Seven years for real life

      Утром Юнги вновь переходит дорогу, ступая на бордюр, пока на светофоре отсчитывает три секунды. Парень сам себе кивает, довольно щурится и зарывается носом в шарф. Он смотрит на небо, отмечая, что совсем скоро будет дождь. Хочется глубоко вдохнуть, прикрыть глаза и дождаться крупных капель, но очередной толчок в плечо и недовольное ворчание женщины отрезвляют Мина. Он крепче сжимает в руках большой пакет, а после замечает открытый прилавок с едой. Юнги бы поспешить, ведь опаздывать в свой первый рабочий день не принято, однако, ноги сами ведут к белому навесу.       Одной ногой толкает дверь библиотеки, а после спешит протиснуться в щель. Мин снова слышит колокольчики, но поднимая взгляд вверх — не обнаруживает ничего. Рука потеет от маленького пакетика, который вмиг наполняет пряным ароматом помещение. Пар обволакивает запястье Мина. Парень ставит огромный пакет, который держал во второй руке, на пол. Он расцепляет губы, которыми ранее держал бумажный сверток; шарф, натянутый до носа, вновь закрывает губы. — Ты не в столовую устроился, — делает замечание Тэхен, всё так же не отрываясь от писанины. Юнги ничего не отвечает, подходит ближе к мальчишке и заглядывает из-за плеча. В этот раз, Тэ в самом деле заполняет картотеку. Хен поджимает губы. — Воняет, убери это отсюда, — шипит мальчишка, принюхиваясь. И врет же, его живот выдает протяжным урчанием. Мин хмыкает, а после ставит теплый пакет рядом с карточкой. Тэхен пугается, вмиг приподнимая за целлофановые ручки. Едва не взрывается, собираясь упрекнуть хена, что едва не испортил бланк, но быстро затихает, когда Юнги подбирает большой пакет и направляется к залу. — Когда есть будешь, закрывай нос. Не знал, что тебе не нравится запах сладких бобов. И исчезает за дверью. Мальчик хмурится, дергает за край пакета и лезет одной рукой внутрь. Бумажная обертка шелестит под пальцами, Тэхен разматывает первый сверток. Перед ним хлеб, выпеченный в форме рыбы, а внутри, — Тэ заглатывает разом все угощение, — сладкие бобы. — Ладно, он не совсем индюк, — кивает мальчик сам себе и лезет за очередным хлебом с начинкой.       Тем временем, Юнги решает исследовать зал от и до, потому спешит устроить свой большой пакет за предпоследним стеллажом. Но там за столом уже сидит человек, и будет странно выглядеть, если Мин развернется и поплетется обратно, поэтому, он смело продолжает шагать, упираясь в последний стеллаж. Кидает мимолетный взгляд на сидящую куклу, придвигает второй стул ближе к себе и замирает. Юнги на миг кажется, что еще вчера фигура находилась на другой стороне от стола. Он внимательно осматривает ненастоящую кожу, отмечая, что его собственная выглядит бледнее. Парень склоняет голову набок, рассматривая темные губы. Возможно, из-за волнения, вчера ему все привиделось? Или свет падал не так, отчего вдруг синий цвет сменился на бордовый. Мин ставит бумажный сверток на стол, а большой пакет принимается раскрывать. Ступает почти на цыпочках к кукле, старается не смотреть на мрачное выражение лица и накрывает с головой фигуру тем пледом, что ранее достал вместе с подушкой. Думает, так будет лучше, чтобы не пугало это произведение искусства посетителей, да и его самого. Юнги отдергивает руку от куклы, думает, что её совсем нужно переместить куда-нибудь подальше. Ему не нравятся манекены, фигуры, куклы. Нечто, подобное человеку, с такими же формами, только с застывшим выражением лица. Мину кто-то когда-то говорил, что если смотреть долго в зеркало, может показаться, что отражение моргает. И Юнги старается избегать зеркал. Только сколько бы он не вспоминал, не может понять, кто же рассказывал ему все эти страшилки. — Хен, — вздыхают совсем рядом. Звук глушится, словно человек очень далеко. Мин отходит дальше, не принимая всерьез своё разыгравшееся воображение. Он садится за стул, берет в руки бумажный пакет и достает сухари с изюмом. Взглядом скользит по книжным полкам, выискивая нужный раздел. Перед глазами еще заметнее