Детка

Идеально – это когда в ситуации, подобной этой, просто вырубаешься. Проваливаешься в глубокий неспокойный сон, а на утро, едва проснувшись, наслаждаешься алкогольный амнезией, удивленно хлопаешь ресницами и на все претензии к своему поведению накануне невинно пожимаешь плечами. Идеально – это когда все произошедшее проваливается в самые бездонные уголки памяти и никогда оттуда не возвращается. Тогда было бы легко и, главное, безболезненно пережить буквально любые фокусы, выкинутые твоим не совсем адекватным сознанием. Этим же можно было бы их и объяснить. Да, и вообще не объяснять – а просто заявить, что находилась в нестабильном состоянии, как атомное ядро перед взрывом. Идеально – когда привирать тебе по этому поводу не приходиться. То есть, когда твои нейронные связи чисты, невинны и не несут, в том числе и для тебя, ни грамма информации. Таким образом, ты достигаешь органичности и совершенного баланса между внутренним и внешним миром, не испытывая при этом никаких мук совести. И еще один момент. Идеально – когда никто не пытается, разумеется, насильно, разумеется на утро, освежить твою память веселенькими картинками минувшего дня. Со всеми подробностями, снабженными удивленными интонациями в голосе и недоверчивым взглядом. Идеально – убирать за собой всех свидетелей. Или убираться самой. Как можно дальше. Желательно, в место, где тебя никто не знает и не говорит на твоем языке. Если все пункты выполнены в строгой последовательности и без малейшей погрешности – тебе не будет страшно встретить рассвет. Ты не проклянешь белый свет, едва открыв глаза. Солнце будет светить, травка зеленеть, птички петь. Предстоящий день омрачится максимум головной болью, но сопоставив по важности и значительности все факторы, тебе не придется об этом грустить. Всякие физиологические трудности покажутся лишь временными несерьезными проблемами, на которые не стоит обращать внимания. Короче, все будет заебись. Если выполнены все пункты. В строгой последовательности. Но с последовательностью почти сразу же наметились осложнения. Помнила я все на удивление четко и ярко. Во всех красочных нюансах. Все услышанное, увиденное, сделанное и сказанное твердо отложилось в голове без шансов оттуда когда-нибудь исчезнуть. Только это способно было загнать в депрессию на несколько дней, потому что услышанного, увиденного, сделанного и сказанного было до тошноты много. В таком гремучем разнообразии, что от чего именно седеть пришлось бы долго выбирать. Это во-первых. Во-вторых, имелся свидетель. Что совсем не допускалось в данной ситуации. И именно перед этим свидетелем я сейчас стояла, неуверенно прислонившись плечом к первой попавшейся вертикальной поверхности. Для поддержания духа и более-менее устойчивого положения. Стоялось плохо, то и дело меня посещала мысль – прилечь. Я держалась. Но при виде мистера Каллена – гладко выбритого, после душа, в легкой хлопковой рубашке и джинсах, невольно задалась вопросом: кому надо продать душу, чтобы также выглядеть по утрам? После бурной ночи. Или бурная ночь была только у меня? Скорей всего, такая хрень, что вчера творилась не считалась для него бурной, хорошо проведенной ночью. Точно не считалась. Так что он имел полное право выглядеть на все сто, обходиться без головной боли и спокойно заниматься своими обычными делами, полностью игнорируя мою персону. - Ну, - протянула со смесью страха и любопытства. - Вчера я вам еще что-нибудь продала? Хотя и сама прекрасно знала ответ. Нет. Ничем таким я вчера не занималась. Это было бы банально и скучно. Без изюминки и шарма. Он поднял глаза, задержал на мне взгляд – безразличный и бесстрастный – и тут же вернулся обратно к своему занятию. - А у тебя еще что-то есть? - Нет, но я могла вас обмануть и впарить нечто несуществующее. Я могла впарить себя, например. Неизвестно с какой целью. Но настойчиво и упрямо. Что и сделала. Прямо в машине, сидя у него на коленях: прижалась бедрами, опустила ладонь на пряжку ремня, а другой принялась расстегивать пуговицы на рубашке. Безо всяких там намеков и вступлений. Весьма определенно предложила. Только он не взял. Отказался. Не менее настойчиво и упрямо. Поймал меня за запястья и, крепко их сжав, отвел руки в сторону. «Сиди спокойно», - отстраняясь, прошипел он. – «И не дергайся». А потом ровно пояснил: «Предпочитаю, чтобы ты осознавала, с кем собираешься трахаться». Я подалась чуть назад, окинула его внимательным взглядом, словно хотела удостовериться, кто передо мной, и твердо заявила: «Осознаю. Четко осознаю». Теперь-то я понимала, что осознавать в тот момент я мало чего могла. Тем более, четко. Мне было трудно даже сфокусироваться на одной точке: картинка плясала перед глазами, двоилась и плыла. Вряд ли я понимала что делаю, с кем и какую цель при этом преследую. Возможно, я хотела таким образом загладить конфликт. Возможно, на меня так повлияла, увиденная случайно сцена в клубе. Возможно, это было просто минутное помутнение. Установить доподлинно мотивацию действий уже не представлялось возможным. Но, блядь, сколько непоколебимости прозвучало в моем голосе. Мистер Каллен на провокацию не повелся, усмехнулся и тихо процедил сквозь зубы: «Угомонись, Изабелла, пока я тебя не привязал как бешенную». Наверное, я не угомонилась, потому что очень скоро оказалась сидящей на заднем сиденье с крепко связанными ремнем безопасности руками. Все произошло