Kutless - Loved
Kutless - Sea of Faces
Его день был расписан по секундам… — Сегодня у вас интервью для журнала, а после — чтение книг в детском доме, — девушка в строгом костюме и аккуратно уложенными волосами поставила галочку напротив выполненного только что пункта. Рядом с ней размеренно шагал высокий молодой человек, поправляя галстук. Он недовольно поморщился, услышав про то, что придется торчать целый час в месте, кишащем сопливых сироток. — Я знаю вашу нелюбовь к детям, но этот шаг повысит рейтинг. Он хмыкнул. Слишком много он сделал для этого города, чтобы отказываться от поста мэра из-за своей личной неприязни. Нацу Драгнил был слишком молод для всего этого политического дерьма, о чем ему открыто заявляли конкуренты, а еще он был перспективным и не погряз в котле с ложью и коррупцией. Да, он заносчив, самодоволен и эгоистичен, но уверенно шагал к своей цели, опережая противников. Грязные слухи, что про него распускали злые языки — были всего лишь простым звуком, подобно писку маленького комара, на которые он не обращал своего внимания и не тратил драгоценного времени. Ему было всего лишь двадцать шесть. Он недавно закончил университет и оправдал все ожидания отца, выбрав тернистый политический путь. Стеклянные двери разъехались перед ними, впуская в людное помещение немного апрельского ветерка и городской шум. Если так подумать, то Нацу, выросший в таком мегаполисе как Чикаго, всем сердцем ненавидел всю эту суету, но, если оказывался где-то за пределами всего этого — безумно скучал. Они уселись в черную машину высшего класса, и та, не медля, сорвалась с места. Пейзаж за окном особо не менялся. Все те же высокие серые постройки с американским флагом на каждом, те же светофоры и машины, те же люди с натянутой до ушей улыбкой и скверным характером. И все та же суета. Нацу облокотился на спинку кресла, обтянутого кожаным автомобильным чехлом. На его лице доминировало серьезное выражение. — Мы на месте, — сухо сообщил водитель, заглушая двигатель черной, блестящей на весеннем солнце машины. Драгнил окинул взглядом здание, служившее центральным офисом какого-то политического журнала, название которого ему и даром не нужно. Из этого притона ужасно бесящих журналюг то и дело выходили напыщенные мужики в дешевых подделках дорогих костюмов с папками в руках и разномастные дамы, горделиво поднявшие голову вверх и считающие себя чуть ли не пупом земли. В старшей школе Нацу встречался с подобным экземпляром. Стерва, не прислушивающаяся к мнению других, с тонной косметики и искусственным загаром. Парень недовольно фыркнул и, буркнув негромкое «спасибо», вышел из машины и направился в сторону входа. Элис, ассистентка, хвостиком бежала за ним, на ходу делая пометки в своем толстом ежедневнике, который, казалось, скоро лопнет от того неимоверного количества бумажечек с пометками и номерами телефоном, кое-как впихнутыми туда. Пройдя мимо охраны, которой даже не требовалось объяснять зачем они здесь, они устроились на мягком диване в кабинете одного из представителей ненавистных журналистов. Мужчина, представившийся Местом Грайдером, поправил свои очки в тонкой оправе и поудобней установил ноутбук перед собой. Рядом с ним стояла двухлитровая бутылка с кристально чистой не газированной водой. — Вы уверены, что хотите проводить интервью в официальной обстановке? — переспросил журналист, сцепив руки в замок на дубовом столе без единой пылинки или изъяна. Видимо этот парень был чистюлей. — Мы могли бы встретиться где-нибудь в кафе. — Нет, меня все устраивает, — сдержано ответил кандидат на пост мэра. — Тогда начнем? — Драгнил кивнул, давая понять, что находится в полной боевой готовности. — Начнем, пожалуй, с самого банального вопроса: расскажите о себе. Я думаю нашим читателям будет интересно узнать немного больше о возможном будущем мэре. Нацу подставил локоть на мягкий подлокотник кожаного дивана и подпер подбородок кулаком, внимательно посмотрев на Места, обращая внимание на его необычный шрам под левым глазом. — Родился и вырос я здесь, в Чикаго, в семье известного политического деятеля Игнила Драгнила, — все тем же сдержанным тоном начал парень. — Благодаря отцу я с детства интересовался политической