"По дороге из треснувшего кирпича..."

      Пути и возможности обогащения – по крайней мере, в мешочных объемах - Охотницу волновали мало, тут она с отдельными степными варварами была вполне согласна. Золото, конечно – кто бы спорил! – вещество весьма полезное и востребованное мастерами. И ведь не только ювелирами: алхимикам оно служит и реагентом превращений, и ингредиентом для лекарств; Маги-исследователи его используют, создавая для своих опытов особые зеркала, а механики – те, что изучают силу молний, но иначе, чем Маги – тоже найдут, где применить желтый металл в своих хитрых конструкциях. Да и будет ли полной палитра любого витража без златорубинового стекла - даже дети знают, что у кисломедного совсем иной оттенок! Ну так то мастера и ученые; а ученице-недоучке мешки монет – тем более, как это у Младших принято, неизбежно испорченные всякими сторонними присадками – совершенно без надобности. Хотя штук десять или пять золотых в путешествии бы не помешали – кто знает, что в дороге понадобится… А Вирр, как назло, не могла вспомнить хотя бы примерную стоимость места на тучерезе между Подгородом и Оргриммаром – на тот случай, если в Столице нежити им не повезет. Призрачные земли она в свое время изучила не хуже иного Следопыта (исключительно в теории, конечно), но заглянуть в совсем недавно изданные путеводители по городам и столицам новых союзников, увы, не додумалась. Как сказала бы Хесса – «Вот кто бы знал!».       Зато таинственное содержимое харманушной, сокрытой в хурджине емкости девочку занимало значительно больше. Несмотря на то, что, по сюжету подогнанной байки, бесценный реликт виноделия Младших, осиротив состоятельных дегустаторов, растворился в реке времени безвозвратно, у Вирр оставались и понемногу крепли смутные сомнения. Во-первых, рассказы Харману – вовсе не свидетельства под клятвой (говоря по-орочьи - «не на волчьей лапе сказано»); во-вторых, с учетом своего трепетного отношения ко всему крепленому всеазеротскому многообразию, Шаманка – отвечая третьего дня на вопрос о баклаге – была подозрительно немногословной. Вирр, прекрасно осознавая всю косвенность улик и откровенную шаткость доводов, тем не менее всерьез надеялась (как там у Илгона? «Меж строчками души…»), что ее догадка верна. Оставалось лишь ждать случая - того самого орочьего крайняка: переспрашивать Харману явно бесполезно, а досматривать вещи «подозреваемой» - нехорошо и не подобает. И вообще - немыслимо. В конце концов, даже персонажи-дознаватели из любимых Вирр тематических пьес, хоть и имели подобные права изначально, но предпочитали подобным образом искать улики, все-таки имея на руках должным образом подписанный, подтверждающий их намерение служебный документ. И хотя Вирр еще когда догадалась, что случаи бывают очень разные; и что в реальной, совсем не драматургической жизни те же шала’зарам порой просто вынуждены действовать поспешно, пренебрегая установленными формальностями во имя безопасности народа и королевства. Но желание отдельно взятой синдорайки разгадать очередную, пусть и небольшую загадку - это, как с собой не хитри, вовсе не государственный случай…

*       *      *

      Вирр отвернулась от недружественных к пока еще живым полей, окружавших дорогу, соседние невысокие холмы и холм покрупнее, увенчанный располагавшимся на ночлег караваном, и пошла обратно в середину лагеря - где Хесса уже (как всегда) разожгла, к неудовольствию Дороти, костер, а Харману (как обычно) уже ворчала на некро-интенданта, позабывшего, что живым «жрат потребен не тока раз в день, но и чутка побольше». Вирр каждый вечер невольно спрашивала себя: каким образом орчица - при подобном подходе и придирчивости - умудрилась выжить в этой своей страшной учебной Долине? Но задавать прямой вопрос боевой подруге не торопилась - безобразные скандалы и громогласные, с гиперболами и метафорами на трех языках, орочьи опровержения были бы сейчас совсем не к месту; есть и куда более важные задачи. Вот тот же Захария Гумберт, например…       С одной стороны, после бегства вурдалака и