Детка

Дальше случилось вот что: я расслабилась. В самом полном смысле этого слова. Мы ехали по дороге, он не смотрел на меня, ничего не говорил и не пытался дотронуться. Это вводило в некоторое заблуждение. Я почти поверила, что так оно дальше и будет продолжаться. Предел моей наивности настолько зашкаливал, что впору было начинать серьезно задумываться о существовании русалок и домовых. В комплексном предложении для особо одаренных. Мой радужный настрой не могла испортить ни легкая тошнота, ни подозрительное молчание между нами, ни даже его последние слова, сказанные на парковке. Которые, кстати, очень быстро избавились в моем мозгу от агрессивной окраски и приобрели в его исполнении оттенок легкой снисходительности. Не следовало бы им этого делать. Хотя бы потому, что до сих пор ни одна его фраза не была произнесена просто так. Но на тот момент некоторые нюансы от меня упрямо ускользали. Точнее, я не придала им должного значения. Все было слишком хорошо: вино продолжало приятно греть кровь, из динамиков лилась итальянская музыка — какое совпадение, а я, чуть съехав вниз по гладкому сиденью, приняла весьма удобное положение тела. Может, я бы и не заснула так, но вот бдительность потеряла однозначно. Именно поэтому его голос, взорвавший вдруг умиротворяющую сицилийскую мелодию, произвел на меня восхитительное впечатление неожиданно вышедшего на связь инопланетного разума. — В следующий раз я заставлю тебя раздеться прямо в ресторане, — он сделал паузу, словно в уме уже представил эту сцену. Что и говорить, перед моими глазами также пронеслось несколько особо красочных кадров сего представления. — И с удовольствием на это посмотрю. Все посмотрят. Я все еще полулежала на мягком кожаном сиденье — менять позу, выпрямлять спину, пропускать через позвоночник разряд напряжения и уверенности было уже поздно. Его тихий спокойный голос застал меня врасплох. Я осталась в положении ленивой заинтересованности и неуместной расслабленности. Задравшееся много выше колен платье, только подчеркивало этот эффект. Визуальный эффект. Исключительно визуальный эффект. — Пока ты со мной, могу делать с тобой все, что угодно, — его фразы накатывали волнами. Каждая последующая производила на меня все большее впечатление. Своей достоверностью и отсутствием каких-либо ироничных оттенков. У меня не было причин не доверять ему в этом плане. Но у меня были причины быть с этим несогласной. — Не вижу повода, почему я не могу поступить с собой точно так же. — Потому что, мне это может не понравиться. — Это тупик, — сообщила я. — Мы оба предъявляем права на одно и тоже. Как вы думаете, у кого больше шансов? Тогда он на меня посмотрел. Наверное, впервые за все время нашей обратной поездки. Меня не спасла ни темнота в салоне, ни мой отведенный взгляд — упрямо отведенный, чтобы только не встречаться с ним глазами, ни внутренняя медитация, ни легкое опьянение. Ничто не помогло предотвратить холодок, пробежавший по моей спине, едва Эдвард Каллен повернулся в мою сторону. Он сказал: — У меня, — прозвучало глухо. Безнадежно и беспрекословно. Единственной истиной. После чего вдруг навалилась тишина, а потом резко рухнула и разбилась в продолжении. — Для этого мне даже не надо к тебе прикасаться. Я не была скептиком. И святой мученицей тоже не была. Но при всем при этом слабо представляла, чем он мне сейчас угрожает. Силой мысли? Силой слова? И то, и то было абсолютно бесполезным занятием, его шансы на успех в этом деле изначально равнялись нулю. Уж мне ли этого не знать. Без угрозы физического контакта добиться от меня желаемого практически невозможно. Если только желаемое не входило в круг и моих интересов. Но все, что было связано с Эдвардом Калленом с моими интересами не пересекалось. Таким образом, намечался очередной тупик. Сообщать об этом я не стала. Только язвительно фыркнула. Зря. Зря я вообще хоть как-то отреагировала. Не стоило без особой