быстро. Без малейших усилий и моральных терзаний с его стороны. Я было попробовала высвободиться, дернулась, но тут же поняла, что дело это бесперспективное и пустое. По части узлов и способов их закручивания Эдвард явно был специалистом: места для маневра у меня осталось крайне мало. Исключительно на то, чтобы ровно сесть и с видом примерной школьницы сложить ладони у себя на коленях. Поза умиротворяющая и настраивающая на определенный философский лад. Я продержалась в таком положении недолго: уже через несколько минут прислонилась головой к его плечу и жалобно попросила: «Может прогуляемся, подышим свежим воздухом?». Надо было сразу это устроить. Еще до того как оставлять меня с самим собой в тесном пространстве автомобиля. Часик–другой ночной прогулки однозначно вернули бы мой мозг на место. Я бы не совершила и половины того, что совершила. И уж точно бы у меня не появилась мысль, будто Каллен единственный мужчина на земле, который мне нужен. То что мне и вправду было нужно – это хорошенько проветриться. Связываться ему со мной, кажется, не хотелось. Куда надежней было меня держать в салоне за автоматическими замками и крепко зафиксированной на одном месте. Но я вроде бы пригрозила, что в противном случае снова начну блевать. Если честно, я и не рассчитывала на какой-нибудь результат. Или реакцию. Судя по выражению его лица, плевать он хотел на мои потребности, надобности и желания. Также безразличен ему был и салон дорогого автомобиля. По крайней мере, никакого беспокойства после моих угроз он не продемонстрировал: продолжал молча смотреть за стекло на ночной город, полностью погрузившись в собственные мысли, и что-либо менять в порядке происходящего не спешил. Я запереживала, а слышал ли мистер Каллен меня вообще. Оказалось, слышал. Просто, как всегда, не потрудился ответить. Зато спустя минуту подал знак водителю, и когда машина остановилась, ослабил узел на запястьях и коротко кивнул: «Иди, дыши. Только недолго». Предлагать дважды мне не пришлось. Возвращаться к нему домой я не спешила, ясно осознавая, что ничего хорошего меня там не ждет. Кара непременно настигнет меня – не сегодня, так завтра. Вопреки всем физическим законам, этот момент мне мечталось, как можно дольше оттянуть. Поэтому, выпрыгнув из машины, я с блаженным видом уселась на тротуар и принялась рассматривать звезды, иссиня-черное небо и ярко-оранжевый фонарь над головой. Небогатый набор, собственно и поговорить не о чем. Но умело чередуя фокус своего интереса с одного на другое, можно было протянуть достаточно долго. К тому же, прохладный воздух действительно хорошо помогал, освежал кожу, приводил в тонус мысли. Посиди я так пару часов и, возможно, из этого бы получился толк. Увы, столько времени мне мистер Каллен не дал. Его хватило максимум минут на десять. По их истечению, он начал подавать первые признаки своего присутствия. Жаль, а ведь я почти забыла, что он находился рядом. «Ты довольна? – присаживаясь на капот, поинтересовался он и внимательно на меня посмотрел. – Хорошо повеселилась?» Его взгляд – спокойный, чуть насмешливый, словно прибил меня к земле. Я подняла глаза и с трудом сдержалась, чтобы тут же их смиренно не опустить. «Злитесь, да?» - ничего более очевидного я спросить не могла. Хотя играть с ним в очевидность было сложновато. За видимым равнодушием, я увидела его недовольство. И совсем не заметила, что за равнодушием было только равнодушие. Не более того. Каллен холодно улыбнулся, сложив руки на груди: «Тебе девятнадцать и ты не способна усидеть в четырех стенах», - легко повторил он мои же слова, сказанные чуть ранее. – «Почему бы мне не позволить тебе немного... ммм… отдохнуть. Если ты надеялась сделать сюрприз, то, извини, но не вышло». «Что, совсем? - удивленно переспросила я, еще не очень понимая, о чем он вообще говорит.– А я так старалась». «Скажем, в другом тебе немного это удалось, - хмыкнул он. – Но об этом мы поговорим завтра. Поехали, время для прогулок закончилось». Мистер Каллен протянул руку, помог мне подняться и, коротко кивнув на машину, не забыл предупредить: «Руки не распускай, детка. Сегодня мне это не нравится». И вот оно завтра: никуда не делось, наступило, пришло, настало. Вот он Каллен, который тоже никуда не делся. Вот она я: не исчезла, пришла, явилась. Мы встретились и посмотрели друг другу в глаза. Было утро, и солнечный свет лился сквозь полуопущенные жалюзи. Мне же хотелось провалиться сквозь землю. Все произошедшее в свете нового дня выглядело совершенно по иному: без прежнего оптимизма и легкомыслия. Ибо абсолютно точно было понятно: - дворцового переворота я не совершила: о каждом моем шаге мистер Каллен прекрасно знал. Печально, что я не догадалась об этом раньше, а, проникшись духом авантюризма изображала из себя графа Монте Кристо, сбежавшего из замка Иф. - пить мне категорически нельзя: под этим делом, меня так и тянет натворить какие-нибудь глупости. При этом все окружающие попадают в зону риска поражения этими глупостями. В подобных случаях меня надо изолировать, как особо опасную и невменяемую. - мой мозг отстает в развитии: так как, второй пункт я должна была усвоить еще с первого раза. И сделать соответствующие выводы. И вот еще что: я больше никогда не хочу оказаться свидетелем случайно подсмотренных сцен. - Итак, с чего начнем? – прервал он полет моей мысли, вырвав из потока мучительных