происшествия с харманушным дохликом привлекать к себе лишнее внимание Капитана - да еще и отвлекать его от дел - было бы поступком откровенно неразумным. Но с другой стороны – договоренность с Захарией о его книге и ее, Вирр, пусть и устном, но подробном критическом отзыве пока что никто не отменил; по крайней мере, этого не сделал отважный борец с собственным былым невежеством – то есть, сам сударь Гумберт. А значит, выбора как такового у девочки не было. В самом худшем случае ей придется выслушать все, что неумелому и неопытному командиру причитается. Однако, как сказал бы тот же обладатель завидных топориков и ворчливый защитник прав и чести рыжих капитанов – заслужила. Весь вопрос в том, когда это стоит сделать – дожидаться ночи, когда живые уснут, а условно мертвые угомонятся, или прямо сейчас и не откладывая? Уменьшить количество свидетелей грядущего справедливого разноса было, конечно, крайне соблазнительно; да и сам Захария в своей полуночной благородно-эльфийской читательской фазе мог сказаться куда более и терпимым, и сдержанным. Но к чести для себя – и совсем некстати для безопасности своего самолюбия - Вирр сообразила: читать-то бедному, измученному выходками ее подруг Капитану, теперь как раз и нечего.       Ладно. Ветрокрылой перед последним боем тоже, наверное, было непросто…       «Действительный старший группы» - он же Капитан конвоя – привычно восседал на каком-то ящике поодаль от костра, раздавая указания, отвечая на донесения, назначая в дозор, перешучиваясь с ветеранами, преклоняя слух к Жрецам, успокаивая интенданта, натачивая топор, бросая взгляд на Дороти… То есть - властвовал над караваном, разделяя ответственность и делегируя обязанности.       Решившись и убедив себя, что как подчиненная Капитана и формальный член каравана, она ничем не хуже Следопытов, Лазутчиков, дозорных, интенданта, Жрецов и – вполне возможно! – Дороти, топоров и ветеранов, Вирр свернула к своим вещам за гумбертовской книжкой.       Развязывая рюкзачок, она кивнула подругам и лаконично – указав книжкой на Захарию – пояснила свои намерения. Подруги (исключая Харману, которая оттачивала гуттерспик на одном из Карателей, не успевшем напроситься в дозор), кивнули в ответ. Дороти вдобавок что-то свистнула; вероятно передавала Захарии приветы. Уже только потом Вирр, занимая очередь на прием к начальству, припомнила, что она ни в с караваном, ни поодаль уже довольно давно не видела Темных Следопытов – приблизительно с середины орочьего рассказа. Она поискала глазами посольский сундук, который тоже обычно располагался поближе к середине стоянки – при нем, естественно, неотлучно бдил один из Лазутчиков Ее Величества (на самом деле, согласно правилам охраны тайных грузов, проныр всегда было двое; второй, разумеется, делал вид, что его тут как бы нет), но двух остальных из приданной каравану четверки Вирр в пределах лагеря заметить не смогла.       Интересно.       Коротая ожидание за перебором возможных причин подобных передислокаций, девочка одним ухом прислушивалась к разговору Харману и Отрекшегося, до смешного напомнившего ей классическую учебную игру в «вопросы и ответы»:       - А че ваши все молчком да тишком? Тока я да Вирка, считай, треплемся…       - Да пораскинь мозгами, зеленая! Мы ж тут все который раз одним гуртом туда сюда топаем! Все, што можно и не нужно друг дружке уже обсказали… А ты сама-трое какой ни есть, а тот еще… интерес.       - А че вот, к примеру взять, грузье свое на себе тащите, а не спехом портанете?       - Ох ну и серость ты, прости на честном слове, хочь и зеленая! Кто же тебе всяки начальственные письма порталом слать будет? А ну какой Маг, ежли из матерых, перехватить сможет?       - О как… А вот ты мне, дядя, че скажи…       - Я вас слушаю, Виеринраэ.       Вирр быстро подняла глаза и встретилась взглядом с командиром – пока она занималась слухоперехватом, все просители и докладчики расточились до последнего.       Вирр молча протянула сударю Гумберту книжку.       - Так. Хорошо, - кивнул он и зачем-то поднял уже свободную от оружия руку (командирские топорики уже лежали на ящике, довольные собой и владельцем), сжав ее в кулак; Вирр на мгновенье показалось, что Захария хотел растерянно почесать в затылке, позабыв вдруг о шлеме, который, на памяти девочки, не снимал даже на привале.       - Жрецы вас осмотрели?       Вирр кивнула, борясь с настойчивым подозрением, что мертвый воитель не вполне понимает, как ему сейчас с ней и о чем именно разговаривать. И - со всем снисхождением Высшей – поспешила ему на помощь:       - Капитан Гумберт, то, что случилось сегодня утром – моя вина и ответственность. И потому…       - Вам сказать откровенно? – вполне в манере Младших, да и, к тому же, по праву командира, перебил ее Захария; правда, сбавив тон и переходя на любимый талассийский.       Вирр снова кивнула.       - Я, конечно, и вполне заслуженно, в ваших глазах, Виеринраэ… д-демон, не знаю, как это будет по-вашему - шмегеге дорфиш(181) …       Синдорайка на слух признала лишь прилагательное, но угадать общий смысл – с учетом обстоятельств - было несложно.       - В Школе, - сказала она без малейшей задней мысли, - по-нашему бы сказали – «отставший». И случись надобность, разъяснили бы, добавив – «…по уважительным и не зависевшим от него причинам». В вашем случае, - нарочито выделила она голосом, - это повод для сочувствия и помощи, но никак не насмешки.       - Ваша доброта, сударыня, посрамляет злословье невежд, - коротко склонил голову Капитан, давая возможность Вирр задавить на корню не вполне уместную сейчас улыбку; хотя Вирр цитату и оценила, но не могла удержаться от мысли, сколько же бедный эльфопоклонник мечтал удачно ввернуть эту строчку из невесть где и когда им прочитанного старинного (даже по меркам син’дорай) романа о юном и отважном паладине.       - Но тем не менее, - продолжал Отрекшийся, уже на вполне современном, разговорном эльфийском. – Мне далеко до мудрости Высших и талантов ваших стратегов, но подумайте, Виеринраэ: неужели я, получив приказ от Маврена – неужели я не понимал, чего стоит ожидать от новичков в отряде? Тем более – здесь, в Чумных? Слава и хвала Ее Величеству, если доведу вас всех живыми. Хотя, - он блеснул острыми зубами, - признаюсь - вашей орчице удалось меня удивить… Я, признаться, скорее от Хессы чего-то подобного ожидал – еще с первого раза.       Хотя от «вашей орчицы» у Вирр даже потеплели кончики ушей – впервые за все истекшие дни Захария столь прямо дал девочке понять, что, по меньшей мере, на словах считает ее вполне полноправным командиром их тройки - наслаждаться признанием было некогда и не к месту: разговор от темы блаженной мертвячки стоило срочно уводить. Впрочем, Капитан, о том не подозревая, эту задачу и сам быстро решил – исключительно в своей, гумбертовской манере:       - Но это не значит, что я потерплю дальнейшие нарушения дисциплины! – уже существенно громче (на случай, если кто вокруг не расслышал) лязгнул по разомлевшим от похвалы ушам уставной гуттерспик. – Так что вы уж постарайтесь довести это до своих подчиненных!       - По слову командира, - твердо и громко отчеканила Вирр, надеясь, что привычный ей ответ и в переложении на язык отреков прозвучит не менее уставно.       - Тем более, - Захария вновь перешел на язык Высших, - что места тут по-прежнему небезопасные. Если не опаснее прежних. – он замолчал, откровенно выжидательно рассматривая девочку. – Спрашивайте, Виеринраэ. Я же вижу.       - Сударь Гумберт, - не стала противиться Вирр, - я прекрасно помню, что мы по-прежнему в Чумных Землях. Но отчего – еще опаснее? Вы имеете в виду, что чем ближе к цели, тем труднее сохранять бдительность.       - Отчасти, - коротко кивнул Капитан и, прищурив один глаз, на зависть всех окрестных некро-белок и некро-лисиц вновь похвалился резцами, клыками и как бы не премолярами. – Хотя я и в… в минуту помрачения не смог бы себе представить син’дорай, потерявших бдительность или постоянную готовность. Впрочем, суть в другом, Виеринраэ. Еще пару лет назад я и не думал, что скажу это, находясь в Чумках, но… Плеть здесь нам не самый опасный враг. На севере, - указал он за спину, - как вам, должно быть, известно, городок Дольный очаг(182) . И, что для вас, возможно, не тайна, до сих пор так и не взятый Плетью. Но вот что вам определенно стоит – и вероятно, впервые – услышать, так это то, что теперь Дольный, как и прикрывающая путь к нему крепость Марденхольд в руках Алого Ордена.       