надобности подвергать сомнению его возможности. Ох, блядь, сколько вещей мне вообще не стоило делать в этой жизни. Пальцев не хватит пересчитать. И ведь все равно не остановиться. — Решили воздействовать на меня по средствам гипноза? Без шуток, я лунатила в детстве, ни к чему хорошему это не приведет. Постоянно обращаться в какому-то бреду было явно моим коньком. Не знаю, почему я не выбрала другой способ справляться с ситуацией. Ведь можно было бы, например, притвориться инфантильной идиоткой с уровнем развития стремящимся к отрицательной отметке. С таких и спрос соответствующий. Хотя, может, по его понятиям я такой и была. По моим же, не все так плохо, как казалось на первый взгляд. Мне просто до одури необходимо было привыкнуть к обстановке. Я делала это, как умела. То есть, при помощи не слишком логичных высказываний. — Будешь слушаться, обойдемся без крайних мер. Сложно сказать, о чем мы конкретно сейчас говорили, но почва понимания настойчиво проседала под моими ногами. Я на ускоренных оборотах искала скрытый подтекст в его словах, а заодно и съезд со столь скользкой темы. — И без прикосновений? — уточнила я. — Без них. Это просто: я говорю — ты делаешь. С такой постановкой — это уже не просто. Но достаточно приемлемо. Если не вдумываться. И не разбираться. К таким сложным процессам мое состояние явно не располагало. На тот момент, я не увидела в его предложении ничего плохого, а потому, почувствовала себя почти в полной безопасности. И, окончательно растеряв остатки здравого смысла, скинула обувь и осторожно пристроила ноги на торпеду. Мне бы вывести на скрижалях своего сознания, что провокационное закидывание ног куда бы то ни было, не способствует спокойному вечеру, и его короткий взгляд в мою сторону только это подтверждал. Подтверждал, но меня при этом ни капли не смутил. Как же… У меня же вырисовывалась дипломатическая неприкосновенность. Я была священной коровой на улицах Дели с неуязвимостью уровня «бог». Что, черт возьми, мне могло помешать сидеть так, как мне удобно? — Так удивите меня, — это был пик моей уверенности в себе. Кульминация собственной безнаказанности. Апофеоз всего. Я скрестила щиколотки и задумчиво пошевелила ступнями. — Своим даром убеждения на расстоянии. Маг, блядь, и волшебник. Невозможно было в одном месте наделать больше ошибок. Просто нереально. Невозможно было выбрать хуже тона — снисходительного неверия. И усугубить его глумливой улыбочкой. Невозможно. Но я это сделала. Оставалось только станцевать зажигательный танец на своей могиле, а потом добровольно прыгнуть в яму, которую я предусмотрительно себе вырыла несколько мгновений назад. Правильные выводы всегда запаздывали в моем мозгу. Ровно на пару фраз. С этим пора уже было смириться. Впрочем, разговор не продолжился. А завис в мертвой точке. Я очень осторожно покосилась в сторону Каллена. Как показывала практика, его молчание было дурным знаком. Пока я раздумывала над данным феноменом, он делал вид, что меня рядом не существует. Естественно, меня потянуло опровергнуть сей факт. И я подала голос. — Вы покупаете себе машину? — целью было немного смягчить ситуацию. Ну, типа, вывести ее на новый уровень непринужденного общения. В конце концов, он был единственным человеком, с которым я могла поговорить в последнее время. К тому же меня начала жутко нервировать тишина в салоне. Во время такой глубокой паузы оппоненту вряд ли придут хорошие идеи в голову. — Я это узнала из разговора. Пояснила. Для непонятливых. Почти пролила свет на военную тайну. — Не напомните марку? Он тяжело вздохнул, как будто я попросила у него рассказать мне о теории Большого Взрыва, и только через несколько секунд неуверенно уточнил: — Феррари? Я удивленно на него посмотрела и покачала головой. — Не угадали. Маккларен. Каллен лишь отстраненно пожал плечами. Мол, пусть будет так. Никакой разницы. И равнодушно переключил скорость на коробке передач. Другой