ситуацией в нашей стране, — он усмехнулся, — а уже в пятнадцать составлял план по улучшению США. Так как я, как и обычный пятнадцатилетний подросток, в то время увлекался комиксами и девчонками, то, соответственно, эти желания были предусмотрены и частично внесены в этот самый список. Хотя сейчас даже не против сменить имидж полиции и одеть на них цветастое трико и маску Капитана Америки или костюм Железного Человека, — Грайдер улыбнулся, стуча длинными пальцами по клавиатуре. — В шестнадцать лет я улетел в Лондон, где закончил школу, а после перебрался в Оксфорд и поступил в университет. Сразу же после его окончания, снова вернулся в Америку. Журналист кивал, делая пометки, и задавал кучу вопросов, на которые Нацу с легкость отвечал, заранее продумав на них ответы. В общей сложности, интервью длилось чуть больше часа, ужасно вымотав Драгнила и его ассистентку, которая даже умудрилась задремать после вопроса «что подвигло вас выдвинуть свою кандидатуру в мэры?». Наконец, устало выдохнув, они вернулись в машину, что стояла на парковке и грелась под теплыми солнечными лучами. Водитель тоже был на месте, но по бумажному стакану с дымящимся кофе в его руке было видно, что он не все время проводил в водительском кресле. Заметив своих пассажиров, он быстро допил напиток и через открытое окно выкинул стакан в урну, что стояла неподалеку. Повернув ключ в замке зажигания, он завел двигатель. Следующим по плану был детский дом. Для близкого окружения Драгнила уже давно не секрет, что тот не любит детей. Парню довелось однажды приглядывать за двухлетним ребенком его оксфордских друзей, пока те поддавались романтическому настроению в день влюбленных. И это был наихудший вечер за последние два года. Переплюнуть его мог только вечер, когда ему сообщили о смертельной болезни его матери. А через неделю она скончалась. Хоть она и была Нацу не родной, но он все равно любил ее. Женщина отлично заменяла ему биологическую, с которой он вообще ни разу не виделся. Здание детского дома с виду не казалось таким угнетающим: цветные картинки с запечатленным моментом из диснеевских мультиков украшали внешние стены дома. Но даже этот факт не давал расслабиться парню, с отвращением поглядывающим на веселящихся на детской площадке детей. И на кой черт он поддался на уговоры ассистентки, утверждающей, что так его рейтинг «подскочит до небес»? Они зашли внутрь, минуя стойку, за которой сидела симпатичная для своего возраста женщина. Заметив парня, она сразу же напыжилась и широко улыбнулась, сверкая своими белоснежными зубами, что выглядело очень колоритно с шоколадным оттенком кожи. Он улыбнулся в ответ. На втором этаже в холле их уже ждала директриса этого унылого и полного разбитых детских мечт заведения. Она безостановочно рассказывала про детский дом, иногда запинаясь под пристальным взглядом юного политика. Женщина вела их по длинному коридору, стены которого устланы дверьми в детские комнаты и рисунками все тех же сказочных героев и персонажей комиксов. Внезапно они завернули в одну из дверей, оказываясь посреди просторной игровой комнаты. Там уже собралась группка детей. Они сидели вокруг столика и что-то старательно делали из белой бумаги. Только потом Нацу заметил сгорбившуюся над маленьким детским столиком девушку, рассказывая ребятам, как правильно загибать бумагу, чтобы из нее получился самолетик. — Это Люси, — поспешила объяснить директриса. — Она часто приходит сюда и играет с детишками. Драгнил кивнул и сделал вид, будто ему вовсе не интересно, а сам тайком осмотрел ее. Уж такая мужская натура и ничего с этим не поделаешь… Обычная девушка. Едва достающие до плеч светлые волосы. Ничем не примечательная внешность, минимум макияжа. Да и одета простенько. Рядом с ней валялся джинсовый рюкзак, увешанный различными значками. Опираясь на ее примерный возраст — девятнадцать-двадцать лет — Нацу сделал вывод, что она студентка, безумно любящая детей и, похоже, животных. Девушка подняла голову и посмотрела на возникшую на пороге компанию из трех человек и улыбнулась, приветственно кивая. И вот оно: широко распахнутые карие глаза, с добротой смотревшие на окружающий мир и милая улыбка. Именно это цепляло детей, да и многих