Плохо, подумала Вирр.       - Думаю, вам не надо объяснить, что это для нас значит? Впрочем, - оговорился Гумберт, - и для вас с орчицей тоже. На словах орденские паладины уничтожают в пределах бывших Семи Королевств лишь нежить. Любую нежить, - особо выделил он. И формально – враждуют ни с кем больше. Однако на деле…       - Капитан, - Вирр сочла многозначительную заминку если не ожиданием ответа, то дозволением говорить, - при всем уважении, но любые побуждения сверх имеющихся - излишни. И син’дорай, и ор’анорэ – союзники Ее Величества Сильваны. Большего не требуется.       - Я и не думал сомневаться в вас, - с убеждённостью ответил немертвый командир, о разговоре по дороге к поместью Марисов, вероятно, позабывший. – Я лишь излагаю вам обстоятельства. Чем яснее подчинённый себе их представляет, тем лучше соблюдает устав. И тем меньше совершает глупостей. Так вот - анклав этот, слава Королеве, достаточно далеко отсюда. Но они регулярно высылают дальние дозоры. И следят за дорогой. А Алые убийцы, - Захария явственно подвигал челюстью, не то сдерживаясь, не то в раздумье, - это очень, очень… серьезный противник, Вирр. И умеют они всякое – не только сжигать беззащитных послов, – он снова замолчал, выжидательно сверля девочку мертвецком взглядом.       - Я предупрежу Харману… и остальных.       - Не сомневаюсь, - уже мягче ответил Гумберт, - и… постарайтесь довести все это до…       - О Дороти я позабочусь в первую очередь, - пришла ему на помощь Вирр.       - Годится, - кивнул Капитан и, опустив руку на книжку, поинтересовался: - Так много ли тут еще заблуждений о народе Высших?       - Все, какие есть, - не без облегчения выдохнула Высшая Вирр.       Когда последние образцы заблуждений, предрассудков и суеверий были, хоть и наскоро, разобраны, а пасквиль в глазах взыскующего знаний сына Младшего народа был с сомнительного пьедестала окончательно низведен и во прах повержен, уже основательно стемнело. Вернувшуюся к отрядному костру Вирр ожидали, в порядке очередности и приближения: слегка тревожный взгляд Хессы, с интересом вздернутая тигриная морда, вопрос Харману «ну че там, как?» и – на удивление горячие остатки ужина (как выяснилось, мертвячка - по одним ей заметным признакам завершения беседы с Капитаном – принялась ко времени разогревать долю Главнокомандующей).       Девочка, поблагодарив за заботу, под заинтригованным взором четырнадцати глаз быстро, но с приличиями поела – молча и сдержанно, как опытному командиру отряда и положено. И только потом, оглядев и тигров, и эльфоподобных, и паукообразных, веско, как ей показалось, произнесла:       - Нам надо поговорить, - и, заметив (а, точнее, естественно ожидая) раскрытый было рот Шаманки, быстро добавила: - Не здесь.       - Э-э-э... – Харману, вполне заслуженно считавшая свой язык оружием не худшим, чем клинки или топорики, подобно Воинам син’дорай явно полагала: уж если обнажила - без дела не убирай.       - Отойдем чуть от лагеря, - пресекла развертывание орочьх полков Вирр.       - А старшой нам не…       - Он разрешил. – сдержанно пояснила Охотница. Сударь Гумберт, Капитан Ее Величества, нежить телесно и кель’дорай душою, сам не понаслышке знавший, сколь нелегок труд командира, прекрасно понимал, что разъяснять подчиненным, как сказала бы Кориаль, их некомпетентность(183) лучше всего наедине с ними. Или – если уж любопытных глаз не избежать – по крайней мере, без лишних ушей. И потому сам предложил Вирр, надолго не откладывая, переговорить со своими вне лагеря; разумеется, добавив – «неподалеку и чтоб на виду».       