реакции на мое заявление не последовало. Я могла бы и вовсе ничего у него не спрашивать. Результат был бы тот же — вежливое молчание, как бы намекающее на то, что есть вещи, которые меня не касаются. Тогда я впервые узнала о существовании подобных вещей. До этого-то казалось, что стоит мне только захотеть, и он с удовольствием поделится о себе любой информацией. Все дело исключительно во мне, и моем желании его послушать. И вот — сюрприз — делиться, объясняться и что-либо мне рассказывать ему совершенно не надо. И нет, я не специально спустилась по сиденью еще ниже. Так, что задравшееся платье практически полностью обнажило бедра. Просто я ничего не сделала для того, чтобы это предотвратить. И да, я хорошо уяснила, что сегодня за это мне ничего не будет. А он, как оказалось, очень быстро сообразил, о моих выводах на этот счет. Его взгляд скользнул по коленям, поднялся чуть выше. Губы изогнулись в самоуверенной улыбке. — Ты хоть представляешь, что с тобой за это завтра будет? — его пальцы плотнее перехватили кожаную оплетку. Слова замерли в воздухе. Тихие, настороженные. В чем-то даже ласковые. Я буквально почувствовала их кожей. Вдохнула. Попробовала на вкус. И вдруг занервничала. Что-либо исправлять было уже поздно. Времени для глобальных маневров не оставалось. Да и возможностей для них — тоже. Мы въехали на многоуровневую парковку, и машина плавно затормозила. Пока я собиралась с мыслями, он уже открыл пассажирскую дверь и молча кивнул. На выход. Создавалось впечатление, что без его подсказок я бы ни за что не справилась сама. Поселилась бы в салоне автомобиля и никогда бы его больше не покинула. Каждое мое предстоящее действие ему непременно нужно было сопровождать выразительным жестом, как бы подталкивающим и направляющим. Так что следующие свои шаги, в сторону лифта, я сделала самостоятельно и с достоинством китайского императора, оставив Каллена далеко позади себя. И даже кнопку вызова нажала без каких-либо намеков, напутствий и инструкций с его стороны. Правда, дальше этого дело не продвинулось, оставшись единственным достижением в плане принятия собственных независимых решений. Ко мне вдруг вернулась неуверенность, мнительность и робость. А посмотрев на себя в огромное зеркало лифта, я и вовсе начала испытывать нечто вроде психоделического транса. Я видела свое отражение и как бы не верила, что это действительно я. По всем признакам меня здесь быть не должно. Я не вписывалась и не сочеталась. Ни с чем и ни с кем. Голограмма из другого измерения, перенесенная по чьей-то ошибке в чрезвычайно странные декорации. Не слишком приятное ощущение. Моргнула, выдохнула. Не выгляди это подозрительным, еще бы, на всякий случай, коснулась рукой зеркала. Дабы удостовериться, что оно не портал в иной мир. Поймав через отражение мой взгляд, Каллен неожиданно подмигнул. Это произошло настолько быстро и повергло в такой сиюминутный шок, что меня тут же накрыли сомнения —, а было ли. Пока я над этим размышляла, раздался звуковой сигнал, и кабина лифта замерла на нужном этаже. И вот он знакомый холл перед глазами. Все по-прежнему. Ничего с момента нашего ухода не изменилось. Мир не перевернулся и не встал вверх тормашками. Шаг — один, второй. Неспешный, немного усталый. Внутрь. Так бы и шла по намеченному маршруту, не видя ничего перед собой. По лестнице. Вверх. В комнату. Подальше. От… И тут его голос. Как бы нарушил мои планы. — Изабелла, стой. Ёкнуло. Внутри что-то ёкнуло и оборвалось. Я остановилась, но не обернулась. Кто бы сомневался, что вечер может закончиться так просто. — Да, мистер Каллен? — взгляд в пол. Перекрестила пальцы. Приготовилась. Выдохнула. За спиной — движение. Звон бокалов. Звук наливающейся в них жидкости. Шелест кубиков льда. Тишина. Я могла только догадываться, что он замер, остановился. С бокалом, наполненным виски, в руке. Сразу позади меня. Несколько мгновений постоял, а потом отошел и опустился