взрослых в ней. Ведь, по сути, девушка совсем еще не окунулась в это дерьмо и продолжала с присуще детской наивностью смотреть на все вокруг. — Люси, почему бы тебе не занять чем-нибудь детей на улице, — предложила директриса, обращаясь к девушке. Та вопросительно посмотрела на женщину, а потом перевела взгляд на Драгнила и его спутницу. — Сейчас сюда приедут репортеры, ведь мистер Драгнил будет читать детям книгу. В ее глазах отразило негодование, а на лице заплясала буря негативных эмоций. Она молча собрала свои вещи, попрощалась с детьми и прошла мимо Нацу, нарочно зацепив того плечом. Он посмотрел ей в след. Неприятный осадок все же остался, но давно привыкший к этому Драгнил быстро справился с этим и немного повеселел. Через десять минут, ровно к назначенному времени, к зданию подъехало более пяти репортерских фургончика, каждый со своим логотипом. В комнате собралось куча народа. Кто-то устанавливал свет, кто-то настраивал камеру, кто-то — микрофон. И так далее по списку. Нацу усадили на кресло и вручили иллюстрированную книгу со сказками известных братьев Гримм. Вокруг него расположились дети — со стекающей из носа соплей, со сладкими руками, грязным ртом, жующими собственные козявки. Драгнила передернуло от отвращения. — Начали! До него донесся властный мужской голос. Быстро смекнув, что пора начинать читать, Нацу принял удобное положение и переместил взгляд на первую строчку, начиная читать приевшееся «жили-были». — И осталась бедная девочка в большом лесу одна-одинешенька, и стало ей так страшно, что все листочки на деревьях оглядела она, не зная, как быть ей дальше, как горю помочь, — читал «Белоснежку», стараясь не обращать внимание на несколько десятков взглядов, обращенных на него, и камер, исправно записывающих все, что здесь происходит. Во время очередного переворачивания страницы, взгляд Нацу зацепился за сидящую в окружении детей уже знакомую ему блондинку. Она что-то рассказывала ребятишкам, оживленно жестикулируя руками, а на зеленой лавочке лежала белая бумага, придавленная небольшим камнем, чтобы не поддалась порыву ветра и не разлетелась в разные стороны. Растрепанные волосы девушки искрились на солнце, что создавало впечатления нимба. — И она отправилась в потайную комнату, куда никто никогда не входил, и приготовила там ядовитое-преядовитое яблоко, — несколько девочек, сидящих в первых рядах, испуганно вдохнули, закрывая рот руками. Нацу невольно улыбнулся. Память досужливо подкинула образ Люси и то, как она взглянула на него при выходе. Разочарование? Может она ожидала чего-то большего от будущего мэра этого города? А может что-то другое, чего ему никогда не понять? Ведь она женщина, а их не так просто раскусить… И все равно он решил, что подойдет после съемок к ней и попытается выпытать, или хотя бы попытаться. Конечно, он всеми фибрами надеялся, что к тому времени ее и след простынет. Еще возомнит себе чего-нибудь, а ему потом отделывайся. — И велели они сделать для нее стеклянный гроб, чтоб можно было ее видеть со всех сторон, и положили ее в тот гроб, и написали на нем золотыми буквами ее имя, и что была она королевской дочерью. И отнесли они гроб тот на гору, и всегда один из них оставался при ней на страже. И пришли также и птицы оплакивать Белоснежку: сначала сова, затем ворон и, наконец, голубок. Одна особо впечатлительная девочка расплакалась. И Нацу от этого чувствовал себя более угнетающе, ведь он не знал, что делать с девичьими слезами, как успокаивать. Он занервничал и выжидающе посмотрел на Элис. Та пожала плечами и казалась растерянной. Но благо, им на помощь поспешила нянечка, услышавшая, что сегодня здесь будет сам Драгнил, и пришедшая посмотреть на того самого хваленного кандидата. Она достала из передника носовой платок, вытерла слезы и вручила плюшевого мишку, а потом, одарив Нацу уважающим взглядом, убежала. Взгляд снова переместился к окну. Люси стояла на лавочке и под бурные детские аплодисменты запускала самолетики. — Но были уже поставлены для нее на горящие угли железные туфли, и принесли их, держа щипцами, и поставили перед нею. И должна была она ступить ногами в докрасна раскаленные туфли и плясать в них до тех пор, пока, наконец, не упала