.Будь моим мамой.

Неделя прошла как-то непростительно быстро. Я полноценно занимался Кэйодом, который подружился с драчливым Лёшей во дворе, и они, хоть и цапались, по-детски, так глупо и наивно, но всё равно гуляли вместе. Не пытались быть лучше друг друга, не соревновались в чём-то, а просто цеплялись друг за друга, при этом каждый высказывал свои доводы в адрес другого по поводу недопустимости тех или иных поступков. Порой, глядя на них, я удивлялся тому, насколько дети широко мыслят. Не каждый взрослый сможет сделать подобного рода умозаключения. Джи хоть и пропадал на работе, но стал чаще бывать дома, реже висеть часами на телефоне, предпочитая скидывать не слишком важные обязанности на тех, кто обязан его заменять в стезе рабочего процесса. Ему я тоже удивлялся. Мужчина занят своим бизнесом, но находит время на то, чтобы поиграть с сыном, на то, чтобы приготовить поесть, на то, чтобы пообщаться ни о чём со мной. И это... Не знаю. Меня тянуло к Джи всё больше, он всё чаще представал передо мной во всё более и более интересном свете. Вчера я читал одну из подаренных им книг. Джи тихой поступью гепарда, босыми ногами по мягком ковру, неслышно подошёл ко мне и, сев рядом, попросил почитать ему вслух. От этого в душе защемило нежностью под прилив умиления. Неправда, что мужчины не испытывают трогательно-возвышенных эмоций. Просто мы их не проявляем, потому что считается, что это прерогатива женщин. Так уж повелось. И я стал читать. Видимо, Джитуку слишком вымотался на работе, потому что он, откинув голову на спинку дивана, уже через полчаса спал без задних ног. Такой спокойный, такой расслабленный, такой — другой. Мне нравилось смотреть на то, как Джи во сне дышит — размеренно, на то, как дрожат его ресницы — трепетно, и на ожоги... Эти ожоги стали моим сумасшествием, потому что я вижу их во сне. Вообще, Джи мне часто снится. Обычно это что-то простое и банальное: мы вместе готовим, мы с Кэйодом в парке аттракционов, Джи поёт в душе, а я это слышу, проходя мимо, и смеюсь, потому что у него нет голоса. Сны забавные, но являются ли они проекцией желаний? Наверное, да. Мне с семьёй Экенедиличукву весьма комфортно. И я вижу, чувствую, что Джи имеет на меня планы, как-то резко переключившись с женщин на парня. Но не думаю, что это проблема для него. Я читал, что во многих африканских племенах есть такие обряды, когда, воспевая своих Богов, мужчины сношаются друг с другом в кругу света от костра, ночью, под звёздами, при всём племени. И это не любовь друг к другу, это — дань уважения высшим силам. А что у нас? Боюсь, что мне страшно даже самому себе задать этот вопрос, ведь ответ, как обычно, может быть непредсказуем. Но... Кэй сказал не так давно, что из меня вышла бы хорошая мама, прижавшись ко мне своим тёплым боком. Джи на это ничего не сказал, но посмотрел на меня так, словно... Что-то было в его глазах. Что-то дикое, первобытное, хищное. Тоже мне, амазонка мужского пола. И тут я понимаю, что запутался вконец. Потому что я не знаю, на что я могу рассчитывать, чтобы хотя бы мог хоть о чём-то мечтать (боюсь загадывать на будущее, боюсь, что будет боль). Джи вроде и совершает какие-то подвижки. Но! А кто сказал, что это он меня так соблазняет? Я же не знаю культуры и мировосприятия Джи. Вдруг он и правда совершал обряд? Вдруг его член реально может быть тотемом от злых духов? Вдруг Джи действительно хотел, чтобы тот чёртов давно усопший цветок цвёл? (Это какая-то труднопроизносимая хрень, привезённая им с родины. Я думаю, что цветок умер из-за климата.) И в