в кресло. — Раздевайся, — лениво и расслабленно. Между неторопливыми глотками спиртного. Ударом в солнечное сплетение. — Но… — едва собирая звуки в слова. Одно слово. С пересохших губ. — Я говорю, ты делаешь, — мягко, но уверенно напомнил он. И бездыханное «но» удрученно повисло в воздухе на тонкой веревке моей паники. — Но вы же сказали… — второй заход. Опять неудачный. Перед глазами — лестничный пролет. Искусно вырезанные из черного дерева ступени. Надраенные до блеска хромированные перила. — Никаких «но». Мы договорились. Выполняй. Еще глоток. Воздух наполнился вязким ожиданием. Моих последующих действий. — А если я не согласна? — Тебе же хуже. Вариантов имелось не много: платье, под которым не было даже нижнего белья, и туфли. Естественно, я остановилась на обуви, надеясь, что этого будет достаточно. Но этого оказалось недостаточно. Когда я осторожно сняла узкие лодочки, он почти сразу же добавил: — Полностью. И вот тут место для воображения закончилось. Помимо платья я могла с себя снять только скальп и бросить его к ногам победителя. Но и такой исход для меня сейчас представлялся наиболее предпочтительным. Глупо было стоять в полной тишине, посреди гостиной, под взглядом человека, которого я знала второй день и который требовал перед ним обнажиться. Я попыталась настроиться. Отвлечься. Убедить себя, что от спонтанного стриптиза еще никто не умирал. У людей есть проблемы и похлеще, нежели стянуть с себя какую-то тряпку. — Вы бы хоть музыку включили, — вот к чему в результате я пришла. К нехватке музыкального сопровождения. Ну, конечно, Белла, ты просто умница. Звезда танцпола, блядь. Пальцы потянулись к застежке «молнии». Нащупали металлический замок и медленно потянули его вниз. Лучше бы он сделал это сам. Так было бы проще. Для меня. Хорошо, что я смотрела в другую сторону и не видела его взгляда. Такого испытания я бы точно не перенесла. А так оставался шанс представить себя в гордом одиночестве. На две долгих секунды. — В другой раз будет музыка, — развеял он мою иллюзию полного уединения. — Смелее. Я жду. Если уж говорить о смелости, то абсолютно точно героическим стал бы дерзкий побег в ближайшую ванную комнату, с последующим ее забаррикадированием. — Духом дадите собраться? — недовольно фыркнула я. — В конце концов, мне ранее еще не доводилось участвовать в пип-шоу. Это требует некоторой концентрации. Улыбался. Я точно знала, что он улыбался. — А мне приходилось бывать на подобных, но до сих пор еще ни одно не вызывало такого восхищения. — Вы издеваетесь? — Нисколько. Верилось в это с трудом. Точнее, совсем не верилось. Но какой-то участок моего мозга вдруг захватила сладкая патока комплимента и, внедрившись в сознание, придало силы для следующего движения. А именно: аккуратно стянуть ткань с плеч. Казавшееся ранее облегающим платье, неожиданно легко скользнуло к ногам. Подхватить его в этот момент было бы ниже моего достоинства, но хотелось. Ой, как хотелось. Однако я не пошевелилась. Гори оно все синим пламенем, — решила я в тот момент и упрямо расправила спину. По позвоночнику пробежал холодок. То ли от включенного кондиционера, то ли от подступающего ужаса. — Теперь подойди ко мне, — это последнее, что я услышала из осознанного. Потому как все, что последовало за этими словами, погрузилось для меня в сизый туман морального… оцепенения. Он спрашивал — я отвечала. И в моих ответах был смысл. Но если бы меня спросили на следующий день, что именно я говорила, мне не удалось бы пересказать суть. Дело было не в алкоголе. Хотя и в нем тоже. Наверное, только благодаря ему, когда Каллен сказал: «Ляг на стол», я не упала в обморок, а сделала это. К тому времени стало уже безразлично — зачем, почему, как и с какой целью. Под лопатками — горячий холод стекла. Ощущала. И его взгляд на моих стиснутых коленях. Пронзительный и острый. По коже. Заточенным лезвием. И никакого движения. Все в воздухе замерло. Он