воспоминаний. – Надеюсь, с раскаяния? Признаться, была такая мысль: покаяться с порога, заголосить, расплакаться, дать парочку каких-нибудь клятвенных обещаний. Вот только мое состояние никак не располагало к театральным бенефисам. Кончилась актерская жилка еще, видимо, вчера. Да и его тон: насмешливый, спокойный, безразличный, не настраивал на нужную волну. Я тихо выдохнула и все-таки сползла медленно по стенке вниз. Поудобней устроилась на полу и закатила глаза, выдав многозначительное «ох». Оно как бы должно было все расставить по своим местам. Прям-таки было обязано. - Давай, Изабелла, рассказывай, - ровно поторопил он. Словно я ему задолжала историю, полную жизненного драматизма. – Как у тебя вчера хватило ума устроить такое представление? Я усиленно потерла виски, как будто от этой манипуляции могло мгновенно образоваться веское логичное объяснение. Не сложилось. Не образовалось. Как объяснить необъяснимое? Что все само так вышло? Без моего участия. Ага. Такая нелепость даже меня бы не устроила, а Каллена и подавно. - А можно звонок другу? – порадовалась я хорошей идее и протянула ладонь, не забыв о том, что свой телефон я благополучно проебала накануне. – Мы сейчас все уточним. Он вопросительно вскинул одну бровь. - А где твой..? Ах, да, ты же его разбила, - облегченно выдохнул он и тут же добавил с нажимом. – Случайно. - Ну, видите, - воспряла я духом и даже попыталась улыбнуться ему в ответ. – Вы и сами обо всем в курсе. Вообще перспектива обойтись без долгих разговоров сильно прельщала. Это бы сэкономило уйму времени и нервов. Преимущественно моих. Ибо Каллену, похоже, доставляло истинное наслаждение лицезреть мое смятение и растерянность. Подумав несколько секунд, он достал из кармана сотовый телефон и аккуратно положил его на край стола. В непосредственной близости от себя и в непреодолимой удаленности от меня. - Уточняй, - разрешил он. Мы встретились взглядами. Точнее, он с меня его и не сводил, пристально наблюдая за каждым моим движением. Я же лишь периодически сталкивалась с ним глазами и тут же начинала смотреть в другую сторону. Идея уже не казалась такой уж хорошей. Для ее осуществления пришлось бы подняться, пройти те несколько метров, что нас разделяли, остановиться рядом с ним, взять телефон и… Что, блядь, и??? Рвануть обратно на свое место? Да и менять положения своего тела мне совершенно не хотелось. Однако я встала. - Смею напомнить, - осторожно начала я, медленно к нему приближаясь. – Вы сами все это разрешили. Не получи я вашего высокого молчаливого благословения, и ничего бы не произошло. - Позволил, - с улыбкой поправил Каллен, откидываясь на спинку дивана с, казалось бы, абсолютно расслабленным видом. – Это разные вещи. - Ну уж точно не препятствовали. А ведь могли бы остановить еще в самом начале. - Тогда бы я лишил себя некоторых приятных моментов, - невозмутимо произнес он. Таким тоном, что тут же стало понятно, что ни танцы перед ноутбуком, ни мои странные телодвижения в машине им не забыты. - Зато вам бы не пришлось покидать свою компанию и отвозить меня обратно, - резонно заметила я. - С этим справился бы и Эммет, - начал было он, а потом резко замолчал. Словно подумал о чем-то нехорошем. Может быть, представил Эммета вчера вместе со мной, вместо себя. Вспомнил, что я вытворяла, и прикидывал смогла бы я повторить тоже самое без него и с другим человеком. WTF??? Я прикинула тоже самое. И, по моему, то что я прикинула тоже самое, ему еще больше не понравилось. Хотя, возможно, это были всего лишь мои домыслы, и мистер Каллен в этот момент подумал о чем-то совсем другом. Я же уже тянулась к телефону. С такой немыслимой осторожностью, будто собиралась отобрать кусок мяса у большого и очень злого пса. И в тот момент, когда в моей ладони оказался аппарат, его пальцы обхватили мое запястье. Я коротко вскрикнула, но уже в следующее мгновение упала к нему на колени. Вышло это не очень-то грациозно. Да еще с таким размахом, что не будь я уверена в его хорошей физической форме, обязательно решила бы, что нанесла ему несколько ощутимых увечий. Локтем, головой и собственной задницей, которая не отличалась пышными и мягкими формами. - Блядь, - прошипела я, напрочь забыв про его желание поддерживать во мне должный уровень культуры, а также красоту и чистоту родного языка. Борьба за идеальное равновесие в неидеальных условиях лишила меня возможности следовать правилам этикета. – Не делайте так больше, иначе я впаду в анафилактический шок, а когда очнусь, навеки останусь беспомощным овощем. Тут я не врала. Сердце забилось как сумасшедшее, выстукивая под ребрами ритм бразильского танго. Вряд ли бы оно долго продержалось в таком темпе. Так что, еще пару подобных приемов и, если ни шок, то инфаркт мне был бы точно обеспечен. По-научному, это называлось тахикардия: учащенное сердцебиение и пульс примерно двести. По-правильному, разбираться бы с этим кардиологу. А по-жизни, мне бы лучше не оказываться на коленях у Каллена. Потому что это вызывало необратимые изменения в моем организме. Вплоть до полной потери связи с действительностью. - И наступит, наконец, тишина, - тихо пробормотал он и провел ладонью по моим волосам. Так нежно и ласково, что я сначала не заподозрила в его жесте ничего опасного. А даже наоборот, позволила себе немного расслабиться, замереть и прислушаться к нахлынувшим на меня приятным ощущениям. Его легкие прикосновения