Армюр

       Никто не знал, кем была девушка, но все следили за ней краем глаза.        Ей было не больше двадцати. У неё были правильные черты лица, но вот лицо от этого почему-то не казалось очень красивым. Наверное, проблема крылась в её глазах, в её строгих и колючих глазах. Тёмные, почти чёрные, они были глазами капризного ребёнка, который готов заплакать, который хочет разрушить всё вокруг из-за переполняющей его злости. Это были глаза ребёнка, который разбил в кровь колени, содрал шершавым асфальтом кожу с ладошек, а к нему так никто и не подошёл, никто не примчался с зелёнкой и бинтами, никто не принёс ему даже подорожника.        А всё-таки она была очень красива. Она была молода и красива. Как-то развратно смотрелась красная помада на её более детском, чем взрослом лице. Водопад тёмных волос спадал ей по тонкую талию, очень тонкую талию. Она было очень худой, болезненно худой. Её ноги напоминали скорее китайские палочки для еды, чем человеческие ноги. Но она была так молода, она была красива, правда, глаза у неё были злыми.        Это были последние числа мая, было тепло, как в середине лета, а на девушке было надето коротенькое чёрное пальто. Правда, она не застегнула его, а оставила распахнутым. Под ним было такое же короткое, как и само пальто, чёрное платье. Её туфли украшали золотистые пряжки. Такой же золотистой была подбивка пальто с обратной его стороны. Из золотой нити складывались звёзды, а из звёзд составлялись созвездия. И, что самое интересное, они с дотошной точностью соответствовали любой карте звёздного неба, которую только можно найти в древних атласах и старых книгах по астрономии. А вот современному звёздному небу рисунок не соответствовал. Очень странно, как будто пальто было сшито тысячи лет назад, а с тех пор звёздное небо, как ему и полагается, немного изменилось. Но ведь быть этого не может, чтобы её пальто было тысячу лет!        Она стояла в зале ожидания и смотрела в окно. В аэропортах обычно очень большие окна, иногда вместо стены там одно сплошное окно. Девушка стояла спиной к залу и с какой-то сердитостью на лице смотрела, как взлетали и приземлялись самолёты. Почему она так сердится? Может быть, ей хочется улететь, но у неё нет билета? И поэтому она злится на самолёт, злится на всех тех, кто сегодня поднимется в небо. Она злится, потому что застряла на земле. А ей здесь не место.        Всю свою жизнь она чувствовала себя не на своём месте. Ей не нравился дом, в котором она жила, ей не нравилась школа, в которую её отдали, она не любила свой родной город и скептически относилась к своей стране. Иногда ей даже не нравилась наша планета. У неё часто бывало чувство, будто есть великое множество планет, которые гораздо чудеснее нашей. Есть планеты с ещё более живописными пейзажами, с ещё большим разнообразием жизни. Она отдыхала на море, ей посчастливилось отправиться в горное путешествие, она бродила по многовековым девственным лесам, ей приходилось гулять по современным городам со стеклянными футуристическими зданиями. Она повидала достаточно, чтобы судить о планете вцелом. И она решила, что не впечатлена.        Девушка приложила руку к стеклу, вздохнула и повернулась к залу. Люди. Так много людей. Так много людей смотрят на неё, они все её разглядывают и притворяются, что этого не делают. Если бы они только знали, что их притворство всё лишь усугубляет. Как же она устала от этого!        Ей надоели люди, она терпеть не могла людские толпы, но постоянно находилась в их центре. Вся её жизнь была тем, что она не любила, чего она не хотела, и о чём она никогда никого не просила. Ей не нужно было всё то внимание, которое ей уделяли. Она не хотела жить в одном из самых развитых и успешных городов мира, она хотела родиться в какой-нибудь затерянной таёжной деревушке. Она никогда не просила иметь всё то, что у неё было. Ей не было и тридцати, а жизнь уже начала казаться ей скучной.        