"По дороге из треснувшего кирпича..."

      Мертвячка, нежданно удостоенная светоносного чина, стремительно смутилась и, растеряв всю былую твердость и уверенность, робким шепотом попросила Вирр больше так не шутить и не именовать ее, Хессу, званиями, которых она совершенно недостойна.       - Ну а как тебя еще называть – Спасительницей Вурдалаков? – Вирр, которую покорность и стеснительность Отрекшейся теперь – уже после содеянного – только раздражали, демонстрировала нечастое у эльфоподобных искусство рычать вроде бы и негромко, но зловеще и многообещающе. – Ты им проповеди, случаем, читать не собиралась?       Поникшая было мертвячка мгновенно оживилась.       - А кто-нибудь пробовал?       Охотница мысленно зашила себе рот мелкими стежками: все-таки раздражение и гнев – еще не повод подавать Хессе мысли, ведущие к этой самой, как ее, блаженности.       - Если и пробовал, - взвешивая каждое слово – тщательно, словно реактивы на уроке Алхимии - ответила эльфийка, - то очень недолго.       И, решив, что в борьбе с заблуждениями толика иронии не помешает, сдержанно хихикнула:       - Но упырям, вероятно, понравилось.       (Довесок «…и они просили добавки» она подвергла строгой цензуре – на тот случай, если Хесса иронию и в лицо не признает.)       Какое-то время было тихо; синдорайка даже понадеялась, что неприятный разговор закончен, что неравнодушная к упырям подруга вернется в лагерь, и что она, Вирр, сможет спокойно нести охранную службу и без помех обдумывать, как ей – командиру их тройки – со всем этим глоде поступить.       - Вирр, а откуда ты слово-то такое знаешь? – Хесса вновь (уже можно даже сказать, традиционно) обманула Вирркины ожидания.       - Которое? – терпеливо переспросила Охотница, стараясь не допускать ни тоскливых, ни сердитых интонаций.       - Ну… «блаженная». Вы ведь почитаете не Святой Свет, а Солнце, и понятия такого у вас вовсе нет.       - В книге прочла. Вашей.       Вирр уже давно поняла: все условности и околичности для Хессы - что воздуху дождик; и не питала надежд, что не слишком утонченный и вполне в подобных обстоятельствах понятный любому эльфу намек – резкий переход к сухой и безыскусной краткости – заставит мертвячку устыдиться и спешно попрощаться. Но речевой этикет даже для возмущенной излишними традициями бунтарки значил слишком много - слова, пусть и не начертанные, это вам не «что скажут соседи»…       - Вирр… пожалуйста, расскажи мне о вашей вере. Я очень мало о ней знаю… еще меньше помню.       Чем я занимаюсь в дозоре, беззвучно простонала эльфийка, адресовав вопль пребывающему по ту сторону Азерота Белоре и никогда не покидавшему ученицу образу Учителя. Светило, естественно, промолчало; воображаемый Полтораух ехидно заметил, что «удобств никто не обещал» и велел бдить; но невесть из которой книжки внезапно объявившийся Дат’Ремар девочку строго пристыдил, напомнив, что «Тяга к знаниям – превыше всего и священна!».       - Что именно ты хочешь узнать? – покорно - словно Жрица Тересия, принимающая волю Святого Света - уточнила Вирр; к тому же, она не была вполне уверена, с чего стоит начать.       - Мне, кажется, доводилось раньше читать о культе Белоре, но… это были наши книги и в них, если не ошибаюсь, все было сказано очень кратко. И совсем не написано, чего же Великое Светило желает от вас, чего требует. И почему вы поклоняетесь ему, а не Свету – как мы, или Элуне(144) – как ваши далекие предки.       Вирр задумалась. Вероятно, в первый раз ее спросили о подобном; впрочем, и за пределами Кель’Таласа она оказалась впервые. А дома, в Королевстве, насколько ей было известно, никто и не задавался подобными вопросами: уж слишком очевидны ответы – даже для самых маленьких син’дорай…       Почему клянутся Белоре и отчего почитают? Да потому что Основатели и сам Дат’Ремар - первый среди Высших - не побоялись последовать за Солнцем, освещающим путь, в отличии от друидов-кал’дорай, застывших в своем ночном страхе перед лунными божками и боявшихся сделать шаг вперед к познанию!       Отчего Белоре и по сей день для нас священно и цвета его на наших гербах и знаменах? Да потому, что семь тысячелетий под его стягами и именем его совершались подвиги, исследовались земли, созидалось величайшее Королевство земель восходных и закатных, закладывались основы наук и открывались тайны магии!       Чего Белоре требует от нас и чего хочет? Вот же…       Вирр про себя вздохнула. Как же непросто объяснить все это тому, кто жил и рос в совершенно ином мире, чьи боги всегда смотрят на Разумных сверху вниз, и это даже не в прямом смысле!       