итоге сам сделать первый шаг боюсь, а Джи что-то твАрит лишь намёками, и то не факт, что это реально намёки. И что я такой трудный-то? Просто... Он такой большой, умный, сильный, напористый. А я мелкий, светлый огрызок, который видит в нём не кошелёк с ушками, а весьма интеллигентную, ранимую личность. Интересно, каким Джи видит меня? - Маси-и-им, - плаксивый крик Кэя вырвал меня из рефлексии. - Маси-и-им, - подбежал ко мне мой птенец, запрыгнув на колени, и тут же уткнулся мокрым от слёз лицом в грудь. - Эй, малыш, что случилось? - тут же обнял я мальчишку, прижимая к себе. Его слёзы уже не выворачивают душу наизнанку, привык немного. Но всё равно беспокойство затянуло узел на шее тугим жгутом. - Маси-и-им, - прохныкало голубоглазое чудо, заглядывая мне в глаза. Точно чудо. - Воть, - и протянул зелёное сочное яблоко с зубом в мякоти. - Хахаха, - рассмеялся я по-доброму. - Да ты становишься настоящим мужчиной, - похвалил я мальчонку, пропуская его косички сквозь пальцы. Постоянно приходится их переплетать, детские волосы растут так быстро, но Кэйоду это нравится. - У тебя выпадают молочные зубки и скоро вырастут коренные, настоящие, - с воодушевлением произнёс я. - Но Лёша скасал, что я... - Не слушай Лёшу. У него все зубы ещё молочные. Ему просто завидно, - притворно пожурил я Кэя, поцеловав парнишку в мокрую щёку. - Ну-ка, давай-ка, на память, - предложил я и полез в карман за телефоном. - Не хосю фото, - упорствовал Кэй, отвернувшись от меня. - Почему? - удивился с улыбкой. - Я некасивый! - и выдавил лыбу, показав, что зуб отсутствует. Нижний. Аккурат посередине. - Хахаха, Кэй, ты всегда красивый, - заверил я мальчишку и вновь потрепал по волосам. Кэй ластился котёнком, чуть прикрыв глаза. - Павда? - в надежде спросил он. - Конечно! - тут же отозвался я, наставляя на голубоглазого волчонка объектив. Кэй чуть-чуть нахмурил бровки, но всё-таки улыбнулся, широко и полноценно, что я и зафиксировал на снимок. - Покажем папе, - тут же вскрикнул Кэй, бросаясь к кабинету Джи. - Давай, - согласился я и, выбросив яблоко, направился за мальчишкой. Мелкий ураганчик. Джитуку радовался тому, что его сын вновь (уже и не помним, какой это по счёту выпавший зуб) становится взрослым. Затискал сына, покатал на плечах и глазами сказал мне, что ему, увы, нужно работать. Поэтому я утащил птенца в гостиную, где благополучно до вечера занял сказками, машинками, лего и всякой лабудой, что мальчонка приволок из игровой. Ему нравилось играть в общей зале, так он казался себе старше, ведь мы с Джи постоянно сидим здесь. Кэй тянулся к нам. Благо не было ни воспаления, ни боли в челюсти, поэтому Кэйод спокойно занимался своими супер-важными-делами, не отвлекаясь на ужасы смены зубного состава. После того, как мальчонка уснул, я решил поговорить с Джи по поводу завтра. Мне хотелось сводить Кэя в театр кукол и было любопытно узнать, не составит ли господин Экенедиличукву нам компанию, если, конечно, ему позволят дела. - Эээ... я этого не видел! - сообщил я, пытаясь выйти из спальни Джи, уже забыв, зачем приходил. Хоспади, что ж мне так везёт-то? - Нет, нет, нет, Макс, помоги, - простонал Джи, изворачиваясь телом. А ведь я не железный. Меня и так постоянно терзают смутные сомнения. Так теперь и это ещё. - Что теперь? - простонал я, заходя в комнату и прикрывая дверь. Нда. Интересная картина. Вот прям маслом, блин! - Проблема... - прохрипел Джи, страдальчески глядя на меня. А я подобрался весь, как струна, только задрожать и зазвенеть осталось, тихо подвывая. То ли от смеха над Джи, то