***
Вызова к куратору Петунья ожидала: пусть она и покинула спешно Александрию, но всяко следовало решать вопрос с экзаменами. Поэтому визит в кабинет через телева девушку не удивил. Но дальше началось неожиданное. Куратор был против обыкновения печален и задумчив. — Знаешь, Эванс, ты моя самая странная ученица. Я не припомню никого более, вокруг кого крутилось бы столько интриг. Но что бы не происходило, ты все равно упорно продолжаешь играть наивную маглянку. «Прям так уж играть». Сказать ей было нечего, поэтому Петунья молчала, старательно отыгрывая заданную роль. Бааль-Шем походил из стороны в сторону, затем развалился на кресле, втянул воздух губами и мрачно заговорил. — Итак, Эванс. Ко мне обратился мой старый друг. Приличный мужик с непростой судьбой. По молодости он поучаствовал в одной заварушке, чудом остался жив. Вернулся без правой руки с плохо сросшимся шрамом поперек лица. Другой бы сдался, "пошел на паперть", — как он любит шутить, а Ра-Гхор стиснул зубы и пошел учиться на артефактолога. Он автор более полусотни разных протезов на все случаи жизни, большинство из которых пробует на себе. Пусть он некрасив, угрюм и нелюдим, что наивным девушкам обычно не нравится, но он мой друг и достоин всяческого уважения. Даже заочного представления оказалось достаточно, чтобы Петунья почувствовала уважение к человеку, не сдавшемуся перед тяжелой судьбой, а переменившему ее под себя вопреки множеству непрозвучавших испытаний. — Уж не знаю, как так вышло, но Ра-Гхор получил статус Хранителя времени… Девушка невольно поежилась. Бааль-Шем слегка хмыкнул и продолжил. — …И попросил меня выступить посредником. Он пришел через телева бесплотной тенью без своих знаменитых протезов. Я гарантирую безопасность, — вампир демонстративно показал клыки, кажется, впервые за все время, что Петунья его знала, — обеих сторон в переговорах. Видимо, новости в магическом мире распространялись с помощью особой магии — все всё про всех знали. Туни неуверенно кивнула. Из глубокой тени в углу кабинета под бесстрастные отражения проекционных зеркал шагнул араб среднего роста. Впервые Петунья видела у мага высшие глаза, но не сразу обратила на них внимание, отвлеченная иными чертами. Лицо мужчины было сильно скошено из-за кривого шрама, распоровшего щеку и уголок рта; на левой руке не хватало двух пальцев, а от правой и вовсе осталась одна культя чуть выше локтя. Тактичности ради следовало отвести взгляд от увечий, но Петунья не могла побороть странного гадливо-жалостливого любопытства. «Что за подбор кадров на должность Хранителя времени: то безумица, то инвалид». Ра-Гхор в свою очередь пристально разглядывал ее, а заприметив жалостливый взгляд, он без стеснения направил нарочито любопытствующий взор ей в декольте. Петунья нахмурилась и отшатнулась. Хранитель довольно заухмылялся, обнажая крепкие зубы: видимо, жалость ему претила больше, чем презрение. Затем он прищурился и, как ни в чем не бывало, заговорил, сокращения мышц при этом делали его лицо еще более отталкивающим. — А ты любопытная маглянка, Эванс. Петунья мрачно и угрюмо смотрела на Ра-Гхора: без обаяния куратора панибратское обращение выглядело откровенным хамством. Новоявленный хранитель тоже взирал на нее без особого восторга — особыми дипломатическими навыками он не обладал, как подступиться к нужной ему девушке не понимал. — Буду краток, — сухо выдал он, наконец. — Я имел разговор с госпожой, которая дала мне понять, что излишняя самонадеянность может стоить мне новоявленного статуса. Более того, ошибки Маэв в отношении некой Эванс лучше не повторять, если я желаю еще немного помучиться в этом бренном теле. И все это притом, что помощь этой самой Эванс может оказаться необходимой. Он поморщился, показывая свое отношение к навязанной помощнице. Петунья брезгливо поджала губы в ответ — никому навязываться она не собиралась. — Кем бы ты себя не мнила, спешу обрадовать — госпожа не из тех, кому можно отказать. Так что отбрось нарочитую наивность, и постарайся в двух словах объяснить, как ты дошла до жизни такой. — В двух? — с неуместной иронией хмыкнула девушка. — Создание мира можешь опустить. Начиная с твоего прыжка в составе триады. — На поднятую