возымели просто потрясающий эффект. То что полагалось контролировать разуму, а конкретно мое собственное тело, никакому контролю не поддавалось. И если головой я еще понимала, что киношку-то показывают не по сценарию, то другие места изменениям совершенно не противились. Лишь бы это продолжалось как можно дольше. Сколько же его не было? Примерно дней шесть-семь. И как же так вышло, что все эти шесть-семь дней оказались наполненными ожиданием момента, когда он вот так непринужденно усадит к себе на колени, обнимет одной рукой за талию, а другой мягко погладит по волосам. Приласкает уверенно, чтобы не дергалась, не боялась, не нервничала. Правда я не дергалась, не боялась и не нервничала. Если только чуть-чуть. И то потому что не знала, что сказать Розали, номер которой я уже успела на автомате набрать, а речь придумать еще не успела. Если честно, мне было вообще не до разговоров с Розали. Так как уже в следующее мгновение его пальцы, еще секунду назад трепетно игравшие с моими волосами, вдруг резко сжались в кулак. Чтобы уменьшить напряжение я непроизвольно подалась назад, неудачно рассчитала траекторию своего движения и сползла чуть ниже, вызвав тем самым новую вспышку боли. На глаза навернулись слезы. - Моя женщина должна быть всегда рядом со мной, - четко, по слогам произнес он мне на ухо, делая ударение на каждом слове и на каждом же слове еще сильнее стягивая волосы. – Пока тебе все понятно? - Продираясь сквозь сложные языковые конструкции, - процедила я сквозь зубы. – Нахожу, что, в целом, оно так и было. По крайне мере, какая-то женщина с вами точно рядом была. А если она вас в чем-то не устраивает, считаю, что я тут абсолютно не причем. Конечно, спорить в столь щекотливом положении было немного неуместно. Лучше бы, разумеется, я сразу же с ним согласилась, ибо в этом не было ничего сложного. Но постановка ультиматума ничуть меня не порадовала. Мне еще не хватало для полного счастья разбираться с его женщинами и их местонахождением. - Это касается только тебя, Изабелла. Еще один такой фокус, и я посажу тебя под замок. Ясно? Можешь просто кивнуть, - что я и сделала. Довольно резво. Так как и дальше терпеть издевательства над собственными волосами было практически невыносимо. – Вот и умница, - похвалил Каллен. – Мое терпение далеко не так безгранично, как ты представляешь. И если я многое тебе позволяю, это не значит, что этим можно пользоваться постоянно. - Я не ваша… как вы там меня назвали, так что прекратите уже угрожать, - прошипела я, не оставляя попыток хоть как-то облегчить свои страдания. И все что я смогла, это прижаться к нему еще ближе. Так стало хоть немного, но легче. По крайней мере, волосам. На само по себе беспомощное барахтанье на нем было сомнительным удовольствием. - И кем же ты себя видишь? – насмешливо поинтересовался Каллен, а я, наконец, почувствовала, как его рука разжалась. – Королевой ночных клубов? Или звездой видео-чатов для взрослых? Конечно же, утруждать эмоциональными переходами в голосе он себя не стал. К таким резким скачкам вполне уже можно было бы и привыкнуть. Мистер Каллен просто говорил, что собирался сказать твердым и уверенным тоном, чтобы у меня вдруг не возникло желания принять его слова за шутку, а потом преспокойно возвращался к своей обычной манере вести разговор – язвительной и едкой. Зато без холодного равнодушия. - До сегодняшнего дня, да и, впрочем, до встречи с вами, я видела себя и свое будущее в более перспективной проекции. А теперь даже не знаю, какой из двух вариантов выбрать, - с этими словами я попыталась встать. Попытка была бы засчитана, если бы он тут же легким движением руки не вернул меня обратно. - Второй. С этим у тебя никаких проблем, - иронично подсказал Каллен. – Я сам мог вчера в этом убедиться. Ты была великолепна. - Я была пьяна, - зло уточнила я. И на тот самый момент уже могла ему не только стриптиз станцевать, а нечто и более оригинальное. Например, вальс или польку. Слава Богу до этого не дошло. Уж не знаю, как бы я сегодня оправдывалась перед ним за вальс. - Не скромничай, Изабелла, покажи что ты умеешь, - и он легко подтолкнул меня в спину, заставив подняться. А я подумала, что с вальсом все-таки мне бы пришлось гораздо проще. Доказывать, что я не верблюд все равно было уже поздно. Об отсутствии верблюжьей принадлежности стоило позаботиться еще вчера. А так как вчера мне этого в голову почему-то не пришло, нечему было сегодня и удивляться. - Ага, - только и сказала я, вернула телефон на место, ровно туда, где он и лежал, развернулась и ушла. Хотелось бы в закат – эффектно и загадочно, а так всего лишь на второй этаж, в помещение, которое можно было бы смело назвать «своей комнатой», но язык не поворачивался, а душа не лежала к подобным определениям. Что странно – вслед мне не посыпались проклятия. И вернуть меня тоже никто не попытался. Я было подумала, что если бы я таким же уверенным шагом отчалила на улицу, то картина в корне не изменилась бы. Более того, стоило мне исчезнуть за поворотом, и уже через мгновение я услышала его до тошноты спокойный голос, обращающийся явно не ко мне: - Мне нужен телефон. М-да… Мне тоже нужен телефон. Вспомнив о своем опрометчивом поступке, я досадливо прикусила нижнюю губу. И еще раз себя пожалела. - Обыкновенный телефон, - тем временем, продолжил он с нажимом. – С которого можно звонить. Мне все равно какой модели он