Когда она была маленькой, с ней постоянно возилась прислуга. Да, её семья была очень богатой, а её родители были очень занятыми людьми. Она не жаловалось на нехватку внимания от родителей, потому что с ней постоянно кто-то был, её постоянно чему-то учили, бранили за что-то или наоборот хвалили. Но в основном всё же бранили.        Прислуга её не любила. Наверное, одним из самых ярких воспоминаний этой девушки было то, как няня расчёсывала её длинные волосы каждый вечер перед сном. Женщина ничего не говорила, когда это делала, но она чесала её волосы очень грубо, постоянно вырывая их. Девочка первое время плакала, но потом перестала. Она однажды вообще перестала плакать, наверное, её глаза уже десять лет не знали слёз.        Но в детстве она плакала постоянно. Она плакала, когда её одевали: вся одежда кололась ей. Ей кололся шёлк, её кололся хлопок. Свитера из обычной шерсти она отвергала, и тогда ей покупали свитера из верблюжьей шерсти, но они не подходили тоже. Ей покупали одежду из ангорской шерсти, но девочка продолжала плакать. И тогда на её слёзы, на её капризы перестали обращать внимание.        Девочка плакала, когда к столу подавали не то, чего ей хотелось. Её спрашивали о том, чего она хочет, но она ничего не отвечала. Она не знала, чего хочет. Словно раньше, когда-то так давно, что она уже не может вспомнить, ей доводилось есть то, до чего обычной человеческой еде, пускай даже самой лучшей, очень далеко.        Она очень часто падала с велосипеда и разбивала колени. Прислуга её не жалела, её лишь бранили и запрещали впредь садиться на велосипед. Когда она подросла, и её отдали на занятия верховой ездой, она упала с лошади и вывихнула руку. И снова она очень сильно плакала, но на неё лишь кричали, никто не пришёл её пожалеть.        Но иногда она улыбалась и смеялась заливисто, смеялась так, как и должны смеяться дети. Когда родители приезжали домой, они устраивали замечательные вечера, которые длились до поздней ночи и на которые приглашалось много гостей. Ей разрешали не спать столько, сколько она этого захочет. Няня одевала её в красивое белое платье, единственное платье, которое было приятным для её кожи, и она спускалась в зал к гостям и чувствовала себя такой же взрослой и красивой, как все женщины, которые награждали её улыбками и своими тёплыми взглядами.        В тот вечер её тоже одели в пышное белое платье, её чёрные волосы заплели в красивую причёску, и девочка отправилась в гостиную, где уже собралось всё общество. Она не ходила в детский сад, ей редко доводилась играть с другими детьми, именно поэтому она очень обрадовалось, когда увидела его.        Он был точно не старше её, может быть, даже немного младше. У него были самые чудесные и светлые глаза, которые она когда-либо видела, и округлое доброе лицо. Он пришёл вместе с кем-то из взрослых гостей, возможно, его даже специально привели, чтобы он составил ей компанию. Девочка всегда думала, что всё, что появляется в её жизни, появляется для того, чтобы сделать её жизнь лучше. Даже повзрослев, она продолжала в это верить.        И это весьма интересная идея. Мы знакомимся только с теми, кто, так или иначе, нужен нам. Ни одно знакомство не является ненужным. Если с тобой кто-то хочет познакомиться, то соглашайся и знакомься, потому что в твою жизнь приходят только те люди, в которых ты нуждаешься.        Она провела с мальчиком весь вечер. Они бегали по её огромному дому, она показывала ему комнаты, обставленные дорогой и красивой деревянной мебелью. Они прыгали на большой кровати, пока не появилась няня и не принялась на них кричать. Тогда они, обиженные, вышли на улицу и сели на ступеньки веранды, свесив ноги и болтая ими в воздухе.         — Я так рада, что ты пришёл, — улыбаясь и глядя перед собой горящими от радости глазами, сказала девочка. — Обычно никто не приводит детей.         — Мою няню уволили, а другую пока ещё не нашли, — объяснил мальчик, — вот поэтому мама и взяла меня с собой.         — А почему её уволили?         — Няню?         — Ну не маму же.         — Я…        Мальчик замешался.         — Что? Что? — она ухватилась за его плечо. — Расскажи!         — Это секрет.         — Я никому не расскажу! Честно-честно, мы ведь друзья!         — Друзья? — переспросил он как-то совсем нерадостно.         — Да. Друзья. У меня больше нет друзей. Я всегда дома, меня не выпускают гулять, где я захочу. И поэтому у меня не получается подружиться с кем-нибудь. Но вот появился ты! Ты пришёл, чтобы у меня, наконец, появился настоящий друг.         — Я пришёл, потому что мама меня взяла с собой.         — Значит, мама взяла тебя сюда, чтобы ты познакомился со мной, как ты не поймёшь!         — Друзья, значит?         — Конечно, друзья! — она радостно его обняла. — Пойдём! Я знаю место, где никто нас не услышит. Там ты сможешь мне рассказать свой секрет.         — Ладно, — встал он со ступенек и протянул её руку: — Вставай.        Девочка взялась за его руку, и на её лице засияла радостная улыбка. Ей так редко протягивали руку, ей, кажется, вообще никогда раньше руку не протягивали. А тут появился он, и всё изменил. Она встала, оправила своё белое платье и, не отпуская руки мальчика, повела его за собой. Они обошли дом, вышли в сад, и девочка указала рукой на беседку, увитую розой.         — Та-дам! Мы пришли!        Она вбежала в беседку и зажгла лампу, висевшую над столиком. Сладко пахло розами. К лампочке почти сразу же прилетел серый мотылёк. Он принялся летать вокруг лампочки, отбрасывая на детей свою большую тень.         — Рассказывай, тут нас никто не найдёт.         — Я не люблю няню, она всегда очень груба со мной и…         — Моя тоже! — девочка хлопнула ладошками по столу. — Когда она расчёсывает мои волосы, она всегда нарочно делает мне больно!         — Тогда ты меня поймёшь, — выдохнул мальчик и заговорил тихо: — Я играл в комнате родителей, и нашёл в маминой шкатулке очень красивую подвеску. Я забрал её, а потом, мама решила, что её украла няня. И я не стал ничего говорить, хотя подвеска лежала у меня в кармане.        Его глаза вдруг округлились, он сунул руку в карман тёмно-коричневых шорт и извлёк оттуда красивую подвеску. На ней весел прозрачный камень с дырой внутри. Даже при тусклом освещении камень искрился и отбрасывал на стол радужные полосы.         — Собачий бог! — сказала девочка радостно.         — Что?         — Камни с дырками так называют, — пояснила она. — Это вода проточила дыру в камне!         — Это алмаз.         — И что?         — Вода в алмазе дыру не проделает.         — А время проделает, — махнула рукой девочка и спросила: — И ты не вернёшь его маме?         — Нет. Она не должна знать, что это я его забрал, иначе няню вернут. И она будет ещё злее. Она никогда меня не любила.         — Можно я его примерю? — и, не дожидаясь ответа, девочка надела на себя подвеску с алмазом. — Ну как?         — Красиво. Очень красиво. Знаешь что?         — Что?         — Я могу тебе подарить этот камень, если ты пообещаешь, что спрячешь его как следует.         — Навсегда спрятать?         — Да.         — Но ведь тогда я не смогу его носить!        Вид у неё был очень грустный, мальчик даже решил, что она собирается заплакать.         — Ладно, можешь его носить, но только когда…        Он задумался. Когда что?         — Ты сможешь надеть его, когда станешь взрослой.         — Насколько взрослой?         — В восемнадцать лет ты будешь взрослой. Это очень нескоро. К тому времени обо всём уже забудут.         — Спасибо! — она обняла его, а потом отпустила.        Девочка с важным видом сняла с шеи украшение и сжала его в ладошке.         — Мне тоже нужно тебе что-нибудь рассказать, чтобы всё было честно. Но я ничего такого не делала.         — Совсем-совсем?         — Совсем-совсем. Прости.         — Нет, это хорошо. Я неправильно поступил. Ты так никогда не делай.         — Нет, прости меня. Это так нечестно: ты отдал мне этот камень, открыл секрет, а я не дала тебе ничего.         — Ты подружилась со мной, — мальчик говорил это смущённо и от этого казался очень милым. — Ты мой первый друг. Пообещай мне, что мы ещё увидимся.         — Обещаю, — без промедления сказала девочка.        В детстве все мы разбрасываемся клятвами слишком легко. И все мы в детстве так редко их выполняем. Но это нормально, дети слишком малы, чтобы понимать, как тяжело бывает порой сдержать своё обещания.         — Знаешь, а мне кажется, что если бы мы будем дружить, то всё будет просто замечательно, — сказала девочка, сияя ярче любого алмаза. — Если мы были бы всегда рядом, то не одна злая няня не была бы нам страшна!         — Да! Знаешь, а мне кажется, что если мы будем дружить, то все няни станут добрыми.        Причинно-следственных связей в суждении этих детей не было. Но разве детям нужны причинно-следственные связи?         — Да, именно это я и чувствую!        Девочка действительно чувствовала то же, что и мальчик. Они были слишком малы, чтобы облачить в слова свои чувства. Они вдруг поняли, что им обязательно нужно ладить и держаться вместе. Вместе они будут обладать гораздо большей силой, чем обладают по-отдельности. Вместе они бы смогли сделать мир таким, каким ему давно уже пора стать. Главное только ладить и помогать друг другу.        На улице послышались голоса. Гости высыпались наружу через парадные двери.         — Ой! Сегодня будет салют! Ты знал? — спросила девочка, сжав в руке алмаз.         — Нет.         — Побежали! Пока все будут смотреть на небо, мы сможем спрятать камень! У меня в комнате есть тайник, о котором никто точно не знает, побежали!        И она, выключив свет в беседке, побежала к задней двери по зелёному стриженому газону. Мальчик следовал за ней. Они вбежали по лестнице из красного дерева на второй этаж и закрылись в комнате девочки.         — Помоги мне!        Дети с большим трудом отодвинули письменный стол. Девочка опустилась на колени и подняла паркетную доску. Под ней была ниша, в которой лежали фотография её родителей и маленький розовый блокнотик. Подвеска с алмазным собачим богом опустилась на фотографию её родителей, и девочка положила паркетную доску на место.         — Вот и всё, — улыбнулась она мальчику. — Теперь никто ничего не узнает. Я достану его, когда мне исполнится восемнадцать, как и обещала.        Они передвинули стол на место, и в этот момент за окном сверкнули красно-зелёные вспышки салюта. Девочка смотрела не в окно, девочка смотрела на лицо своего нового друга. Это лицо кажется таким добрым, таким хорошим и таким… красивым. Особенно в свете салюта.         — Друзья навсегда? — она протянула ему мизинец.         — Друзья навсегда, — протянул он мизинец ей в ответ.        Они переплели пальцы и стояли так в темноте, наблюдая через окно за салютом. Мальчик старался не улыбаться, его смущало, что он держится за руку с девочкой, но не улыбаться он не мог. А девочка даже и не думала скрывать свою улыбку. Она широко улыбалась, показывая тем самым, что недавно у неё выпал очередной молочный зуб. Она была счастлива, это был самый лучший приём из всех, которые когда-либо устраивали её родители. Более того, ей казалось, что это самый лучший момент во всей её жизни. Она хотела бы держать этого мальчика за мизинец вечно, она хотела бы вечно стоять в тёмной детской и смотреть, как в небе расцветают прекрасными цветами вспышки салюта и как потом они рассыпаются сотнями падающих звёзд. Девочка была счастлива, по-настоящему счастлива, а не так, как на все её Дни рождения, которые она проводила среди подарков, но не среди друзей или хотя бы родителей.        