Я не пес - Я волк.

      На следующий день всё повторилось. Он так же всех игнорил и мастерски уходил от любых возможных контактов. Савамуре даже казалось, что он становится медленно, но верно, гуру в этом вопросе. Ну или просто библиотека превратилась в его второй дом. Он даже успел себе облюбовать угол, в котором скопились книги и журналы о бейсболе, которые удавалось ему найти.       Однако в любом правиле случаются ошибки. Так и тут случилось то, чего он совсем не ожидал.

***

      Миюки все выходные пребывал в странном состоянии и сразу не смог понять причину. А потом понял, чего ему не хватает. На поле было слишком тихо, никто не бегал вокруг него и не просил принимать подачи. Сначала он не придал этому никакого внимания: ну не хватает кого-то, ну бывает. Но чем больше проходило времени, тем сильнее становилось чувство неполноценности. И после обеда он признался сам себе, что ему безумно не хватает Савамуры.       Эйдзюн не появился и вечером. Это напрягало, ведь даже Курамочи не знал, где был его сожитель. Никто не знал, куда исчез их питчер-левша, который не прогулял ни одну тренировку и жил бейсболом.       Беспокойство и страх обуяли Кадзую, ведь этот мальчишка мог влипнуть в историю и сейчас нуждаться в помощи, а они об этом могут даже не узнать.       В тот день он ложился с плохим предчувствием и волнением. Йоичи так и не написал ему, что Савамура вернулся. Да и на все СМС от семпаев младший не отвечал, игнорируя. А вот это было очень странно. Их кохай был крайне прилежен в своём отношении к старшим и не мог позволить себе без особой причины их игнорировать.       На следующий день он проснулся в плохом настроении и с головной болью. А наглый первогодка всё ещё так и не ответил на все их звонки и СМС. Даже тренер не знал, куда делся Эйдзюн.       В тот день вся тренировка пошла насмарку. Он слишком переживал, и у него в прямом смысле всё падало из рук. Причём Миюки никогда раньше не замечал за собой такую привязанность к кому-либо. Но факт оставался фактом: бейсбол отошёл для него на задний план, а вот отсутствие мальчишки волновало всё больше и больше.       Да ещё и Курамочи ходил темнее тучи, явно переживая не меньше его за одного придурка.       На Коминато-младшего без грусти и не взглянешь, парень так извёлся, что от волнения отбил мячик прямиком в голову Сатору. А Фуруя вообще весь день был слишком тихий и даже не пытался утащить Кадзую в буллпен. Похоже, даже монстрик переживал отсутствие своего вечного соперника.       С одной стороны, было забавно наблюдать за цирком, что творился у них на поле, а с другой… Быть непосредственным участником этого произвола совсем не хотелось.       А ведь Миюки сам старался держаться подальше от Эйдзюна в последнее время, боясь, что не выдержит и совершит всё то, что ему снилось. Кадзуя никогда не жаловался на чужое внимание, будь то девушки или парни. Но видеть такие мокрые сны с непосредственным участием шумного первогодки… Который так томно звал его «Кадзуя», а после раздвигал ноги, приглашая… Савамура из сна был соблазнительней любой порноактрисы и стонал так, что… В общем, кетчер никогда не думал, что кончит ото сна и потом смущённо будет стирать своё бельё, боясь, что его спалят.       После Кадзуя пытался переключится на девушек и даже переспать с одной. Но ничего не вышло. У него попросту не встал, а стоило ему лишь вспомнить об Эйдзюне из своего сна, так член начинал болезненно ныть, и штаны становились неудобными.       Теперь он пытался избавиться от общения со своим вожделением. И ведь всё выходило. Пока этот мальчишка не исчез совсем, в одночасье. Все его мысли опять сосредоточились на Савамуре, лишая душу спокойствия.       А ночью он снова ласкал податливое тело Савамуры, который реагировал на каждую ласку громким призывным стоном. Такого Эйдзюна не хотелось выпускать, хотелось ласкать и слушать прерывистое дыхание. Но очередной звон будильника, и ему опять пришлось просыпаться от сладкого сна. Теперь, правда, Кадзуя ещё потратил немного времени на дрочку.       Пожалуй, он был худшим семпаем, которого можно было только найти на всем белом свете. Днём — он волнуется об отсутствии младшего, а ночью, в своих же снах — грубо его трахает.       Сегодня был учебный день, и Миюки надеялся увидеть Савамуру хотя бы в школе или там найти ответ об его отсутствии.       