни на шаг продвигаться вперед. Все ощущения сосредоточились в месте, где он касался пальцами обнаженной кожи. Неторопливо. И очень осторожно. Я чувствовала каждое движение его руки. Чуть ниже, к лопаткам и обратно к линии скул. Как он рисовал невидимые знаки, мистические символы индейцев Майя. На моей спине. Я с успехом пропустила еще одну попытку что-либо ответить. Просто отвлеклась. Глобально от всего отвлеклась. — Мне говорили, — неуверенно протянула я, когда и дальше молчать уже было просто неприлично. — Мне говорили, что у меня хорошая память, IQ среднего уровня и способности к гуманитарным наукам. И только вы, при первой нашей встрече, открыли глаза на мои истинные достоинства. Надеюсь, Вы не слишком удивлены, что помимо шикарных ног у меня есть и другие выходные данные? — IQ среднего уровня? — насмешливо уточнил он. — И действительно хорошая память. По крайней мере, на некоторые эпизоды. Выборочные, насколько я понял. — Между прочим, не каждый может хотя бы этим похвастаться. — Я покорен твоим потенциалом, — он убрал руки с моих плеч и отошел в сторону, окинув меня быстрым взглядом и оценив конечный результат. Я же только могла предполагать, как сейчас выгляжу. Никаких отражающих поверхностей в зоне видимости не наблюдалось. Зато я прекрасно понимала, как себя во всем этом чувствую. Это понимание курсировало между «О-о-ой» и «Вот черт». Не в самом положительном смысле. В этот момент в очередной раз зазвонил мой мобильный. Я забыла, что хотела ему ответить. И хотела ли. Розали? Нет. Элис? Нет. Но лучше бы это были они. Хоть все вместе, хоть по отдельности. Только не тот, о ком я подумала в первую очередь. Я перебирала в памяти все имена телефонной книжки, трепетно выискивая других претендентов на звонок. Нет, нет и нет. Уже тогда во мне поселились некоторые опасения, когда я взяла аппарат в руки они подтвердились. Только и всего. Не то, чтобы я не хотела слышать своего отца. Не то, чтобы я не хотела с ним говорить. Просто… Не сейчас. Не в данную минуту. Не при Каллене. Ох, как нелегко мне давались порой эти переговоры. Сколько требовалось на них терпения. Сколько приходилось прикладывать усилий, чтобы не вякнуть в ответ чего-нибудь лишнего. Разумеется, я не собиралась рассказывать ему о событиях прошедших дней. Меня бы не заставили этого сделать и под страхом смертной казни, но повод позвонить мне мог быть только один. Несмотря на то, что я ошиблась в своих предположениях, легче от этого не стало. Я вдохнула, как перед затяжным погружением в воду и нажала кнопку «ответа». — Привет, пап, — бодрое начало. Жизнерадостное. Так держать. — Как дела? Не сбавлять темпа. Не снижать громкости голоса. — Белла, — по интонациям, ничего хорошего не последует. Когда же я научилась так хорошо в них разбираться? По одному произнесенному слову. По одному своему имени, прозвучавшему с натянутой настороженностью. — Я хотел всего уточнить, куда делась Энни? Энни? Я судорожно вспоминала, кто же такая Энни. Сиделка. Точно. — Она ушла? Уволилась? — только этого не хватало. Не так-то просто было ее найти, еще сложнее уговорить остаться после первой отработанной недели. За те деньги, что я могла предложить. Хотя бы на пару часов в день. — Да. Но появилась другая. — Я уже почти облегченно выдохнула и целую секунду пребывала в душевной эйфории, пока он не продолжил. — И она мне не подходит. — Каким местом? — поинтересовалась, стараясь ничем не выдать свое раздражение. О волшебном появлении другой сиделки, я бы поразмышляла на досуге. Такая замена сама по себе была из области фантастики. Я нанимала ее ни через агентство или какую-нибудь службу, чтобы рассчитывать на подобное. На подобный, блядь, сервис. Но