Бриллиантовая пыль

       — Ирина Алексеевна, здравствуйте, — Ольга Владимировна, заглядывая в прием, сдвинула брови и говорила серьезно. От такого начала разговора врач, заполняющая амбулаторный журнал за своим столом, даже растерялась: неужели она чем-то не угодила своей постоянной клиентке?        — Здравствуйте, — настороженно поприветствовала она Макееву в ответ, терпеливо дожидаясь продолжения.        — Ну и что? Мне официально можно поздравить вас с тем, что теперь вы — Ирина Алексеевна Морозова? — после этих слов женщина наконец-то лучезарно улыбнулась.       Ветврач выдохнула облегченно.        — Фух, а я уж было подумала, что что-то не так со Степушкой. Ну и напугали вы меня. Поздравления принимаются.       Макеева прошла к столу и поставила на него пакет: внутри была бутылка ягодного ликера и коробка конфет.        — Вот, с бракосочетанием вас, хорошие мои.        — Ой, спасибо, — Ирина Алексеевна приняла подарок и убрала его под стол. — Так здорово, когда на работе поздравляют, вы не представляете, как это важно для врачей. Жалко только, что пить-то мне нельзя, — она усмехнулась. — Ну ничего. Муж попьет. Блин, и ликер же мой любимый, ммм… спасибо вам!        — Да не за что, родная, счастья вам. Такая пара замечательная, просто невероятные!       — Ольга Владимировна даже мечтательно закатила глаза. — И так неожиданно!        — Разве? — ветврач пожала плечами. — А по-моему, это стало очевидно с тех самых пор, как Сережа с Леной развелись. Он еще задолго до развода стал моим предметом воздыханий, только я, как хорошая девочка, ему этого не показывала. Ну он мужик неглупый, догадался, — хохотнула она; Макеева вторила ей.        — Ты так хорошо выглядишь, поправилась. УЗИ-то делали уже? — женщина хитровато приподняла уголки губ. — Не перенапрягаешься?        — Я? Да для меня это привычный ритм, — Ирина Алексеевна, как-то особенно нежно улыбнувшись, погладила себя по животу. — Делали, пока еще пол не определили, но предположительно девочка. Развитие гармоничное, все индексы идеально посерединке. Сказали меньше нервничать, а как тут не понервничаешь с нашей-то работой… хорошо хоть, что Карина есть теперь, да Сережа не позволяет работать больше трех дней за неделю. А не работать тоже никак, клиенты начинают вызванивать. Ну ладно, хватит обо мне. Как самочувствие сами-знаете-у-кого?        — Да вот хотели завтра тебе показаться. Ты же завтра работаешь?        — Да. Карина послезавтра.        — Подумать только, — задумчиво улыбнулась Ольга Владимировна. — Застала я и тебя фельдшером, помнится, и Карину фельдшером… а теперь вы все врачи. Все такие умницы. Я в восторге от вас.        — Спасибо.        — Ну… — Макеева встала. — Ждите нас завтра.        — Я всегда вас жду. С хорошими новостями, желательно.       Улыбнувшись снова на прощание, женщина ушла. В прием из операционной робко заглянула Катя.        — Ир. Чай пьем?        — Пьем, — с готовностью отозвалась врач. — Спрашиваешь еще. О, пока вспомнила. Кошка, полтора года, не ходят задние лапы. Чувствительности нет, болевой реакции на тазовых конечностях нет.        — В туалет ходит?        — Нет.        — На улице гуляет?        — Ммм… ну да, пускай гуляет.        — Рентген нужно делать и УЗИ.        — УЗИ: контузия почек. Рентген: перелом второго поясничного позвонка.        — Возможности клиники?        — Средней оснащенности ветеринарный кабинет.        — Замечательно-то как, — Катя, наливая чай, изобразила какую-то истерическую улыбку. — Как Карине, так всегда полный спектр услуг. Где справедливость?        — Ну не всем же у Сотникова работать.        — Ну тогда спрошу решения у хозяев. Капельница не спасет, обезболивающие рано или поздно выведут из строя почки, а ссать кошка будет только с посторонней помощью. Либо же перенаправлю к Сотникову, — она всплеснула руками и хохотнула.        — Хорошо. Кошка, тринадцать лет. Отказ от корма, вялость, температура сорок с половиной, раздутые бока.        — Это подвох какой-то? — Катя скептически подняла одну бровь.        — Нет, зачем, — Ирина Алексеевна пожала плечами. — Просто случай такой.        — УЗИ пиометру показывает, да?        — Верно.        — Тогда давай к операции сразу. Какие осложнения ты мне надумаешь?        — Ну, допустим, остановка дыхания на стандартную дозу золетила.        — Сульфокамфокаин, дополнительное обезболивание. Делаем больше папаверина и димедрол, чтобы минимизировать поступление наркоза.        — После введения димедрола у кошки начались судороги, пошла пена изо рта.        — Да как же ты меня любишь, — хохотнула фельдшер. — Дексаметазон внутривенно. Сульфокамфокаин, половину предыдущей дозы, туда же. Фуросемид туда же. И медленно капаем либо рингер, либо глюкозу, если нет гипергликемии.        — Ладно. Молодец. У меня кончилась фантазия.        — Соню вы с Кариной так же мучаете?        — Не знаю. Карина же вообще садист. Ну, она хотя бы всегда подразумевает, что у нас здесь Сотников. Если бы это было так…        — Не унывай, Алексевна. Может, когда-нибудь так и будет.        — Ага. Лет через двадцать.       Смена прошла в привычном ритме для обычной среды. Потихоньку шли люди: кто на вакцинацию, кто на плановый осмотр. Никаких серьезных патологий ни у кого не наблюдалось. Оно и хорошо: лишние переживания Ирине Алексеевне в ее положении были совершенно не нужны. Она и так потратила некоторое количество нервов, выбивая у Николаича третий день работы на неделе. Сергей очень трепетно относился к ней самой и к будущему ребенку, но идти против беременной жены было чревато: женщина Ирина Алексеевна была суровая, и не поставь ей в график день добровольно — она выйдет без его ведома. Поэтому главврач выбрал три смены на неделе, которые были совсем не загруженные, а также дал напутствие не делать рентген и ограничивать ультразвуковые исследования. Если быть точнее, он сказал: «Узнаю, что полезла в заднюю комнату — уволю!»       Она с тоской думала, что через девять недель, когда срок беременности перевалит за седьмой месяц, Сергей закроет ее дома и запретит выходить на работу вообще. Она же сойдет с ума, будет выносить ему мозг каждый вечер, мешать непонятными советами, лишь бы чувствовать себя у дел. Еще бы как-то сдержать себя… надо будет почаще приглашать домой родителей или ездить к ним. Сразу двух зайцев убивать: и свое время как-то потратить, и увидеть довольные на все сто лица мамы и папы, чья дочка «наконец-то делом занялась».       Вечером, когда и врач, и фельдшер уже собрались, звякнул колокольчик: в клинику зашел Николаич.        — Ой, Сергей Николаич, здрасьте! — Катя с неким обожанием посмотрела, как главврач приобнял свою жену и легко чмокнул ее в уголок рта. Глядя на такую картину, она даже запищала. — Блин, вы такие милые!        — Когда же ты привыкнешь уже, — усмехнулся мужчина и повернулся к Ирине Алексеевне. — Поехали, посидим где-нибудь?        — С чего это ты у нас вдруг такой щедрый? — она хитро улыбнулась и вручила мужу пакет, подаренный Ольгой Владимировной. — Нас Макеева с бракосочетанием поздравила. Завтра со Степкой придет, им опять плохо.        — Так. На сегодня никаких плохих новостей. Поехали, — он махнул рукой на дверь. — Кать, тебя подкинуть?        — Что?.. — рассеянно переспросила девушка, умиляющаяся новобрачному руководству. — А… нет, не надо. Я сама доберусь, спасибо большое! Не хочу вас от вечера отвлекать.        — Ну, как знаешь, — пожал плечами главврач. — Пойдемте уже, работяги. Когда сигнализация замигала, Катя отправилась на свою остановку, а машина загудела, заводясь, Ирина Алексеевна посмотрела на мужа исподлобья.        — Так, а вот теперь давай начистоту. Разговор какой-то серьезный?        — Я что, не могу просто так свозить свою жену на романтический ужин? — ответил Николаич, выруливая из кармана, в котором припарковался. — Через полчаса у нас кино начинается, надо поторопиться. А потом сходим куда-нибудь, поедим роллов или пиццы, куда твоя душа ляжет.        — Мне, вообще-то, на работу завтра, — улыбнулась женщина.        — Я в курсе. Я, кстати, с тобой.        — С чего это вдруг?        — Чтобы ты не заработалась, — он посмотрел ей в глаза с улыбкой, но было видно, что в шутке есть доля правды. — А то знаю я твою склонность к альтруизму.        — Ой, где ты был в первые годы моей фельдшерской практики, а? — огрызнулась она. — Знает он мою склонность к альтруизму. Кто меня по шестидневке заставлял тарабанить, а?        — Я был молод и необуздан, — отмахнулся Николаич. — Да и ты как раз в том периоде, когда вообще себя жалеть нельзя. А сейчас у тебя особое положение. Так что не надо мне тут ля-ля. Я начальник. Как сказал, так и будет.        — А то уволишь?        — А то уволю.       С «романтического вечера» парочка вернулась почти в час ночи. Оба были довольны, хотя периодически зевающая Ирина Алексеевна то и дело сокрушалась, что не поднимется завтра на работу. Сергей не соврал в том, что пойдет вместе с ней на смену, так что приехала она на личном «лимузине» — серой приоре с вмятиной на бампере с левой стороны (Николаич как-то ехал невыспавшийся и врубился на светофоре в стоящий впереди автомобиль).       Макеева пришла в двенадцать. Она удивилась присутствию сразу двух врачей на приеме, но тепло поприветствовала обоих и еще раз поздравила.        — Так, с вашего позволения, Сергей Николаич, — Ирина Алексеевна отстранила мужа от рабочего стола и встала, чтобы подойти к пациенту. Аускультация прошла уже по привычной схеме и не дала никаких новых результатов: все то же свистящее затрудненное дыхание. Врач грустно вздохнула и встретилась взглядом с хозяйкой. Макеева обреченно улыбалась.        — Подключаем гормоны опять, да?        — Да, похоже, что без них никак, — пожала плечами ветеринар. — Кушинг опять разовьется, это неизбежно. Но из двух зол выбирают меньшее. Так что, пока Степушка не задохнулся, надо подключать преднизолон.        — Хорошо…       Еще с десять минут пообщавшись с Ольгой Владимировной про ее кота и на разные отвлеченные темы, Ирина Алексеевна отпустила клиентку. Николаич вышел из операционной, где сидел все то время, что женщины болтали, и вынес жене чай. Та приняла напиток, сделала глоток и рассеянно уставилась в амбулаторный журнал.        — Ир.       Сергей говорил тихо-тихо, так, чтобы его слышала только она. Врач повернула к нему взгляд, фокусируя его где-то на уровне его подбородка.        — Ты ведь знаешь, что со Степкой уже все ясно. Зачем мучаешь кота и хозяйку?       Ирина Алексеевна подняла взгляд в его глаза; смотрела она даже яростно, отчего Николаич на мгновение растерялся.        — Я не буду усыплять этого кота до тех пор, пока они сами готовы его тянуть! Сколько вокруг равнодушных хозяев, которые не желают обременяться. Эти люди готовы ради него сносить неудобства и растраты, они — друзья своего питомца. Не заставляй меня рушить эту дружбу!        — Ира. Это кот. Всего лишь кот, который сам скоро сдохнет.        — Нет, это не всего лишь кот! Это их отдушина. Они любят его, они готовы…        — Но он не понимает, что его тыкают иглами, чтобы помочь. Все, что он знает — так это то, что ему мучительно больно дышать, что он задохнется, если поиграет со своими любимыми хозяевами, — главврач сдвинул брови. — Не мучай животное. Меня они не послушают. А вот ты…        — Если я предложу им усыпление, то мы их потеряем, — Ирина Алексеевна уткнулась лицом в руки. — Их доверие, их расположение… я все потеряю… Сереж, это — единственные клиенты, которые дарят мне на работе ощущение тепла и того, что не все в нашем мире еще разрушено и забыто. Степка — мой первый постоянный пациент. Я не могу его усыпить.        — Я понимаю твои чувства…        — Нет, не понимаешь. Ты — мужчина, это раз, и ты работаешь дольше — это два. Ты не понимаешь, как эмоции могут идти поперек здравого смысла. Я знаю, что он не жилец. Но я не могу. Просто не могу.        — Ладно, — Сергей взял ее руку. — Давай забудем о Степке. Тебе нельзя переживать.        — Да, пожалуй. Давай не будем о грустном. Лучше поговорим об удалении опухоли, которое будет сегодня в шесть вечера, — она пододвинула к себе журнал записей и ткнула пальцем в одну из них. — Даже хорошо, что сегодня ты на смене. Там, в общем, все обстоит следующим образом…       Но, даже не показывая это остальным, Ирина Алексеевна продолжала думать о Макеевой и ее коте. Он начал сдавать. Сколько он еще сможет протянуть? В уме всплыло лицо Ольги Владимировны, ее всегда улыбающиеся губы, голос, светящийся позитивом, хотя никакого позитива в ее ситуации не было. Откуда у этой женщины было столько сил? Да, она воспитала и вырастила дочерей-погодок, обе поступили в вуз и хорошо учатся, и теперь все ее внимание приковано к коту. Ее любимому, самому лучшему, самому красивому, неизлечимо больному коту.       «Я завидую ей. Она намного сильнее меня…»