Между иллюзиями и реальностью

      Герман никогда не думал, что открыть глаза – это так трудно. Кажется, распахни веки, и всё. Но сейчас парень осознал тяжесть этого занятия. Тело будто бы приросло к твёрдой кровати, на которой он лежал, и парень не мог пошевелиться. Герман чувствовал туго затянутые кожаные ремни на своих запястьях, локтевом сгибе и ногах, но никак не мог распахнуть глаза и посмотреть, что происходит. Парень находился в сознании десять секунд, а его уже успел охватить лютый страх перед неизвестностью. Где он находится? Почему привязан к кровати? И отчего тут так холодно? С огромным усилием Герман открыл глаза, но тут же поморщился от яркого солнечного света, полностью заливающего комнату. Неожиданно парню в нос ударил запах лекарств. Он что, в больнице? Может, его сбила машина и теперь конечности зафиксированы в специфической позе для правильного срастания костей и суставов? (нет, нет) Герман попытался вспомнить, что делал накануне. Удалось возродить в памяти только отдельные моменты: пролитый на пол свежесваренный кофе, какая-то молодая девушка, бесконечно твердящая: «не поддавайся», нескончаемые мелькающие лица и кровать. Да, последним, что парень видел накануне, была кровать. Получается, он просто уснул, а очнулся в больнице? Герман отметил некоторую заторможенность в своём мышлении, как бывало после приёма сильнодействующих успокоительных. Его напичкали транквилизаторами здесь, в больнице? И сколько дней прошло с того «накануне», которое помнит Герман? Может, неделя? Или две, три, четыре? Парень негромко простонал, не в силах вспомнить что-то ещё. — Сестра! — крикнул кто-то. Герман вздрогнул от этого пронзительного звука, впивающегося в мозг тысячей ледяных игл. Он попытался повернуть голову, но части тела будто не подчинялись владельцу. Сфокусировать взгляд на белом потолке тоже было невозможно. И парень прикрыл глаза в ожидании хоть чего-нибудь. Сейчас Герману нужен был кто угодно: хоть доктор, хоть другой пациент, хоть дворовая кошка. Ему необходимо было знать, что он жив и ещё может функционировать. До парня донёсся звук открывающейся двери и её негромкий, но всё равно противный и режущий слух скрип. — Что надо? — недовольно спросил некто. Герман по голосу понял, что это женщина. — Он очнулся, — ответил, по всей видимости, парень. Это он кричал и звал сестру, подумал Гера. Дверь с тем же скрипом закрылась, и медсестра побежала по коридору, стуча каблуками. Через пару секунд до руки Германа дотронулись чьи-то тёплые пальцы: — Как же ты здесь оказался? — задумчиво произнёс парень, не обращаясь ни к кому конкретно. Сейчас Герману этот голос показался таким же тёплым, как и пальцы его обладателя. Решив взглянуть на сидящего рядом парня, он собрал все свои силы и повернул голову. Взгляду Германа представился молодой человек с очень приятной внешностью. Его русые волосы были растрёпаны, лицо имело бледноватый оттенок, а непонятного цвета светлые глаза глядели на лежащего парня. Герману стало не по себе. Разум постепенно стал проясняться, а сил прибавлялось с каждой секундой. — Штольц, прошу тебя вернуться на своё место, — со стороны дверей прозвучал громкий голос человека, обладавшего властью. Парень поднялся с места и покорно отошёл от кровати Германа. В комнату вошёл мужчина в белом халате и приземлился туда, где пару мгновений назад находился паренёк. — Добрый день, — поздоровался он, великодушно улыбнувшись. Прибывшая в комнату медсестра протянула доктору стакан с прозрачной жидкостью, и мужчина, одной рукой приподняв голову Германа, помог ему напиться. Жадно глотая спасительную прохладную воду, парень осознал, как его мучила жажда. Когда стакан опустел, доктор представился: — Меня зовут Пётр Борисович Крóлев. Помнишь ли ты своё имя? — Герман, — с трудом произнёс парень. Его немного раздражали две медсестры, стоящие рядом с доктором, и находящийся возле двери охранник, беспрестанно глядящий на новенького пациента. — Герман Миронов. — А имя твоей бабушки? — Ольга... Александровна, кажется, — припомнил Гера, не понимая, как это вообще относится к делу. — Что случилось? где я нахожусь? — Психиатрическая больница номер семь, — сказал Пётр Борисович. — В общем, добро пожаловать на лечение. Герман ошарашено уставился на доктора, пытаясь понять, шутит ли он. Но по этому лицу было видно, что здесь шуткам не место. В этом заведении всё серьёзно, и Гера осознал, что придётся потрудиться для доказательства своей адекватности. Черт, это какое-то сумасшествие! Зачем мне доказывать, что моя психика в порядке, если профессионал и так поймёт, что всё это ошибка? (это розыгрыш) (наверняка, это всего лишь чей-то глупый розыгрыш) Голова парня раскалывалась от мыслей, молниеносно сменяющих одну другой. До него только сейчас дошло, почему его тело привязано к кровати кожаными ремешками. Его приняли за психически больного, за одного из буйных. Так, надо взять себя в руки, подумал Гера, и выяснить, что к чему. — Это проверка моей адекватности, да? — с надеждой спросил парень. — Вы смотрите, как я отреагирую на подобное известие? Ну... Я в норме. Можете отпустить меня. Доктор Кролев чуть улыбнулся: — Это не проверка. Ты был госпитализирован вечером четвёртого февраля две тысячи четырнадцатого года по причине многократно повторяющихся приступов неконтролируемой жестокости по отношению к людям. В общем, это не