становится фигура, укрытая пледом. — Хен, — вновь слышится, только плачевнее. Юнги с громким хрустом кусает сухарь, не обращая внимание. Сам себе хмурится, собирается встать с места и уйти на второй этаж, где хранятся старые газеты. Но его останавливает чужая рука, которая внезапно сильно хлопает по плечу, заставляет поддаться чуть вперед. Мин от неожиданности цепляется за плечо восковой фигуры. Парень разворачивается и коротко вскрикивает, а за ним следом начинает орать и тот, кто осмелился потревожить. — Да чтоб тебя, — тихо ругается Юнги, прикладывая руку к грудной клетке, — не пугай так больше. Это ты звал меня? Тэхен глядит удивленно, весь перемазан в сладкой пасте. — Нужен мне больно, — мальчик хмурится, а после его глаза широко раскрываются, словно он что-то вспомнил, — ты слышал, как я тебя звал? — Ну да, кричал "хен, хен", хотя мог и сразу подойти. Тэ внимательно смотрит на Юнги, словно думает, не лжет ли хен, а после переводит взгляд на восковую фигуру и громко ахает. — Что ты сделал? — рука мальчика цепляется за мягкую ткань пледа, как внезапно раздается почти веселое, с нотками плача «не срывай, оставь!». Юнги ещё больше выгибает бровь, скрещивает руки на груди. — Ты бы определился, либо снять, либо не трогать.. Может, к врачу сходим? — без зла, но с улыбкой проговаривает старший. Мальчик не выдерживает, выпускает ткань и разворачивается к хену. — Лучше бы сам сходил, проверился. Юнги, это не мне кажется, что зовет кто-то. Я, вообще, шел перепроверить раздел фэнтези, — смотрит с обидой. «Ты весь в бобовой пасте, — хихикает некто, — Тэхен, ты ведь обещал помочь, не нужно ссориться с хеном, подводи его плавно». — Айщ, да знаю я, — сам себе шикает мальчишка и вытирается рукавом свитера, направляясь к напротив стоящему стеллажу. Мин ничего не говорит, разворачиваясь обратно к своим сухарям. Но не найдя их на столе, хмурится ещё сильнее. Бумажный пакет лежит на коленях куклы, поверх пледа. У парня пропадает аппетит, а недавно съеденный кусочек застревает где-то в горле. — Тупые у тебя шутки, Тэхен, — недовольно цокает языком, но возвращать свою еду не собирается. Просто потирает ладони и решает взяться за свои рабочие обязанности.       Целый день проходит под вечные недовольные ворчания Тэ, после он сам же себя затыкает, чему уже Юнги не удивляется. Каждый раз, стоит мальчишке что-либо сказать вслух о Мине, как он сразу же отмахивается громкими возгласами, что больше так не будет. Юнги даже угадывает, когда мелкий сам себя отругает, а после шепчет тихое "есс" и прижимает к себе кулак. Мин в самом деле считает Тэхена ребенком нездоровым. Он зарекается звонить Намджуну и расспрашивать обо всем. Просто потому, что не нужно.       Ещё чаще Юнги слышит заливистый смех мальчишки, но когда оборачивается на него — нет и намека на улыбку. Да и голос не тот, высокий и немного раздражающий. Парень думает, что это кто-то из посетителей так веселится над книгой.       Когда Тэхен в очередной раз обращается к Юнги неуважительно, парень резко опускает стопку книг на стол, нарушая тишину в зале. — Так, — рявкает Мин, ощущая, как становится душно в шарфе, — что ты вообще слышал о воспитании? Думаю, абсолютно ничего. Тэхен, ты должен задуматься над своим поведением, потому что нельзя себя так вести. Мальчишка смотрит в пол, а после медленно поднимает взгляд на Юнги. Да глядит безо всякого смущения, полностью уверен в себе. Но хена не пронять этим, он руки на груди скрещивает, ожидая, хотя бы, извинений. — Я ничего не должен, — голосом, непривычным для мальчишки, говорит тот, — кроме одного человека. Если ты, Юнги, ожидаешь от меня чего побольше — напрасно. У Мина складка меж бровями становится виднее. Он проводит языком изнутри щеки и хмыкает, отворачивая голову в сторону. — Вот дети пошли, — парень вновь смотрит на Тэхена и делает шаг навстречу, — я многого не прошу. Просто придерживаться общепризнанных правил. То, что у тебя нет родителей, не дает права быть таким... Таким... У Тэ взгляд, в