будет. Нормальный, работающий телефон. Цвет его мне тоже глубоко безразличен. Да, и ты выяснил, что я просил?, – повисла долгая пауза, после которой Каллен тихо хмыкнул. – Отлично. Реши этот вопрос. Привези все документы, задания ее летней программы и учебный план на будущий год. И узнай, возможно, там были какие-нибудь факультативы. Да… Спасибо, - он снова замолчал, слушая своего собеседника. – Этого пока не скажу. Я так внимательно вникала в каждое слово, что не сразу заметила, как наступила гулкая тишина. Разговор был окончен. А вот следующая фраза уже предназначалась исключительно мне: - Да, Изабелла, ты не ослышалась, - громко произнес мистер Каллен. – Это про тебя и о тебе. С этого момента ты снова учишься, что, надеюсь не помешает тебе вернуться и выполнить то, что я просил. Я чертыхнулась и осторожно попятилась назад, зашла в комнату и аккуратно прикрыла за собой дверь. Для одной больной головы это было слишком много информации. Не мешало бы решить хотя бы одну проблему. Самую насущную. Я заперлась в ванной комнате, включила воду, затем открыла по очереди все дверцы шкафчиков и принялась изучать их содержимое. Нормальный, уважающий себя человек просто обязан хранить у себя в доме запас самых необходимых таблеток. На всякий случай. На случай всяких разных гостей, которые будут страдать в этих стенах и места себе не находить. Блядь, с его-то характером это вообще должно быть требованием ООН, невыполнение которого несет уголовное наказание. Возможно даже с последующей смертной казнью через повешение. Я отставила в сторону флаконы: с гелем для душа, пены для ванны и еще какой-то хуйни, которая на данный момент не представляла для меня никакого интереса – полные, нетронутые, красочные, как в магазине. Морская соль, ароматические масла, душистое масло – в задницу. Я выдвинула ящик с полотенцами и хлопнула им обратно. Ну, почему, почему, почему бы сюда не положить вместо всего этого пару упаковок аспирина, морфина, прозака или мышьяка – это если вдруг все прочие таблетки неожиданно в аптеках закончатся, чтобы уж долго себя не мучить и другим не досаждать. Но предусмотрительность мистера Каллена или же его приспешников я недооценила, и в одном небольшом отделении все же нашла заветное лекарство. Со вздохом облегчения и почти в оргазмическом состоянии я положила таблетку на язык и запила ее водой из-под крана. Потом подумала и съела еще одну. Рассчитав период действия активного вещества и прикинув, что минут пятнадцать мне еще точно ждать эффекта, я разделась и встала под душ, сделав воду ледяной. Что-то одно мне непременно должно было помочь. Либо я сдохну в муках от холода, либо меня, наконец, отпустит. Отпустило. Медленно, но верно. И я радостно отметила, что в принципе уже созрела для простых логических действий. Два на два там умножить. Или пять на три. После всех жизнеутверждающих мероприятий, я взглянула на себя в зеркало и с некоторыми уступками согласилась, что все не так плохо. То есть, видели и похуже. После сессии, например, в бледно-зеленой гамме. Следующим открытием стало полное отсутствие моей привычной одежды. Вообще какой-либо одежды. Я безрезультатно осмотрела все шкафы и не нашла ничего, что можно было бы на себя надеть. - Где моя одежда? – крикнула я сверху, стараясь не замечать отчаяния сквозившего в моем голосе. - Не имею представления. Тебе все равно лучше без нее, - вот, что я услышала. Его ровный невозмутимый ответ, ровным невозмутимым голосом. Без каких-либо признаков удивления в голосе. – Спускайся. - Ладно, - и я, набрав в легкие побольше воздуха, влетела теперь уже в его комнату. Уж там-то не было проблем с текстильной промышленностью. Выбрав одну из одинаковых, ничем не отличающихся друг от друга белоснежных рубашек, я быстро накинула ее на плечи, застегнула на все пуговицы и закатала рукава. – Тогда в следующий раз, когда вы меня покинете, я начну продавать на е-бэе ваши…, - я замолчала, выдвинув ящик и посмотрев на ряд аккуратно сложенных часов и запонок. – Ваши безделушки по цене китайского опта, чтобы возместить затраты. - Тебе это не поможет, - откликнулся он. - Но и вам счастья не прибавит. И вот я, с уверенностью человека, который ходит по земле в рубашке, очень похожей на смирительную, резвым шагом спустилась вниз. Целеустремленно проследовала мимо него и, полностью игнорируя заинтересованный взгляд, приблизилась к кофеварке. Исключительно молитвами и заклинаниями Вуду справилась со сложной конструкцией и заварила себе… ну, что смогла, то и заварила. Потом налила из холодильника стакан молока и без зазрения совести вылила в него густое, возможно, эспрессо. Молоко приобрело приятный карамельный оттенок и свойство употреблять его в пищу. И только после всех манипуляций, уселась за высокую столешницу, скрестила ноги и удовлетворенно сделала один глоток. - Прелесть, - подытожила я, упрямо встретившись с ним взглядом. – Просто истинное волшебство. Если честно, чтобы вот так невозмутимо перед ним сидеть и умиротворенно попивать утренний кофе, мне потребовалось привлечь все свои скрытые резервы организма. Несколько потрепанного организма. И о умиротворении в правильном значении этого слова тут, конечно, речи не шло. Внутри все натянулось подобно стальной струне, и я буквально чувствовала, как меня прибивает к полу бремя ответственности достойно вынести его насмешливую полуулыбку. Но я держалась. Голову прямо