И какого же было его удивление, когда, сидя в классе и рассматривая спешащих школьников на улице, в одном из почти опоздавших он узнал пропажу последних дней. Беспокойство тяжёлой ношей свалилось с его плеч и вздох облегчения слетел с губ. Хотелось смеяться от абсурдности ситуации, ведь всё это время он беспокоился, выходит, зазря. Ведь вот он, его личная бестия, бежит и чему-то улыбается, это видно даже со второго этажа. А взгляд… От одного взгляда карамельных глаз Миюки снова почувствовал горячую волну, что пробежала по его телу. Именно в этот взгляд, добрый, нежный и одновременно желающий бросить вызов всему миру, он и влюбился… Безвозвратно, кстати, и даже сам себе уже давно признался в этом.       Заметив обеспокоенный взгляд Курамочи, он знаками попытался объяснить, что видел Савамуру и с тем всё хорошо. И похоже, друг его понял, раз ухмыльнулся, а в его глазах опять сверкнула опасная насмешка. Похоже, младшему по возвращению в комнату обещается хорошая ночка.       Миюки еле досидел до конца урока и со звонком, наперегонки с Курамочи, помчался к первогодкам. Однако, к их удивлению, в классе их встретил только растерянный Канэмару, который сам был в шоке от поведения Эйдзюна, который практически ускользнул из их рук. Они так и не выловили питчера в течение целого дня. Как бы они не спешили, мелкого и след простыл, а попытки найти его во время перемены заканчивались очередным проигрышем.       Так и прошло полдня у Кадзуи и Йоичи, которые не оставляли попыток поймать Савамуру. А вскоре к ним присоединились Коминато-младший и Фуруя. И ведь они знали его не так уж и плохо, но во всех тех местах, в которых тот мог оказаться, Эйдзюна не было…       Но то ли дурак оказался не таким уж дураком, то ли они оказались неумельцами в прятках, выловить Эйдзюна они не смогли даже на тренировке. Точнее в начале тренировки Савамура не появился, а когда-таки пришел, то весь его вид говорил о какой-то недостижимости. Первогодка левша ни с кем не стал здороваться и ушёл сразу на второе поле. Да ещё и тренер ему ничего не сказал.       В голове возник вопрос: «что тут происходит?», но ответа он не мог найти, причем этот вопрос явно посетил не только его. Многие провели питчера удивленными взглядами, даже не пытаясь это хоть как-то скрыть. Резкое изменение в поведении Савамуры удивляло и пугало. Кадзуя так соскучился по громкому голосу и яркой улыбке, что их отсутствие с силой давило на него, заставляя задыхаться. Вокруг его горла снова появлялись тиски, которые сегодня утром только исчезли, стоило ему увидать младшего. Так теперь что же, опять всё с начала?!       Все попытки поговорить с Эйдзюном проваливались с треском. И когда Миюки пришёл в пятую комнату, он увидел там не менее раздраженного Курамочи. Друг тоже не знал, куда делся мелкий засранец. Но куда больше их волновало то, что кохай не пришёл даже к десяти, а на дворе уже давно стало темно. Куда же тот мог пойти в такое время, и всё ли с ним будет в порядке? Старшие беспокоились и переживали более о его состоянии, нежели об отношении Савамуры.       Так и пришлось Кадзуе идти спать с переполненными вопросами в голове.       Надежда, что утром он таки сможет хоть что-то узнать, в очередной раз не оправдалась. Младший так и не пришел ночевать, о чём с ним поделился Курамочи, который в очередной раз выглядел словно чёрт из табакерки, и с ним лишний раз не хотелось спорить. Да даже Миюки не хотел знать, как сам выглядел, наверняка, не менее пугающе.       ─ Какого черта нас дурит дурак?!       Именно это восклицал Йоичи на вечерней тренировке, когда Эйдзюн опять сбежал на второе поле тренироваться в наушниках. Это бесило, раздражало и заставляло грустить, ну самую малость если только. Миюки никогда не думал, что ему так катастрофически будет не хватать чужого внимания и он сам будет рваться привлечь его.       Но все попытки были безуспешными, и Савамура был словно водой, которая проскальзывает между пальцев, не давая себя поймать. Единственной радостью теперь для Миюки были его сны, где он счастлив. Сны, где Эйдзюн улыбается ему и сам тянет свои руки с тонкими пальцами к нему. Сны, где шумный первогодка выкрикивал только его имя, будь то во время оргазма или же после очередного подкола. И весь мальчишка принадлежал только ему. Взгляд карих глаз был направлен только на него.       