Змеевладелец

      — Что скажешь, Драко? Все-таки ты его лучше знаешь. Есть идеи, как нам поступить в этой ситуации?       Оба Малфоя сидели в библиотеке. Почти час они тупо рассматривали книжные полки напротив, а сейчас Люциус наконец прервал, затянувшееся от навалившегося осознания всей паршивости сложившейся ситуации, молчание:       — По твоему мнению, Драко, есть у нас шанс договориться с Поттером или лучше действовать по сценарию наших предков, спланировать похищение, а потом запереть его в подвале?       Драко утомленно прикрыл глаза:       — Я, во-первых, не уверен, что нам удастся похитить его, потому что за его жизнью, после победы над Темным Лордом, сейчас не следит только ленивый, во-вторых, я не уверен, что мы сможем его удержать, потому что Поттеру не впервой нарушать, казалось бы, незыблемые законы магии, и кто знает, что он может предпринять, если попытаться его запереть, и, в-третьих, в любом случае, если мы и сможем удерживать его, то ровно до тех пор, пока он не поймет, что оказался в безвыходной ситуации. Гарри у нас из тех людей, которые: «Вырву себе глаз — пусть вам на меня одноглазого смотреть неприятно будет». Так что, я за попытку договориться, надавив на его гриффиндорский героизм. Хотя, если учесть взаимоотношения Поттер — Малфои, сложившиеся за время нашего знакомства, то только у матери был шанс поговорить с ним в спокойной обстановке и не получить проклятье в лоб.       Они опять замолчали. На следующий же, после совершеннолетия Драко, день, Нарцисса собрала вещи и отплыла круизным теплоходом в солнечную Бразилию, уже оттуда прислав Люциусу документы на развод. С сыном она тепло переписывалась совиной почтой и ясно давала понять, что возвращаться в Британию в ближайшие лет пятьдесят точно не собирается, если только Драко не окажется при смерти.       Люциус тихо хмыкнул:       — А для того, чтобы поговорить, мы, для разнообразия, пойдем официальным путем и обратимся в Министерство.       Тут все дело было в наследии рода Малфой.       В тысяча четыреста затертом году, один из предков, Сагитариус Малфой, широко известный в свое время жестокостью и бескомпромиссностью, чрезмерными даже для того дремучего исторического периода, как это иногда происходит с теми, кто начинает страдать жутким опасным заболеванием под названием «умищапереизбытоз», весьма серьезно поссорился с общиной друидов и со злости уничтожил их священную рощу, то ли не учтя, то ли наплевав на то, что это общину погубит. Обычно миролюбивые друиды ничего для своего спасения предпринять не смогли, а вот для покарания обидчика — смогли. На род Малфой легло тяжкое проклятье, усиленное тем, что оно было предсмертным, а значит — очень могучим. Доступ к родовой магии стал постепенно перекрываться, уже дети Сагитариуса могли стать совершенно слабыми магами, внуки — сквибами, а правнуки — и вовсе выродиться в магглов. Лорд несколько десятков лет промаялся бесполезными попытками снять проклятье и удержать, в буквальном смысле этого слова, утекающую из его рук магию, но в итоге решил пойти другим путем. Он стабилизировал родовую магию, введя в нее магическое наследие. Не сказать, что это могло решить проблему, скорее просто прикрыло утечку магии и давало надежду, что через время проклятье рассеется само по себе, потому что каким бы оно ни было предсмертным, оно все равно не вечно. По прикидкам, проклятье должно было продержаться лет шестьсот, плюс-минус сто.       Сагитариус довольно долго решал, какое именно наследие вводить в родовую магию, потому что в каждом были свои плюсы и минусы, и остановился в конечном итоге на наследии серпентеров.       В принципе, такое наследие оказалось вполне неплохим выбором. Кроме стабилизации магии, к плюсам такого наследия можно отнести приобретенное фамильное прямо сверхъестественные хладнокровие, расчетливость и чутье, а вот к минусам — то, что для успешного полного взаимодействия с родовой магией был необходим магический проводник. Сагитариус Малфой в свое время в необходимости проводника ничего страшного не увидел, потому что тогда был прав тот, у кого власть и сила, а таким, как он, просто не отказывали. К тому же, он не видел совершенно ничего предосудительного в содержании пленника в подвале, если вдруг проводник начинал артачиться и не желал добровольно посвящать свою жизнь благополучию рода Малфой.       