Бриллиантовая пыль

       — Итак. Что мы здесь наблюдаем? — Ирина проводила очередного клиента на улицу на ближайшие полтора часа и вернулась в приемную, где лежал кот в бессознательном состоянии. Его оставили на стационарное лечение на неделю. Карина, к которой обращались, готовила клетку, а затем прошла к столу с лекарствами.        — Учащенное поверхностное дыхание. Температура тела снижена. Слизистые оболочки бледные, зрачок слабо реагирует на свет, рефлексы почти отсутствуют. Животное не встает, на раздражители не реагирует. Дрожание глазных яблок.        — Что будем делать?        — Уколю ему внутривенно дексаметазона три ампулы и фуросемида половину куба. Поставлю маннит капать, пока пятнадцать миллилитров. Внутривенно пирацетам, мексидол, и вот не знаю — флексопрофен нужен или нет?        — Температура у тебя какая?        — Тридцать пять и три.        — Ну и как думаешь? Нужен здесь флексопрофен или нет?       Карина на пару секунд замолчала.        — Нет, наверное, не нужен.        — Выполняй.       Ирина почти не работала теперь, если на смене находилась ее любимый фельдшер. Скоро Карина сама станет врачом. Хватит уже сидеть в ассистентах. Она уже умела кастрировать котов и кошек с любыми патологиями, делать кесарево сечение, грыжесечения всех видов и размеров, удалять фаланги пальцев по показаниям и без, резектировать кишки и извлекать инородные тела. Про всякие манипуляции вроде взятия крови или постановки катетеров уже и говорить не приходилось. Осталось только поднатаскать ее в диагностике, и можно будет вообще не беспокоиться, оставляя ее одну.       Пока фельдшер занималась котом, Ирина ее не трогала. Однако стоило той закрыть капельницу и отнести клетку в заднюю комнату, как врач начала свой стандартный блиц-опрос. Теперь она делала так не двадцать минут в день, а тогда, когда придумывала что-то интересное. Карина уже привыкла к такому и была готова ответить в любой момент.        — Той-терьер, сука, пять лет, убежала из дома три дня назад, сегодня вернулась. Кифоз позвоночного столба, стонет, слизистые оболочки бледные, тремор, болезненность в левом подреберье.        — УЗИ?        — При сбривании шерсти обнаружилась гематома в области мечевидного отростка и левого подреберья. Свободная жидкость в брюшной полости.        — Селезенка?        — Не визуализируется.        — Каковы возможности клиники?        — Полный спектр услуг.        — ИВЛ? Банк крови?        — Имеется.        — Срочная операция по экстирпации селезенки под капельницей с плазмозаменителями. Подключение кардиографа и ИВЛ. Мочевой катетер. После операции — переливание крови. Следить за реакцией. Если проявляется шок — дексаметазон, ампулу, внутривенно.        — Умница.        — Еще какая-нибудь ситуационная задачка?        — Пока нет. Я думаю.        — Как придумаешь — говори.        — Ладно.       Врач с довольно усталым выражением лица возвратилась на свое место. Но себя она не жалела — все сейчас уставали: и она, не занимаясь практически ничем, кроме периодической умственной деятельности (все остальное с согласия владельцев делала фельдшер под ее присмотром), и Карина, осваивающая все новые и новые навыки, и Николаич, который месяц назад вернул график на прежний, принимая только по субботам и воскресеньям. Особенно Николаич, из которого жена высосала все соки. Сейчас он носился по различным инстанциям, оформляя документы на развод.       Ирина же чувствовала, как ветеринария пресытила ее. Как хотелось бы уйти в отпуск не на две недели, а на полгода минимум. Хоть залететь бы от кого-нибудь да в декрет… но залетать она не хотела, потому что не видела ни одного экземпляра мужской особи, который бы хоть как-то ее привлекал на тот момент. Вернее, она-то видела, но этому экземпляру было сейчас не до нее.       Кошечки и собачки слились для нее в одно единое пушистое пятно. Как конвейер. Поступил — вылечила — получите. И так по кругу. Один, второй, пятый, десятый, сотый, тысячный. Она начала понимать, почему закоренелые ветврачи уже не пищат от вида самого очаровательного котенка. Что-то изменилось в ней. Она смутно помнила, как когда-то давно, может, много лет назад, плакала над первым животным, в сердце которого вогнала иглу от шприца с лидокаином. Но вот почему она плакала, хоть убей, было не припомнить. Сейчас, если здравый смысл перевешивал все потуги к вылечиванию, Ирина спокойно сообщала об этом владельцам, пропускала мимо ушей стенания и рыдания и молча, с абсолютно сухими глазами останавливала сердце пациенту. А толку, если лечение не даст результата? Нечего лишний раз мучать животное.       «Наверное, я начинаю выгорать. Мы несем свет, сгорая при этом сами. Что же, похоже, что запасы моего топлива на исходе. Интересно, поэтому сочувствующих врачей со стажем пять лет и более почти не найти? Все они только изображают сочувствие. А по факту… по факту, когда ты звонишь им, чтобы узнать анализы, им необходима фамилия, как идентификационный номер, без нее они не вспомнят ни кота, ни патологию». Но клиент не должен понять, что его Кузя, Боня или Петя — это очередной клон, который через неделю исчезнет из памяти, как дым в небе. Они не осознают, что сочувствовать животному должны они сами, а обязанность врача — лечить, абстрагируя ум от эмоций и делая назначения исключительно из соображений холодного разума.       В прием заглянул мужчина.        — Здравствуйте. У вас свободно?        — Да, проходите. Что случилось?        — У меня кошка загуляла, а теперь вот ее раздуло. Она что, забеременела?        — Трудно сказать, — Ирина уже вытащила животное и наминала ей бока. — Давно это произошло-то?        — Загуляла месяц назад. А раздуло… да вот только позавчера обратили внимание.        — УЗИ делать надо. Похоже на пиометру.        — А что это такое?        — Гнойное воспаление матки. Контрацептивы давали?        — Нет, не давали. Она как-то спокойно всегда гуляла, гладится и все. Не было такого, чтобы кричала, метила или что-то в этом духе. Ну давайте сделаем УЗИ, раз надо. У вас можно?        — Да, пойдемте в другую комнату.       УЗИ подтвердило наличие поставленной патологии. Ирина развернула экран к мужчине и указала на несколько черных пятен на нем по очереди.        — Вот это — наполненная гноем матка. Нужно оперировать, срочно.        — Оперировать? Так ей уже восемь лет. Она наркоз перенесет у нас?        — Может и не перенести. Но пиометру без операции она не перенесет точно. Так что выбирайте: либо она, возможно, хорошо перенесет наркоз и операцию, либо точно умрет без операции.        — Вы делаете?        — Сегодня ее буду делать я. Если запишетесь на завтра — Сергей Николаевич.        — Сейчас можно?        — Конечно.       Эта процедура также входила в раздел стандартных. Премедикация, рвота пациента на миорелаксант, наркоз — заснула. Забрив кошке живот до самого подреберья, Ирина объяснила хозяину, что его ждет после операции, а также разъяснила некоторые организационные моменты: что о любых изменениях по ходу операции, а также о факте остановок сердца или дыхания они сообщают сразу же, что если найдут какую-то другую, более серьезную болезнь, позвонят хозяину, чтобы совместно принять решение о дальнейших действиях и так далее. Мужчина, заполнив договор, ушел.       Однако, стоило ей только коснуться инструментов, как в операционную влетела Карина с решительным лицом.        — Я.        — Как хочешь, ради бога! — улыбнувшись и подняв обе ладони вверх, проговорила врач. — Мне вот уже не столь охота в гною копаться. Если что — зови.       Сверху на лестнице послышался стук каблуков, а затем — скрип входной двери.        — Ирочка, здравствуй!       От голоса Макеевой на сердце сразу стало как-то теплее, даже несмотря на то, что появлялась она здесь всегда с плохими новостями. Она оставалась одной из немногих клиенток, которой хотелось сопереживать. Всегда позитивная, всегда доброжелательная, она делала врачебную практику Ирины светлее и вселяла надежду на то, что в мире еще живо непотребительское отношение к животным.        — Только не говорите мне, что эуфиллин перестал действовать, — поприветствовав женщину со Степкой кивком, без предисловий начала она. Макеева вздохнула.        — Хотела бы я это сказать.       «Болезнь прогрессирует. Либо организм уже ко всему привыкает. Бедный кот. Очень скоро у него начнутся проблемы посерьезнее Кушинга, слава богу, он пошел на нет».        — Я так и думала.        — Может, что-то еще добавить? — с робкой надеждой вопросила Ольга Владимировна.        — Героическая вы женщина, — проигнорировав вопрос, сказала Ирина. — Я вам завидую. Столько сил тратите и средств. Знаете, как мало сейчас таких хозяев?        — Представляю. Я даже не хочу думать, с какими страстями Вам приходится здесь дело иметь. Люди стали так жестоки…        — А они всегда такие были. Просто мы начинаем подмечать это с определенного момента. Есть и плохие, и хорошие. Помните того котенка с удаленным хвостом, который у нас жил?        — Которому кто-то кожу с хвоста содрал? Ой, помню.        — Его же забрали. Пристроили. Сейчас покажу фотографию, — Ирина покопалась в телефоне и нашла в принятых файлах фото уже возмужавшего кота. Ему сейчас должно было исполниться девять месяцев. — Какой вырос, а.        — Красавец! — подтвердила Макеева. — Дай бог здоровья и ему, и хозяевам.        — Да. Хорошие люди. А что касается Степки… — она сняла с шеи фонендоскоп и тщательно, со всех сторон его прослушала. — Никакого прогресса. Как сипел, так и сипит. Ну, все-таки гормоны действуют сильнее, чем эуфиллин.        — Без них никак?        — Давайте попробуем подключить таблетки мексидола. Если на нем не раздышится — то снова будете давать преднизолон. Но вообще мексидол — это очень хороший антиоксидант, так что, я думаю, он поможет. И его, и эуфиллин даете одинаковыми курсами. Мексидол можете в нашей аптеке приобрести, сейчас я вам его принесу.       Пока Ирина писала рецепт, Макеева внимательно ее рассматривала. Внимательно и критически. Они общались почти всегда по телефону, приходила в клинику она только в крайних случаях, и последний раз была здесь полгода назад. Взгляд ее был довольно печальным.        — Ирочка, ты такая уставшая.       Врач подняла на нее глаза.        — Так сильно видно?        — Для тех, кто знает тебя давно — очень, — женщина вздохнула. — Иссякаешь, да? Пламя тухнет потихоньку?       Ирина поняла, о чем говорит Ольга Владимировна. Они разговаривали по телефону не только про Степку, но и про нее саму, и ветеринарию в целом. Внутри взгляда нетрудно было рассмотреть некую обеспокоенность. Ну, а чего еще она ждала? Конечно, иссякает. Разумеется, на всех добротой не напасешься. Ресурсы психики тоже даются в ограниченном количестве.       Ирина вздохнула.        — Становится все труднее и труднее находить в себе сил, чтобы сопереживать. Но вы не беспокойтесь. На вас и Степку это безразличие не распространяется. Есть лишь несколько пациентов у меня, к которым я питаю подобные чувства, и вы — на первом месте. Вы мне как родные.        — Если сочувствие ко всем так убивает человека, то врач — это жестокая профессия, — Макеева рассеянно поглаживала своего кота, держа его на коленях. — Ирочка, а ты когда-нибудь… ну… делала с животными… ну…        — Убивала ли я животное? — подсказала Ирина. После секундного смятения от слишком резкого слова женщина кивнула. — Да, разумеется, убивала.        — И как это?        — Я не помню, — врач пожала плечами. — Вроде бы я плакала. А сейчас, честно, колю им смертельную и ничего не чувствую. Понимаю только, что все равно ничего лучше бы для них уже не сделала… это помогает. Помогает не сойти с ума, впитывая то, что ощущают в это время хозяева. Ведь они переживают раз пять-шесть максимум за всю жизнь. А мы бы тогда переживали это еженедельно. А в межсезонье, когда всех почечников косит, как косой, так вообще почти каждый день.        — Ужас какой. Я когда-то хотела ведь пойти на ветеринара… наверное, я бы не смогла…        — Грязная и неблагодарная профессия. Знала бы я тогда — тоже не пошла бы.        — Но ведь кто-то же должен, — Макеева робко улыбнулась. — Кто еще, кроме тебя? Или Сергея? Никто вас не заменит. Вы — прекрасные врачи.        — Хотелось бы, чтобы так и оставалось навсегда, — Ирина нашла в себе сил улыбнуться в ответ и протянула рецепт. — Держите. Выздоравливайте, пожалуйста.        — Мы очень постараемся.       Когда она ушла, Ирина откинулась на спинку стула и глубоко выдохнула. После общения с Ольгой Владимировной всегда оставался какой-то странный осадок. Вроде бы и тепло, потому что она оставалась единственной, кто отчаянно верила во врачей и в то, что они несут только свет. И в то же время какое-то опустошение, выгорание, словно все внутренности высосали через тростинку послойно, как Б-52 на праздничной пьянке. Тяжело. Клиника переживала не самые легкие времена, все ее сотрудники хотели отдохнуть. Хоть закрывайся на месяц.       Ирина повернулась в сторону операционной.        — Карин, ну и долго ты там возиться будешь?        — Зашиваю уже!        — Слава небесам, — пробормотала врач под нос. — Чай хочу, просто звездец.