она мертвая наземь. Дочитав последние строчки детской сказки, Нацу захлопнул книгу, принимая благодарности детишек. Они вручили ему собственноручно сделанную аппликацию из цветной бумаги, клея и блесток. Сзади были написаны их имена и нарисован огромный смайлик. Далее он мужественно вытерпел обнимания, стараясь не обращать должного внимания на пятна, оставившие эти малолетки. Правда, у него это не шибко хорошо получалось. Потом он ответил на пару вопросов, и на этом съемки закончились. Уже стоя в туалете и отмывая липкие следы со своей шеи, он взвешивал все «за» и «против». Парень не знал, как будет выглядеть его внезапное рвение примириться с этой девушкой, да и наверняка прибавит ей и себе проблем, если их застукают журналисты. Снова начнут накручивать. Встретившись в коридоре с Элис, он отпустил ту домой, договорившись встретиться завтра в договоренное ранее время. Девушка немного удивилась, но не стала перечить боссу и поспешила ретироваться, пока тот не придумал еще какое-нибудь задание, типа сходить за кофе или забрать вещи из химчистки. Нацу еще пять минут простоял на пороге детского дома, не решаясь спуститься по ступенькам. Его словно гвоздями прибили. Ноги совсем не хотели двигаться. Почему-то он чувствовал себя виноватым перед ней. Он издалека наблюдал за изрядно вымотанной, но старательно скрывающей это девушкой. Через пару минут он окончательно решил уйти отсюда и забыть это все, как страшный сон. И пусть его ближайшие несколько месяцев будет терзать чувство вины. Но только он сделал шаг, как почувствовал на себе прожигающий взгляд. Драгнил встретился с ней глазами и почувствовал, как щеки наливаются краской. Впервые в жизни ему было стыдно. Даже когда дочка маминой подруги ворвалась к нему ванную, он просто покраснел и прикрыл руками свои прелести, а через несколько минут они снова играли вдвоем, как ни в чем не бывало. Глубоко вздохнув, он направился к ней. — Привет, — неуверенно начал парень, когда подошел достаточно близко к Люси. Та окинула его недовольным взглядом и снова уткнулась в чистый лист бумаги, заворачивая его своими тонкими длинными пальцами. — Что происходит? Девушка проигнорировала его слова, вновь принявшись объяснять детям все принципы оригами. Нацу засунул руки в карманы брюк и тяжело вздохнул. — Ладно. Больно надо мне тут с тобой ошиваться. Парень уже было развернулся в сторону массивных ворот, за которыми стояла его машина с водителем, покорно ожидавшим его, как внезапно его схватили за руку. Он, не ожидавший такого шага с ее стороны, опешил. — Отойдем. Не хочу ругаться при детях, — кинула она, отложив почти доделанную бумажную лилию в сторону. Девушка отряхнула светлые джинсы от пыли и, схватив рюкзак, прошла мимо Нацу. Он засеменил следом. Драгнил уже понял, что ему придется выслушивать различного рода нравоучения от малознакомого человека. И это сильно раздражало. — А ты не могла выбрать место поприятней? — спросил Нацу, придирчиво осматривая мусорные баки и наигранно закрывая нос рукавом пиджака. Люси в очередной раз бросила на него едкий взгляд. Они прошли немного дальше. Отсюда открывался вид на городской парк, да и пахло намного приятней — цветущими деревьями и пыльной дорогой. Словно он переместился из многолюдного Чикаго в небольшой городок Техаса, куда он ездил практически каждое лето, когда был еще малолетним пацаном. Приятные воспоминания закрались в голову, вызывая нелепую улыбку на лице. Парень закрыл глаза, полностью поддаваясь порыву, представляя улыбающееся морщинистое лицо бабушки и строгое дедушкино. — Эй, все в порядке? — взволнованный и одновременно строгий голос девушки вывел его из грез и вернул обратно на землю. От излюбленного Техаса ничего не осталось, и он обнаружил, что все также стоит на зеленой траве, а перед ним — побагровевшее от злости лицо Люси. Драгнил кивнул. — Зачем ты устроил весь этот цирк? — тихо спросила она, складывая руки под грудью, отчего та стала визуально больше. Объяснять ему не надо, и так понятно, что она имела в виду. — Чтобы повысить рейтинги, — Нацу и не думал лгать. Да и кто она такая, чтобы осуждать будущего мэра и высказывать свое недовольство. — Просто так за тебя голосовать никто не будет. Люди должны