ли от жалости к себе. - По-моему, ты без них не можешь, - высказался, вздохнув. - И почему ты опять обнажён? - вышло слишком кокетливо-уставши. Он. Меня. Доконает. Однажды. - Люблю, когда ТАМ, - рыкнул Джитуку, - поддувает, - чернея глазами, отозвался он. Пиздец, круто выглядит с таким-то взглядом. - Купи вентилятор, запрись в комнате и лежи, раскинув ноги, - надменно посоветовал я, а сам тело глазами облизываю. Хорош стервец. - Это... не естественно... - замялся ходячий-(окей, лежачий)-чёрный-чистый-секс, - а мне естественное поддувание нужно, - канючил мужчина, выламывая брови в жалостливом мотиве. Только. Не. Заржать. Ей-богу, мне часто кажется, что я нянька для двоих. Причём отец младше сына. - Что случилось? - хлопнул себя по лицу ладонью, пряча за конечностью улыбку. - У меня... там... - и, раскорячив ноги, потряс слоновьими яйцами. - А-а-а! Хватит. Я и так знаю твою анатомию. Насмотрелся уже, - вспыхнул я, отреагировав довольно неэтично. - Нет... - тихо пискнул Джи, выгибаясь в спине. Сука, пошло же! - У м-меня там... заноза... И глаза спрятал. Под ресницами. А я стою. А я туплю. А я догоняю — чё за нах? - Меньше раздетым стилять будешь, - тут же отбрил я негра-совратителя-искусителя-работодателя. О! - Вытащи-и, - простонал Джи, закатывая глаза и закусывая нижнюю губу своими белоснежными зубищами. Он это специально? - Джи... - Макс, пожалуйста, - и так смотрит, и так дышит, и всё это так... Чёрт, до чего же он сейчас доступный, а. - Хорошо, - сдался я на свою голову. - Где именно? - пытаясь взглядом отыскать проблемное место. - Там! - рявкнул Джи и показал на яйца. Блеск. И они тоже - блестят, блин! Склонившись над весьма и весьма впечатляющим ракурсом Джи, стал искать занозу в кожаных мешочках, подрагивающими руками поддерживая мошонку мужчины. Ну и отрастил же себе... хозяйство, а. Дышу сорвано, в голове шумит, мысли о другом, но упорно ищу эту чёртову занозу, изнывая от желания коснуться Джи так, чтобы ему стало приятно, чтобы застонал. Это просто идея фикс, увидеть его слетевшего с катушек, совсем другого, распалённого, жаждущего, трепетного. И не потому что он сам себя удовлетворяет, а потому что я причина того, что ему хорошо. А в груди печёт, и в затылок шпарит, бежит импульсами в теле. Джи такой мягкий, такой горячий, и цвет его кожи невероятно возбуждает. В штанах твердеет, но я упорно пытаюсь не отвлекаться. Не до личных мотивов сейчас. А Джи, как на зло, ёрзает передо мной, его плоть пульсирует, наливается кровью, спазмами дёргается член. Очень красивое зрелище. - Джи, - стон-рык, - ты можешь не тыкать мне в лицо своей оглоблей? - почти умоляю я, потому что глаз не могу оторвать от полноценно вставшего члена Джи, который аккурат толчками ударяет мне то по щеке, то по носу. И я сам замечаю за собой, что, как завороженный, чуть ли не подстраиваюсь под его импульсы, чтобы хоть вскользь, но его член коснулся моих губ. Только бы не застонать! - Не могу, - отчаянно хрипит Джи передо мной, с виска бежит по щеке капелька пота, слежу за ней взглядом, как голодный. Чёрт. - Я возбудился, - мычит он, чуть-чуть подкидывая вверх подрагивающие бёдра. Блять, да это невозможно же! Хочу! - Сам вытаскивай! - рявкаю на мужика, вскакивая с колен и отпрыгивая чуть в сторону. Нельзя-нельзя-нельзя. Я здесь не для этого. - Не могу. Не видно, - трагически-жалостно скрипит голосом он и смотрит, Господи, он ТАК смотрит на меня, что я готов на него наброситься, языком выискивая этот чёртов кусок-чего-то-там. - Ты-ы... - рычу, нависая над мужчиной. Его глаза, сука, его