Inferno

      Глаза у Хоук — синие и печальные. В душе у неё — дыра размером с самого Создателя, и, кажется, ничто не в силах её заполнить. Хоук устала испытывать изнуряющую, острую и опустошающую боль. Порой Мариан становится так невыносимо горько, что и пошевелиться нельзя. Но знает, что сдаваться — удел слабых, а она всегда себя позиционировала как сильную девушку, которой все нипочём. Ещё в Лотеринге, когда соседские мальчишки агитировали её забраться на дерево за самой спелой грушей, она вежливо отказывалась до тех пор, пока те с усмешкой не называли ее трусихой и слабачкой. И что Хоук? Лезла на треклятое дерево, царапая щёки и руки сухими ветками и жёсткой корой, и с самого верха со спелым плодом в руках кричала: «Довольны?!»       Глаза у Хоук — большие и синие, с каплей грусти на самой их глубине. В сердце у неё — высасывающая скорбь. Дом её — в огне, родину пожирает Мор, отец и брат остались там, не погребённые, стали добычей голодных хищников и прибежищем трупных червей. Мариан глотает слезы и старается думать о том, что на месте их гибели вырастут маки, а души их примет милостиво Создатель, уложит их спать до следующей жизни. Хоук сжимает кулаки и встречает Киркволл утомлённым взглядом, слабо улыбается ему, надеясь начать жизнь с чистого листа, но вместе с надеждами и сестрой падает в зловонную канаву к контрабандистам, мелким разбойникам и самым низким мира сего. Она не отчаивается, идет вперёд, и знает, что благими намерениями можно спасти душу. Хоук не боится помогать: защищает слабых, дает надежду тем, кто в ней нуждается, веселит грустных. Она становится лучом света в самых тёмных уголках Киркволла, её согревающая, но печальная улыбка — верой в будущее.       Глаза у Хоук — синие и задумчивые, со слабым отблеском злости. Слёзы, к её огорчению, до сих пор не высохли и продолжают литься из прекрасных больших очей, оплакивая потерю сестры. Золото... разве золото стоило этого? Родовое имение? Нет. Утешение она находит лишь на смуглой груди Изабеллы — женщина гладит волосы юной Мариан, прижимает к себе, целует в висок и оказывается на удивление понимающей. Она веселит Хоук своими рассказами и шутками, оказывается рядом в нужную минуту, и, кажется, Мариан наконец сама зажигается тем огнём, который дарила беднякам, больным и несчастным. Изабелла научила её брать плату за помощь, а у богатых — двойную цену. Втайне от любовницы Хоук дает страждущим помимо надежды немного денег, в которых теперь не нуждается. Сердце её до сих пор кровоточит, но пиратка залечивает его своей особенной заботой, вниманием и любовью. Мариан привыкает жить с солнцем в груди, с блеском в синих, с тихой болью на глубине, глазах. Весь внутренний огонь её тушит смерть матери, разбивает её на осколки — предательство Изабеллы. Если с первым пришлось к ужасу своему смириться, то последнее вынести она не может. Бежит по следам любовницы, которые та в спешке оставила за собой, выслеживает её, как дикий зверь — жертву, и волочит за волосы к Аришоку, бросает женщину к самым его ногам, отдает ему книгу, спасает город.       Глаза у Хоук — синие и злые, с жестокой усмешкой. Внутри у неё — всё разрушено. Она смотрит вокруг и видит лишь жалких попрошаек, которых некогда жалела и одаривала золотыми монетами. Она оглядывается и морщит нос от запаха разложения и гнили, что преследует её повсюду, что исходит от каждого прохожего. Эта — убийца, этот — насилует детей, вон та — помогает работорговцам, вон тот — сутенёр. Кого она пыталась спасти всё это время? Эгоистичных свиней, которых волнуют лишь деньги, еда и секс. Даже друзья, и те — заваливают её своими проблемами и обижаются, когда она просит немного повременить с их решением, осуждают каждый её поступок, каждое её слово. Прав был Аришок, прав был во всём, и Хоук жалеет, что не дала ему затопить этот гнойник кровью. Ей противно, что она помогала кому-то: всё равно эти люди никак не изменились. Все её старания – зря. Она видит знакомого бедняка, что вновь просит у неё денег, и она знает, что он потратит их на выпивку и шлюх, и с презрением пронзает его кинжалом, испытывая невероятное облегчение. Она помогает отныне не людям, а городу — вздохнуть ему свободнее, освободив от гнусных и мерзких людишек. Она режет всех, кого можно, отдает Фенриса бывшему хозяину, уничтожает клан Мерриль, сдаёт всех магов Мередит, твердя, что те — малефикары, подставляет храмовников, говоря, что помогали отступникам.       — Что же ты делаешь, Хоук? — с мольбой и отчаянием спрашивает Варрик, оборачиваясь назад и глядя на трупы всех, кого он знал. Он смотрит на Мариан и его передёргивает от её ухмылки, от ямочек на щеках, в тени которых затаилась жестокость. Его пугает тот факт, что Хоук — не безумна, она знает, что делает. Но бросить её не может, да и не хочет. Он пытается её вразумить, убедить, что все её ошибки поправимы, а её потери он поможет ей пережить. Хоук заливается истерическим хохотом, от которого у Тетраса пробегают мурашки по спине, и молча, выразительно смотрит на него своими большими глазами, которые в полумраке кажутся тёмными, демоническими. Он не понимает её взгляда, но непроизвольно ёжится.       — Вы не Защитница Киркволла, вы — его чудовище, — выдавливает из себя рыцарь-капитан Каллен после того, как Хоук вынудила его убить своего друга Самсона, а после его короткой агонии сообщила, что все её слова — ложь. И нервно смеется, говоря, какой он кретин, что поверил ей, чужому человеку, а не другу. Каллен тянется к мечу, но разбойница оказывается шустрее воина, горло которого она ловко перерезает тонким кинжалом. Храмовник хватается за шею, захлёбываясь кровью и выпуская её изо рта — пенящуюся и булькающую. Грузно он падает рядом с убитым Самсоном, а Хоук весело думает: как трогательно. Видит, что он ещё хватается за жизнь, и шипит ему: "Не только маги могут быть чудовищами".       — Хоук… Мариан, не нужна мне эта должность, назначим наместником города тебя, — говорит с нервной улыбкой Варрик и с опаской косится на оружие в руке подруги. Не убьёт же она его, в самом деле, из-за какого-то титула? Варрика эта мысль не успокаивает: Хоук слишком хладнокровно разделалась с Мерриль, когда эльфийка приняла сторону магов, слишком спокойно выстрелила из лука в Авелин, которая посмела ей перечить, с истинным наслаждением воткнула кинжал в спину Андерса, хотя в последнее время плевалась в сторону церкви и Создателя. Варрик остаётся один, но продолжает верить в Хоук и её исцеление. Он понимает, что её сломали обстоятельства, но искренне желает её спасти. Вера его меркнет, как некогда её собственный огонь в груди, в одно мгновение. В одно мгновение прерывается и его жизнь — Мариан, по старой дружбе, убивает его быстро, без лишних мучений. Теперь у неё не осталось конкурентов. Теперь она сможет изменить город, нет, — страну. А затем и целый мир.       Хоук смотрит в зеркало, поправляя тонкую корону наместницы Киркволла на волосах, и улыбается пустой улыбкой, глядя в свои синие, безжизненные глаза с жестоким металлическим блеском и холодным равнодушием ко всему.