видеть, на что ты готов ради них. Девушка нервно впилась длинными ноготками в кожу, оставляя на ней следы. — Если ты думаешь, что умеешь идеально скрывать свои чувства и эмоции, то глубоко ошибаешься, — после недолгого молчания произнесла она, переводя свой взгляд с носков своих поношенных кед на Нацу. Она смотрела прямо ему в глаза. — Как только ты зашел, на твоем лице появилось отвращение. К детям. Ты ведь не любишь их, да? Так к чему весь этот фарс? Можно заработать дополнительные баллы, не доводя себя в обществе ненавистных детей, — на ее лице можно было прочитать гнев, злость, раздражение, ненависть. Нацу вдруг показалось, что своей нелюбовью к детям он задел ее чувства. — А ведь эти малыши не дураки, они чувствуют, когда к ним презрительно относятся. Они стояли напротив, сверля друг друга взглядом, словно это была ожесточенная битва и выигравший получит власть над целым миром. Ее руки все так же покоились под грудью, а он спрятал их в карманы темно-синих брюк. — Зачем ты говоришь мне это? Голос парня немного дрогнул. Он никогда не слышал подобных реплик в свой адрес, а если кто-то из чужих и пытался вправить ему мозги, то сразу же на помощь прибегал папочка, вмиг затыкавший всем недругам рты. Конечно же после такого мало кто пытался открыть ему глаза, смешать с дерьмом, рассказать о всех трудностях, которые предоставит ему жизнь. А еще он никогда не стыдился перед незнакомыми девушками. Возможно, что-то его зацепило в этом полном желчи взгляде. — П-просто… — она запнулась, не имея понятия о том, как будет объяснять стоящему напротив парню, с некой насмешкой смотрящего на нее. А ведь он мог потом хорошенько отыграться на ней, имея власть в этом городе. — Забей. Она сильно зажмурила глаза, закусила нижнюю губу, а на щеках выступил предательский румянец. Девушка сильно смущалась, чему Нацу приятно удивился. Парень усмехнулся, а в его глазах заплясали смешинки. — Пошли, — она цепко вцепилась в рукав его пиджака и потащила за собой. Драгнил не особо-то и сопротивлялся. Ему был интересен исход этого странного разговора. Да и дня в общем. Они вновь вернулись на детскую площадку. Несмотря на то, что уже вечерело и стало значительно прохладней, на улице было полно резвящихся детей, находящихся под присмотром работников приюта. Они кидали друг в друга песок, висели по несколько человек на одной скрипящей от тяжести качели, играли в салки, бросали мяч. Некоторые запускали в воздух бумажных самолетов, предварительно написав черным маркером название, зачастую состоящую из собственного имени либо набора букв и цифр. Девушка подвела его к скамейке, на которой все еще осталось несколько листочков бумаги. Детишки сразу же окружили их, требуя от Люси продолжения мастер-класса и изучающе глазея на Драгнила. Они впервые видели его здесь и не прониклись доверием. Тем более парень всем видом показывал, что его напрягает вся эта ситуация и настроение у него вовсе не дружелюбное. А еще работники, перешептывающиеся и тыкающие в них пальцами, жутко бесили, делая и без того раздраженного Нацу еще более несносным. Тем временем дети тянули свои липкие и грязные ручонки к Люси. Драгнил закатил глаза и скрестил руки на груди. Девушка взяла в руки кипу бумаги, ранее выуженную из рюкзака. Она раздала каждому ребенку по одному листочку. Когда подошла очередь Нацу, она протянула ему лист и ободряюще улыбнулась. Парень сначала пытался отказаться, отрицательно махал головой и выставил руки перед грудью, но Люси не отступала и продолжала протягивать ему заготовку для оригами. Сдавшись, он нехотя принял из ее рук лист бумаги. — Ты умеешь делать самолетик? — спросила она у Драгнила, садясь на колени таким образом, чтобы скамейка служила столом. Она похлопала рядом с собой, приглашая парня сделать тоже самое. В его детстве не было необходимости делать самолеты из бумаги, ведь у него были настоящие на радиоуправлении. К своему стыду, он признал, что не умел делать даже такого простого. Люси отчего-то тяжело вздохнула и еще раз, уже более настойчивей, похлопала рядом с собой. Но Драгнил отказался, списывая на дорогой костюм. — Ну же, — поторопила девушка. Похоже она не принимала отказов. — Не будь таким занудой, Нацу. — Ладно. Только