***
Я только что вышла из душа, завернутая в полотенце, вытирая мокрые волосы другим полотенцем... и тут я вижу его. Я, словно пятнадцатилетняя девочка, не могла выдавить из себя ни слова, а потом и вовсе уронила это гребаное полотенце. Он снова мне улыбнулся. — Меня Катя впустила, — промолвил он и жестом указал на вход. Эта картинка настолько смешна, что Артём в открытую пялится на меня, а рот у него расплывается до ушей. Он снова смотрит на меня, и… Прежде чем я успеваю принять серьёзный вид… Улыбаюсь в ответ! Я не в состоянии описать его улыбку иначе, чем языком рекламных клипов. В ней было всё: и солнце, и щебет птиц, и вкус земляники, и сверкающая гладь морского залива. И она была обращена ко мне — улыбка доверчивого и гордого ребёнка, который только что вручил имениннику свой неумело завёрнутый подарок. Мой рот остался растянутым до ушей. И я готова поклясться, что между нами пробежала вольтова дуга. Минуло три часа… Или три секунды… Ни один не хочет уступить и отвернуться первым. Затем мы синхронно, словно нас обоих дернули за веревочку, повернули головы вперёд. И я с закрытыми глазами прокрутила улыбку Пиндюры в замедленном темпе. — Я… пойду, — приглаживает волосы рукой, — у нас репетиция. Ты, кстати, придёшь на концерт? — Постараюсь, — киваю я. — А на вечеринку в клуб? Мы там тоже выступаем. — Да. Слегка поклонившись, он скрывается за дверью. — КАТЯ! — кричу я ей.***
Сегодня погода нас не обделила. Жара стояла на улице с самого утра. Мы лениво шли к ждущей нас машине через открытую местность, я представляла себе, насколько сильно обгорят мои плечи. — Машина ещё не приехала, — восклицает Толя, — мы можем не спешить, а идти спокойно. — Чудесно, — словно бы отвечает сам себе Киоссе и, скинув с себя рюкзак, упал на место под пальмой. Идею парня поддержали все, кроме Толи. Ведь он просто предложил идти медленнее, а не развалиться посреди дороги. Я присела на бордюр и достала из сумки бутылку воды. Из дома я брала прохладную, освежающую воду, а она уже успела превратиться в тёплую и ни капельки не бодрящую. Мы были в таком положении минут двадцать. Артём с Владом смотрели видео на телефоне и смеялись. Толя вечно отвечал на сообщения. А Катя с Никитой лежали рядышком, слегка приоткрыв глаза. — Если мы сейчас не пойдём, мы опоздаем, — недовольно говорит всем Толя. — Катя, вставай. Ник, ты тоже. Она легко вскочила на ноги, а он остался лежать. Он смотрел на неё из-под опущенных ресниц, смотрел с сердитым и обиженным выражением, которое, как на зло, очень шло ему, и вдруг она быстро опустилась возле него на колени, взяла его голову в руки и, наклонившись совсем близко к его лицу, улыбнулась загадочной улыбкой. — До чего же худой! — проговорила она. Они пристально смотрели друг на друга. И я уже начала думать, что они вот-вот поцелуются, но она уже вскочила и отряхивала юбку, не глядя на него. Никита поднялся и пошёл вслед за нею. На полдороге он остановился на мгновение, и она обернулась к нему. — Послушай, ты, может, немножко сумасшедшая? Лицо её вдруг приняло строгое выражение. Она покачала головой. — Нисколько.***
Концерт прошёл на ура, как сказали сами парни. Я умудрилась заснуть, так что и половины уже не помню, но это ведь не беда..? После всего этого мы отправились в клуб на очередную вечеринку. И не смотря на то, что идти мне не хотелось, я пошла. Людей внутри было много, мы зашли с Катей на танцпол, и я заметила Алину, которая активно махала мне рукой. Не успела я ей сказать привет, как свет потух и включилась музыка. — Добрый вечер, — Никита выходит на сцену один, девушки, стоящие рядом со мной, начали перешёптываться. — Да, не привычно видеть нашу группу в составе одного человека, но я хотел бы вам кое-что сказать, - зал затих. — Первая песня, которую мы споем, - она будет не наша, но в связи с