сидел и смотрел. Я лежала, закрыв глаза. Просто впитывала секунды в себя. Пускала по венам. Наполняла кислородом. Перелистывала. Одну за другой. — Разве ты не этого добивалась? — голос. Спокойный. — Когда задирала передо мной юбку в машине? Трудно язвить в таком положении. Проще плотнее смежить веки. Упрямей сжать губы. Вычесть себя из реальности. Вынести за ее скобки. И представить, что находишься где-то не здесь. — Великолепно смотришься, — в продолжении. Ровно. — Но не смей со мной шутить и играть. Шелест одежды — поднялся. Звуки шагов — приблизился. Вдох-выдох — почувствовала. — Или будь готова за это ответить. Чем ближе, тем сбивчивей мое дыхание. Непроизвольно. На грани инстинкта самосохранения. Или самовозгорания. Его ладонь легла на стол, всего в каком-то сантиметре от бедра, но не коснулась, спустилась ниже, к колену. — Завтра, — сорвалось. С пересохшего языка. Беспокойными пальцами по гладкой поверхности — завтра, завтра, завтра. Не сегодня. Вдох-выдох. — Надеешься, что не наступит? — насмешливо. Короткий кивок. — Для вас. — Может быть, так оно и случится, — безразлично. — А тебе что с того? — Полегчает, — мысль была простая и понятная. И появилась также. Без каких-либо усилий с моей стороны. Она мгновенно сформировалась в голове и мягко легла поверх других умозаключений. — Надолго? — его слова оседали на коже. Теплые и тяжелые. Тихим, спокойным тоном. Словно он говорил с испуганным животным. Не хватало только прикосновений. Таких же, как и его голос. — Ну, — неуверенно протянула я. — Может быть, на пару часов. Вы бы отказались от такой возможности? — Я вообще от возможностей не отказываюсь. Любых, — усмехнулся. Где-то совсем рядом. Где именно он находился, я не видела. Мир был еще не готов для того, чтобы я его лицезрела. — Изабелла… Мое имя перекатывалось на его языке бархатными интонациями. Играло и искрилось. — Открой глаза, — где-то на грани между приказом и просьбой. Приложи чуть больше фантазии, и вполне реально счесть это за ненавязчивое пожелание с его стороны. Ресницы задрожали. Облизнула губы. Вдох-выдох. Безрезультатно. — Мне невероятно трудно не дотронуться сейчас до тебя, — все в том же ритме ласкового придыхания. Быть может, чуть резче. Чуть острее. Чуть тверже. — Не испытывай мое терпение. Не такое уж оно и безграничное. Просто посмотри на меня. Блядь, до сих пор я не замечала, чтобы он говорил со мной в таком тоне. Снисходительного ожидания и вселенской выдержки. Если бы я только не лежала сейчас перед ним обнаженная, на обеденном столе, это могло бы сработать. И, возможно, настроить на нужный лад. Беспечной беседы. Но от любого его движения по моей коже проходила волна дрожи. Я ощущала буквально все. Всем телом. Даже воздух. Внизу живота появилось знакомое чувство возбуждения, и обратить этот процесс не было никаких шансов. Хотя, видит Бог, не такой реакции я от себя ждала. Ой, не такой. Честно рассчитывала на более подходящие ощущения. Стыд там, например. Или неловкость. Смущение. Замешательство. Но никак не желание. Продолжить. Игру. Я тихо зарычала. И открыла глаза. Поток приглушенного света. Сначала. Пока не привыкла. Потом ласковый, успокаивающий полумрак. Стало легче. Значительней. В мягких глубоких тенях лучше, чем под беспощадными яркими лучами. На всеобщем обозрении. Взгляд в сторону. Осторожный. Пока не увидела его. Неожиданно близко. Рубашка расстегнута на пару пуговиц, в руках стакан с виски. Воплощение небрежности и спокойствия. На губах ленивая улыбка, в глазах ледяная невозмутимость. Неудивительно, что мне стало обидно. — Не притронусь, — обводя пальцем очертания моего тела, сказал он. Глоток алкоголя. Неспешный. — Но сегодня ты еще не раз попросишь меня об этом одолжении. Приподнялась немного на локтях. И чуть выгнула спину. Улыбнулась. — Я безмерно рада, что у нас в планах на вечер исключительно духовное общение. — Только оно, — бесстрастно подтвердил он. А потом