Вероятно, изучившим талассийский Младшим столь же сложно заметить, что в языке Высших слово для «дома» и «королевства» одно: талас…       Но молчать было нельзя – это мать умела, если нужно, безмолвствовать с мудрой, как бы неуловимой, но вполне заметной улыбкой; такой, что невольно осознаешь, насколько ты еще мала и как мало ты знаешь – и Вирр, наконец, нашла нужные слова:       - Для начала, - девочка отважно сделала первый шаг на пути к чужому познанию, - Белоре для нас не вполне божество. По меньшей мере – не божество в понимании Младших. Да, - поторопилась она добавить во избежание путаницы, - в ваших книгах Белоре определяется именно этим словом, но если ты заметила, я использовала слово хум’аноре – своего подобного у нас нет. Даже наши предки, пребывая в ночи, обращались к претендовавшим на божественность и почитание сущностям по именам, разве что добавляя шандо – древнюю форму слова шан’дор. Белоре скорее наша святыня и – да, священный, но все же, символ. Символ знания, мощи и памяти о свершениях былых и грядущих.       Она взяла провокационную паузу на случай, если Хесса спешно возразит или даже испытает познавательное потрясение. Но та, как обычно, оставалась идеальным слушателем.       - И даже если говорить о нем, как о божестве, – продолжила Вирр, - что, возможно, для тебя будет привычнее, то Белоре ничего не нужно от нас – как, впрочем, и от всех живых или живущих в нашем мире. Оно дарит жизнь, а далее – уже наш выбор, что с ней делать. Мы не стали бы терпеть божество, навязывающее нам свою волю. Мы – не рабы Солнца и даже не слуги; мы его дети.       - Приемные? – Вирр не видела лица Хессы, но могла поклясться – тем же Белоре – что та улыбается и ничего обидного в замечание вложить не хотела; да и не было в том ничего досадного.       - Все – его дети, даже если об этом не знают, – озвучила в ответ простую истину девочка. – Как заблуждались и мы до Основателей и Великого. Но даже если и так – своих детей не делят на родных и приемных. После Вторжения все мы это хорошо поняли – слишком многие потеряли своих детей. И немало детей остались без родителей.       Долгое молчание Хессы, осваивающей новые факты, Вирр на сей раз не сочла признаком скорого завершения лекции в дозоре; в конце концов, давно сказано - знание только тогда усвоено, когда вызывает вопросы.       - Но ведь вы же клянетесь его именем? Я не раз это слышала – и от тебя тоже…       Теперь слегка смутилась Вирр: все-таки, когда ты уже почти взрослая и тебе уже двадцать пять, но ты при этом не избавилась от совершенно детской привычки просить поддержки светила – не как символа, а как сущности – обсуждать подобное, даже о чем-то умалчивая, немного неловко. Ладно, перейдем к нападению…       - Вот вы, Отрекшиеся – вы же сами часто призываете Сильвану? Но она ведь для вас не богиня, а нечто большее, верно?       - Ты права, - прошептала мертвячка.       - Понимаешь, - закрепила успех наступления Вирр, - когда мы говорим «Во имя Белоре», то не просим его что-то сделать для нас или за нас – это мы сами собираемся чего-то добиться.       - Понимаю, - кивнула Хесса, - но всякое бывает, верно? Случается, когда все совсем плохо, и нужна помощь – кого вы звали, когда стряслась беда?       - Друг друга, - просто ответила эльфийка.(145)       - А кого звала ты? - спросила Хесса немного погодя.       - Что? – не поняла Вирр.       - Кого звала ты, когда решила ослушаться и сбежать? Ты рассказала, почему ты решила нарушить ваши правила и законы, сочтя преданность одним символам важнее верности прочим. Но ты ни словом не помянула, почему ты отправилась в путь одна. А ведь из вашего отряда, несомненно, еще кто-то выжил - это заметно по твоим оговоркам; по тому, что и как ты вспоминала о днях, проведенных в вашем лагере…       Как заметил еще на первом уроке наставник Риторики, способность слышать и понимать в чужой речи недосказанное, в целом, умение заурядное - едва ли не из простейших; и зависит, по большей части, исключительно от степени внимания. Вирр, в целом, с почтенным Эйародом никогда не спорила, но столкнувшись с подобным навыком в исполнении кого-то из народа Младших, испытала странное, не вполне уловимое замешательство – подобное тому, что в забавной анонимной книжке «Бренчаль из Острых Плавников» (не вполне одобряемой наставниками) пережили Стражники, когда к Вратам Основателей явился опрятно одетый мурлок, на совершенном талассийском представившийся мастером Зачарования и бродячим негоциантом и - в ответ на неуверенное нежелание Стражи его пропустить – бойко процитировавший эдикт 57 года от основания Столицы о «нечинении препятствий торговцам срочным товаром».       - Тебе некого было звать, - мертвячка не спрашивала; она утверждала. – Ты была одна. Если кто и был с тобой - когда пришло время поступков, они передумали.       - Охотник никогда не бывает один, - Вирр погладила холку Рилля (единственного, кто сейчас нес службу в дозоре исправно) и закусила губу, надеясь, что зрение живых мертвецов все же слабее, чем у Высших: за последними событиями она совсем позабыла об отступивших (Ширри, предатель…), но вспоминать о них теперь было по-прежнему больно – как будто все случилось только вчера; и удержать лицо было непросто.       - Рилль чудесен, - охотно согласилась Хесса, - и он - твой верный друг. Но ведь совета – настоящего! – у него не спросишь? А у божества спросить ты бы могла… будь с тобой оно, а не просто символ.       Да, с какой-то непривычной если и не завистью, то с некоторым пониманием, подумала Вирр, как же это, наверное, просто и легко, когда всегда и везде есть кто-то над тобой. Кто может и помочь, и все решить за тебя – а тебе лишь исполнять останется.       - Не имеет значения, кто меня поддержал, а кто нет, – выдавила из себя Вирр. – Если даже все говорят тебе, что ты ошибаешься, это еще не значит, что ты не права.       - А божество не ошибается, - заметила, помолчав, мертвячка, - и оно бы подсказало тебе – верно ли твое решение.       - Неверные решения принимают все – и боги ошибаются не меньше. Ты уж извини, Хесса, если тебе не понравится сказанное, но… Если бы Белоре – или кто еще - вдруг прямо сказало мне: «Останься дома, забудь все и живи как ничего и не было», я бы все равно поступила по-своему.       - Но если все ошибаются, - тут же спросила Ученица Жрецов, - значит и ты можешь оказаться неправой, а не только люди и боги.       - Могу, - признала Вирр. – Но тогда именно я за это отвечу. Я - а не Белоре, Древние Боги, Свет или Тьма.       - Скажи, - чуть подалась к ней Хесса, - а если цена твоей ошибки будет слишком велика? Если последствия будут страшнее некуда – например, погибнут сотни Высших – чем ты ответишь? Чем погибшим или выжившим поможет твое признание ошибки?       Синдорайка невольно вздрогнула, прижав уши: планируя задуманное, худшим исходом из возможных она (а ранее - и прочие восемь заговорщиков) предполагала только собственную смерть от лап, клыков и прочего хозяйства Плети. Думать, что по твоей вине погиб хоть один сторонний син’дорай было и мерзко, и страшно; представить, что ценой твоей отрядной гордости и пониманию долга Ученицы могут стать сотни смертей было просто невозможно – едва возникнув, эта мысль вымораживала и душу, и разум, не давая ни дальше думать, ни просто-напросто вздохнуть.       - Когда ошибаются боги, - Вирр и не догадывалась, что говорить, оказывается, можно и не разжимая зубов, - гибнут целые народы и племена; исчезают с лица Азерота земли. Погибшим или даже выжившим – им станет легче от того, что ошиблось их божество, а не они сами?       - Станет, - не задумываясь ответила мертвячка. – Хотя бы выжившим. Им будет легче, зная, что они не виноваты в случившемся. Что от них ничего не зависело. И они ничего не могли сделать.       Мгновенный переход от леденящего страха перед несодеянным к гневной вспышке был для самой Вирр и неожиданным, и откровенно внове – именно потому сдержаться и пригладить вырвавшиеся слова она не успела.       - Логика трусов! И неразумных животных!.. – горячо зашептала эльфийка, уже откровенно позабыв и про дозор, и про то, где находится. - Зачем, скажи на милость, разум Разумным, если страшась возможной – всего лишь возможной! – вины, они готовы отказаться и от поступков, и от ответственности?!       - Прости, Хесса… - добавила Вирр, переведя дыхание. Она корила себя за неподобающую Высшей несдержанность; хотя теперь и стало явно полегче. - Я не должна была так говорить…       - Скажи, Вирр, а почему ты у меня просишь прощения? Ты убеждена, что зла не хотела, ты полагаешь, что сказала мне чистую правду, а как известно - «истина способна ранить, но не может оскорбить», верно?       - Верно, - коротко кивнула Вирр. В логике и мудрости Основателя Мэгрина сомневаться ей было немного нескромно.       - Тогда что тебе мешает самой себя простить?       - Но ведь… - вопрос казался очень простым, если не банальным, но Вирр насторожилась и решила отвечать взвешенно и осторожно: по всем стратегиям Риторики именно такие ходы содержат скрытые ловушки. – Поскольку я была невежлива именно с тобой, то логично, что и прощения просить я должна у тебя же.       - Верно, - опять-таки с явной улыбкой согласилась Хесса, - а теперь представь, - ее голос изменился, став совершенно серьезным, если не печальным, - что твой проступок неисправим и куда страшнее; настолько, что и простить тебя вовсе некому: жертвы твоей ошибки и все причастные погибли, или выжившие – те, кто тебя судят – полагают, что ты настолько виновата, что никогда тебя не простят.       Отдельно трудить воображение Вирр не пришлось: кошмарное видение сотен Высших, погибших по ее личной вине, хоть и казалось совершенно немыслимым, но покидать девочку отнюдь не торопилось. И не то чтобы Охотница на сей момент хоть как-то свыклась с подобной вероятностью, но, по крайней мере, смогла честно и относительно взвешенно – ведь тем же Мэгрином сказано: «Если возможные последствия страшат, это не повод счесть их невозможными» - эту вероятность обдумать. И по всему выходило, что наиболее искренняя и при этом сравнительно логичная мысль (прочие, вперемежку с чувствами, и вовсе напоминали содержимое перегретой, готовой взорваться реторты) была проста: случись с ней нечто подобное, она, Вирр, не стала бы ждать ни суда, ни прощения. Клинки всегда под рукой, а совесть еще никто не отменял. Вот только для ответа в затеянном Хессой боговедческом диспуте эти слова не годились – о таком впустую не говорят; а всерьез задумав – просто делают.       - И вот тогда, - между тем завершила свой пример мертвячка, - лишь божество может простить.       Если верить звездам, то нерадивые часовые проговорили не так уж и долго; но Вирр казалось, что эта беседа длится едва ли не треть ночи – вот-вот со стороны лагеря послышатся тихие шаги и придут топорники-Каратели сменить ее и Рилля.       -…Понимаешь, никакой бог не может никого избавить от ответа за содеянное. И твой гнев был, отчасти, справедлив: ты удивишься, сколько в прошлой жизни мне встречалось людей-прихожан, даже не надеявшихся, нет – искренне убежденных, что Свет, освещая и указывая им путь, все решает за них и за все их поступки в ответе…       Спор уступил место монологу; девочка отмалчивалась - только слушала. И не потому, что ей совсем нечего было сказать – просто она поняла: слишком разные у них с Хессой взгляды. И слишком по-иному на одно и то же смотрят и син’дорай, и Младшие. Была ли тому причиной глубокая разница культур – слабо представимая для Смертных древность одной и незрелая юность другой, как полагали ученые Высших; или, как тешили гордость соплеменников философы-хум’аноре, все дело в ограниченных свойствах души Долгоживущих – сама бы Вирр не рискнула судить научно и предметно (хотя и имела свой, вполне обоснованный ответ).       - Только они ошибаются, Вирр. И дело не только и не столько в нежелании пользоваться дарованным им Разумом…       Но мертвячку Охотница слушала внимательно - и не только ради общего познания. Намерения Хессы были явственны, посыл речей очевиден, но все же Вирр казалось, что она что-то упускает. Не замечает чего-то, пускай и не нарочитого, но… все время пребывающего перед глазами – точно сочетания углов и сторон в тех самых задачках на начертание, что лишь кажутся сложными.       - Ошибаются и не понимают, что заблуждение их обойдется им дороже зерна в голодный год: ведь если ты ни в чем не виноват и ни за что не отвечаешь, то и прощение – даже божественное – невозможно…       - А когда поймут, - добавила, словно через силу, мертвячка, - может быть очень поздно.       Хессин голос не изменился, и последние слова были сказаны все тем же, чуть печальным, скорее сочувствующим тоном, но Вирр медленно перевела на нее взгляд, начиная понимать.       - Что ты сделала – тогда, раньше? За что тебя осудили?       Начинающая Жрица молчала достаточно, чтобы Вирр показалось – никакого ответа не будет вовсе; и она успела пожалеть об откровенно неуместном и излишнем любопытстве.       - Мы заговорились, - наконец сказала, словно и не заметив вопроса, мертвячка, - и с моей стороны не ответить на твои извинения было нехорошо. Но ты ни в чем не виновата, Вирр. И я нисколько не сержусь. Я понимаю, как нелегко тебе, Высшей, выслушивать глупости Младших. Просто постарайся понять: не все такие же сильные, как ты, или даже как весь твой народ. Кому-то все же нужно утешение – которое не получить от простых смертных. Ведь «Высшие должны снисходить к Младшим и Слабым» - или я неверно помню «Заветы Анастериана»?       - Помнишь ты верно, - не удержалась Вирр от совершенно наставнического вздоха, - но вот толкуешь неправильно. Светлый Король, да будет его возрождение скорым, имел в виду не обязанность жалеть вас или утешать. Никому на самом деле – ни Высшим, ни Младшим – не нужно иного утешения, кроме их собственного желания исправлять свои ошибки… или, хотя бы, честной попытки это сделать.       - Ты, разумеется, права, но как уже сказано – случаи всякие бывают. И с разными… существами. Не зря же ваш Король говорил именно о снисхождении. У меня ведь был не перевод – оригинал…       - Во имя Белоре! Хесса, ты слишком хорошо говоришь по-талассийски, чтобы излагать такие глупости! А то ты не помнишь, что оттенки смысла слова у нас меняются - в зависимости от всей фразы и ее окружения!       - Ну, - мертвячка явно через силу сдерживала смех, - если во имя Белоре, то, конечно, помню…       - Отчего же ты тогда словно не понимаешь, что в «Заветах» имелось в виду - «учить», «наставлять», «не скрывать знаний»?!(146) Снисходить к Младшим – это значит, увидев, как Младший сует руку в огонь, не ждать, когда он обожжется и лишь тогда пожалеть его и утешить, а сразу же рассказать об огне, его пользе и опасности! И если Младший тянется к… к утешению, которое не менее опасно, чем огонь, то да – и тут тоже нужно этому Младшему разъяснить, что ему нужно не утешение божества, а… - Вирр очень хотела сказать что-то вроде «…а пойти и подменить големов в руднике», но сдержалась: свою меру нетактичных резкостей она уже исчерпала на полгода вперед, - …попробовать что-то сделать – во грядущее благо или для исправления содеянного!       - Я не понимаю другого, - задумчиво ответила Хесса, - неужели ваши старые боги, те, что жили рядом с вами до Исхода Основателей, угнетали вас, чем-то обидели? Хоть как-то были к вам несправедливы?       - Нет, - удивилась Вирр вопросу, ответ на который был вполне очевиден, - конечно, нет; иначе Основатели не просто ушли искать новую родину, а, разумеется, восстали бы против таких богов. Но ничего такого в наших летописях нет – сказано, что предки прокинули Закатный континент, ибо не желали распрей с теми из былых родичей, кто не хотел и боялся новых знаний. А отчего ты спросила?       - Не знаю, как сказать, чтобы не прозвучало обидно для тебя… - замялась Ученица Жрецов.       - Говори, как есть, - мужественно позволила синдорайка под пристальным взглядом совести, все еще не спрятавшей когти и клыки.       - Понимаешь, по всему сказанному тобой выходит, словно вы презираете богов. Презираете и … ты только не сердись, но даже боитесь. А еще больше – тех, с кем рядом жили ваши предки.       - Утешу тебя или огорчу, - заметила Вирр с нескрываемым облегчением (она и правда ожидала чего-то, для слуха син’дорай взаправду непростительного), - но звучит не обидно, а скорее – совершенно неверно; и противоречит фактам.       - Изложите же факты, коллега(147), - мертвячка с явным удовольствием ввернула традиционную эльфийскую формулу приглашения к диспуту.       Предложенной Хессой тон высокой академичности не вполне подходил обстановке (впрочем, Ансвэ как-то поведал дочке, что одну из своих самых важных побед в научных спорах он одержал в Тернистых джунглях, когда они вдвоем с непримиримым оппонентом застряли в тамошних болотах), но противиться ему Вирр не могла – лишь взяла небольшую паузу для заточки формулировок.       - Во-первых, - начала она, - презирать, бояться или ненавидеть – Разумных или богов - стоит лишь когда они это заслужили; действием или бездействием.       Хесса нарочито выразительно кивнула, выражая полное согласие, но не желая прерывать коллегу.       - Во-вторых, - продолжала Вирр, - старые боги, до сих пор почитаемые Ночными, никаким действием, ни в отношении кал’дорай, ни против Высокородных, себя не запятнали. Как и бездействием: в Войну Древних они с тогда еще единым эльфийским народом вместе противостояли вторжению(148) демонов в наш мир. Обид, угнетения и несправедливости, по меньшей мере явной и памятной – не было. Даже запретов они не навязывали - они лишь озвучили совет отказаться от магического искусства; и уже сами друиды Ночных восприняли его как непреложный указ. И именно они, а не их боги намеревались помешать нашим предкам искать новые знания о мироздании.       И если мы примем первое за аксиому, а второе за достойные доверия исторические факты(149) (Хесса вновь беззвучно согласилась), то получаем не подлежащее сомнению третье – мне и моему народу бояться, ненавидеть и уже тем более презирать старых богов попросту не за что. Основатели не бежали, спасаясь от ненавистных, жестоких и могущественных тиранов – они просто решили жить по-своему; своим умом. И с тех пор, как покинули Калимдор, никогда – заметь, даже в самые тяжелые для нас дни – никогда за помощью к богам не обращались.       - Последовательность, - заметила мертвячка по завершению краткого, но емкого доклада, - даже в таком деле достойна уважения. И со сказанным не поспоришь. Но это боги старые. Ваши прежние – те, кто наставляли вас и о вас заботились, пока вы не решили, что стали достаточно взрослыми, чтобы перестать слушаться родителей… или наставников, если так правильней, и дальше. Но в мире существуют и иные божества – их вы тоже избегаете?       - В твоем вопросе уже сокрыт ответ – они чужие, и потому к нам не имеют отношения; по крайней мере до тех пор, пока нам не угрожают сами и не настраивают свои народы против нас. Для нас они – лишь часть многообразия форм существ и сущностей мира, подлежащего изучению. Или неотъемлемая составляющая культуры Младших народов – тоже предмета научных дисциплин.       Как же невыразимо прекрасно, легко и просто-напросто чудесно говорить на талассийском с тем, кто им владеет в совершенстве, подумала Вирр. Или, хотя бы, свое владение не скрывает. И вот как бы я все это излагала той же Харману?!       - …Исследуя вулканы Унгоро или древнее захоронение с ловушками, ты же не будешь их бояться или ненавидеть – просто будешь осторожнее, - завершила она простым и любому понятным (видимо, под влиянием мыслей об орчице) примером.       - Ответ принят, - важно кивнула коллеге-теологу мертвячка, - но какие боги, по-вашему достойны презрения?       - Мой следующий ответ отчасти предвзят и может показаться коллеге сомнительным, - честно призналась Вирр.       