Магический проводник рода Малфой — это вообще отдельная история. В отличие от партнерства, которое было не редким для некоторых видов наследий, Малфои к проводнику не испытывали ни навязанной магией бешеной страсти, ни маниакального желания окружить заботой, отгоняя всех, кто посмел задержать взгляд на партнере дольше чем на шесть секунд подряд. В принципе, вполне достаточно было бы, если проводник будет проводить два-три дня в неделю поблизости от главного средоточия родовой магии — родового гобелена, но кто в здравом уме согласится быть зависимым от переменчивого настроения другого человека? Проводника сразу после обнаружения требовалось привязать, опутать обетами так, чтобы и дернуться лишний раз не смел! Или опять же, как вариант — комфортабельная подвальная комната без окон.       Новый проводник всегда появлялся только после смерти старого и всегда был младше самого юного члена рода Малфой, рожденного уже после смерти предыдущего проводника. А если эта смерть была насильственной, а не естественной, то засечь нового проводника можно было только после его совершеннолетия. Так что, когда по совершенной глупости погиб проводник Абраксаса Малфоя, а маленькому Люциусу как раз исполнилось два года, род оказался в довольно глубокой, не стоит стесняться этого выражения, заднице. Потому что теперь требовалось подождать, пока подрастет Люциус, потом пока он произведет на свет своего отпрыска, потом подождать, пока этот самый отпрыск достигнет совершеннолетия, а потом молить Мерлина, чтобы избранный магией проводник был младше не настолько, чтобы потребовалось ожидать теперь уже его годами. Конечно, можно было бы заставить Люциуса и поторопиться со своей частью обязанностей, но появление внука, когда сыну только лет четырнадцать, могло сказаться не самым лучшим образом на репутации рода. Так что, общий перерыв должен был составлять примерно лет тридцать пять.       Конечно, хоть раньше роду удавалось избегать столь длительных перерывов, непредвиденная смерть проводника приключалась и раньше. На этот случай у Малфоев находилась целая гора заранее заряженных амулетов-накопителей, позволяющая хоть и в экономном режиме, но использовать магию, не привлекая особого внимания к родовым проблемам. Этого запаса как раз должно было хватить на весь период. Вот только Абраксас страдал той же самой жуткой опасной болезнью под названием «умищапереизбытоз», что и его предок, и не привык себя ограничивать. Поэтому он помог своему школьному приятелю, Тому Реддлу, который подался в политику, немного доработать его изобретение, Темную Метку, которая изначально служила средством связи, и превратить ее в своеобразный дополнительный источник подпитки от казавшейся вполне родственной магии Реддла, в предках у которого когда-то отметились наги, ближайшие родственники серпентеров. Немного иронично было то, что он, опять-таки по примеру Сагитариуса, то ли не учел, то ли наплевал на то, чем впоследствии это может обернуться — почти абсолютной властью тогда уже Волдеморта над теми, кто был отмечен татуировкой. Абраксас сам загнал свой род и еще несколько родов, но на них ему было отчетливо безразлично, в почти кабальную зависимость. Малфоям еще повезло, Реддл подсознательно чувствовал в них, хоть и далеких, но все же родичей и всегда относился помягче, особенно если сравнивать его обращение с другими, тем более после того, как он начал скатываться в безумие.       Абраксас попался с этой меткой сам, потянул за собой Люциуса, а тот должен был потянуть Драко. Стоили ли все те пытки подчинением сумасшедшему психу тридцати пяти лет сурового ограничения использования родовой магии? Трудно сказать, но выбор был сделан.       На Избранного Люциус не полагался никогда, даже с учетом того, что существовало какое-то дурацкое пророчество и того, что полуторагодовалый пацан каким-то образом, хоть и ненадолго, умудрился развоплотить Темного Лорда. Скорее он сделал ставку на Дамблдора, который открыто заявил, что намерен противостоять Волдеморту и крутил какие-то свои замыслы. Именно поэтому он втайне стал делать некоторые авансы «светлой стороне» в виде информации из «стана врага», а после того, как разобрался, что из себя представляет маленький черный дневник, который Волдеморт когда-то передал ему на хранение, то разыскал и передал им еще два Крестража — чашу, которая хранилась в сейфе Лестрейнджей (ее достала Нарцисса, как единственная душеприказчица имущества заключенной Беллатрикс Лестрейндж) и медальон, некогда принадлежавший самому Слизерину (невменяемый Кричер просто отдал его Драко, а у того, слава Мерлину, хватило ума передать фонящую темной магией вещицу отцу). Естественно, не за просто так. С Дамблдором был заключен договор, что в случае проигрыша Темного Лорда Малфоев не тронут, у того вполне хватало влияния на Министерство и Аврорат, чтобы его обязательства выполнялись даже после его смерти. Так что в той волне арестов и судов над Пожирателями, Малфои отделались легким испугом и некоторой частью состояния, розданной на взятки. К тому же Люциус немного цинично рассудил, что даже если Поттер и проиграет Лорду, то он в любом случае поспособствует уничтожению крестражей, а это значит, что Волдеморт станет уязвимей и ведь всегда легче затевать смертельную интригу, если знаешь, что тот, против кого интригуешь, уже не бессмертный. Но Малфою предпринимать ничего не пришлось. Поттер вопреки всем законам магии и логики победил, да еще и выжил после победы.       