потянулся к ремню брюк… Звякнула пряжка. Тихий свист. Кожи о ткань. Мгновение и он уже сжимал дорогой стильный аксессуар в кулаке. Черная матовая полоска кожи — впечатлила. Да, что уж там — поразила до глубины души. Вдох-выдох. Я больше не улыбалась. Следила за его движениями взглядом и ждала подходящего момента, чтобы подняться. Встать. И уйти. Со стильными аксессуарами приятных ассоциаций не возникало. Меня, блядь, буквально парализовало от нахлынувших вольных фантазий на тему «…». В голове всплыла только одна инструкция по применению данного предмета в сложившейся ситуации. И это, черт возьми, не напутствие вставить его в шлевки брюк. Я непроизвольно отстранилась. Съехала по гладкой поверхности стола на самый край. — Расслабься, — подойдя вплотную, тихо посоветовал он. Ремень скользнул по внешней стороне бедра. Медленно. Аккуратно. Вниз. Была не готова. К тому, что от этого по телу прокатится горячая волна возбуждения. Это стало столь неожиданным открытием для меня, что я удивленно выдохнула. Воздух. Сквозь зубы. — В прошлый раз это ни к чему хорошему не привело. Пора менять концепцию. — Вероятно, хочешь уйти? Хотела. Ровно минуту назад. Еще до того, как почувствовала прикосновение мягкой кожи к низу живота. Неторопливое скольжение по косым мышцам. С откликом в сто миллисекунд. С полной отдачей. И таким явным ответом. Боль. Он причинил тебе боль. В прошлый раз. Напоминала себе. Вылавливала из недр сознания те самые воспоминания, воскрешала их, отвлекалась на образы, впечатления. Не помогало. Возвращалась. К настоящему. К едва сдерживаемому стону. Когда вверх, по груди, к шее, ключице. Мягким движением руки. И все-таки: — Да, — на выдохе. Нервным шепотом. Молчание — изысканное, терпкое, выдержанное. Идеально вымеренное, сотканное из мозаики мгновений, где каждое в отдельности наносило решающий удар. По моему и без того искореженному самолюбию. — Я тебе не разрешаю, — все также ласково. Даже игриво. По внутренней стороне бедер. Все острее. С каждым последующим сантиметром. Ярче. Невыносимей. Едва не сорвалось: «И не надо». Такое паскудно-предательское, тихое и трусливое. В этот момент мой личный духовный баланс от осознания собственной несостоятельности ушел в глубокий минус. Возвратить его оттуда, чтобы вновь прийти к блаженному равновесию, можно было, только оставшись в гордом одиночестве. Но до этого счастливого события предстояло еще плыть и плыть. Пока же приходилось бороться с нарастающим возбуждением. Не то чтобы это было неприятным процессом, нет. По телу разлилось тугое и крепкое желание, которое буквально требовало себя как-то удовлетворить. Страшно было то, что я семимильными шагами приближалась к прозвучавшему в начале предсказанию мистера Каллена. «Сегодня ты еще не раз попросишь меня об этом». Слова сами складывались на языке в изящные фразы, полные немой мольбы. И несмотря на порядком поизносившуюся силу воли, они оседали на губах, оставаясь не произнесенными. Но даже я понимала, что всему есть предел и сколько не старайся, провал в данной ситуации неизбежен. Когда холодная пряжка коснулась щиколоток, я зашипела сквозь зубы. Тут же стало очевидно, что обратного путешествия ремня по своему телу я не выдержу. Оставалось лишь гадать, на каком именно изгибе я начну непристойно орать и упрашивать его взять меня прямо сейчас. Немедленно. Вот на этом столе. Но тут наступила пауза. Я замерла, ожидая продолжения. Мне искренне хотелось верить, что в этой комнате из нас двоих не только я отчаянно маневрирую на тонком лезвии своего возбуждения. Что и говорить, для полного эффекта тут не помешала бы взаимность. Но я так старательно избегала его взгляда, так настойчиво смотрела куда угодно, лишь бы не на него, что была полностью дезориентирована по данному вопросу. — Разведи колени, Изабелла, — его спокойный тон как-то быстро все расставил по своим местам. Никаких страстных интонаций или скрытого нетерпения. Никаких