вопросительно бровь, он махнул трехпалой рукой куда-то собеседнице за спину, — тень былого, след верхней воды. Петунья покосилась на Бааль-Шема, тот скупо кивнул. — Конфиденциальность гарантируется телева. «Ах да, я же читала в инструкции. С другой стороны, могу ли я доверять им: куратор — создатель устройства, Ра-Гхора я первый раз вижу? Не вполне понятно, откуда Хранитель узнал про триаду? Госпожа подсказала? Ладно, коротенько можно, все равно самое важное уже увидели и озвучили». В «коротенько» не вошли личности триады, почти ничего из изученного в Китае, да и свои догадки Петунья предпочла придержать. А вот ошибки и подставы Маэв расписала во всех красках. Но, видимо, не впечатлила, первый же вопрос поставил ее в тупик. — Ты правильно поняла, что не можешь больше прыгнуть одна. Зачем было возвращаться в Александрию и, — он выделил голосом, — сдавать экзамены? «А что, вынужденным Ходокам теперь экзамены сдавать нельзя?» Девушка задумалась, затем медленно ответила, примеряя на себя свои слова и принимая это признание. — Мне было жаль потраченных усилий. Ведь я могу. И не просто могу, я хочу и дальше развивать рунистику, причем, не ограничиваясь дилетантскими рунами, а решая действительно сложные задачи. Я понадеялась, что Маэв сможет подсказать нестандартный способ, этакое исключение, которое позволит мне преодолеть эту веху. «А еще я все больше подозреваю, что меня готовили в мастера темпоральной рунистики. Не просто так «Пайпер» подтолкнула меня на первом курсе. Вот и проверим, насколько мои подозрения в отношении загадочной госпожи оправданны». — Что с ней стало? — между делом уточнил Ра-Гхор. Петунья пожала плечами. — Едва живая заключена в Стазис. Хранитель потер лицо. — Черт его знает, зачем ты так понадобилась госпоже... Готов подсобить в получении статуса «я могу». — Взамен на..? — никакого торжества от подтверждения своих догадок Петунья не испытала. — Безвозмездно. То есть даром. Со статусом тебе будет проще укреплять русло. Хотя я пока и не понимаю, зачем ты мне для этого нужна, обреченный Ходок… — Но деваться мне особо некуда, — мрачно закончила девушка. — Нам всем, — с нарочитым пафосом поправил ее Ра-Гхор. — Впрочем, могу взамен предоставить место на паперти. Меня туда давно приглашают. Петунья содрогнулась и замотала головой.***
Находиться рядом со Снейпом становилось все тяжелее: нарочитая его холодность вкупе с отстраненностью мгновенно сменялись готовностью включиться в душевный диалог «как ни в чем не бывало», что доводило Петунью до белого каления. Вновь она становилась жертвой вредного обаяния, забывая о своих принципах и обоснованных обидах. Она злилась на черствого Снейпа, на внушаемую себя, на идиотские требования к оформлению расчетов для экзаменов, даже на вечный город… В который раз отдушиной стали исследования. Ра-Гхора порекомендовал ей древнюю книгу, посвященную исследованию хронорм и их особого таланта хронопрыжка. На определенной стадии взросления все особи открывали в себе способности к прыжку в недавнее прошлое, причем действовал такой прыжок вопреки множеству известных законов магии времени. У Петуньи взрывался мозг, когда она пыталась понять, как именно хронормы умудрялись игнорировать ограничения Ходока с дефектом. Сами «прыгуны» к слову также не понимали, как это получается. По их словам, в какой-то миг время подмораживалось, в паутине времени находилось уязвимое место, куда они ныряли. Все попытки реализовать эту абракадабру нехронормами успеха не имели. Волшебники даже порывались скрещивать хронорм с другими расами, но все полукровки умирали еще в младенчестве. Дар оказался закрыт в пределах одного народа. Тем не менее, нашлись умельцы, создавшие пентаграмму, которая позволяла совершить хронопрыжок, вынуждая к тому заключенную хронорму. Увы, ценой жизни. Как не удивительно, хронормы от такого знания в восторг не пришли и выказали полное отсутствие интереса к дальнейшим исследованиям. Мало-помалу, знание это забылось. Ра-Гхор предлагал воспользоваться умирающей Маэв для конструирования пентаграммы, которая позволит прыгнуть в прошлое на экзамене, тем самым подтвердив звание Мастера темпоральной рунистики. Но девушку здорово тревожил этический момент: при