шутки, тебя необходимо держать под надзором высококвалифицированных специалистов, которые работают в нашей больнице, — закончил док. Герман откинул голову на подушку и тяжело вздохнул. Этот мужчина бредит, он сам сумасшедший. Никаких приступов не было, тем более, многократно повторяющихся. Гера бы запомнил это. Ну, в крайнем случае, его сестра или отец осведомили бы парня об этих приступах. (бред, это бред) — Какое сегодня число? — спросил Герман. — Пятое февраля две тысячи четырнадцатого года. Время: три тридцать дня. В общем, ты находишься здесь двенадцать часов. Парень хотел закрыть лицо руками, но тут вспомнил, что всё ещё привязан: — Пожалуйста, уберите ремни. Доктор снова доброжелательно улыбнулся и начал расстёгивать ремешки. Когда оковы были сняты, Герман растёр пережатые ремнями места, украдкой поглядывая на Петра Борисовича. На вид ему было около тридцати пяти, и если бы первая встреча с этим мужчиной произошла не в психушке, то его можно было бы принять за приятного человека. Гера подумал, что с ним можно договориться. — Что ты помнишь о вчерашнем дне? — спросил док, выдёргивая парня из размышлений. — Помню утро, — ответил Герман. — Выпил кофе, пошёл в школу. Шесть уроков пролетели, я вернулся домой. Сделал алгебру и физику. Да, точно. Потом я... Помню, что лёг спать ближе к полуночи. И всё. — Не помнишь, что ещё делал? — с подозрением спросил Пётр Борисович. — Нет. — Ладно, — произнёс мужчина и поднялся с места: — В общем, отдыхай. Завтра продолжим разговор. Герман почувствовал, как в нём закипает злость. Парень знал, что сейчас набросится на этого чёртового доктора и, возможно, ударит его в нос. Или в пах, чтобы он скорчился от боли и даже упал. А потом Гера выскочит в окно. Нет, нет. На окнах решётки, а здесь охранник. Невозможно будет проскользнуть мимо. Точно, парень возьмёт в заложники кого-нибудь из пациентов или толкнёт одного из психов в лапы этого мужика в специальном костюме. Они отвлекут его. Может, охранник застрелит их, но Германа это сейчас мало волнует. У мужика в чёрном наверняка есть пушка. Да, точно. Парень всё решил за пару секунд. — Я не собираюсь оставаться здесь на ночь! — заорал он и прыгнул на Петра Борисовича. Док не был готов к такому повороту событий и не успел среагировать должным образом; двое упали на пол. Парень изо всех сил прижимал психиатра к полу, а мужчина пытался отбиваться как можно безвреднее: ему не нужны были лишние проблемы из-за избиения пациентов. Одна из медсестёр запищала, а другая подалась вперёд, чтобы помочь доктору. — Не подходи! — заорал Гера. Медсёстры и охранник переглянулись; последний всё никак не мог придумать, что делать. Видимо, у него всё-таки не было оружия. Герман сомкнул руки на шее психиатра. Внезапно он почувствовал умиротворение. Да, он убьёт этого мудака. Лжец, тупой лжец. (черт, черт, черт) Он же не убийца, нет. И не псих. Он здоров, только немного зол. И всё. Через несколько мгновений Гера отпустил доктора и, встав на ноги, медленно попятился в угол комнаты. Трое помогли Петру Борисовичу подняться. Герман только сейчас заметил, что в палате всё это время находились три парня: один лежал на кровати, отвернувшись к стенке, другой сидел, закрыв рукой нос и рот, будто боясь попадания туда каких-то инородных частиц, а третьим был тот самый светловолосый парнишка. И ни один из них не сказал и слова, когда происходила попытка убийства. Наверное, они слишком сумасшедшие, чтобы заботиться чьей-то жизни, решил Гера. — Я в порядке, пациент Миронов, — произнёс док, отряхиваясь. — Спасибо, что спросил. Парень смотрел на Петра Борисовича своими широко распахнутыми глазами и думал, что теперь будет. Может, над ним начнут проводить эксперименты? Или подвергнут лоботомии? Боже, нет, только не лоботомия. — В общем, я не думал, что твоя картина так ужасна, — изрёк психиатр. — Надеялся, что мы в короткий срок управимся с твоей лёгкой формой расстройства. Однако сейчас я подозреваю психопатию, лечение которой займёт больше времени. Пётр Борисович покачал головой, коря себя за невнимательность. — Его надо посадить отдельно, а не то он всех здесь перебьёт! — громко сказал охранник. Герман с отвращением подумал, что этот остолоп скоро вылетит с работы из-за того, что доктора чуть не убили прямо у него на глазах. — Всё занято, — терпеливо напомнил психиатр. — Может, предлагаешь его в женское отделение? — Нет, но... — В общем, привяжите пациента Миронова, — махнул рукой Пётр Борисович, не дослушав мужчину. — А вы, ребята, — указал он на трёх парней-пациентов, — если развяжете, то посажу всех в изолятор. — Они же заняты, — мягко произнёс светловолосый. — Специально для вас я их освобожу, — бросил психиатр. К Герману подошёл охранник и, скрутив его, уложил на кровать, после чего снова пристегнул ремешками. Парень поморщился от неприятного ощущения жжения кожи на руках. Кожаные ремни слишком сильно сдавливали конечности, и уже через минуту ему хотелось стонать от боли. Но Гера терпел, глядя доктору в глаза, и будто говорил: «Ты меня не возьмёшь, сука, я ещё поборюсь за свободу». Медсестра что-то ему вколола, и уже через пять минут парень начал засыпать. Четверо ушли, укоризненно оглядев всех обитателей палаты. Последнее, что Герман увидел перед тем, как провалиться в сон, это как светловолосый парень садится на колени возле его кровати и начинает ослаблять ремешки.