глаза же изначально врали. Но понял я это только сейчас. - Да, - абсолютно нормальным голосом. - Я. Хочу. Тебя, - схватил меня Джи за ворот футболки, дёргая вперёд, ловя своим телом моё, оплетая мою поясницу своими ногами, чтобы не рыпался, не дёргался, не сбежал. Пф, как будто я к этому стремлюсь. Замер на нём мышью и жадно слушаю его исповедь. - В этом нет ничего плохого. И не просто хочу, - рычит почти в губы. - Навсегда хочу! - уверяя, доказывая, лаская дыханием кожу. - Мой сын от тебя без ума. Ты мне тоже более, чем нравишься. Я реагирую на тебя, - чуть ли не воя, почти скрипя зубами. Мы оба еле держимся, чтобы уже всё выяснить раз и навсегда. - Что не так? Дрожу на нём, трепещу, пялюсь, чувствуя, как сердце заходится битом, как горячо и холодно под его руками одновременно, потому что тело идёт в раздрай, бросаясь из крайности в крайность температурного режима от услышанного. Оба сходим с ума, просто ведёт, пиздец, как кроет. И в голове лишь одна мысль: мы оба имеем право на счастье. - Мог бы просто пригласить на свидание, а не устраивать цирк, - хрипло выдавливаю из себя, подвисая на его полных, таких откровенных губах. - Так заметно было? - хмыкает, сильнее прижимая к себе. - Я читал об обычаях твоего племени. Так что, да, - фыркаю на Джи, скашивая глаза в сторону. Почему-то сейчас чуть-чуть стыдно смотреть на него, такого откровенного, признающего, что он меня по-своему, но добивался, а я так тупо боялся поверить в то, что между нами что-то может быть. Не потому что не ровня, а потому что... банально страх. И всё. - Пошли со мной на свидание, - вдруг предлагает Джитуку, пальцами впиваясь в кожу спины под футболкой. Господи. Простреливает, выбивает из колеи, вспарывает лёгкие. Всё-таки стону, чуть выгибаясь на мужчине. Смотрит довольно, ухмыляясь, глазами обещая нечто горячее. - С-сначал-ла за..но-о-оза... - еле выдыхаю, еле улавливаю суть того, что говорю, всё на грани. - Её нет! - громко припечатывает откровением он и целует. Языком в меня, жадно, сильно, подчиняя. Стону, рычу, теряя рассудок. Горячо, жарко, остро. Ещё! По дёснам, сплетаясь, играясь — дразнит. Рычим, переворачивает тела, хватаясь за меня, подминая под себя, трогая, лапая, оглаживая и сдирая вещи. Подчиняюсь, помогаю, хочу-хочу-хочу. Дышу носом, с шумом, с силой, выдыхая жар, втягивая жажду. Больше, этого мало. Трёмся, телом по телу, кожей по коже — слитно, ляпая смегмой живот — липко, запах секса, желания. Алчим, бредим друг другом. Джи проезжается членом по моему паху, до искр, до звёзд перед глазами — и сразу в глухой вскрик, горло рвёт связки, а ощущения рвут тело. Хорошо, как никогда, слишком много всего и сразу. И не могу, так хочу, просто не могу удержаться — рывок вверх, хватаясь за Джи, руками обнимая его плечи, подтягиваясь к нему, вплотную, притягивая к себе, капитально. И лижу, с силой, влажно, чуть прикусывая кожу, вылизываю клеймо на груди. Одно, второе, снова первое, не зная, к какому хочу прикасаться — наверное, ко всему и сразу. Ведёт. На языке вкус пота Джи — мускус и аромат сандала, он так любит это масло. Вкусно, невероятно, мало. Мало, мало, мало. Джи нас вновь переворачивает. Сижу сверху, замираю, смотрю на него и не дышу. Сам раздвигает ноги, сам опрокидывает меня со своих бёдер на кровать, сам подтаскивает к себе. Таращусь в упор, слыша, как сердце выделывает громкие вензеля под рёбрами, как проваливается в низ живота, затягивая взор и ощущения сладкой негой, томлением, плавя. И тут же вверх, в горло, и стучит-стучит-стучит навзрыд, отдаваясь в висках вихрем