последними событиями, происходящими в нашей жизни, она нас слишком зацепила. Так что, встречайте, — он снова широко улыбается и делает шаг назад. На сцену выходит Артём, за ним бежит Толя и садится за ударную установку. Началась музыка. Первые слова песни были для меня словно бы в тумане. Включилась я не сразу. - Я без тебя нигде, мне без тебя никуда… Твое сердце меня ежедневно нежно манит, Несмотря на сотни тысяч сантиметров между нами. Мы не ожидали, но знай, что даже даль не Остановит, не избавит меня от желания… Быть ближе к тебе без лишних теней. Я сделаю все, лишь бы стереть это расстояние… Метр за каждым метром. Давай улетим и никому не расскажем об этом! Не прекращай писать, не переставай звонить, Прикосновений мало, но пока слова за них… Все самое лучшее впереди всегда. Все будет хорошо, просто береги себя, — поёт Никита, глаза его закрыты, и он словно отдаётся музыке. Когда его глаза открылись, он взглянул в нашу сторону и легкая улыбка незаметно пробежалась по его губам. «Мне нужно, чтобы ты понимала меня, Я разделился, видно, ты моя половина. Возможно, все пройдет, но это маловероятно, Насколько бы не был я далеко, - я рядом. Помни: я твой чёртов покорный поклонник, И я готов греть твои холодные ладони, И все, что между нами есть, - как минимум прикольно, Улыбайся, и по барабану, что с нами станет в итоге, — я смотрю на Артёма, не опуская взгляд, хотя в груди что-то тревожно царапается. Так ужасно сильно хотелось в последний раз вцепиться в воротник его куртки и разрыдаться, что, наблюдая за всем этим со стороны, станет жалко себя самого. Я словно проваливаюсь, глядя ему в глаза, будто бы испытываю судороги. Чертовски неприятные ощущения. - Быть ближе к тебе без лишних теней. Я сделаю все, лишь бы стереть это расстояние… Метр за каждым метром. Давай улетим и никому не расскажем об этом! Не прекращай писать, не переставай звонить, Прикосновений мало, но пока слова за них… Все самое лучшее впереди всегда. Все будет хорошо, просто береги себя, — запели они будто бы в один голос. Толпа закричала. А я стою, как вкопанная, и думаю, хотели ли они этой песней что-то сказать? Слишком много себя накручиваю. «Они хотят меня добить?» Стоило пройтись по сердцу ножом, как все стихи и песни стали близки мне. Но к чему эта песня, которую сейчас поют Артём с Никитой? Зачем эта музыка, которая пропитана июньской прохладой, а слова которой добивают меня, добивают… — У меня мурашки по коже, — вставляет Алина и не отрывающимся взглядом смотрит на Никиту. — У меня тоже, — вставляет её знакомая. Мы с Катей смеемся: — А у меня нет никаких мурашек, я просто плачу, — отвечаю я. В голове откуда-то появилось столько слабости, ватности. Это всё динамики. — Знаешь, он бы только знал, как немыслим в тот момент, когда хмурится, слушая музыку в голове, и выжимает её из гитары, — говорит Катя, когда мы возвращаемся в отель. Ушли мы сразу же, после той песни. — Добрых снов, — улыбается она. — Завтра мы просто пойдём отдохнём в клуб, снова. Но на самом деле, мне кажется, пора завязывать со всем этим. Это уже ненормально. — Добрых снов.***
Я слышу, как на парковке скрипят шины, негромко урчат мотоциклы и щелкает зажигалка «Зиппо». Мне подали приторно-сладкий коктейль от заведения: явно сэкономили на шампанском, восполнив его гренадином, видно, считая, что девушки любят гренадин… Я спрашиваю себя: «Что, чёрт побери, ты здесь делаешь?» У меня из-за вчерашнего тоска. Глаза щиплет. Хорошо, что я ношу линзы, да и на дым свалить можно. — Привет, Сонь, ты как? — спрашивает у меня Алина. — Привет!.. — она целует меня в щёку. — Хорошо… — вспоминаю, как она поцеловала Никиту. — Что поделывала? — Да так, с Ником болтали. Ты не поверишь, мы, может быть, поедем с ним вдвоем за границу! Это полный отпад: бассейн, джакузи, вид на океан. Умереть — не