Художница

Раз. Два. Три. Чертовы ступеньки. Четыре. Пять. Шесть. Где мой пар изо рта? Семь. Восемь. Девять. Тепло в подъезде. Десять. Одиннадцать. Двенадцать. Разве уже зима? Тринадцать. Ой, простите, оступилась. - Мам, я дома. Теплая квартира второго этажа. Окна, закрытые шторами. Женщина с белыми не седыми волосами вышла в коридор и улыбнулась своей любимой дочери. Она забрала у нее сумку из рук и отнесла в комнату, после чего снова пошла на кухню. Брюнетка устало скинула с себя куртку и кеды, которые носила явно не по погоде. Ковровая дорожка тут же намокла от тающего снега на обуви, став еще более серой и невзрачной. Глянув на белый холодильник, который стоял в коридоре, не поместившись на кухне, девушка прошла мимо и зашла в свою комнату. Все те же белые стены, отливающие голубизной, бежевый стол, казавшийся неживым, и все те же двадцать пять рублей под калькулятором. На память? Пнув ногой компьютер, сев за старый стол, она посмотрела на чашку, оставленную ею же утром. Так и не допила. Отодвинув чашку, она выпотрошила свою сумку так, что все с грохотом упало на стол, а многие листочки упали на пол. Она хмуро глянула на то, как сломался ее любимый карандаш, неприятно хрутснув, потом посмотрела на точилку, наполненную остатками грифеля, и осторожно выпустила содержимое мини-контейнера на стол. Ее любимая тетрадь раскрылась на ее не любимой зарисовке - двое, как почти не чужие, держась за руки, шли куда-то и что-то друг другу шептали. - А ведь похоже на нас. Проведя пальцем по контуру силуэтов, она закрыла тетрадь и кинула ее в самый нижний ящик, забросив туда несколько мягких карандашей и с десяток полу стертых резинок, которые она никогда не стирала до конца лишь потому, что теряла их. Брюнетка медленно опустилась на колени и стала собирать все листочки. Некоторые были даже пожелтевшими от своего возраста. Это весьма странно, но она всегда носила с собой больше половины своих рисунков. Что бы она не рисовала, внутри сумки-рюкзака всегда валялись миниатюрный мосты, люди и свихнувшиеся улицы без поворотов, походившие на летние аллеи. Часы, висевшие над монитором, тикали, раздражающе отсчитывая секунды до конца. Нет-нет, не то о чем вы подумали, до конца дня. Зимняя ночь как всегда началась раньше положенного, еще часов в восемь. За дверью что-то шумно обсуждали родители, громко смеясь, а она молча смотрела в экран, слушая музыку тише обычного. Все вокруг казалось бы уютным каждому, но не ей. Вечно не хватало чего-то темно-серого, чтобы было по-домашнему. Для нее. Здесь не было и следа от прокуренных улиц, которые она рисовала; не было и следа от тех невысоких заброшенных домов, от которых вечно несло холодом и чем-то устрашающим, поломанным, сломанным, не дожившим. Ни следа от всего того, что могло бы ее хоть каплю заинтересовать. В пыльном углу большой кучей лежали старые детские игрушки: мишки, зайцы из плюша и разные куклы Барби со спутанными волосами. Мама почему-то не разрешала ей это все выкидывать, ничего не объясняя. Самым ярким в комнате был ковер, который, все же, изрядно потускнел за эти семь лет. Синего цвета с красно-белыми узорами, он походил на какой-то дикий и воображаемый, как будто вовсе не отсюда. Но все же, она ненавидела этот ковер, однажды даже запачкала красной, ненавистной ей, гуашью. До сих пор след остался. Все в этой комнате казалось настолько обычным и добрым, что, увидев хозяйку, вы бы не поверили, правда. Но она вечно живет своих блокнотом и одинокими сайтами с последних страниц поисковиков. Плейлистом, которого таковым и назвать-то нельзя, а еще, знаете, она бегает по утрам. Сто метров и еще двести. К мосту, под которым все те же скучные рельсы, заросшие зеленой травой. - Не споткнитесь. А вы умеете падать?