Отвечая, девочка невольно подумала, что им с Хессой здесь определенно не хватает тонких сиреневых витых колонн и синих светильников в стиле Древних – и будет точь-в точь как в «Природе сущностей», философском трактате с элементами комедии Основательницы Кларисс, в котором два философа, Ремегвэ и Тафепал, в беседке на окраине Сурамара(150) рассуждают о происхождении богов Ночных - существовали ли Элуна с Малорном(151) изначально и сами по себе, или нечувствительно-магически порождены первыми кал’дорай, обнаружившими Колодец Вечности?       - Излагай, и да рассудит нас истина, - продолжала Хесса (к возможной зависти Капитана Ее Величества Гумберта) проявлять свои познания научного этикета Высших.       - У каждого народа, - начала Вирр издалека, - несомненно, свои боги; те, которые подходят им. Нам, син’дорай не вполне понятно, зачем они нужны, но кому поклоняться и поклоняться ли вообще – это конечно, собственный выбор и решение каждого племени. Однако, некоторые божества и почитаемые Младшими сущности вызывают именно что… не вполне равнодушное удивление.       (Подобным эвфемизмом «презрения» Вирр была очень горда и полагала, что наставники и Риторики, и Этикета с Манерами тоже оценили бы его единогласно.)       - Ведь даже у дикарей-Амани боги… хотя у них грань между божествами и духами-Лоа весьма тонка, но и те, и другие – Ширвалла(152), или Элотра-но-Шадра, или Хаккар(153), или… да кого из них ни помянуть – все они суть зверобоги с вполне выраженной сущностью, обликом и именем, не раз – если верить самим троллям, конечно - посещавшие своих почитателей во плоти и даже, порой, приходившие им на помощь. Тролли могли с ними поговорить…       - И погладить, - не удержалась Хесса.       - Именно, - не смутилась Вирр и подчеркнуто нагладила одобрительно рыкнувшего Рилля. - Но попробуй теперь уже ты понять: для нас бог или богиня, которые не навещают, не делятся тайнами и знаниями, и даже когда приходят враги, не сражаются рядом с подопечными, за них и вместе с ними… вера в такое «божество» нам непонятна и непредставима в принципе.       (Так и просящееся на язык «…и очень сильно напоминает сложный случай душевного расстройства» Вирр решила опустить – тактичной замены этому пассажу она не придумала.)       - Так-так, - понимающе поддакнула, поощряя продолжать, Хесса.       - И если даже в таком случае бросают свой народ без помощи – то они достойны никак не поклонения, а – уж прости - именно презрения.       - Ты ведь на наш Свет намекаешь? – ровно спросила мертвячка.       - Не намекаю, а как ты и просила - говорю прямо: вы верили в него почти три тысячи лет. Вы ВИДЕЛИ, что ваш бог – этот великий абстрактный Свет! - бесстрастно взирал, как один за другим гибнут народы и королевства хум’аноре и при этом НЕ ПРИШЕЛ вам на помощь. Но вы продолжаете в него почему-то верить, на что-то надеяться и отчего-то поклоняться ТАКОМУ божеству!       - Взирал, - не стала спорить Хесса, - тут ты права. Но не бесстрастно, а со скорбью.       Вирр мысленно перечислила всех Основателей, от Величайшего и обратно, и лишь потом рискнула ответить – выделяя каждое слово.       - И сильно это погибшим помогло?       - Ты не понимаешь, - чтобы показать сожаление, мертвячка даже вздохнула. – Вот представь: у тебя есть дети.       Вирр молчала.       - Сыновья. Мальчик и мальчик.       Вирр невольно кивнула: она редко размышляла о будущих детях – син’дорай не краткоживущие, чтобы с таким серьезным и ответственным шагом торопиться. Но когда задумывалась, то хотела именно сына или сыновей, похожих на ее отца – не обязательно обликом, но сутью.       - И вот, предположим, они поссорились, - продолжала Хесса уточнять задачку по Искусству Жизни(154), - всерьез – до драки и ссадин. Кого ты из них будешь любить сильнее – настолько, что встанешь на его сторону?       - Совершенно глупый вопрос! – мотнула ушами Вирр. - И задачка без решения… Как это возможно - любить из детей кого-то, а не всех?! Как можно вообще не любить своего ребенка?       Хесса дернулась, словно живая – точно хотела что-то сказать, но передумала, затем покачала головой.       - Да… прости меня, Вирр. Я не подумала: для тебя – для всех вас - вопрос и правда, глупый. – Она сложила руки в жесте молитвы к Свету. – Иногда мне кажется, что ваш народ, несмотря на все свое безверие и – уж извини, Вирр - свою надменность, все-таки благословен среди прочих…       Вирр, пытаясь понять причину такой похвалы из уст начинающей Жрицы, равно как и угадать ею несказанное, по итогам для себя решила, что она еще очень мало знает о нравах хум’аноре. И что откровенно слабые стихи, как и неверный выбор между штанами и оружием – не самые их большие недостатки.       - Но это даже к лучшему, - повеселела мертвячка, - что ты именно так ответила. Да, хороший, правильный родитель не делает разницы меж своими детьми. Нет чуда большего, чем солнечный свет, дарующий жизнь живому, но Белоре светит всем, без исключения – и тебе, и зверю, на которого вы с Риллем охотитесь; и тому хищнику, что охотится на вас. Великий Свет не безразличен – он любит всех своих детей и обо всех заботится. Обо всех, Вирр. Помнишь, как я недавно тебе сказала – «все вокруг свои». Ты же не станешь выбирать между своими мальчиками, о ком заботиться больше или на чью сторону в их ссоре стать? И что же им тогда думать - «раз не встала на мою, значит меня она не любит»?       - Хесса, ты, уж будь добра, кислоту со щелочью не путай: мои предполагаемые будущие дети, даже поссорившись, друг друга убить не захотят. А твой народ убивали…       - А разве не вы, Высшие, верите, - возразила Жрица, - что никто не умирает навечно, что все уходят и рождаются вновь? Если это правда, то и для Света наши войны – как для тебя лишь ссора твоих детей; а наши смерти для него – всего лишь ссадины и расквашенные носы твоих мальчишек - равно любимых, одинаково пока что глупых и в равной мере нуждающихся в тебе. В своих родителях, - поправилась она.       - «Тобой изложено логично, и возражений не найти», - как следует обдумав слова подруги, Вирр непроизвольно вернулась к научно-философскому стилю (правда, в представлении Грейслесса - автора стихотворения-диалога «Философ и Жрец»). – «Но Света благость возглашая, ты на ошибочном пути! Теряешь суть - и в этом дело…»       Эльфийка сделала многозначительную заминку, предлагая Хессе возможность признать знакомство с творчеством современного ей поэта-еретика из Лордерона - и не прогадала.       - «Давай, громи ошибки смело!» - тут же дополнила мертвячка пылким шепотом - и обреченным, и одновременно отважным, сопроводив ответную строку жестом отчаянной безнадежности (примерно так во время очередной орочьей байки-укатайки как-то махнула Харману, говоря «Эх! Сбежал волчок – свели и свинку!»)       Прыснули они уже вместе.       - Ты кое-что упускаешь, - сказала Вирр уже серьезно. – Все вполне может быть именно так, как ты говоришь. Сама понимаешь, подтвердить твои слова или доказать обратное не смогу ни я, ни ты, ни кто-либо из Разумных.       - На то она и вера, - кивнула Хесса. – Но веру поверяют логикой.       - Не спорю – логика в твоей, или, если угодно, в вашей гипотезе о мотивах Света, соблюдена. Но мое - я бы не без основания сказала, наше - отношение к таким божествам с подобными гипотетическими мотивами, она ничуть не изменит.       - Высшая Виеринраэ отрицает логику?! – «ужаснулась» Жрица; вероятно, именно таким, исполненным святого трепета и гнева перед низвержением основ, тоном Архиепископ Алонсас Фаол отвечал своему ученику Утеру, заикнувшемуся о необходимости реформ.       - Нет, - просто ответила Вирр, - Высшая Виеринраэ и все прочие син’дорай Кель’Таласа лишь отвечают на твою логику логикой иной: родители у нас уже есть, и Святой Свет на эту роль нам не нужен; и к тому же - зачем нам такое божество, которое в трудный час будет сочувствовать нашим врагам?

***

      Когда двойка Карателей пришла сменять Вирр и Рилля, часовые сидели молча – они понимали: после событий минувшего дня, узнай Захария – сам, или от подчиненных – о болтовне на посту, он может о снисходительности к новичкам вообще и о восхищении Высшими в частности напрочь позабыть.       - О, - негромко одобрил воин-мертвец, - молодцы, тишком бдите, дело знаете! А то Рыжий-то, нас отправляя, все ворчал ругательски; мол, эльфийка да Жрица вместе – небось или книжку читают, или разговоры разговаривают!       - Как можно, сударь, - Вирр и ухом не дрогнула, - дозор – не шутки.       Совесть помалкивала и вела себя как до отвала укормленный Рилль: после решения Охотницы не выдавать Капитану и всем прочим поступок мертвячки, эта ложь уже выглядела незначительной мелочью. Вот уж правы орки – волчок пропал, тут не до свинки…       А Харману придется рассказать, думала девочка по дороге в лагерь. Доносить Отрекшимся она не станет – разве что сама за своими топориками потянется.       Только непонятно, как улучить удобный момент – без лишних слушателей…       Задача была непростая, но помогала отвлечься от размышлений куда более невеселых: Вирр все спрашивала себя, как поступила бы она, если подобный проступок совершила бы не Хесса, а кто-то из син’дорай; и выпущенный вурдалак угрожал бы не в общем-то чужим отрёкам, а жизни эльфов Крови. Смолчала бы так же? Или сообщила о, по сути, предательстве?       Мысль о том, что среди ее соплеменников (что Младших, что сверстников, что взрослых) о странной идее - «свои, это не син’дорай, а вообще ВСЕ вокруг» - мало кто слышал (а услышал бы, так непременно бы счел не слишком уместной шуткой), успокаивала слабо.       Харману, явно сменившаяся пораньше (или просто по дороге не мешкавшая) еще не спала, но уже целенаправленно умащивалась на лежанке (видимо, духи предков настоятельно требовали срочного разговора).       - Ну вы, я вам скажу, с дозора, как в дозор ходите, - проворчала она недовольно. – Я уже и пожевать успела. О чем перетирали? – спросила она прозорливо.       - О вере, - опередила Вирр честная Хесса. – Вот скажи, ты что-нибудь о культе Белоре знаешь?       - Ну, - гордо оттопырила клыки орчица, - мне в Транке один ихний Жрец по безделью снизошел, да все как есть подогнал.       - А о нашей, то есть человеческой Церкви Святого Света что-нибудь слышала?       - Ну, так, - неопределенно шевельнулась Шаманка, - не всурьез и около. Тока чтоб в смысле «Врага надо…», - и широко зевнула.       - Да-да, все верно, - заторопилась мертвячка, - вот и скажи: что о наших с Вирр верах думают орки?       - Орки-то? – Харману задумчиво почесала за ухом, - за всех орков, знаешь, не скажу. Но вот предметно этот орк, - стукнула она себя кулаком в грудь, - который жуть как спать хочет, думает, шо вы все полным охвостьем маетесь. Вот у нас, у орков, - Харману оживилась и даже перестала зевать, - все правильно и по существу. У нас, понимаешь, не светило или там светильники какие, у нас духи предков – не с кабана надоено! Что предки были настоящие, - начала она загибать пальцы, - не вопрос! Что они и щас есть, тока помершие – тоже, знаешь, дураков сомневаться нету; как бы сами хоронили. И что говорить с ними надо, и подношения им с уважением класть – иначе обидятся… и тогда хвост тебе под корень - заместо помощи. Во как!       - И помогают? – с интересом спросила Вирр, покосившись на Хессу.       - Ну… - нахмурилась орчица, - тут такое дело: когда помогут, а когда и по шее настучат… Не, ну а че вы ржете?! Вы думали мой дед – ну, батя отцовый – он вам че, пока холмик не обнял, вот прям другим при жизни был, что ли? Примечания (в "Комментарий к части", увы, не поместилось): (144) Elune - главное божество Ночных Эльфов и их общих предков с син'дорай (кель'дорай); мать Кенария - Властелина Леса и покровителя всех друидов. Ее постоянным воплощением в видимом небе считается одна из двух лун Азерота - Белая Госпожа, к слову, почитаемая также народом тауренов и дварфов как левый глаз Матери-Земли; правый, соответственно, Солнце. (подробнее - http://wowwiki.wikia.com/wiki/Elune, http://wowwiki.wikia.com/wiki/Cenarius, http://wowwiki.wikia.com/wiki/Earthmother. (145) Увы, ни Вирр, ни Хесса не были младшими школьниками в раннем и среднем СССР; не росли в дивной атмосфере абсолютного религиозного безверия и не просили у портрета вождя вспоможения перед диктантом. Даже в позднем СССР в музыкальной школе не учились ("Миленький Шопочка, сделай так, чтобы я не ошиблась в пятом такте"). Иначе одной было бы проще объяснить, а другой - воспринять. /Впрочем, истины ради стоит заметить - и в "богоспасаемые" царские времена, если верить автобиографическим произведениям Бруштейн и Водовозовой, портреты венценосных особ молитв юных гимназисток и записочек с их просьбами тоже не избежали:-)/ Вероятнее всего, син'дорай (включая саму Вирр) негласно относятся к культу Белоре с некоторым юмором и не без самоиронии - ну, как к безобидному суеверию и хорошей примете (разумеется, не позволяя подтрунивать прочим), а не как к "истиной и единственно верной" вере. Боюсь огорчить желающих узреть в иномирных эльфах "эдаких детей Создателя", но их единственная истинная вера - это только они сами и их собственные свершения. (146) Будем честными: поскольку Анастериан Солнечный Скиталец писал сей "программный документ" во времена Тролльских Войн - то есть когда кель'дорай очень нуждались в сильных союзниках (а не полудиких - по мерке Высших - едва-едва создавших свою государственность соседних племенах хум'аноре), то сложно сказать - действительно ли им руководило исключительно _снисхождение_ (с тем или иным "оттенком смысла"), а не, помимо прочего, банальная необходимость как-то объяснить политику и свою, и Совета населению Кель'Таласа. И в особенности - магам Кель'Таласа, коим (согласно решениям Короля и Совета) предстояло ознакомить "полудиких" с магической наукой и практикой. (147) На человечьем наречии так и напрашивается сказать "ваши факты"; но син'дорай полагают, что факты - настоящие факты! - как тот Дядя Федор: "ничьи, а свои собственные". (148) Спровоцированным, уточняя справедливости ради, именно магическими экспериментами Высокородных с Колодцем Вечности (подробнее - http://wowwiki.wikia.com/wiki/Highborne, глава "The War of the Ancients"). К сожалению, друиды-кал'дорай не знали весьма разумной и правильную формулы (а если услышали после, то не поверили), придуманной в ином мире довольно прогрессивной цивилизацией, гласящую "Abusus non tollit usum" ("Злоупотребление не отменяет употребления", лат.) (149) На всякий случай напомню читателям: для долгоживущих (а при должном магическом умении - и условно бессмертных) Высших десять тысяч лет - не "предания старины глубокой"; не времена, записи о которых (если бы тогда уже была письменность) не сохранились и о каковых временах главными источником научных сведений служит (в лучшем случае) исключительно археология, а то вовсе мифы с легендами. Для них это, скорее, как для вас события Второй Мировой. Ну, или - на крайний случай - войны 1812 года.