Четыре стороны счастья

Ронар вернулся в столицу отдохнувшим и загорелым, почти забывшим о своих матримониальных обязанностях. Но достойный Херманн на то и был лучшим агентом Астории, что забывчивостью не страдал. Ронару пришлось ответить на звонок и повернуться лицом к прозе. - Господин мой Ронар, где же вы пропадаете? Так манкируете вашими обязанностями, что я, право, в отчаянии. Может быть, я допустил в чем-то ошибку и не сумел подобрать достойных вас кандидатов? Так ведь я выбрал наилучших... - Почему же манкирую, достойный Херманн? Я встретился с тремя из четверых и отказал только одному. Процесс идет. - Так давайте же завершим этот процесс, драгоценный господин Ронар! Позвольте мне назначить встречу с последним из ваших потенциальных женихов, и уверяю вас, вы будете в восторге. С восторгом или без, но Ронар все же согласился. Встречу устроили родители блестящего Лайонелла, и состоялась она в ресторане элитного гольф-клуба "Астор", членом которого Ронар, разумеется, являлся. Ланч подавали на открытой террасе с видом на четырнадцатую лунку. Ихан и Марион явились разодетыми для игры в гольф, снаряженными с тщательностью, выдающей их новичковый статус. Лайонелл был одет в яркие брючки и топик со стразами, оставляющий открытыми плечи. В жизни он казался еще более соблазнительным, чем на фото. Кожа отсвечивала розовым перламутром, подведенные глаза блестели всеми оттенками неба, движения поражали грацией, линии фигуры казались идеальными. Этот омега был потрясающе хорош собой и знал это отлично. Супруги Праг-Роузен слишком долго изучали меню, и Ронар решился посоветовать: - Морские гребешки в васаби соусе необыкновенно хороши, утиная грудка в красном вине тоже превосходна. И Марион, и Ихан заказали гребешки. Ронар взял утку, просто чтобы не повторять, Лайонелл выбрал салат. Омега не мог усидеть на месте, поминутно взглядывая на часы, вздыхая, вертясь и всем своим видом показывая нетерпение. - Что ты крутишься? - рявкнул, наконец, Марион, и Лайонелл сообщил: - "Бижу" сегодня начинает продажу новой коллекции, голубые бриллианты. Пока мы тут жрем, все разберут. - Господа мои Праг-Роузен, надеюсь, вы не будете возражать, если сразу после ланча мы с прекрасным Лайонеллом отправимся в "Бижу"? - Да уж, сделайте милость, - вздохнул Ихан, - иначе он нам всем дырку в башке прокрутит. Марион открыл рот, чтобы сказать что-то обличительное, но Ронар поспешил встрять в семейный скандал: - Господа, я вижу, вы сегодня играете? Немного ветрено, вы не находите? Чета Праг-Роузен согласилась, да, ветрено. - А вы члены "Астора"? - поинтересовался Ронар. - Пока нет, но нас часто приглашают играть, - признался Марион. - Здесь неплохо, но становится слишком людно. Иногда приходится ждать, когда освободится твоя лунка, а это разрушает темп всей игры. Вот я недавно играл на турнире в Кармеле, там такой покой, и поле намного интереснее. - Да, мы читали ваше интервью! - воскликнул Марион. - Вы, наверное, отлично играете... - Все! - Лайонелл решительно отодвинул тарелку с едва тронутым салатом. - Больше видеть еду не могу. Я и так уже в модельный размер не влезаю, меня Биэлит просто убьет, если я поправляюсь хоть на полкило!.. - Позвольте откланяться, господа. "Бижу" не ждет. Сердечно рад знакомству. Родители Ронару, скорее, понравились, но сам омега казался странно искусственным, будто играющим роль капризного избалованного ребенка. Надо сказать, эта роль подходила ему идеально. Ронар любовался смешно нахмуренными бровками и идеально карминными губками, закушенными в непритворном страдании. Время приближалось к двум пополудни, и от коллекции голубых бриллиантов оставались рожки да ножки. Попытки разговорить страдающего омегу к успеху не привели. В торговом центре на них обращали внимание. Вернее, не на них, а на Лайонелла, все такого же хмурого и нервированного. Ронар тяготился таким припадочным, неличностным вниманием, Лайонелл, казалось, его не замечал. В "Бижу" их появление вызвало фурор, и сразу оказалось, что бриллиантов осталось еще море, и вообще вся коллекция создавалась исключительно для прекрасного Лайонелла, и каждый предмет ждет его, не