Апатия.

В распахнутое окно дул теплый ночной ветер. Принося с собой запах скошенной травы и винограда, он рассеивал по комнате невидимую, почти не осязаемую дымку. Яркие звезды, заглядывающие в окно, дарили уют. Ароматы специй, домашней еды и осенней сырости смешивались и расползались по дому. В вечерней полутьме все казалось мягче и теплее. Бабье лето заканчивалось и природа наслаждалась последними днями благодатной погоды. Шум игры в мяч соседских детей был слышен далеко за пределами деревни. Теплая осень спешила уйти и уступить место сырой и промозглой погоде. Солнце садилось и все пространство было залито предзакатным красным светом. Трава шелестела и до ушей доносились звуки падающих капель дождя. Он лежал посреди пшеничного поля и внимал всему, что происходит. Закрыв глаза, ощущал жизнь. Жизнь вокруг. Ему было ни весело, ни грустно. Ему было никак. Вокруг происходило много событий. Мысли роились в голове. И всплывали одна за одной нескончаемой чередою. Вставать не хотелось. Лежать тоже. Последние две недели не хотелось ничего. Он думал об отце и каждую секунду ставил его на свое место. Это был его дом, его соседи, его деревья и его горничная. Но с некоторых пор все изменилось. Не так чтобы кардинально. По крайней мере никто не придавал этому особое значение. Смерть от старости-естественный конец жизни. И как бы люди ни старались сочувствовать, все равно никто не считал это поистине важным. Дом и все хозяйство досталось единственному сыну, который и знать не знал, что когда-нибудь все так может обернуться. Отца он не знал. Жил с матерью. Жутко с ней скандалил. Доводил. Не слушал и не слышал. И в конце концов, к его счастью, она умерла. Не посчитайте его плохим. Его так воспитали. Он не сочувствовал, не сожалел. К тому же, был юн и глуп. Но никогда не оправдывался. И кто бы ему не говорил, о том, что это бесчеловечно, он соглашался, но продолжал быть таким, каким он привык быть. Последние четыре года он старался исправляться, совершенствоваться. Нашел «школу». Да, это была секта, вытягивающая деньги из тех, кто в ней состоял. Он знал, но ему было скучно. Тоска и апатия заставили его глубоко там завязнуть. Но вскоре его выгнали. Из-за «отсутствия личностного роста». Это было не настоящей причиной. Все это прекрасно понимали. Он стал угрозой. Ему ни становилось ни хорошо, ни плохо. Школа не работала. И это накладывало тень на ее эффективность. Жизнь его не была трудна. Но он так не думал. Он драматизировал. Постоянно прибивая в состоянии легкой депрессии, он оправдывал это сложностями жизни. Хотел ли он от этого избавиться или нет, сам не знал. В голове было много вопросов и ответом. Оставалось подобрать нужные. Но и это он считал слишком утомительной и рутинной работой. Последние два месяца он хотел обратиться к психологу. Все откладывал. А теперь еще этот дом. Не понятно было все. От бытовых вопросов типа: «где в это доме хранится постельное белье?» До самых глобальных «вопроса о сотворении мира» или «почему же все-таки я?».