адреналиновой крови. Ощущений через край. Джи улыбается. Целует комкано, суетливо, слишком пылко — тоже нервы. - Давай, - тихий шёпот, от которого меня кроет. - Джи.. - Я забодался на тебя дрочить, - шипит он, тут же обнимая, громко выдыхает в плечо и боится, так боится на меня смотреть. Не привык быть слабым. Не привык видеть его таким. Мы оба не привыкли, но от этого всё происходящее лишь громче и острее. И уже нет пути назад. Шало выдыхаю, толкаю Джи в грудь, чтобы спиной в простынь, упал, рухнул, вжался. Чтобы смотрел на меня, мне в глаза и дышал так, словно в комнате нет кислорода, словно его кислород — это я. Набрасываюсь в поцелуями, укусами без следов, царапаю тело без отметин — как бес вселился. Вылизываю, показываю, как изнываю, выставляю перед Джи своё нетерпение, смущение и голод. - Вот тебе и кроткий мужчина, - выдыхает он с изумлением и радостью и сам, сам, толкнув меня на себя, прижав плотнее, хватает мой член в свою огромную руку, направляя в себя. Чёрт, я забыл даже мат. Вообще в голове пусто, только экстаз в чистом виде. Заполняю его толчками, рывками, расслабляется, позволяет, сипит. Рычу, выгибаюсь, запрокидывая голову, и толкаюсь, толкаюсь сильнее, вбиваюсь в тёмное тело своим светлым, ловя из-под ресниц реакцию Джи. Обнимает, ласкает, тянется, сгибается в невероятный крендель, целуя-кусая плечо. Точно будет след. И это заводит сильнее. Джи меня тоже клеймит, как когда-то клеймили его. Обстоятельства и суть разные, но разве это важно? Главное значение — принадлежность. О, да. Срываюсь в рваный ритм, меняю положение и такт. Всё быстро, резко, слишком шкалит в венах кровь. И дышать, кажется, что нечем. Стонем и мычим, кое-как целуясь. Не смешно и не забавно, только жажда, желание, слепое чувство обладания друг другом. Член Джи — такой большой и тёмный — между нами. С каждым моим проникновением ударяется о нас, зажимается между животами. Смотрю на Джи и понять не могу, как у такого маленького меня получается так лихо трахать такого большого его. Но сам быть снизу не хочу — разорвёт же. Реально разорвёт. И думаю, что Джи это понимает. Ему нравится стонать, стенать, просить продолжать подо мной. Оба млеем, оба горим. Хочу спросить, как так легко в него вошёл, но запах кардамона подсказывает, что это смазка. Готовился, сволочь, он всё это время готовился быть подо мной. Боже. Голову сносит напрочь. Врываюсь сильнее, глубже, бешеннее. Рву голосовые в крике, скольжу, резкий вдох-выдох, подмахивает, срывается, шепчет что-то на своём и брызжет белым. Вау. Ничего прекраснее в жизни не видел, чем алебастровая сперма на чёрной влажной коже рисунками импульсов оргазма. Сжимается внутри, стискивает меня, притягивает ближе, смотрит прямо в глаза, и тоже следую за ним, кончая внутрь, глубоко, бурно, трепетными ресницами прикрывая глаза. Джи... Валюсь рядом, но Джи затаскивает меня на себя, укладывая сверху. Запускает пальцы во влажные волосы, перебирает, гладит спину. Млею под его ласками. Млею от него. - Макс, да мне в три погибели согнуться надо, чтобы одновременно с тобой спать и целовать тебя, - осоловело жалуется Джи, кусая моё плечо. И так всего загрыз уже. И когда успел? Оба плеча в отметинах. А красиво. - Не нравится, шпалу найди, - ухожу от касаний, фыркая на Джи. Смеётся. - Нравится, - поцелуй в ключицу. - Очень, - поцелуй в шею. - Ты такой... милый, - поцелуй в кончик носа. Улыбается, смотрит не в глаза, в меня. Глубоко и надрывно. - Да, я тако-ой, - отвечаю в тон ему, - затраханный! - с рыком. - Ходить теперь не смогу, - притворно надуваю