держала, спину, плечи – как самая прилежная ученица. Еще и кофе пила. Задумчиво и со вкусом. А он смотрел и улыбался, не мешал и не вмешивался. Как будто на спектакль пришел и с умеренной долей вежливого интереса наблюдал первое действие второго акта – пока туманное и без интриги. Актеры справлялись с отведенными ролями и вполне можно было подождать дальнейших действий. - Значит, я снова учусь? – чтобы внести полную ясность, уточнила я. Каллен коротко кивнул. - Так и есть. И не снова, а все еще. Странно, что ты об этом забыла. Странно, да. Все это было очень странно. - Вы оплатили мое обучение? – продолжила я упражняться в логике и догадливости. – И что теперь? Я у вас в пожизненном рабстве? А вы случайно не забыли спросить, настолько ли я хочу стать дипломированным специалистом или, может быть, меня вполне устроит работа официантки? - А тебя устроит работа официантки? - Нет, но…, - запнулась, чтобы выдать что-нибудь подходящее. По смыслу, по ситуации. Привести разумные доводы, обрисовать коротко причину, почему не стоило этого делать. - Это уже решено и обсуждению не подлежит, - оборвал он, так и не дав моей мысли развернуться на полную катушку, а также лишив возможности допить кофе и не подавиться им от возмущения. - Вы не можете решать такие вопросы, - уверенно заявила я, ни минуты в этом в этом не сомневаясь. - Могу и решаю. - Я имела ввиду, без меня! - И без тебя тоже, - отчеканил он, ничуть не смутившись. - Теперь, может, быстро пройдем ритуал благодарностей и закроем тему? – я не пошевелилась, вопросительно вздернув бровь. Каллен раздраженно выдохнул. – Изабелла, мне надоело тебе повторять одно и тоже по несколько раз – никогда не спорь со мной. - Я не спорю, а отказываюсь. Спасибо большое и все такое, но обойдусь без вашей помощи. Еще раз гранд мерси, - и я отвесила ему шутливый поклон. Наверное, Розали меня бы сейчас не поняла. И, возможно, даже дала бы подзатыльник. Увесистый и болезненный. Она сказала бы: «Дают – бери, бьют – беги». Довольно простое правило выживания в этом мире. Тем более, никаких других, более интересных предложений у меня все равно не было. То есть, выбирать не приходилось. А тут, почти подарок судьбы. Если бы только это судьба не носила имя Эдвард Энтони Мейсен Каллен. - Твоя стипендия, - начал тихо он. По появившимся в его голосе напряженным, угрожающим интонациям, стало понятно, что дело принимает серьезный оборот. А по потемневшему и уже совсем не насмешливому взгляду, по изменившейся позе – не такой расслабленной, как всего минуту назад, стало понятно, что дело принимает очень серьезный оборот. Вот прямо, пиздец, какой серьезный. Я порадовалась, что между нами достаточно расстояния. Оно давало хоть какое-то ощущение безопасности и все равно непроизвольно откинулась назад, прибавив к общему числу еще несколько сантиметров. Желания спорить и вправду поубавилось. - Она покрывает почти половину стоимости обучения, - продолжил Каллен. - Такую назначают в тех редких случаях, когда студент этого достоин. Ты способная девочка, так что считай это моей инвестицией в будущие ценные кадры. Но если вдруг, тебя и это объяснение не устроит, то я свяжусь с твоим отцом и уточню, чью точку зрения он разделяет, - он вопросительно на меня посмотрел. - Ты хочешь и дальше об этом поговорить? Мне было достаточно услышанного, я быстро поискала взглядом на что бы такое переключить свое внимание. Как на зло все хоть сколько-нибудь интересные предметы остались за спиной: тостер, плита, посудомоечная машина, холодильник. Даже от окна я сидела отвернувшись. Перед глазами остался один Каллен, а на него смотреть было то еще удовольствие. Еще были круассаны на тарелке – свежие, ароматные, с золотистой румяной корочкой, но при одном взгляде на них, в желудке поднималась волна протеста и немедленно хотелось выйти проветриться. Так что выбор пал все же на Каллена. - Почему вы меня постоянно к чему-то принуждаете? – раздраженно процедила я. - Белла, - не зло, но твердо и без тени сомнения тут же откликнулся он. – Если бы я тебя действительно принуждал, то ты бы в данный момент летала по дому, исполняя мои приказы. Любые. И не думай, что только благодаря своей силе духа, ты сейчас сидишь передо мной, спокойно пьешь кофе и трепешь языком, - и многозначительно добавил. - Не наглей. Как будто точку поставил. В дальнейшем обсуждении. И еще раз дал понять: чтобы не происходило, все это с его молчаливого согласия. Не очень-то уютное ощущение. Но еще неуютней стало, когда он не спеша поднялся – плавно, грациозно, как дикий зверь на охоте, и медленно приблизился ко мне. Одним движением руки смел все на пол, подхватил меня за талию и усадил на стол. Окинул взглядом – неторопливо, со вкусом, сверху вниз. - Ох, - успела выдохнуть, прежде чем его ладони легли на бедра, прошлись аккуратно по коже, скользнули под задравшуюся рубашку и задержались на животе. - Тихо, - коснулся пальцем губ, обвел контур, словно все звуки забрал, обезвредил. – Ты мне еще кое-что должна. Не забыла? - Нет, - покачала головой и откинулась назад, больше ничего ему не запрещая. Повторила, - нет. Помню-не помню. Вряд ли это имело хоть какое-то значение. По крайней мере, на данный момент. Когда его рука неторопливо изучала линию бедер, и от этих прикосновений все внутри начинало трепетать. Поддаваться. Словно на уговоры – мягкие, нежные, убедительные. Будто не касался, а играл; на