3 октября 2015 Среда
☆☆☆
Гарри должен выйти отсюда. Его мозг воспален и бурлит, как вода при температуре 100 градусов по Цельсию. Две пары по анатомии — это слишком много даже для него, слишком много человеческого тела, крови и сосудов для двух с половиной часов. Гарри бьет себя по лицу, чтобы не заснуть, а потом фыркает и начинает собирать свои вещи с парты в рюкзак. Профессор слишком увлечена собственной лекцией о свертывании крови, чтобы заметить, как худенький студент в черном джемпере тихо выскальзывает за дверь аудитории и аккуратно прикрывает ее. Миссия прошла успешно.☆☆☆
Гарри не мудрец, не великий мыслитель и не философ. У него нет Нобелевской премии в области биологии, медицины, а тем более философии. Он просто 18-летний первокурсник Оксфорда, и, если верить мифу, он использует свой мозг только на 10 процентов, его кошку зовут Оливия, а старшую сестру — Джемма. Вот, что Гарри думает о себе. Но, тем не менее, он знает, в чем смысл нашей жизни. В любви. Это, наверное, нелепо, потому что ему всего лишь 18, и что он вообще может знать о любви в таком юном возрасте? Его сверстники ответили бы: деньги, власть и красивые девочки. Но Гарри, видимо, особенный. Дело в том, что он всегда был весьма чувствительным. Наверное, это влияние двух женщин, что вырастили его: его мамы и сестры; но это не значит, что он какой-то бракованный. Гарри просто очень заботливый и внимательный. Все, во что он верит, — это любовь и проявление ее во всех возможных формах. Любовь между матерью и сыном, между братом и сестрой, между хозяином и его питомцем. Любовь — основа жизни на Земле, это не выдумка человечества, это осязаемая величина, это сила. Любовь делает людей людьми. Гарри часто думает об этом. Думает о том, как сильно он любит свою маму, Джемму и отчима Робина. И он любит своего папу, даже если тот бросил их, когда Гарри было всего четыре года. Сердце Гарри открыто для любви. Только это чувство делает его по-настоящему счастливым. Он заходит в мужской туалет и запирается в кабинке, медленно сползая на пол и закрывая уставшие глаза. На самом деле он не хотел поступать в Оксфорд, не хотел становиться педиатром, но этого хотела его мама, а Гарри слишком сильно любит ее, чтобы расстраивать. И вот он здесь. Надо признать, в Оксфорде отличные туалеты. Здесь можно сесть на пол и не бояться, что твои штаны после этого пропахнут чужой мочой или пеплом, как было в школе Гарри. Конечно, это ведь не государственная школа, это Оксфорд. Здесь преподавал Стивен Хокинг, учился 23-й премьер-министр Австралии, Маргарет Тетчер и чертов Джон Рональд Руэл Толкин. Как он там говорил? «Счастливцем может считать себя тот, кому дано войти сюда». Это ведь он про Оксфорд? Или Гарри что-то путает. Нет, кажется, он говорил это про страну эльфов. Но даже если тут снимался «Гарри Поттер» и есть самые лучшие лаборатории, Гарри все равно скучает по Холмс Чапелу, по маме и сестре, по отчиму и по Оливии. Но тут тоже неплохо, думает он. Огромный кампус, тысячи студентов и преподавателей, лаборатории и библиотеки. И все кажется таким величественным и необъятным. И Гарри чувствует себя свободным и крошечным. Он здесь один, никто не следит за ним и не пытается контролировать. Он чувствует какую-то иллюзию свободы и независимости. Он в новом месте, в новом городе, он определенно ожидает чего-то грандиозного, чего-то необычного и вдохновляющего. Он ложится и просыпается с этим чувством невероятного приключения, словно полета в космос, всю первую неделю здесь. Гарри ждет какого-то чуда, волшебства и магии. Он словно ждет, что звезды полетят к нему в руки, и часто вспоминает слова мамы, когда та провожала его до кампуса в его первый день: «Гарри, малыш, я знаю, это не то, о чем ты мечтал, — сказала она тогда, — но я хочу всего самого лучшего для тебя. Я люблю тебя больше жизни и