признаков, что мы находились на одном эмоциональном уровне. Теперь я даже была не уверенна, что ему вообще интересно происходящее. Хоть немного. — Эдвард… — прихватила нижнюю губу зубами. Как будто слегка прикусила его имя. — Тс-с. Выполняй, — зазвенели кубики льда в пустом стакане. Неприлично громко в концентрированной тишине. Конечно, выполнять, по крайней мере сразу, я ничего не собиралась, а лишь сильнее ухватилась за край стола, сжимая до ломоты дрожащие пальцы. Мое тело буквально вибрировало от одного звука его голоса, тянулось навстречу, требуя хотя бы одного даже самого безобидного прикосновения. Но он держался ровно на том расстоянии, чтобы я чувствовала его близость, но при этом не могла до него дотянуться. Пора было признать, что уже и такие мысли появились в моей голове. Сколько бы я себя не уговаривала, что все это ради невинного эксперимента, цель которого изучение не только моей выдержки, на деле же оказалось, полной чушью. Но сдаваться по всем позициям пока еще было рано. — Неужели тебе не хочется… Чего, блядь? Прикоснуться ко мне? Трахнуть меня? Можно было бы как-то конкретнее сформулировать свою главную идею сегодняшнего вечера. — Долой формальности, детка? И даже мое имя вспомнила? — Никогда не забывала, Эдвард Энтони Мейсен, — Уже на предпоследнем из его имен, на мой живот упал кубик льда. Замер на секунду, а потом по инерции начал скользить ниже, оставляя за собой влажный след. Так что закончила я на прерывистом вдохе. — Каллен. — Колени, Белла. Иначе сейчас уйду я. — Не знаю уж, кому сделаете хуже, — последнее. Фееричное. И не такое уверенное, как хотелось бы. Второй кубик плавно опустился на грудь, холодная капля медленно поползла к ключице, заполнила яремную впадинку и стекла по шее. В то время как первый отчаянно таял у меня между ног. — Хватит… пожалуйста… Эдвард, — о, и тут из меня вырвались все эти труднопроизносимые в обычной жизни слова. С такой легкостью и азартом, что впору было начинать думать, что все девятнадцать лет я только и мечтала их произнести. Внутри все сжалось в тугую пружину, готовую в любой момент сорваться. Алкоголь в крови на пару с возбуждением отплясывали в венах веселенький канкан, забирая из легких последний кислород. Мне не хватало воздуха, терпения, спокойствия и прочих компонентов, чтобы продолжать и дальше не двигаясь лежать на столе. Чтобы и дальше продолжать это ментальное издевательство. — Пожалуйста, — ебанным шепотом, вперемешку со стоном. — Да, сделай же что-нибудь. — Нет, сегодня ты сделаешь все сама, — наконец-то я услышала, что и его голос налился тяжестью, приобрел стальную окраску и зазвенел на низких нотах. Он облокотился на стол руками по обе стороны от моих ног и тихо продолжил. — Давай, прикоснись к себе. Это твой единственный шанс получить оргазм. Смелее. Его слова касались щиколоток. Глиссировали по коже, ласкались. Только слова. Невыносимо близко. — Не буду, — отчаянно. Плотно закрыв глаза. — Но ты не против, чтобы я это сделал? «М-м-м», — примерно так звучит чистой воды упрямство. — Два раза предлагать не стану. Либо сама, либо никак. Кубики продолжали таять, острыми струйками сбегая по горячей коже. От дыхания они меняли свою траекторию, покрывая меня ледяным узором. Я ощущала каждую случайно задержавшуюся каплю, чувствовала ее нерешительность и медлительность, с которой она стекала по телу. Оставалось лишь отпустить руки и осторожно продолжить ладонями ее путь. По животу, ниже, к бедрам. Туда, куда больше всего хотелось. Аккуратно, кончиками пальцев. Ритмично. Всего за пару секунд. Мне бы хватило. Прийти. К желаемому. Под его внимательным взглядом. Кажется, я все-таки успела разжать пальцы и сделать движение. Навстречу задуманному. Неуверенное движение, в чем-то ленивое, которое при определенном ракурсе можно было бы принять даже за заигрывание. Соблазнение. С оттенками ненавязчивого флирта. Так мне думалось. И о чем в действительности