хрупком и очень дорогом инструменте – скрипке или рояле. Умело, даже профессионально, точно зная каков должен быть результат, уверено и настойчиво, но при этом в его движениях не было ни капли спешки или нетерпения. Ничего похожего на первый или прошлый раз, когда беспорядочно и хаотично, быстро, рвано, наугад – поцелуи, прикосновения, движения. Без оттенков и нюансов. - Когда-нибудь ты сама захочешь для меня станцевать, и мне не придется тебя просить, - голос бархатный мягкий, с глубокими оттенками и едва заметной хрипотцой; пробежался по венам, растворился в крови и наполнил тело изнутри солнечным теплом. Я протянула в ответ нечто загадочное, не размыкая губ, не открывая глаз: то ли согласилась, то ли не согласилась. Прозвучало это как «м-м-м» и относилось больше не к его словам, а к сладким и пронзительным ощущениям, медленно заполняющим низ живота. Черт возьми, остались бы только эти мгновения, когда он вот так сильно и уверенно, без слов и насмешек. Языком, губами, руками. По телу. Росписью поцелуев по коже. Акварелью прикосновений. Картину. Нежную, воздушную, прозрачную. Как дождь или солнечный свет, как туман в предрассветный час или тихий прибой звездной ночью. Когда захватывает дух, сбивается дыхание. От красоты, от переизбытка впечатлений, от невозможности замереть, остаться, застыть в секунде, как в янтаре. Сохранить, как талисман. Чтобы потом, может быть, совсем случайно – посреди дня, не к месту и не вовремя, вспыхнуло в памяти: взгляд, жест – что-то мимолетное, эфемерное, призрачное, и до костей задело, зацепило, тронуло. Как острым лезвием по самым нервам. - Присоединяйся, - улыбнулся слабо, обхватил запястья и положил к себе на грудь. Коснулся губами виска, словно пригласил. На медленный танец. Не отказаться, не уклониться. Никакого смысла, никакого желания. И вроде совсем не страшно, а даже естественно и без сомнений – пальцы легли на пуговицы его рубашки, легко их расстегнули. Как будто я сто раз так поступала и точно знала: что дальше, зачем и почему. По горячей коже ладонями. Не спеша. Ниже. По гладким мышцам пресса. Задержалась. Немного нерешительно. Чтобы почувствовать, как напряглось его тело от прикосновений. Чтобы услышать короткий вздох нетерпения. И снова выше. До места, где билось сердце – сильными ровными ударами. Раз-два. Раз-два. Кончиками пальцев, по контурам татуировки. Старательно. Словно заново рисовала. A(II) Rh+ . Коснулась губами. Только губами. И дыханием. - Достаточно, - прошипел он и чуть отстранился. Резким движением развел колени и прижал к себе. Крепко и сильно. Не оставляя выбора в дальнейших действиях, кроме как обхватить его ногами за талию, прижаться к нему внутренней стороной бедер и оказаться еще ближе. - Что-то не так? – вернула ему улыбку, немного насмешливую, лукавую. – Вам что-то не нравится? Быстрый, нетерпеливый поцелуй в шею. Горячий и требовательный. Языком по ключицам и ниже к груди. - Вчера вечером ты танцевала перед компьютером, - шипящим злым шепотом, срывая рубашку с моих плеч, не обращая внимания на пуговицы, которые с тихим звуком покатились по полу, - ночью развлекалась на моих коленях, требуя секса, - движение на встречу, «молния» на джинсах, мой сдавленный выдох и крепко стиснутые пальцы на его плечах, - а сегодня все утро ходишь передо мной полуобнаженная, - он замер, давая привыкнуть к себе, почувствовать, как по телу разливается уже знакомое наслаждение, как оно нарастает и заполняет все изнутри. - Все не так, Изабелла. У меня не хватает на тебя терпения. С этим и у меня намечались некоторые проблемы. Почти глобальные. Особенно, когда он, придерживая за бедра, оказался внутри меня. Резко и глубоко. А потом остановился. Прикусил сильно нижнюю губу, так что на языке остался привкус крови. - Ты готова, детка, - не то утверждение, не то вопрос. Не то подтверждением, не то ответом, я выгнулась ему навстречу, подалась вперед, обхватила за плечи и притянула к себе. Блядь, у него останутся следы на коже от моих ногтей, мелькнула мысль. Возможно, даже царапины или синяки. Но на тот момент это было неважно. И было ли вообще что-то важное на том момент – неизвестно. Лишь бы он продолжал – двигаться во мне, сначала плавно, неторопливо. Затем быстрее и с нарастающим темпом. Я целовала, кусалась, а затем снова целовала. С губ срывались звуки, слова, стоны и крики. Совершенно не из моего словаря. Я даже не предполагала, что способна на нечто подобное. И вряд ли я бы смогла такое повторить, находясь в здравом рассудке. Но дело было в том, что с ним рядом нереально было находиться в здравом рассудке. Его прикосновения будили во мне что-то совсем иное, незнакомое, дикое. И это невозможно было контролировать разумом. Это бесило и возбуждало, притягивало и отталкивало. Единственное, что нельзя было с этим сделать – справиться. Сумасшествие, безумие, психоз. Другой человек, другая я. С другой планеты. На полу – разлитый кофе, острый пряный аромат в воздухе, за окном – солнце, яркие молочные лучи сквозь пластины жалюзи. И я на столе - обнаженная, растрепанная. На грани. Так легко принимающая его. В себя. Позволяющая – всё. Бесстыдно и откровенно. Бред, абсурд. Кошмар, блядь. Самое время было начать себя ненавидеть. За слова «не останавливайся», «пожалуйста», «продолжай». Чертовым срывающимся шепотом, то на крик, то на рык, то на жалобное шипение. Самое время было начать себя ненавидеть. За