Харману, в ответ лишь покорно развела руками – выражение ее лица было, как обычно, клыкастое, но на сей раз - не вполне понятное; не то обреченное, не то предвкушающее. Хесса же, как обычно, просто кивнула. (У Вирр проскользнула неожиданная мысль, что случись ей сказать «Захария приказал нам штурмовать Андорал(184), исключительно втроем и без Дороти», то и в этом случае мертвячка бы точно так же - ничуть не покорно, а именно спокойно - кивнула. Вот только причину подобной душевной стойкости боевой подруги эльфийка понять не могла. Неужели все оттого, что Хесса уже умирала? А умерев раз, не сочла это – с сравнении с прочими жизненными трудностями - чересчур обременительным?)       По уму, брать с собой с нерубицу было незачем – все одно Хессе пришлось бы потом ей все «мыслекартинить». Но нежить-переводчица уже коснулась щетинистой ноги нежити-подопечной и, завладев вниманием, поглядела в какие-то из неподвижных глаз – то есть, явно позвала Дороти с собой. Вирр было решила, что разницы - где именно мертвячка будет вводить паукообразную в суть дела, ни большой, ни даже малой, нет вовсе; да и с нерубом (помимо тигра) вне лагеря - хотя бы и «неподалеку», и «на виду» - будет куда спокойнее. Но очень скоро юная командующая малым отрядом убедилась, что еще очень мало знает о нерубах. И что ошибалась по всем пунктам - и насчет спокойствия, и разницы.       Впрочем, ни ее вины, ни прочих не было: уже которое утро Дороти поднималась на лапы и трогалась с места исключительно после того, как ближайшие повозки занимали свое место в караване и расчищали ей, как это называл почтенный Берохин (прокладывая себе путь через лужайку с резвящимися Младшими Учениками), пространство для безопасного маневра. Безопасного, разумеется, для повозок, грузов и всего прочего, а не для самой нерубицы (в случае наставника Берохина и множества бегающих, прыгающих, играющих и ограниченно-согласно-правилам колдующих маленьких син’дорай все было, конечно, несколько иначе). Вирр не была уверена - заключала ли Хесса с Дороти некий пакт, наподобие того, что всегда соблюдал Рилль после купаний (ну, почти всегда), или просто сама Отрекшаяся всякое, путающееся под лапами не жаловала. Но так или иначе, незабываемый и поучительный опыт получили все.       Возможно, нерубы предпочитают перепрыгивать повозки только в бою; а быть может, Дороти, едва ли не зажатая меж двумя телегами, на сей раз просто не нашла места - как позже, уже когда все миновало, хохотнула орчица - «даже для попятиться». Но ее это ничуть не смутило. Нерубья барышня поднялась на своих опорных – непривычно высоко, куда выше, чем обычно (бивачные разговоры и привычный негромкий шум в лагере стих, как по команде); обозрела всякое окружающее (и всяких любопытных, встревоженных за груз, за фургоны и прочее имущество каравана ответственных); после чего, приняв некое решение, перекинула опорную лапу (чуть покачнувшись на прочих) через повозку Жрецов. Повозка громко скрипнула, груз ощутимо звякнул; пара крепежных ремней, не выдержав, лопнула.       Вирр быстро обернулась: Эльрик – с глазами, как суповые блюда – стоял полураскрыв рот, но молчал; вероятно, чтоб не говорить под ногу.       Тем временем Дороти уже успела к скучающей первой лапе добавить вторую, но от волнения самую чуть промахнулась: хитиновые когти вонзились в край повозки, и - как нерубица не старалась проявлять изящество, сдерживать силу и быть деликатной с хрупким творением мелких, не менее хрупких созданий – послышался характерный деревянный треск и повозка накренилась.       Где-то сбоку охнула Вильгельмина.       - Шванц подводе, - деловито-философски послышалось сзади; Вирр не узнала голоса (а вертеть головой и все пропустить не хотелось), но была точно уверена, что это не интендант. И не кто-то из целителей.       - Да тихо ты! – увлеченно прошептал кто-то громко по соседству. – Не мешай!.. Вот - пять серебрух, что выкарабкается!       - Отвечаю – восемь, - так же спокойно ответил первый голос. Прежняя тишина, до того нарушаемая лишь треском, скрипом и клацаньем хитиновых сочленений, исчезла – по лагерю, словно легкий ветерок, пронеслось тихое бормотание и – чуть реже – негромкое позвякивание.       