IAMX

Все началось резко. Без каких-либо предупреждений или причин. Его зачаровали ее глаза цвета пожухлой, сентябрьской травы, а ей нравились шелковые простыни и неизменно дорогой, вычурный одеколон. Не такой тяжелый, как у Элайджи, не такой грубый, как у Клауса. Недовраги, которые ими и стать в общем-то не успели, лишь рухнули в одну постель в одночасье, непонятно как оказавшись вместе, переплетая свои пальцы и мысли. Забываясь друг в друге. От Хейли пахло сырым лесом и свежей хвоей, а за каждый темный локон, казалось, уцепился кусочек холодного ветра. Она могла уйти внезапно, среди ночи. Могла стоять и подолгу курить у окна его дорогие сигареты, задумчиво глядя в туманное, без единой звездочки, осеннее небо Нового Орлеана. Один раз она пришла промокшая насквозь, и даже не стащив с себя мокрую, липнущую к телу одежду, накинулась на Люсьена, цепляясь за его тело, далеко не самое теплое, словно за единственный источник тепла. В ней горел огонь, которым она делилась без слов, словно тяжелыми наркотиками от которых сама не могла отвыкнуть. А теперь и он не мог. Чертыхнувшись, открывал в очередной раз дверь, понимая, что уже не может отказать. Она приходила и требовала, забирала все нутро в очередной раз, отдаваясь так же в ответ, почти не спрашивая разрешения. И он был почти уверен — не открой он дверь, то через пару секунд она вылетела бы к чертям собачьим. [во всех смыслах] Такой была Маршалл — грубой, несгибаемой, со сталью во взгляде и сталью на душе. Удивительно мягкой в постели. Она предпочитала имбирное пиво заместо бокала дорого вина и Касл уже и не предлагал. Он привык к отсутствию стука каблуков, угловатой походке и низкому голосу с хрипотцой. Она по-волчьи рычала, впиваясь ногтями в его спину и отворачивалась, выпуская клыки в подушку, а не в его шею. А он и не спрашивал, с чего такая забота. Ведь до своей смерти ему каждый раз не хватало всего одного случайного укуса и это пьянило. Брюнетка обессиленно сваливалась на простыни, но чаще всего лишь для того, чтобы тут же вскочить, одеться и уйти, ни сказав не слова. Оставалась волчица лишь пару раз, и Люсьен с восхищением мог наблюдать за тем, как она по-звериному потягивается и на ее спине бугрятся мышцы, на удивление гармонично вписывающиеся в ее худую фигуру. А потом он ловил ее странный изучающий взгляд, купался в нем какую-то жалкую секунду, секунду, который было слишком мало и Хейли это знала, но поднималась и безо всякого сожаления стеснения натягивала одежду. Исчезала, оставив за собой лишь запах сырого леса. И больше всего Касл боялся того, что она не вернется.