потом я пришлю тебе счет из химчистки, — Люси закатила глаза и положила перед собой лист бумаги. Нацу и еще пять детей — четыре мальчика и одна девочка — сделали тоже самое. — Для начала надо сложить лист пополам, вот так, — она свернула бумагу в длину и для надежности провела пальчиком по изгибу. Через десять минут упорного труда, Нацу действительно заинтересовал процесс создания самолета, его творение было готово к полету. Конечно он был не таким изящным, как у его новой знакомой и детдомовских ребятишек, подсказывающих ему на протяжении всего времени, но это был его первый самолетик, в который он вложил чуть ли не душу. Драгнил восторженно смотрел на произведение, вновь чувствуя себя десятилетним ребенком. За эти быстро пролетевшие десять минут, Нацу немного сменил свое мнение о противных детях в более лучшую сторону, да и чувство вины совсем испарилось, оставляя только приятные воспоминая. Пока он глазел на свою проделанную работу, Люси учила детей запускать самолеты. Когда он захотел присоединиться, девушка отрицательно покачала головой и попросила пять минут. Молодой человек, конечно, был недоволен и немного удивлен, но все же отошел в сторону, издалека наблюдая за этой умилительной картиной. Меньше, чем через пять минут, Люси стояла перед ним, держа в руках свой самолетик и широко улыбаясь. За спиной болтался все тот же рюкзак. Она призвала парня следовать за ней, что он, собственно говоря, и сделал. В очередной раз повелся на ее уговоры. Девушка привела его на крышу детского дома, безостановочно рассказывая о том, что надо отпустить какое-то прошлое и выплеснуть все эмоции наружу. Нацу почти не слушал всю эту психологическую фигню, ведь она совсем не интересовала его. Он скорее наблюдал за краснеющей девушкой и ее запалом избавиться от внутренней ханжи Драгнила и сделать его нормальным человеком. — Смотри, берешь вот так, — она сжала свой самолетик между большим и указательным пальцем и немного замахнулась, — а потом вспоминаешь свою самую серьезную проблему и отпускаешь. Ее самолетик взлетел ввысь, повинуясь легкому, но прохладному ветерку. Его пиджак давно был на хрупких плечах Люси. Еще немного понаблюдав за ее «проблемой», Нацу сжал пальцами свой самолетик и крепко зажмурил глаза. Вспомнив про самое сокровенное, терзающее его уже не первый год воспоминание, он отпустил свой аэроплан в догорающий вечер. Тот начал кружить по винтовой траектории, отдаваясь в полные владения попутному ветру, а потом внезапно поднялся. Издалека его самолетик был похож на маленького несамостоятельного птенчика, впервые расправившего крылышки и покинув родное гнездо. Бумажная птица почти скрылась из виду, а на душе у Нацу и вправду стало как-то легче. Он блаженно улыбнулся, прикрыв глаза от наслаждения. — И все же не могу понять, зачем ты это сделала? — спросил он, разрушая идиллию. Он все так же стоял с закрытыми глазами, поддаваясь ласкающему ветерку. — Мне вдруг захотелось показать тебе жизнь без графиков, планов и изнурения себя, — ответила девушка. — Просто показать маленький кусочек настоящей жизни. Они вновь замолчали. Нацу вдруг подумал, что Люси могла обманывать и вовсе не из добрых намерений возилась с ним почти целый день. Она могла выстроить идеальную цепочку действий по завоеванию парня, который мог оплатить ее учебу и обеспечить новыми шмотками, ужинами в дорогих ресторанах, роскошную жизнь… Но эта мысль казалось настолько неправдоподобной, что парень сразу же выбросил ее из головы. — Я и сама не знаю зачем. Драгнил не знал, сколько они вот так простояли, наблюдая за уходящим диском солнца, но определенно долго. Когда он посмотрел на экран своего смартфона, электронные часы показывали начало десятого, а рядом с иконкой «телефон» горела циферка шесть, означающая пропущенные вызовы. — Где ты живешь? — спросил он. Все же он воспитывался в богатой семье, где особое предпочтение отдавали манерам, поэтому просто так он не мог отпустить привлекательную девушка разгуливать по ночному Чикаго, да еще и не в самом хорошем районе. — Я довезу. — Неа, — на пухлых губах заиграла хитрая улыбка. — Если уж и вызвался проводить меня, то только на автобусе. И он опять повелся…...а она любила жить свободно.