я не имела ни малейшего представления. Вдох-выдох. Теперь уже его. Моя улыбка. Через силу. И ладони в кулак. — Не доставлю такого удовольствия. Ни себе, ни вам. Чтобы я не сказала в положении «не бей лежачего», все равно это звучало не слишком убедительно. Но его молчание после моих слов говорило, что я на правильном пути. — С чего ты взяла, что я испытываю в нем недостаток? — в его голос вернулись насмешливые нотки. Послышался звук удаляющихся шагов. Решив, что это хороший знак, я привстала и перевела дыхание. Комната сделала несколько вертлявых оборотов вокруг своей оси, после чего встала под привычным углом обзора. — Удивительное дело, сначала вы меня насилуете, потом… не насилуете, чего-то вам точно не хватает, — потоки бессознательных и плохо контролируемых чувств постепенно упорядочивались, освобождая место для разумных и светлых. — Чего мне не хватает, я могу и подождать, — не так он был и далеко, как мне представлялось вначале. Стоял в нескольких шагах и с любопытством наблюдал, как я справляюсь с вдруг накатившей на меня неловкостью. Казалось бы, чего еще стесняться. Ан нет, возможности мои были воистину безграничны. — А-а-а-а-х, — на самой низкой и глубокой ноте протянула я, вкладывая в протяжный стон всю страсть неутоленного желания. — Наверное, этого? — Не мешало бы поработать над исполнением, — почти серьезно заметил Каллен. — Обещаю заняться на досуге и в следующий раз поразить вас чистотой и силой своего сопрано, — фыркнула я в ответ, стараясь не встречаться с ним глазами. Но так как смотреть особо было некуда, а обращалась я все-таки к нему, пришлось устремить свой взгляд на ровный ряд пуговиц его рубашки. И, блядь, я честное слово не хотела опускать его ниже, к поясу брюк. И, клянусь, обошлась бы без знания, что он был возбужден не меньше меня. Жаль, что в этот момент надо мной не было звездного неба, иначе я могла бы стать почетным астрономом страны — с таким немыслимым интересом я уставилась в абсолютно белоснежный потолок. — Ты же не думала, что оставила меня… равнодушным? — тут же подтвердил он мои предположения. Без капли смущения. Как будто сообщил, что мы в детстве играли в одной песочнице. Факт милый, но совершенно незначимый. Кто сказал, что белый цвет не имеет оттенков? Я насчитала их уже не меньше сотни. — Нет… то есть, да, — попытка вылепить из пустых звуков нечто путное не увенчалась успехом. — Короче, я могу идти? Люстра. Симпатичная современная люстра. Блеск. — Можешь, — кинул он, откровенно наслаждаясь моим состоянием. — Но сегодня спишь со мной. По позвоночнику непроизвольно пробежала горячая волна. От одного факта. Мгновенно возвращая меня на одну ступень эволюции ниже. На уровень, не обремененный человеческими условностями и предметами интерьера. И тут до меня с небольшим опозданием, но дошло. Я перевела на него возмущенный взгляд, разом забыв и про то, что сижу обнаженная на столе, и что буквально пару минут назад меня чуть не оттрахали по средствам… Ладно, не важно. — Стойте. Вы же не думаете, что одна… я сама… себя. Господи… Слово бойскаута, я не буду… — Изабелла, — прервав на полуслове, резко сказал он. — Ты спишь со мной, что здесь непонятного? — Но… — Без «но». — Можно хотя бы сначала в душ? — Нет. — Вы боитесь, что я научусь доставлять себе удовольствие раньше, чем сделаете это вы? Его взгляд потемнел, Каллен сделал шаг по направлению ко мне, но тут же замер, оставив между нами достаточное расстояние для моего бегства. — Неуместно, — тихо процедил он. Так, что сразу стало понятно — да, фигня вышла. Впрочем, я в этом и не сомневалась. Без него бы я и на полмили не приблизилась к тому состоянию, в каком пребывала. До сих пор. И что совсем было неприятно — я точно знала, стоит ему прямо сейчас ко мне притронуться, и это станет лучшим опровержением моих же слов. Чтобы не проверять сие на практике, я, молча, спрыгнула со стола, проскользнула мимо него и поспешила наверх.