встать. Это будет просто улёт! Она встряхивает своей причёской, показывая, насколько ей всего этого не хватает. — И как тебе? — Что?.. Ты к чему это? — Да просто так. Подумала, может, он тебя ещё и замуж позовёт, ты же у нас такая искренняя и хорошая, а он таких любит. — У тебя какие-то проблемы, — заключает она и отправляется сообщать эту новость кому-то другому. Глядите-ка, кто к нам идёт… Тощий молодой человек с выступающим кадыком и маленькой, любовно ухоженной бородкой, — ну просто чудо как хорош! — приближается к моим сиськам и пытается вступить с ними в контакт. — Мы уже встречались? -… — Ну, конечно! Я вспомнил, ты была на концерте сегодня за кулисами, да? -… — Ты иностранка? Do you understand me? -… Парень рывком поднимает голову. Оказывается, у него лицо есть. Он жестом театрального отчаяния скребет бородку и погружается в глубочайшую задумчивость. — From where are you from? Уйя, мальчик! Да ты спикаешь на их языке! — Я из Москвы, живу на Мясницкой улице в доме шесть и хочу сразу тебя предупредить, у меня нет стереосистемы на балконе, — отвечаю я. Хррр, пшшш — он снова чешет бороду. Я должна сейчас же отсюда убраться, совсем ничего не вижу, чёрт, эти блядские линзы совсем меня доконали. А ты ещё и грубиянка, птичка моя. Я стою перед входом, мне отчего-то холодно, я плачу, как ребёнок, я мечтаю оказаться не важно где, только не здесь, я спрашиваю себя, как мне возвращаться домой, я смотрю на небо, ищу звёзды... но даже их нет. 01:12 Отправитель: Толямба Ты куда пропала? И тут же следует звонок телефона. Входящий: Толямба — Да… — отвечаю я сонным голосом. — Ты где? — слышу раздражение в его голосе. — У входа, ты можешь меня забрать? — Что происходит? Что с тобой? — тревожно спрашивает он. Я повторяю: — Можешь меня забрать? Кто-то мигает фарами на другом конце стоянки. — Давай, садись, — командует он. — Что это за бабушкина рубашка на тебе? — Заметь, я старался забрать тебя как можно скорее! — Ты заявился на эту грёбаную вечеринку в рубашке, похожей на ночнушку в стиле ретро! — я помираю со смеху. — Во-первых, я переоделся просто, во-вторых, тебе не объясняли разницу между ночными и обычными рубашками? — А если у тебя кончится бензин? Не говоря уж о том, что тут и так найдётся немало твоих поклонниц до тебя… — Покажи… где, кто? — спрашивает он с интересом. — Смотри, вот там, это случайно не та самая девочка, которая повисла в прямом смысле этого слова на твоей шее и не хотела тебя отпускать? Она до сих пор ждёт тебя… — Подвинься… Смотри-ка, ты права… Боже, ей, наверное, очень скучно. Он смотрит на меня, и мы ржем как сумасшедшие. Нам хорошо. Цой лихо выруливает с парковки, слышен визг колес, на нас оборачиваются, он говорит мне: — Тёма меня растерзает, когда узнает, что я забрал машину, — он смеется. А потом меня как-будто осеняет, и я спрашиваю у него: — А Катя, с кем она осталась? — я вглядываюсь в темноту. — Она с Киоссе. Не переживай за неё. Всё хорошо. Я вынимаю линзы и откидываю спинку сиденья. Мы входим в номер на цыпочках, потому что Влад уже спит. Толик наливает мне джин-тоник, но без «швепса», и спрашивает: — Что не так? И я рассказываю. Ни на что не рассчитывая, потому что психолог из этого парня никакой. Я говорю ему, что моё сердце похоже на большой пустой мешок, огромный мешок, куда можно было бы запихнуть целый караван-сарай, но он пуст. — Ты просто ничего не знаешь… Гляжу в его тёмные, цвета греха, глаза. — Я не привык такое говорить, но… Нет… Не так… Тут дело в другом, — я вижу, как он немного нервничает. — Просто, понимаешь… Твой взгляд словно царапает ему виски и выворачивает наизнанку. Это сразу же видно. Ты ему небезразлична. Тем более, если вы вместе. — Мы не вместе, — признаюсь я. — Что? И тут я сделала то, что, может быть, и совершенно не надо было. Я рассказала ему всю правду.