хочу, чтобы ты был счастлив. Обещаю, здесь ты встретишь свою звезду, свою любовь и судьбу. Поверь мне, дорогой, здесь ты будешь счастлив». Он как сейчас помнит слезы на глазах Энн, когда пришло время прощаться, и как крепко и долго они обнимали друг друга. Он бесконечно сильно любит ее. Чертов маменькин сынок, сказала бы Джемма. И Гарри очень сильно хочет встретить здесь свою судьбу. Так уж получилось, что он верит в настоящую любовь, в поцелуи под дождем и встречи на рассвете. Нелепо, верно? Но до 10 лет он рос в семье с двумя женщинами. Он видел все фильмы по книгам Николаса Спаркса, все фильмы с участием Джорджа Клуни, Райана Гослинга или Брэда Питта. Он не виноват, что в нем развился романтик, готовый писать письма своей возлюбленной каждый день и смотреть с ней на звезды. И, возможно, Гарри уже не так уверен, что он хочет смотреть на звезды именно с ней, а не с ним. Но это настолько гиблая история, что Гарри пытается ее не затрагивать. Гарри знает о своем особом даре привлекать к себе внимание. То ли это его природное обаяние виновато, то ли факт, что в старшей школе он был солистом в рок-группе, Гарри не жалуется. Он любит, когда на него обращают внимание. Он уже успел познакомиться с небольшим количеством людей, в основном с девушками: с Карой и Кендалл, Элеонор и Надин. У него отличный сосед по комнате, Майкл. Он веселый, и у него красные волосы и татуировка To The Moon на руке, от которой Гарри сходит с ума. Майкл — замечательный парень. Гарри все время забывает, в какой он играет группе со своим другом Эштоном, но он слышал пару их песен, и они очень динамичные. Кендалл симпатичная, у нее красивые волосы, думает Гарри, когда кто-то заходит в туалет. Тогда Гарри затихает, продолжая делать пометки в своем блокноте. Этому человеку вовсе не обязательно знать, что Гарри прячется в туалете. Парень шаркает резиновой подошвой кед по плитке и заходит в соседнюю кабинку, вздыхая и что-то бормоча. Гарри пытается игнорировать звук расстегивающейся ширинки, но когда он слышит, как парень «отливает», то не сдерживает гримасу отвращения. Он, конечно же, понимает, что не должен так реагировать. Это, как-никак, естественный процесс, и Гарри, как будущий врач, не должен испытывать отвращения. Он слышит, как парень тихо стонет от облегчения, и этот высокий полустон, полухрип заставляет Гарри выронить карандаш из рук. Он катится по плитке, закатываясь прямо в соседнюю кабинку. К писающему мальчику. Черт. — Упс, — думает Гарри, но, оказывается, говорит вслух. Он видит через щелку, как тонкие, аккуратные пальцы обхватывают карандаш и поднимают. — Привет, — отвечает ему высокий и резкий голос, и Гарри пока не решил, нравится он ему или нет. Гарри моргает, смотря на стенку туалета, будто это она ему отвечает. — Привет, — говорит он и прокашливается. — У тебя моя вещь. Соседняя кабинка хрипло усмехается ему. Гарри определенно не напрягается, смотря на дерзкую белоснежную стенку. — Что ты здесь делаешь? — спрашивает у него насмешливый голос, и Гарри слышит, как парень сползает по стенке вниз и усаживается на пол. Нет, нет, нет. Ему не нужны собеседники. — Ты правда хочешь поговорить об этом в туалете? — интересуется Гарри и слышит тихий и хриплый смех. Ему не нравится голос этого парня. Он высокий и резкий. Какой-то острый, словно ножом по металлу. Он просто хочет вернуть свой карандаш и побыть одному. — Ты что, прогуливаешь занятия? — смеется парень и, не дожидаясь ответа, добавляет напыщенно драматично, — O tempora, o mores! (лат.: О времена, о нравы!). Гарри не может сдержать короткую усмешку и широко улыбается. Даже хулиганы в Оксфорде — высокообразованные люди. Ему вдруг приходит в голову, что, судя по голосу, парень не очень высокий. — Но, мой дорогой друг, — вдруг снова заговаривает соседняя кабинка, — кто же Вам позволил? Гарри снова усмехается