об этом потом. — Своим. В моем доме. — Супер, пап. И что ты от меня хочешь? — Я накручивала ведьмины круги по огромной квартире. Выписывала сумасшедшие геометрические фигуры. Взад-вперед. Туда-обратно. Только бы не сорваться. — Поговори с Энни, скажи, чтобы вернулась. Повторяю, она мне подходила, эта — нет. — Давай подробней, чем именно она тебе не подходит? — Сказала, что она из службы опеки и будет торчать здесь круглыми сутками. Я не хочу видеть кого бы то ни было рядом с собой двадцать четыре часа. Я прекрасно обойдусь без ее помощи. Ты же знаешь, Белла. Ты же все лучше меня знаешь! Я только знала, что отец вот уже как год не способен самостоятельно о себе позаботиться. — Только не вздумай все бросить и приехать сюда сама, — сказал он. — Твоя мать хотела, чтобы ты выучилась. Это была единственная ее мечта, не смей ее разбивать. — Сейчас лето вообще-то, — осторожно напомнила я. — У меня каникулы. Я могу… «В теории», — это уже прозвучало про себя. На практике мое «могу» было под большим вопросом. — Ты можешь, — резко оборвал он. — Поговорить с Энни. Это всё. И мне плевать, что это была твоя идея ее уволить. — Это была не моя идея, — поправила я, но меня никто не слушал. Даже не пытался. — И я понятия не имею, куда делась твоя Энни. — Белла, — вот они. Звенящие ноты голоса. На угрожающей высоте своего эталона. Я прикрыла глаза, считая про себя до десяти. Я видела перед собой отца. Чарльза. Чарли, как называла его мама. Тихо. Мягким ласковым шепотом. Благоговейно. — Ты понятия не имеешь, что случится, если ты этого не сделаешь. — Неужели конец света? — По-твоему, это смешно? — Нет. Но попробуй жить, как жил раньше. Какая разница Энни будет рядом с тобой или кто-то еще? — Теперь ты решила давать мне советы? — Просто пытаюсь найти компромисс. — Я разве об этом тебя просил? Нереально. Компромиссы придуманы для слабаков и совершенно неважно, как в реальности обстоят дела. Иногда мне казалось, что мама не просто так настаивала на моем обучении вдали от дома. Не просто так старалась всеми возможными способами отправить меня из Форкса. И не просто так это стало ее голубой мечтой. Знала бы она, каким боком это все в конце концов выйдет. Я устало опустилась на диван, свободной рукой потерев виски. В голове неуверенно выстраивался план действий на ближайшее будущее. Сперва, все-таки надо позвонить Энни и выяснить в чем проблема. От ее ответа и отталкиваться. Каждый месяц я исправно переводила ей деньги, но если она больше не работает, то не мешало бы определиться, кому теперь я обязана это делать. Междугородние переговоры довольно дорого мне обходились. И если отца это нисколько не беспокоило, так как его телефонные счета всегда оплачивала я, то лично меня это сильно волновало. Я быстро посмотрела на стационарный аппарат в квартире мистера Каллена. Если завра мне удастся также остаться одной, то, возможно, хоть что-то получится решить без особых затрат. Деньги за ночь — это прекрасно, но, честно говоря, я бы начала с более простых вещей. Более простых и более интуитивно понятных, что ли. — Белла, ты еще здесь? — раздался голос из динамика, возвращая меня в насущный мир материальной несправедливости. — У тебя все в порядке? — Угу, — без особого энтузиазма откликнулась я. Не стоило все же забывать, что один удар отец уже поимел. Спорить и ругаться с ним — не хотелось. Ровно, как и заработать до конца жизни чувство вины за пару необдуманных и резких слов, приведших к необратимым последствиям. Хотя здесь все было туманно. Еще неизвестно, кто кого быстрее доведет до нервнопаралитического припадка. Я поймала недовольный взгляд Каллена, скользнувший сначала по мне, потом по