крепкие жадные поцелуи. За запущенные пальцы в его волосы. За непослушный дерзкий язык, нагло гуляющий по его телу. Но главное – за невозможность остановиться. Это было хуже всего. Как будто мне вскрыли черепную коробку и вытащили оттуда мозг, заменив на зияющую пустоту. Я не могла соображать – ноль мыслей, одно концентрированное наслаждение. С каждым его движением. Самое время было начать ненавидеть Каллена. Ибо он, несмотря ни на что, контроля над ситуацией не терял. Управлялся со мной бережно, но уверенно, не давал сорваться, как будто по тонкой границе водил – и остроты ощущений не терялось, но и к концу прийти не позволял. Словно на крепком поводке удерживал – чуть мое дыхание замирало, готовое вылиться протяжным стоном, он сбавлял темп и принимался целовать меня в губы, ласкать ладонями, дразнить языком. Тихо говорил: - Нет, детка, не сейчас. И вот что: мне хотелось так же тихо проскулить «А когда?». Но возможное количество умоляющих нот в моем голосе настолько страшило, что я запихивала обратно в себя весь этот набор звуков и молчала, слыша, как сердце уже буквально захлебывается от бешенного ритма. Самое время было… Не-на-ви-жу! – вспыхнуло в голове. Когда он вдруг, сделав несколько резких и глубоких толчков, остановился и с силой прижал к себе. Я почувствовала пульсацию внутри себя, потом, как его мышцы внезапно напряглись, а затем расслабились. Каллен, шумно выдохнув, быстрым поцелуем коснулся моих губ. Прошло несколько долгих и мучительных секунд, чтобы понять, что все кончено. - Хорошая кошечка, - он заправил прядь моих волос за ухо, улыбнувшись, поднял рубашку и накинул мне ее обратно на плечи. – Страстная. Только непослушная. Мой тормозной путь еще не был пройден. Я растеряно сидела на столе, чувствуя теплую влагу между ног, и никак не могла въехать в действительность. Но подобная действительность – это, как захолустный городок, брошенный и забытый, в который ни за что добровольно не поедешь. Я моргнула и облизала пересохшие губы. И еще раз моргнула. - Это все? – недоуменно переспросила я, стараясь, чтобы голос звучал как можно ровнее. Но если честно, больше всего мне хотелось сейчас его ударить. Чем-нибудь тяжелым. Очень тяжелым. Возможно, даже насмерть. Каллен цокнул языком и язвительно приподнял одну бровь. - Хочешь продолжения? – но уже в следующее мгновение застегнул джинсы и отошел на несколько шагов назад, окинув меня заинтересованным взглядом. - Не-е-ет, - равнодушно протянула я, но надо ли уточнять, что зубы у меня сводило от злости? – Это я просто, чтобы расставить все точки над «i». Внести ясность и свести колени. Он еще раз оглядел меня с ног до головы и усмехнулся: - Ну, сведи, - и добавил, так и не стерев с лица свою уверенную холодную улыбку. - Надо ли еще раз повторять, что тебе делать нельзя? - Вспоминать ваши промахи всуе? – фыркнула я, пытаясь застегнуть рубашку. Но так как на ней не осталось ни одной живой пуговицы, раздраженно бросила это дело, просто запахнув полы и скрестив на груди руки. Эти действия позволяли опустить голову, чтобы он не увидел, как вспыхнули мои щеки. И, черт, пусть до этого времени я никогда не краснела, похоже, мистер Каллен вполне мог развить во мне эту способность. – Не буду. Честное слово. - И, кстати, когда ты это делала, пока меня не было, кого ты представляла? Я осторожно вдохнула и выдохнула. Сосчитала до трех. - Можно подумать, у меня был большой выбор. - И как? Я тебя не разочаровал? – ровно поинтересовался он. - В отличии от реальности – нет! – не выдержала я и мысленно себя поздравила. От всей души. Ведь еще никто до меня не падал так низко, в такой изысканно-тупорылой манере. Конечно, я не могла знать, что в этом доме камер, как в Пентагоне. Иначе никогда не стала бы доставлять себе здесь удовольствие. Себе и, по ходу, мистеру Каллену, когда он за всем этим наблюдал. Боже, боже, боже. Это значило, что и весь наш праздник он видел. Хотя, пожалуй, по шкале важности этот факт занимал уже далеко не самое первое место. Положа руку на сердце, на праздник можно было вообще хрен забить. Короче, поводов для ненависти у меня заметно прибавилось. А доставлять с утра столько неприятностей человеку просто кощунственно. Голову пора было проветрить, а чувства привести в порядок. И так как я знала мало способов покинуть это Гестапо хотя бы на непродолжительное время, то следующая пришедшая мне идея стала пусть и не оригинальной, но весьма конструктивной. Я спрыгнула со стола, печально обозрев свои босые ноги, и со всем полагающимся случаю достоинством произнесла: - Наверно, мне нужно в магазин. Признаться, носить ваши рубашки уже порядком осточертело, - и вуаля, меня наградили взглядом, полного, если не уважения, то по крайней мере, его слабыми отголосками. Как будто я приняла одно из самых мудрых решений за последние несколько лет, что не может не вызвать гордости в глазах наставника за столь волевой поступок. Его холодная снисходительная улыбка, словно говорила «Наконец-то, разум одержал верх над глупостью». Но я бы не стала давать таких широких определений одному маленькому желанию пойти прогуляться. Мистер Каллен удовлетворенно кивнул. - Эммет тебя отвезет, - и пока я не успела безразлично пожать плечами, он задумчиво на меня посмотрел, будто первый раз увидел, и тут же добавил. – Хотя нет. Я сделаю это сам. И все-таки я пожала безразлично плечами. - Да, как вам будет угодно.