прямом смысле, тухнет. — У меня есть родители, — мальчишка качает головой. Он опускается на рядом стоящий стул, — только у них нет меня. И прежде чем обвинять, — Тэ скалится и хмыкает, — ребенка, стоит самому послушать себя. Мин Юнги, насколько ты монстр, если сразу же упоминаешь о моих близких? А что, если это детская травма? Неужели, взрослые такие жестокие. Тэхен игнорирует надрывный голос, который доносится едва-едва. — Ладно, хватит, — выдыхает парень, осознавая, что может зайти дальше позволенного, чего малец, наверняка, добивается. Ещё позвонит Намджуну, обо всем сообщит, а потом объясняться не мелкому, а Мину. Кому это нужно? — Ха, избегаешь разговора? — Тэ вскакивает из-за стола, вплотную подходит к Юнги, едва не припирает его к стеллажу. Мин заводит руку, отчего мальчишка невольно дергается и жмурится. А когда ощущает, как его волосы легко ерошат, удивленно распахивает глаза. — Если хочешь еще поругаться, давай после рабочего дня? Вырастешь — поймешь, что все твои обиды такого рода — просто бред. Нужно учиться остывать. И уважать взрослых тоже. Юнги слышит звонкий смех, словно с какого-то фильма. Не рядом, будто воспоминанием проносятся громкие вздохи и своеобразный хохот. Однако, это дежавю рассеивается несильным толчком чужой ладони в плечо. — Я и так взрослый. И понимаю побольше твоего. — Как скажешь, — Юнги пожимает плечами, чем еще больше выбешивает Тэхена. Мальчик отдергивает руку и спешит уйти. Почему-то, он думал, что будет легче. Что с человеком, которого он ищет, будет много общих тем. И как описывал друг, «хен, на самом деле, романтик. Ой, ну увидишь, и сам поймешь. Он веселый, а ещё невероятно добрый»... Да где там? Он ворчливый, словно тот старый индюк. Напыщенный, возомнил себя черт знает кем, еще и поучает. «Хен, у тебя крошки от сухарей на шарфе» — проносится мягко. Юнги не обращает внимания на внутренний голос, от которого немного не по себе. И чаще ловит себя на мысли, что стал много мыслить в последнее время. Парень мотает головой, стряхивает крошки и возвращается к книгам. Его привлекает тонкая, с мягкой переплетной крышкой, подтертым корешком и неброским названием. Он откладывает её вбок, намереваясь почитать ночью.       Мин не замечает, как темнеет на улице. Люди, читавшие книги, видимо, тоже. Кто-то из читателей громко вздыхает, а когда взгляд падает на часы, спешит подняться из-за стола, прихватив с собой и книгу. Разминая затекшие конечности, Юнги сладко потягивается, запрокидывая голову назад. В зале никого не осталось, только он и кукла, накрытая пледом. — Тэхен, выключи свет, — кричит парень, наполняя помещение всепоглощающим эхо. Свет тухнет резко, и остается только настольная лампочка около Мина. Парень покачивается на стуле, рассматривает потолок и чувствует, как сползает шарф. Пальцы аккуратно поддевают мягкую ткань и тянут вниз. Юнги следит за тем, как быстро меняются картинки перед глазами. Как взгляд скользит по сзади стоящим стеллажам. Чувствует, что еще немного и перевернется назад на стуле. Юнги любит подумать, особенно в ночное время. Когда никого рядом нет. В который раз глубоко вздыхает и прикрывает глаза. Уже двадцать четыре года всё идет по наклонной. Хотя нет, не так. По сплошной прямой. Ничего не меняется, либо сам Юнги того не замечает? С чем можно сравнить свои года, своё впустую потраченное время? Двадцать четыре часа бездействия на каждую неделю, на семь дней. У тебя высшее образование, как ты можешь себя губить, — говорят все. А черт его знает как, но получается ведь. Рука касается стола, придерживает, чтобы не упал. Юнги забивает на терзающие мысли и перестает качаться на стуле. Ближе к фигуре подвинута маленькая книжка, которую не так давно выхватил себе Мин. Наверное, задел рукой, пока качался, поэтому, и оказалась чуть дальше.       