циферблату наручных часов. Такой выразительный, блядь. Такой красноречивый. В нем так и читалось бегущей строкой, что мое время истекло. Так же, как и его терпение. — Ты что там не одна? — поинтересовался отец. Черт, я почти забыла, что у него феноменальный нюх на мои приключения. Истинно родительский. — Не одна, — подтвердила я и намеренно громко добавила. — Меня похитили инопланетяне и пытаются сожрать мой мозг. А ты, как бы это сказать, их отвлекаешь. — Ты в курсе, что у тебя хреновое чувство юмора? — Да. Ладно, положись на меня, я все сделаю красиво. На этой торжественной ноте, одним непринужденным нажатием клавиши, я завершила столь непростой разговор и, надо сказать, облегченно выдохнула в обрушившейся на меня блаженной тишине. Мгновенной и хрупкой. Секундной. Тут же разбившейся о его колкую фразу. — А мне сделаешь красиво? — в тугом воздухе слова прозвучали намеренно язвительно и сопровождались наглой и самоуверенной улыбкой. Похоже, ему доставляло удовольствие постоянно задевать меня — лениво и непринужденно, словно играясь. Всего лишь проверять на прочность. Ничего серьезного. Никаких ударов ниже пояса. В форме детской забавы. Захочешь — не обидишься. Блядь, почти легкий флирт. Если бы я не помнила его взгляд в конференц-зале отеля. Если бы я не знала, что этим же ровным и спокойным голосом он может выдавать совершенно иные фразы, с совершенно иным смыслом. Что с такой же безобидной улыбкой и холодным блеском в глазах добивается своей цели, чего бы ему это не стоило. Что все эти хорошие манеры и снисходительные шуточки результат прекрасного настроения от удачно проведенной кампании. Бонус. Приз. Мне. За главную роль в спектакле. Но попробуй только вякнуть, что-нибудь действительно лишнее, тут уж точно станет не до смеха. И что-то мне подсказывало, что границы дозволенного не настолько размыты, как мне могло показаться с первого раза. Я снова посмотрела на свой телефон, будто там была четкая инструкция по выполнению любых, даже самых необычных просьб, и натянуто улыбнулась. — Что, например? Ничего не ответил. Подошел ближе и сказал: — Открой рот. Неожиданно. Я плотнее стиснула зубы, с некоторой долей опасения на него посмотрев. Не помогло. Довольно легко он разжал мне челюсти двумя пальцами и положил на язык таблетку. — Блядь, — совершенно непроизвольно и очень испуганно вырвалось у меня. Таблетка, еще не успев до конца раствориться, наполнила рот вязкой горечью. Я поморщилась, потом закашлялась. — Запей, — посоветовал он, убрав с моего лица ладонь. — Это всего лишь против укачивания. Сказать, что на душе отлегло — ничего не сказать. На какую-то долю секунды я и вправду подумала, что он решил от меня избавиться, накачав какой-нибудь гребанной наркотой. — И на будущее, — я большими глотками пила воду из стакана, Каллен внимательно следил за каждым моим движением. — Еще раз услышу, что ругаешься, ударю по губам. Я медленно подняла на него глаза, неуверенная, что правильно все поняла. Внутри противно екнуло и мерзко зазвенело. Метод, достойный родителей узурпаторов, желающих воспитать свое чадо по всем правилам королевского этикета. Беда в том, что я достаточно давно перевалила за тот возрастной порог, когда применимы данные способы. — Оу, высокие требования к культуре общения? — вытирая рот ладонью и стараясь не показывать раздражения в голосе, спросила я. — Не только, — он кивком указал на дверь, пропуская меня вперед. На выход. В неизвестность. Сложно было представить, какие еще открытия меня сегодня ждали, помимо тех, что уже успели поразить мое воображение. Однако, долго ждать не пришлось. В целом, я не мучилась неопределенностью и уже в лифте услышала продолжение.