Не ведая о ставках и не догадываясь о том, что от нее (по крайней мере, в пределах отдельно взятого каравана) теперь зависит обширный передел наличности, Дороти, как-то странно – чтоб не сказать, растеряно - огляделась. (На какой-то недолгий, но откровенно жуткий миг Вирр испугалась, что паукообразная позабыла, как ходить и которыми конечностями двигать.) Вероятно, приятельница Хессы опасалась того же и, сочтя, что для столь непростой задачи опорных лап не достаточно, вспомнила о хватательных; после чего оперлась – или ухватилась – за самые большие притороченные мешки.       - Ща завалит… - завороженно выдохнула на орочьем Шаманка.       Во имя Белоре и всех Основателей, что же я Захарии скажу, обреченно подумала Вирр и, словно по наитию, обернулась.       Капитан Гумберт, как и всегда, уже пребывал если не в центре событий, то уж во всяком случае, рядом с ними. К своему крайнему удивлению Охотница не заметила у него на лице ни командирского гнева, ни досады пополам с усталостью (как в случае с орочьим некро-бельчонком). И даже не обычно таимую, но порой вполне заметную – по крайности, для самой Вирр – романтическую нежность к Дороти: взгляд сияющих в летних сумерках, чуть прищуренных глаз начальствующей нежити до удивления напоминали девочке – как два кристалла, скопированных с третьего – взгляд наставника Берохина; когда тот, во время тактических занятий на местности, замечал за Учениками уместную фантазию и нетривиальные решения. Вирр могла присягнуть на отрядной Книге и поставить свои уши против медной монетки, что Захария – возможно, впервые имевший возможность наблюдать подобное не в бою, а спокойно и не торопясь – сочиняет, уточняет, и раскрадывает по мысленным полочкам все, относящееся к теме «Противодействие воинам Плети», подраздел «Некронерубы и что их остановит». И, не исключено, уже изобретает нечто вроде противопаучьих подвижных оборонительных линий…       Едва капитанские брови дрогнули - словно там, за спиной у Вирр случилось или еще только происходило нечто уже совсем неожиданное - она едва ли раньше, чем успела осознать, моментом сдвинулась в сторону, и только потом, так же быстро, обернулась.       (Долго, очень долго Полтораух внушал подопечным и порой способами, которые бы не все родители одобрили - по меньшей мере, случись им узнать о происхождении некоторых синяков и ссадин до войны - если кто-то с испугом глядит на что-то у вас за спиной, сразу меняйте положение, уходите с линии атаки. А уже потом смотрите - ежели, конечно, интерес не пропал.)       Вирр застала лишь финал представления. Разглядывая Гумберта, она пропустила и очередную озадаченность некронерубицы, пытавшуюся и повозку миновать, и ее же не сломать; и как она, упершись лапами, приникла к испуганно крякнувшему транспорту и безнадежно заскрипевшим ящикам с припасами. И как неожиданно для онемевшей от подобного трюка публики, оттолкнувшись от земли и телеги всеми конечностями подпрыгнула вверх и чуть в сторону… невысоко, конечно - огромный неруб – это, все-таки, не маленький и легковесный паук-прыгунчик(185) , а земли тяготение не смог упразднить даже сам Дат’Ремар (хотя в юности, если легендам верить, и пытался). Все это девочка узнала уже в пересказах, а сама успела увидеть только как Дороти, подобрав под себя лапы нижние, прижав к телу верхние, сильно склонив вперед грудь, голову и… в общем, со стороны, да еще в движении, непонятно как хитро скрутив себя в некое, не вполне сферическое подобие шара, грохнулась на землю поодаль от многострадальной повозки, перекатилась и – расправив все согнутое, свернутое и прижатое – встала уже за пределами лагеря. Отрекшиеся, караванные и конвойные, немедленно воздали должное – кто воодушевленно, а кто и с досадой; последними, видимо, были те, кто в очередной раз (а быть может, и в первый) на деле убедились, что ставки и споры весьма ненадежный способ заработать, не работая.       - Во дает! – восхитилась орчица. - Не, ну ты видала? - Она обернулась к Вирр и тут же осеклась: - О…       - Так, – подытожил Капитан Гумберт ровно, но, тем не менее, достаточно громко, чтобы и на том конце лагеря услышали. – Цирк прикрыли, к делам вернулись… Эльрик, проверьте с вашими груз. Джонни, закрой рот и осмотри повозку. Франц, хватит уже ныть! Прощайся с серебром побыстрее, топоры в зубы и бегом сменять Меченого! В дозоре доскулишь… Виеринраэ.       - Да, Капитан, - вскинулась синдорайка.       - Займитесь, чем собирались. Не затягивая. Помните – недолго, коротко и по существу.       - Да, Капитан. – подтвердила Вирр, а про себя подумав, что у такого, как и у Полторауха - не пошалишь. А пошалишь, так недолго. Впрочем, именно от нее теперь и зависело, чтобы «недолго» превратилось в «никогда». Ну, вздохнула она, по меньшей мере – хотя бы в «никогда до Подгорода»…       Когда она с Хессой, Харману и Риллем направляясь к Дороти (непрерывно подававшей им передними конечностями знаки, непонятные для Вирр, но уверенно переведенные орчицей как «дуйте сюда, травка мягкая»), миновали старшего целителя, тот уже кое-как пришел в себя, но не вполне – на личное участие в изыскании убытков (и даже на руководство подчиненными) сил ему не хватило; он стоял, глядя под ноги, придерживал голову рукой и что-то расстроенно бормотал. Из всей, определенно обширной, охватывающей немало недостатков Мироздания диатрибы Вирр на ходу разобрала лишь общие мольбы к Ее Величеству и конкретное «Хочу в Запределье!», исполненное подсердечной тоски и полной, до обреченности осознанной несбыточности.       - Лан, хватит уже, вникла, не дура, чай, - проворчала Шаманка, настойчиво разглядывая близкий лагерь, соседние холмы, наметившиеся звезды, хреноцеры Дороти – словом, все многообразие сущего, кроме самой Вирр; больше, чем признавать свои ошибки, орчица не любила о них выслушивать. – Плеть поджимает, святоши-Алые повсюду, бдим, старшого не злим, дохлое зверье не подбираем…       - Никакое не подбираем, Харману, - с нажимом уточнила девочка. - Ты не Жрица, и не целитель… не знахарь, по-вашему, чтобы понять - здоровое перед тобой животное, или уже зачумленное.       - Ну да, ну да, - ворчливо отозвалась орчица, - с животиной ток тебе можно, ясен кактус… Но ежли волчека какого встретим – вот не проси! Лучше из каравана свалю, вместе с четворолапым братом сгину, вот клык тебе! И про Вэлли неча тут! Я клятву, что волков не бросают, что больных, что увечных, еще раньше дала…       - Харману, - едва не простонала Охотница, - ну какие тебе тут волки?!       - Не, ну а вдруг?! Лан, все, все, - заторопилась Харману, заметив нарастающий Высший прищур и заметно подрагивающие, понемногу переходящие в прижатое положение уши, - без шуток, насерьез - поняла-осознала. Ты, это, выдыхай, да?       - Так, - выдохнула Вирр, переводя взгляд на мертвячку, - передай Дороти все, что Капитаном сказано.       - Хорошо.       - И добавь, конечно, что он за нее очень волнуется.       - Это, - серьезно кивнула Хесса, - скажу первым делом.       - Еще б он не волновался, - оттопырила губу орчица, - редкая, понимаешь, отрек-зверюга! Прогуляешь таку – шлем с головой снимут, и наобрат не пришьют…       - В том числе, - мимолетно улыбнулась Вирр. – И, Хесса…       - Да?       - Вы уж постарайтесь… - девочка, замялась, испытав не вполне достойную старшей отряда неуверенность, - Обе постарайтесь – хотя бы до вашей столицы! – больше не…       - Во! – враз оживилась Харману, - в мои-то кучки рылом понатыкали, а про тебя, чудило ты наше немертвое, позабыли… Че эт вы, с нерубием давеча на пару, удумали, а?       - Хесса, я должна была ей все рассказать, - Вирр показалось, что сказал это достаточно твердо и без малейшего чувства вины.       - Конечно, Вирр, - ответила мертвячка, - ты мне не обещала от кого-то скрывать. Извини, Харману. Вину признаю, но не могу поступать иначе. Вирр, наверное, рассказала тебе причину?       - Да уж как на духу… Слуш, ну Дороти твоя – ладно, - начала заводиться Шаманка. – Усе верно старшой обозначил: спросу-то с нее - дикая, неместная, в Норде родилась, льдинам молилась… Но ты-то! Ты ваще каким местом думала, от-тлюби тебя дубиной?!       - Я, полагаю, сердцем. – последовал нарочито спокойный ответ.       - Да-а? А оно у тя уже есть? – немедленно осклабилась орчица.       - Есть, - просто сказала мертвячка. – Показать?       Ухмылка Харману слегка увяла.       - Да не, че – не вопрос, я верю… - возразила она как бы равнодушно. – Што я, чужих потрохов не щупала… Кароч, - подытожила Шаманка, - у меня, как и у нашей командирши самозваной, к тебе, понимаешь, тоже мольба слезная – до кучи. Ты, подруга, дурить, конечно, дури – дело-то святое. Как длинноухие говорят – личное. Но уж сделай милость – изнатужься каким хошь вывертом, но так, шобы нас с тобой прихватом опосля по той же дури не сожрали одни, а топорами бы не скромсали другие. Не, ну ты прикинь, да? - добавила она, обращаясь уже к синдорайке, - эдак мы еще узрим, как она у нас окрестным упырищам за ейный Свет…       - Харману!.. – быстро пресекла безобразие Вирр, про себя поминая (и не вполне уважительным словом) почтенную Вернанди - магистра Аркана, толковавшую в свое время о некоем общем для всех Разумных гипотетическом мыслепространстве, где все задумки и идеи свободно скачут из головы в голову.       - Да че?!       - Добром прошу тебя, - девочка была само воплощение идеи вкрадчивости, - не предлагай Хессе мысли, ведущие к неосмотрительным поступкам. Вот «че». Ей и своих достаточно.       Хесса, не то виновато, не то просто соглашаясь с обвинением, улыбнулась.       Орчица, почесав чуб у основания, хмыкнула.       - А че? Вот помниться, дядька мой двоюродный…       - Харману, извини, что прерву тебя опять…       - Да я уж притерпелась… - сокрушённо вздохнула Шаманка.       -…но нам пора в лагерь, – договорила девочка. – Это ведь ничего, что ты дорасскажешь на ходу?       - Да не вопрос! – воспряла сказительница. – Так я о чем? Дядька рождение первенца праздновал! И кумысу перебрал тогда – страсть! Наутро шарит, а кумыс – всё! Он аркэ(186) шарит… - голос Харману определенно предвещал катастрофу общестепного значения. - …а аркэ - тоже всё! Не, ну, понятное дело, гостей тогда было – не поверите… Юрт ставили – два десятка без одной! Опять же – родаки, все какие есть. Ну не могли ж отстать – неуважение! В обчем, подружки – как есть край: ни бурдючка, ни баклаги какой!.. Не, прикиньте - даж арзу(187), шо в заначке тихарилось - ну как Маннорот слизал!       Подружки (исключая восьмилапую) дружно кивнули, признавая серьезность непростого положения. Вирр, правда, прониклась исключительно в силу знакомства с зарубежным литературным наследием (кель’дорай, а ныне син’дорай, не вполне понимали, зачем напиваться до степени, когда удовольствие от аромата напитка и учености беседы становится уже недоступным); но Хесса, кивавшая горячо и с сочувствием, вероятно была в прошлой жизни знакома с трагедией если и не лично, то вряд ли понаслышке.       - Так он, че – шасть до шатра к знахарю клановому! Не, ну тот, сам-собой, тож ни глотка не пропустил, но скрепчал мужик – с первыми сусликами поднялся… А че ему? Он же кажный раз - че в зелье кладет, то на вкус, понимаешь, уточняет… В обчем, дядька к нему, а тот сжалился – бери, говорит, вона в углу, пылится. Ток, говорит, хлебай с опаской – харзо(188) там, злое оно, для дел шаманских. Мухоморы настаивать, во… А сам-то, пень старый, и позабыл совсем, что рядком с харзо у него… хорун(189) припрятан! Так дядька-то с ранья, да в затмении – бутыли-то и спутал!       - И?!..       - Че «и»? Хорун тебе не харзо, он ж – хвост пойми какой выгонки! Им раны, что огнем прижигать, от него вся мелкая нечисть на раз дохнет!       (Вирр, конечно, разбиралась в орочьих напитках едва ли не хуже, чем Харману - в эльфийских духах, но по общему контексту девочка догадалась - речь уже шла не о хмельном разной степени крепости, а о том, на чем у Алхимиков работают горелки.)       - И… он помер?       - Да не, - пожала плечами орчица, - сдюжил. Но – к чему подгоняю-то! – полдня в Степи сусликам про Путь Воина задвигал. Во как. Так, они, говорят - ниче, слушали…