губы. Целует в уста, мимолётно, просто, нежно, лишь касаясь. - Буду на руках носить, - горячо выдыхает Джи. Звучит, как клятва. - Вот ещё, - отталкиваю его любезную тушу от себя, но валится снова, сверху, ловя каждое моё движение\жест, наслаждаясь. Я покорён им. Определённо. - Папа, папа, а где Максим? Ой... - вламывается в комнату Кэйод. Ну да, закон подлости в действии. - Бляяя, - шепчу я, прячась под одеялом. - Кэй, мы... - мучительно подбирает слова Джитуку. - А вы в папу с мамой играете, да? - наивно интересуется Кэйод, трогательно замирая посреди комнаты. - Да! - вякаем хором. Во, единогласие-то, а. - Тогда, я буду вашим сыном, - тут же сориентировался птенец и прыгнул к нам в кровать. - Ты почему не спишь? - как можно более мило интересуется Джи, осторожно притягивая сына к себе, при этом стараясь обнимать так, чтобы Кэй не заметил вновь жаждущий приключений орган. - Пить захотелось, - зевнул Кэй, попеременно глядя на нас обоих, удобно устроившись между нами. Прелесть же, а не ребёнок. - Ясно, - ответил я, улыбаясь мальчонке. - А можно с вами остаться? Ведь мы в семью играем, - умилительно-просительно почти прохныкал Кэй. Видимо, боялся, что прогоним. Глупый. - Мы не играем, сын. Мы НЕ играем, - горячо отозвался Джи, одной рукой притягивая сына к себе, второй рукой сплетаясь пальцами со мной. - Максим, так ты будешь моим мамой? - тут же восторженно вскричал Кэйод. - А ты хочешь? - с замиранием сердца спросил я у эбенового чуда. - Да! - хором отец и сын. - Хахаха, тогда, я согласен! - отвечаю, глядя на Джи, и одновременно ерошу волосы Кэя, что так и жмётся ко мне, обнимая. Чудо. Они. Оба. Мои!

.Эпилог.

Первое сентября. Кэйод пошёл в первый класс. Я горжусь им. Он такой радостный, такой счастливый. Улыбается мне, машет рукой и кричит, что любит. - Я тебя тоже, - кричу в ответ, быстро утирая слезу умиления. Я мама, мне можно! - Какой ты у меня трогательный, - обнимает меня Джи, по-дружески, за плечи, чуть притянув к себе. Это нормально. Мы же на людях. Я для всех всего лишь друг семьи. Зато для семьи я — Семья! И это главное. - Я столик в ресторане заказал, - говорю, не отрывая глаз от Кэя, что усиленно скачет в разношёрстной толпе таких же задорных первоклашек. Уже с кем-то подружился. - В "Романоффе"? - спрашивает Джи, скидывая рабочий вызов с сотового. Правильно, не до дел сейчас. - Нет, в "Кальери", он же семейный, - отвечаю и тут же смеюсь. Мы все семейные рестораны города обошли. - Вот пострел везде поспел! - чисто и открыто смеётся Джи, и я ему вторю, потому что Кэй вместо того, чтобы подарить чёртовы гладиолусы, на которых сам же и настоял, своей первой учительнице, подарил их девочке с молочной кожей, огромными карими глазами и безумством бантиков на голове. - Может, позвонить в ресторан и сказать, что нас будет больше? - тяну задумчиво, фотографируя на память, как смущается Кэй и как девочка его целует в щеку, тут же хватая парня за руку. Боже, неужели и мы с Джи когда-то были такими? - Пошли искать её родителей. Сначала с ними познакомиться нужно, - как обычно включает прагматичность Джи, но глаза-то светятся. Он неисправим. Гордится сыном. Я тоже. - Идём, - отвечаю и продираюсь через родственников всех пришедших школяров. Легко сказать, сложно сделать. Где тут найти их, когда родителей в три поколения плотной толпой? - Максим, - кричит Джи, и я смотрю в сторону голоса. Джи стоит возле весьма милой пары, дама умилённо не сводит глаз с детей, прижимая руки к груди. Джи невозможно недооценивать, если он поставил себе цель, то он её выполнит.