дождется. Успокоившийся омега вспомнил о существовании Ронара и защебетал соблазнительно: - Посмотрите, какие сережки лучше, длинные или круглые? Ронар велел отложить обе пары. - Нет, вы не ответили мне, какие лучше? Длинные лучше подчеркивают шею, но в круглых больше каратности и выглядят они... Ронар перестал слушать. Он с трудом верил, что есть на свете такие люди, для которых важны эти вещи. Однако они были, такие люди, и один из них зависал над каждым предметом бессмысленной роскоши, будто пытаясь разгадать тайный смысл бытия. Лайонелл мерил кулоны, браслеты, кольца и серьги, а на периферии толпились любопытные, снимали его на телефоны, и перешептывались довольно громко: "бриджи от Айше", "это не каре, это слоями", и наконец "какая попка, вот бы вдуть". Омега отложил целую горку бархатных шкатулок, и Ронар галантно настоял на оплате. Сумма вышла более значительной, чем он мог предположить, но зато омега окончательно признал его своим, схватил под локоть и защебетал: - Ронар, раз уж мы здесь, давай зайдем в Барселини, а? У них был такой жакет, весь парчовый, а отвороты... Зашли в Барселини, потом в Дука, потом еще куда-то. Ронар давно сдался и прекратил попытки наладить разговор. Милейший Лайонелл в собеседнике не нуждался, весело трещал, уютно прихватив Ронара под локоть и лаская его аквамариновым взглядом. Ронар со всем соглашался, уделяя милому трепу от силы пять процентов внимания. Потом он понял, что Лайонелл звал его на фотосессию на побережье, где потом будет пикник и все будут купаться, и там такой премиленький отельчик, где всех селят по парам... И на это тоже Ронар согласился, вроде бы. Ронар устал. Он редко делал покупки, в основном заказывая свой гардероб у портного всего два-три раза в год, а обычные мелочи покупал для него ассистент, скромный омега Джесс, хорошо изучивший его вкус. Поэтому в его гардеробе не было стрингов со стразами, малиновых подтяжек и носков в горошек. Поэтому он все же сказал Лайонеллу, что времени у них осталось еще на один магазин, чем сильно огорчил милого омежку. Последний магазин предлагал белье, и Ронар, повидавший на своем веку немало омежьих трусиков, уселся на банкетке с телефоном, проверить, как продвигается один проект, две трансляционные вышки и станция в горном районе на севере Астории. Рельеф там был сложный, пришлось хитрить, чтобы обеспечить сносную связь, и Ронар держал проект под контролем скорее из любопытства и чисто инженерного интереса. - Ронар! - голос раздался из одной из примерочных кабинок. - Ронар, вы мне нужны, скорее идите сюда! Если бы он не отвлекся на проект, может быть его и не удалось бы заманить так глупо. Но мысли его были далеко, в узкой долине между горными хребтами, когда зашел он в кабинку и увидел Лайонелла, его розовую зефирную наготу и каскад теплого золота по узким плечам... В милых глазах стояли слезы: - Ронар, я не вижу, что там?.. Так больно, помоги... Омега выпятил круглую попку, обтянутую серебристым шелком с набитым на ткани матовым драконом. Пасть дракона приходилась как раз там, куда и указывал хитрый омега. Там на тонкой ткани растекалось влажное пятнышко. Пахло оно карамелью. Ронар стянул серебряного дракона, развел идеальные, точно по ладони, ягодицы и подул на влажно блестящее колечко. - Ронааар... - застонал страдалец, - ну, что там?.. - Там все просто прекрасно, Лайонелл. Очень хотелось лизнуть это карамельное совершенство, проникнуть в розовое хотя бы языком, но именно этого и добивался его потенциальный жених, а там уж не остановишься... - Вы безупречны. Жду вас в зале. И, к сожалению, у меня всего десять минут. Лайонелл надулся и за время поездки к дому не сказал ни слова. Ронар с наслаждением купался в тишине, чувствуя, как восстанавливается его разум от бесконечной трескотни, от вспышек камер и конфетного запаха. У вычурных, покрытых позолотой ворот городского дворца нуворишей расстался с омегой церемонно, с предельной вежливостью. Тем же вечером переслал Мариону ценный подарок - годовое членство гольф-клуба "Астор". Пришлось для этого нажать на кое-кого в администрации клуба, но игра стоила свеч, создавая идеальное завершение трудного дня.