Салют закончился, небо снова стало тёмным, и девочка сказала:         — Пойдём к взрослым. Нас, наверное, уже ищут.        И их, правда, искали. Точнее, не их двоих, а одного только мальчика. Он подбежал к своей маме, а девочка осталась стоять на веранде среди оживлённых и впечатлённых салютом гостей.         — Мы уезжаем, — сказала мальчику его мама. — Иди и попрощайся с подругой.         — Уезжаем так рано? Можно мы с ней ещё немного поиграем?         — Нет, пора ехать.         — Мам, ну пожалуйста! Ещё один час, всего один час! — заупрямился он.         — Нет, — сухо ответила его мама, — пора возвращаться домой.        Он выглядел очень расстроенным. Мальчик с опущенной головой подошёл к девочке.         — Ты уезжаешь, — она сразу же это поняла.         — Да.         — Это ничего, это не страшно. Ты ведь приедешь ещё?         — Конечно. Мы же теперь друзья.         — Друзья! — она набросилась на мальчика и схватила его в свои объятья. — Я очень-преочень рада, что ты приехал сегодня, чтобы стать моим другом!        И они стояли, обнявшись, пока мама мальчика не позвала сына по имени. И девочка осталась стоять одна. Она махала ему вслед, а его уводила за руку мама, и он постоянно оглядывался и улыбался ей так радостно, так счастливо, так искренне.        В тот вечер её платье снимала мама, а не няня. Мама, а не няня, расчёсывала её волосы. Девочка молчала и улыбалась. Её мама расчёсывала ей волосы совсем не так, как это делала няня, мама будто по голове её гладила. Только расчёской. Девочка очень устала, поэтому она уснула сразу же, как только легла в свою постель.        Она ещё ничего в своей жизни так сильно не ждала, как следующего визита гостей. К нему она готовилась особенно тщательно. Она придумала, о чём расскажет мальчику, она спланировала, во что они будут играть и какие места в доме она ему покажет. Девочка даже специально сбегала в оранжерею, чтобы сорвать там самый красивый цветок и вложить его в волосы.        Когда стемнело, начали съезжаться гости. Маленькая девочка стояла на веранде, облокотившись на проём в виде арки, и поджидала мальчика. Гостей приехало много, она со всеми здоровалась, принимала их комплименты, но не сводила с тропинки, ведущей к дому, глаз. Где же он? Где же его мама?        Девочка очень любила его маму. Его мама была почти такой же красивой, как её собственная. Только мамы их были очень разными. У её мамы были чёрные короткие волосы, а у мамы мальчика были светлые волосы до плеч, завитые в пышные локоны. Её мама носила платья тёмных цветов, а мама мальчика всегда надевала либо голубые, либо зелёные.        В тот вечер мальчик так и не приехал. И ни в один из последующих вечеров он не приехал тоже. Родители не объясняли ей почему. Они не рассказывали, что семья мальчика обанкротилась, что общение с его семьей им теперь не нужно. Да и разве это могла бы понять маленькая девочка?        Они больше никогда не виделись. В своё восемнадцатилетие она достала из тайника подвеску с алмазом и надела её на тонкую, изящную шею. Она праздновала день рождения с друзьями (на самом деле, они не были её друзьями), потому что этого от неё требовало положение. Но в итоге она сбежала из клуба и пошла домой пешком. Она и не подумала, что всё-таки опасно гулять ночью по городу с алмазом на шее. Но никто её не тронул. Всякий раз, когда она надевала это украшение, с ней всё было хорошо. Алмаз, подаренный ей мальчиком, имя которого она уже не могла вспомнить, стал для неё чем-то вроде оберега. Она верила, что этот камень защищает её. Но ещё он навевает тоску. Он напоминает о её первом друге. Он напоминает о её первом и последнем друге.        Они так и не встретились. Они так и не сделали этот мир лучше. Но она до сих пор верила, что если бы они были вместе, если бы они ладили, если бы они открылись друг другу, всё в мире наладилось бы обязательно. Она всё ещё в это верила.        