всей зловредности бывшей Хранительницы разменивать ее жизнь на такую мелочь казалось кощунством. Петунья даже поделилась этим с Ра-Гхором хотя несложившиеся отношения не способствовали общению сверх необходимого. Тот отписался, что ее задача сделать действующую пентаграмму, остальные проблемы он решит. Второй отдушиной для девушки стала активная переписка с гриффиндорцами, хоть как-то компенсирующая дефицит общения. И вот в письме Алисе Петунья невольно пожаловалась на то, что заперта в Риме вместе с самодовольным болваном и древнеегипетскими иероглифами. На удивление быстро сова принесла ответ, с предложением встречи на Карнавале ночных масок, который ежегодно проходил в Венеции.***
Венеция при близком знакомстве завораживала: удивительная архитектура обнаженных водой каменных стен, умопомрачительные улочки-речки с мерным речитативом плещущей воды, блеск и роскошь кукольных нарядов и щедро изукрашенных масок. Пытающаяся охватить все это богатство Петунья широко распахнутыми глазами оглядывалась по сторонам, не замечая тяжелый болотный запах от воды и горделивое высокомерие местных жителей. В один из дней Венецианского карнавала масок маги проводили свой миниатюрный карнавал. Вода Дворцового канала магически зачаровывалась, от чего на ее поверхности появлялась почти невидимая пленка, и прямо по ней глубокой ночью в сиянии магических огней и их отражений бродячие артисты устраивали шествие. Зрители располагались на крышах домов, особое предпочтение отдавая Палаццо Приджони (Дворцу заключенных), и встречали понравившиеся номера фейерверками, конфетти и просто разноцветными лучами из палочек. Не каждому циркачу или танцору дозволялось принять участие в шествии Карнавала ночных масок. Выбирали их из числа потомственных магов, специализирующихся на развлечениях и не меньше полужизни колесящих по свету. Редко кто из них заводил семью, чтобы не расточать время на ненужные глупости, и свое искусство они передавали вместо родных детей приблудным сиротам. Артисты давали представления по всему миру — на улицах и площадях, на крышах и в подвалах, в пещерах и в подводных гротах, во дворцах и министерствах, и лишь самые достойные и любимые публикой из «ветром гонимых» удостаивались чести пройтись по зачарованной воде во время Карнавала ночных масок. На шествие помимо Алисы пришел ожидаемо Френк и неожиданно Петтигрю. Шепотом девушка пояснила Петунье, что у Питера какие-то семейные проблемы, и ему предложили развеяться. Все вместе гриффиндорцы под прикрытием магглоотталкивающих чар еще засветло встали у самого края крыши, в паре сотен метров от моста Вздохов. Постепенно все места вдоль реки заполнялись волшебниками всех мастей, народов и возрастов, всюду звучала разноязычная речь. В глазах рябило от пестрого разнообразия красочных масок, ярких нарядов, роскошных вееров — пышностью костюмов маги старались не отставать от магглов. Темнело быстро, но никто не зажигал огней: по традиции все освещение должно было крепиться только к нарядам ветром гонимых. Наконец в темноте показались первые огоньки — это от Большого канала по зачарованной воде Дворцового канала двинулись первые артисты. Казалось, они скользят по незримому льду — практически недвижимой глади реки, и постоянно сменяющие друг друга образы не давали ни мгновения передышки, держа зрителей в постоянном напряжении. От представления перехватывало дух: все богатство магии, какое только можно вообразить, предстало перед Петуньей в этом шествии. Она отмечала отдельные запоминающиеся образы, но, положа руку на сердце, все они были чарующи и завораживающи. Вот скачут по водной глади иллюзии звездных единорогов, оставляя за собой полоску блестящей пыли, а следом на одной ветвистой метле летят пять акробатов. Их сменяет причудливая спираль феерии льда и огня из небольших элементалей, которые собираются в узнаваемые образы фениксов и саламандр, снежных волков и йети. А следом на одноколесном велосипеде едет шестирукий карлик, который непрестанно жонглирует несколькими палочками, и каждый раз, когда они касаются его рук, они выстреливают шуточными заклятиями: цветными мыльными пузырями, летающими лентами, крошечными фейерверками, потешными шутихами… А вот сквозь