на это, не в силах сдержать улыбку. — Это не главное, — отвечает он. — Главное — кто меня остановит? Его собеседник затихает всего на секунду, а потом неожиданно серьезно говорит: — Прогуливать — не есть хорошо. Гарри улыбается, но также серьезно отвечает: — У меня были на то весомые причины, Ваша честь. — Неужели? — деловито спрашивает парень. — Я ненавижу своего профессора, — объясняет Гарри, даже если это не совсем правда. — Хмм, — задумчиво тянет парень. — Но, в таком случае, я не хожу на лекции, потому что мой профессор ненавидит меня. — А у него есть на то весомые причины? — спрашивает Гарри. — Разумеется. Я просто фантастический засранец, — усмехается студент. Он шаркает ногами и копошится в своей сумке, прежде чем спросить. — Как тебя зовут, туалетный мальчик? Забавно, Гарри называл его у себя в голове писающим мальчиком. И все-таки он не считает разумным говорить парню, с которым он только что встретился в туалете, свое имя. К тому же, ему не особо понравился этот студент. Поэтому, не долго думая, Гарри называет свое второе имя: — Эд, — твердо говорит он. — А тебя? — Том, — не сразу отвечает парень. — Можешь звать меня Томми. — Томми, — повторяет Гарри, пробуя имя на вкус. Так себе, если честно. Том снова шелестит чем-то, и через минуту Гарри слышит щелчок, а после чувствует запах дыма. Здорово, а он только хотел сказать, что Том — не такой уж и плохой собеседник. Он морщится и одновременно негодует. — Курить — не есть хорошо, Томми, — сквозь зубы дразнит Гарри. — У меня есть на то причины, Эдди, — в таком же тоне повторяет парень. — Да? И какие же? — фыркает Гарри. Том молчит некоторое время, и Гарри слышит, как он делает затяжку, а потом студент звонко усмехается и отвечает: — Никакие, если честно. Так, для стиля, — просто говорит он и, наверное, пожимает плечами. Гарри же сжимает зубы. — К сорока годам твои легкие сгниют, — мрачно прогнозирует он. — Не вижу в этом ничего стильного. А еще здесь есть пожарные извещатели, так что будь осторожен. Томми насмешливо фыркает на это, и Гарри буквально слышит, как он закатывает глаза. — Мой друг вывел их из строя еще в прошлом году, — отвечает он хвастливо, и Гарри не может не улыбнуться его самоуверенности. — В любом случае, — не сдается он, — я не собираюсь становиться пассивным курильщиком, так что... Он снова почти слышит, как Том закатывает глаза. — Ладно-ладно, я потушил, — ворчит хулиганистый студент. — Спасибо, это было очень мило с твоей стороны, — успокаивается Гарри и расслабляется на холодной плитке. Странное чувство покоя поселяется в нем, что-то легкое и воздушное, словно зефир или сладкая вата, ему даже кажется, что он чувствует сладкий аромат, но... на самом деле, это только сигаретный дым. И ему вдруг очень хочется снова заговорить с этим дерзким и заносчивым студентом. — Такое чувство, будто ты здесь не первый год, — начинает Гарри и вздыхает, смотря в белый потолок. Парень из соседней кабинки тоже весело вздыхает и говорит: — Да, я второкурсник, — отвечает он. — А ты, видимо, новичок. Первокурсник? — Да, — подтверждает Гарри и кивает, даже если Том не может видеть его. — Дашь какой-нибудь совет сопливому первокурснику? Как мне не облажаться в свой первый год? Том усмехается на его слова и какое-то время ничего не отвечает. Гарри только слышит его слегка прерывистое дыхание, как капает вода в кране и величественную тишину легендарного университета, а потом раздается уже привычный хриплый смешок. — Чувак, никогда не дрочи в общей душевой, — советует он и смеется. — Забудешь смыть за собой, и подружка твоего соседа залетит от тебя. Через девять месяцев на свет появится карапуз с твоими глазами и волосами. И ситуация будет весьма неловкой. А ведь ты просто передернул в душе одним холодным зимним вечером. Гарри не может сдержать улыбки и опускает голову. Этот