После совершеннолетия Драко, на родовом гобелене появилась пустая рамочка, свидетельствующая о том, что скоро в ней появится имя нового посредника, а то, что рамочка была серебристой, а не черной, как всегда до этого момента, заставило отца и сына отметить, выпив бутылку драгоценнейшего коллекционного огневиски — это должен был быть последний проводник, после него проклятье должно было развеяться, а значит, нельзя было его упустить. К тому же, его возможная насильственная гибель могла как угодно повлиять на пока еще не развеявшуюся магию проклятья, например, укрепив ее.       Когда тридцать первого июля рамочка осветилась ярким сиянием, Драко невольно похолодел, он-то знал чей это день рождения. Оставалось только надеяться на то, что в Британии полным-полно и другого народа с той же датой рождения, не может же мир крутиться вокруг одного Поттера? Ну и еще Лонгботтома, что ненамного лучше. Но предчувствия, к сожалению, не обманули: «Гарри Джеймс Поттер» — именно это имя проявилось в рамочке.       Именно размышления на тему: «Что делать?» заставляли их теперь сидеть в библиотеке, глупо таращась на полки. Нужно было взять себя в руки и начать наконец планировать свои дальнейшие действия.       После победы Поттер самым нахальным образом наплевал на предложение чиновников Министерства еще год проучиться по программе последнего курса и явился на Ж.А.Б.А. Причем он совершенно не постеснялся воспользоваться своим героическим статусом и получить абсолютно незаслуженные «Превосходно» по всем предметам от благодарных преподавателей. Его даже особо никто не опрашивал на экзаменах, молча выводя высшую оценку в ведомости. Драко был немало удивлен, он ожидал от Гарри истерик и просьб относиться к нему как к обычному подростку, а тут только милые улыбки и хладнокровные благодарности экзаменаторам, которые только что избавили его от забот. Малфой мог еще ожидать такого поведения от Уизли, который вообще на экзамен не явился, а был заочно принят на курсы в Аврорат, и Грейнджер, которую тоже никто не опрашивал, в основном потому, что она начинала вываливать на экзаменаторов все свои безграничные книжные знания, пытаясь показать, что знает даже больше них. Грейнджер решила перебраться поближе к восстановившим память родителям и отправилась покорять Австралию, поступив в Магунивер, выбрав специализацией трансфигурацию.       Драко тогда тоже пошел сдавать выпускные экзамены. Да, у него выдался непростой год, но знаний все же хватило, чтобы сдать все с почти идеальными отметками, преодолев легкую неприязнь экзаменаторов. После этого он без особых усилий поступил на заочное отделение Парижского университета волшебства и магических законов по специальности зельеварение. Даже Снейп, пусть покоится в мире, признавал, что у него есть талант и глупо было бы его не пытаться развить.       В том, чтобы учиться заочно, было много преимуществ. Вообще-то, такое отделение изначально создавалось для тех, кто не может посвящать свое внимание исключительно учебе, а вынужден еще заниматься и иными делами, например, делами рода, бизнесом или семьей. К тому же зельеварение — это не то, что требует постоянного контроля преподавателя, была бы литература хорошая и ингредиенты доступны. Так что не сказать, что Драко усердствовал на своем первом курсе. Так что в тот судьбоносный день, когда имя Поттера появилось в рамочке на гобелене, он как раз был дома и ничего не пропустил. Надо признать, в этом была какая-то высшая ирония жизни. Судьба, наконец, заставила расплачиваться за говенную карму, испорченную еще далеким предком и ничуть не скомпенсированную бескорыстными добрыми делами всеми последующими поколениями.       А вот Поттер отнюдь не спешил хоть как-то организовывать свою дальнейшую жизнь. Месяц после победы он честно ходил на Министерские приемы, принимал награды и поздравления, а потом дал парочку пространных интервью, в которых сказал, что намеревается отдохнуть и, может, немного попутешествовать. После этого Герой на людях почти не появлялся.       Надо признать, что девяносто процентов магов, которые крутились при власти, вздохнули с облегчением. То, что такая непредсказуемо-одиозная фигура, как Мальчик-который-выжил, не лезет в политику и не пытается изменить мир, переделав его под свои идеалы, многим пришлось по душе.