Наступает полночь. Тэхен, скорее всего, уже дремлет. Хен держит около света книгу, читает вполголоса, боясь признаться самому себе, что трусит находиться в тишине. Рядом с куклой. Юнги бросает мимолетные взгляды на свой теплый плед, но не решается сдернуть его с фигуры. Парень читает о Марии Магдалине. Непривычный слог режет глаза, а сама история вводит в непонимание. Мин пытается читать меж строк, возможно, выискивать скрытый смысл, но тщетно. Он просто не понимает происходящего до самого конца. Очиститься от всех грехов — разве такое возможно? Если уж человек грешен, так этого не изменить. Его память будет хранить это всю жизнь. «А твоя? Твоя хранит что-либо? Помнишь ли ты все свои проступки?» Юнги с соседнего стула подкладывает подушку под руки и более-менее устраивается полусидя, опираясь на стол. Он глаз не закрывает, рассматривая впереди себя фигуру. Вообще, кукла красивая, напоминает настоящего человека. Но отчего так страшно? Не оживет ведь, не убьет. Юнги не понимает самого себя. Когда очертания теряют свою резкость, все плывет, а веки тяжелеют, рядом кто-то тихо мычит убаюкивающую мелодию. Впереди уже никто не сидит, а за спиной возвышается силуэт. Мягкая ткань ложится на плечи Юнги, шарф поправляют, ослабляя хватку на горле. Нечеловеческий палец скользит по теплым и мягким губам Мина, трогая глубокий порез на верхней. — Ты рассыпаешься, сядь на место, хен, — тихо просит Тэхен, выглядывая из-за стеллажа. На него глядят без эмоций, только изредка моргают. У мальчишки от такого ножом по сердцу полосует. Он подходит ближе, подает стул, помогая усесться, а сам опускается на корточки и держит чужую руку, прислоняя к своей щеке. «Похоже, всё напрасно, Тэ, — если бы на восковой фигуры отражались эмоции, мальчик бы не выдержал такого жалкого выражения лица, —просто хен, он... Ему не нужны воспоминания из прошлого. Не помнит ничего, в особенности историю о Марии Магдалине. Мы ведь вместе её читали. Тэхен, как думаешь, Юнги-хен в самом деле не может вспомнить, или не хочет?» — Не знаю, — честно признался мальчик, ощущая, как немеют ноги, — я представлял его совсем по-другому. Но сейчас не уверен, что Юнги вообще обратит внимание на что-либо. Если сказать ему напрямую — только рассмеется. «Да, хен может... Он всегда говорил, что я красивый, а сегодня закрыл пледом. Похоже, это не имеет смысла, и не нужно тревожить его. Давай оставим всё как есть...» — Как это? — Тэхен поднялся на ноги, заглядывая в лицо кукле, — Знаешь ли, если ты намерен опустить руки, я этого делать не буду. Из-за меня ты такой, из-за меня вы сейчас даже поговорить друг с другом не можете. Да и этому старому индюку стоит подумать не только о себе. «Тэ, он не поверит, — убеждает мягкий голос, а восковая рука поднимается над уровнем руки мальчика и легко касается чужих пальцев, — и если, всё-таки, решит запереть в какой-то кладовке, прошу, разбей меня» — Слушай, может просто попросить его сказать имя, и дело с концом? — наивно пытал Тэхен, сжимая в горячей ладони восковые пальцы, — Почему ты ему не можешь прямо сказать, он ведь слышит всё! Но ответа не последовало, только очередное медленное моргание. Мальчик опускает руку, придвигает стул ближе к Юнги, чтобы неповадно было, а после бьет носком кроссовка по ноге Мина. Тот на секунду приоткрывает глаза и сразу же закрывает, утыкаясь носом в подушку. — Это чтоб вспомнил быстрее, а если понадобится, так чем-то потяжелее огрею, — ворчит Тэхен, а когда слышит мягкий смех, сам себе незаметно улыбается, покидая читальный зал. Кукла рассматривает знакомое лицо, локоть укладывает на стол и подпирает ладонью голову. Тяжелые движения, пальцы невозможно разогнуть, они всегда в одном положении.       Юнги слышит сквозь сон знакомые до боли нотки. Он также слышит разбей меня, и вмиг в сон проникает нечто давящее. Множество кусков, но не стекло. В груди щемит, будто это его рук дело. Картинка сна нечеткая, невозможно понять что именно разбилось. Но ощущение, словно жизнь Юнги. Тихий короткий смех уносит в другую реальность, и уже того отчаяния не чувствуется. Совсем другая картинка перед глазами. Сон непонятный, сумбурный, а ещё высокий голос что-то увлеченно рассказывает о Магдалине.