студент словно маленький дебошир, от него веет озорством, мелкими шалостями и саркастичными шутками. — Magna (лат.: замечательно), — бормочет Гарри, слегка краснея, и тоже смеется. — Звучит так, будто ты уже бывал в подобной ситуации. В соседней кабинке раздается странный звук, как будто кто-то шлепнулся. — Ты что, только что ответил мне на латинском? — шокировано спрашивает Том, игнорируя вторую реплику Гарри. — Не ты один здесь образованный, — наигранно оскорбленно отвечает студент. — Неужели? — игриво уточняет парень, и Гарри снова смеется. — Выучил латинский перед поступлением, я учусь на педиатра, — объясняет он. — Это полезный навык, Эдди, — одобряет парень. — Так ты будущий врач, значит? Гарри пожимает плечами. Конечно, педиатрический факультет не был его мечтой. Он вообще мало об этом думал, это был просто запасной вариант. На случай, если его не пустят в космос. Но сейчас он не против дать клятву Гиппократа и стать молодым врачом. (И все же это никогда не заменит ему космос). — Да, наверное, — наконец отвечает он. — Я будущий врач, — тихо повторяет он. Это тоже неплохо. Том же хлопает в ладоши. — Magnifiquement! (фр.: чудесно, великолепно) — вскрикивает он, и Гарри покрывается мурашками, когда слышит его хриплый французский. — Парень, ты обязан дать мне автограф! — говорит Том и бросает ему карандаш. — Давай, Эдди, когда ты изобретешь лекарство от рака и станешь всемирно известным врачом, я всем буду показывать бумажку с твоими каракулями, которую ты оставил мне в туалете. Ты станешь знаменитым, чувак, я клянусь тебе, — тараторит Том, и Гарри совсем не хочет напоминать ему, что он учится всего лишь на педиатра, он не изобретет лекарство от рака или СПИДа, или даже от чертовой астмы. Он не откроет новое химическое вещество и не вырастит новый вид растения. А еще он не увидит звезд, но это уже другая история. Но Гарри слышит искреннее восхищение в голосе Тома и смеется на это, он не хочет расстраивать его, поэтому Гарри отрывает кусочек туалетной бумаги и берет свой карандаш. Он думает, что написать, кусая губу, а потом аккуратным почерком старательно выводит два слова:☆Oops. Hi.☆
И передает Тому. — Это что, наши первые слова? — спрашивает Том, и Гарри слышит улыбку в его голосе. — Подумал, это будет символично, — пожимает плечами студент. — Весьма, — отвечает Том. — Мне нравится, — говорит он каким-то необычно тихим голосом. Гарри смущенно улыбается. Он не знает, почему вдруг так неожиданно смущен, но чувствует легкий трепет в легких. Он не знает, что это. — Ладно, — говорит его новый знакомый через несколько минут. — Отлично поболтали, Эдди, но мне пора. Оставил свой скейт в аудитории. Пойду пораздражаю своего гомофоба-профессора, пока лекция не закончилась, — усмехается он. — Идешь? — интересуется Том и выходит из кабинки. Не самая хорошая идея, думает Гарри. Он качает головой. — Нет, спасибо. Удачи с гомофобом-профессором, Томми. Пока. — Ecce vos cito (лат.: до скорой встречи), — отвечает он, и Гарри слышит, как он выходит за дверь. Как только Гарри слышит хлопок, он выдыхает и полностью расслабляется. Это самое странное, что произошло с ним за первую неделю.☆☆☆
Этой ночью Гарри плохо спит, и это точно не из-за того, что Майкл и его друг спорят о нужных аккордах почти три часа. Он чувствует, как беспокойство пускает в его легких корни, заставляя его чего-то ожидать. Почему-то ему кажется, что его чудесная мама была права. Он хочет, чтобы его мама была права. Он хочет, чтобы здесь кто-нибудь заменил ему звезды, заставил захотеть остаться на Земле. Хочет, чтобы кто-то помог ему понять, кто он такой и что из себя представляет. Гарри просто ждет приключения. И он может поклясться гребанной таблицей Менделеева, что здесь его что-то ждет.Оглядываясь назад, он понимает, что этот день был началом. Началом его полета к звездам.
☆☆☆