пленку прорывается морской единорог кельпи и разбрызгивает во все стороны капли воды, в полете превращающиеся в роскошные цветы. В дерзком бое-танце схлестываются два снежных грифона, и взгляда не отвести от их хищных выверенных движений, от пронзительной белоснежности перьев. Странными прыжками-кувырками со спины на спину друг другу идет по зачарованному каналу целая семья акробатов, состоящая из полукровок с разными магическими расами: кентавром, гоблином, домовым эльфом, драконом. За ними юноша, чье демонстративно открытое лицо постоянно меняется, становясь ликом то старца, то девушки, то мохнатого гремлина, то черного ребенка... Шествие постепенно сходило на нет. Пьяные запахи заполняли дивную ночь, от недавнего восторга слегка кружилась голова. Взбудораженные гриффиндорцы неспешно шли по ночному городу до портала в Рим, и даже обычно спокойный Петтигрю едва находил слова. — Совершенно неповторимое зрелище. Кажется, это было квинтэссенцией самой Магии! — восторженно прошептал он. — Точно! Странно только, что семья полукровок в этот раз обошлась без иллюзий, они в ней мастаки за счет вливания иной крови, — подтвердил довольный Френк. — А мне казалось, полукровок несколько презирают, — удивилась Петунья. — С магглами — как правило, да. Но к союзу с магическими существами маги относятся куда доброжелательнее, ведь потомство гарантировано будет сильно магически. Увы, при разбавлении рода магглами нередки случаи появления сквибов, — ко всеобщему удивлению пояснил Питер. — Я была уверена, ты в лучшем случае полукровка, — призналась вслух Петунья. — Увы, — развел руками Петтигрю. Он повесил голову и, кажется, погрузился в тяжкие раздумья. Алиса аккуратно догнала Петунью и тихим шепотом попросила: — Присмотри за ним немного. А то мы завтра вернемся в Хогвартс. — Почему? — удивилась просьбе Туни. — Долго объяснять. Но ему однозначно, — она серьезным заговорщическим голосом выделила это слово, — лучше побыть вдали от Британии. Петунья легонько кивнула. Покосилась на мрачного однокурсника и нарочито бодро спросила: — Хотите послушать про мои александрийские приключения? Ситуация заставляла преподносить историю в ироничном ключе, и остаток дороги пролетел незаметно. В Риме у портала их ждал Снейп: он пожал руку Френку, слегка кивнул Алисе, нахмурился в сторону Петтигрю. Петунья рассеяно махнула слизеринцу и продолжила рассказ: — А потом я уменьшилась вот до такой крошки, — она показала расстояние в полторы ладони. — Там был кусочек хлеба с надписью «съешь меня»? — воодушевленная Алиса воспринимала историю восторженно-легкомысленно. — Скорее чай «выпей меня», — отозвалась Туни. Питер недоуменно поглядывал на девушек. — А как ты выросла обратно? — спросил более серьезный Френк. — Откусила от гриба, конечно, — перебила, хихикая, Алиса. — Кто мог такое присоветовать? — вслух удивился Петтигрю. — Синяя гусеница, — хором ответили девушки. Ошалевший Питер помотал головой, потом как-то жалобно спросил: — Девочки, вы ничего не курили? — Ничего, — успокоила его Петунья. — А вот гусеница курила кальян! — не удержалась и наябедничала Алиса. И все трое посвященных необидно рассмеялись. — Я дам тебе почитать, — пообещал Френк. Потуги гриффиндорок увенчались успехом: вовлеченный в разговор Петтигрю оттаял и даже заулыбался.***
Тем временем, мрачный Снейп хмурился все сильнее: терпеливо ожидаемая им девушка стояла в тесном кругу однокурсников, непринужденно смеясь над их шутками, и не обращала на него никакого внимания. Между собой гриффиндорцы общались легко и весело — даже Петтигрю не стал держать обиды на подначки по Кэрроллу. Каждый из четверки привносил особую частичку в этот квартет, и насупленному слизеринцу в нем не было места — вроде о его присутствии все знали, но словно невольно игнорировали. Странная обида поднималась в груди. Снейп завесил лицо за длинными прядями и угрюмо поглядывал на Петунью: как он ни старался последние недели, но с ним она ни разу так не раскрепостилась. Ему было не дозволено более знать ее такой: доброжелательной, ироничной, светлой и жизнерадостной. Он сглотнул, и это был ком страшной горечи осознания. Он сам убил в ней это. А значит, и в этом времени он снова потерял свою Лили.