А утром он просыпался и закрывал глаза руками, не желая возвращаться в тот мир, где его любимый отдаляется от него. Возлюбленный. Он признался самому себе, что влюбился без всякой надежды на возвращение. По уши. И ему было даже не стыдно стирать с щек слёзы, которые он не мог остановить. Его мир постепенно начал рушиться, и, как это исправить, он не знал, и совета спрашивать было не у кого. Ведь Миюки сам виноват в том, что происходит.       И кто же знал, что именно в этот день, в эту среду, его мир начнет рушиться с ещё большей скоростью, практически разобьется вдребезги. Утренняя тренировка прошла как обычно в попытке издалека следить за всё ещё бегающим Савамурой, причём, младший только и делал, что бегал. И это было странно. Питчер не кидает, даже в сетку, и не просит его ловить мячи… Это было так ново, но это изменение он хотел бы откатить назад и вернуться к первоначальной программе, пускай, его чувства всё равно оставались бы глубоко в нём. Но у него был бы шанс на хоть какое-то общение.       На уроках он начал вырисовывать на полях тетради чужое имя, такое звонкое на произношение и такое простое, даже немного деревенское. Но именно оно стало таким родным, что хотелось его шептать желательно на покрасневшее ушко младшего. Тот наверняка смутится, стоит позвать его по имени, ведь… Так?       Однако, когда мимо него и Курамочи после уроков пробежал в сторону выхода Эйдзюн, он понял, что в нем что-то начало ломаться. Не заметить широкую и яркую улыбку, которая обычно была направлена в его сторону, было безумно трудно. Когда же он увидел, к кому бежит в таком настроении Савамура, так и замер на месте, чувствуя, как сердце отдает медленный ритм. И будто проволока сковывает его грудь, впиваясь своими железными вкраплениями в кожу, в попытке сделать ему еще больнее, чем есть.       Нарумия Мэй.       Именно этот блондин стоял у каменного забора в окружении девушек и явно кого-то ждал. Надежда на то, что ждал он не Эйдзюна, умерла, когда Нарумия заметил Савамуру и стал махать ему рукой. А когда ИХ первогодка подошел к асу Инаширо, Миюки показалось, что именно так начинается его кошмар. Мэй обхватил мальчишку за шею и, притянув ближе к себе, куда-то повёл. А его любимый и не был против, он лишь смеялся и шёл рядом, позволяя себя обнимать.       Похоже, так рушится мир вместе со всеми чертовыми надеждами. От рук белокурой сволочи, которая уводит твоего возлюбленного.       На тренировку он так и не пошёл, а Курамочи, видя его состояние, даже не стал спрашивать ни о чём. Только пообещал, что отмажет, и посоветовал попытаться поспать. Кто бы знал, что это в тот момент было худшим советом для разгулявшейся фантазии безответно влюбленного парня.       В эту ночь ему действительно снился кошмар, в котором его маленькое солнце отдавалось не ему… Другому.       На белоснежных простынях лежал Эйдзюн, голый и такой беззащитный, и такой соблазнительный. Но над ним возвышается не он, Миюки, а Нарумия. Именно он целовал и ласкал его возлюбленного, заставляя комнату наполняться громкими призывными стонами. Такой сладкий и желанный Савамура был раньше только Кадзуи, а сейчас…       Тонкие длинные пальцы, которые хотелось долго ласкать языком, вырисовывая каждую косточку, зарывались в белоснежные волосы, сильнее притягивая к себе для жарких поцелуев. Не его.       Эйдзюн выкрикивает имя своим томным голосом, от которого можно было кончить, и подставляется под ласки, направленные на то, чтобы оставить на нежной коже как можно больше следов. Не его.       Савамура отдается весь, без остатка, сильнее обхватывая длинными ногами талию любовника и поддаваясь навстречу грубым движениям. Не его.       В порыве оргазма медовые глаза c обожанием и трепетом смотрят, умоляя о поцелуе… Не его.       Смущенный лепет чуть сорвавшегося голоса с просьбой о продолжении… Не его.       Наверно, это и есть маленькая смерть. Когда ты смотришь и не можешь отвести взгляда. Когда ты понимаешь, что упускаешь всё и ничего не можешь вернуть.       А сейчас всё, что ты можешь — так это наблюдать, как от удовольствия на кровати извивается тело твоего возлюбленного, которого трахает твой соперник. И как бы ему ни хотелось отвести взгляд, он не мог. Хотелось бы Казуе обвинять в происходящем Савамуру или Мэя, но он не мог… Вина была полностью на нём.       Миюки даже не заметил, как всё расплылось перед глазами, и это было совсем не из-за того, что очки валяются где-то в стороне…