Девушка присела на пустое место и стала смотреть через окно на самолёт, взмывающий в небо. На её шее весел алмаз. Правда, она повесила его на обычную чёрную ленту. Всё-таки очень рискованно ходить с алмазом на шее. А теперь, когда он висит не на золотой цепочки, а на обычной ленте никому и в голову не придёт, что на её шее висит самый что ни на есть настоящий алмаз.        Девушке было скучно и грустно. Грустно, наверное, ей было именно из-за того, что она скучала. Ей бы сейчас поговорить с кем-то, занять себя чем-то интересным. Зал ожидания, как ему и полагается, был полон ожидания. Девушка, например, ждала, когда случится что-нибудь интересное.         — Можно вас сфотографировать? — перед скучающей девушкой стояла женщина, которая была старше её лет на пять.        Женщина, заметив, как девушка растерялась, улыбнулась и объяснила:         — Я фотографирую всё, что считаю красивым.         — Да, конечно, почему бы и нет, — девушка пожала плечами и посмотрела в объектив.        Она не показала того, что рада такому неожиданному предложению. Сделав несколько снимков, женщина присела на соседнее с девушкой место.         — У тебя очень красивый кулон, — сказала женщина, и по ней видно было, что она любит заговаривать с незнакомцами, может быть, это даже её хобби. — Совсем как настоящий алмаз.         — Это и есть настоящей алмаз.         — Да? Наверное, очень дорогой?         — Мне он не стоил ничего кроме разбитого сердца.         — Оу, — растерялась женщина и замолчала.         — Нет, ничего. Я могу об этом говорить. Мне уже не больно, прошло много времени с тех пор, как…        И девушка рассказала женщине свою историю. Она рассказала про злую прислугу, про мальчика со светлыми глазами и добрым лицом. Она всё рассказала незнакомой женщине, потому что ей казалось, что они с ней уже где-то встречались. Более того, девушке казалось, что она этой женщине когда-то помогла. И, может быть, поэтому девушке хотелось как-нибудь помочь ей сейчас, как-нибудь помочь ей снова.         — И ты уже не надеешься, что вы когда-нибудь встретитесь? — поинтересовалась женщина.         — Нет. Я живу дальше. Это было так давно. Это больше ничего не значит.         — Вот как, — женщина опустила руки на колени и посмотрела в окно.         — А вы? — спросила девушка.         — Что я?         — Кто вы?         — О! — женщина приложила ко лбу тонкие пальцы с выкрашенными в нежно-голубой цвет ногтями. — Забыла представиться! Надежда. Я Надежда Ортин, и я, наконец-то, покидаю эту страну навсегда.         — И почему вы её покидаете?         — Нашла себе прибыльную и интересную работу за границей. Я всегда хотела улететь из страны, и вот, наконец, мне представилась такая возможность. И я рада.         — А что у вас с пальцем? — девушка указала на повязку на пальце Надежды.         — Перед тем, как улететь, я решила, что набью татуировку. Это кольцо. Что-то вроде обручального кольца.         — А где ваш муж?        Ортин горько рассмеялась.         — Я бы тоже очень хотела знать, где мой муж.        Девушка посмотрела на Ортин удивлённо и непонимающе.         — У меня нет мужа. И никогда не было. И кольцо это что-то вроде символа. Мне кажется, что я уже замужем, хотя никто мне кольцо на безымянный палец не надевал. И я не хочу, чтобы надевали: бессмысленный это обычай. Хотя, если так судить, то и набивать татуировку было бессмысленно. Но… мне кажется, что я уже обручена, так что…        Девушка была увлечена рассказом своей неожиданной собеседницы, ей больше не было скучно. Она не чувствовала себя скованно, как это бывает иногда, когда говоришь с совсем незнакомым человеком. Эта девушка вообще никогда не чувствовала себя скованно, ей казалось, будто она уже когда-то встречала всех людей, будто она уже когда-то всем помогала, всех наказывала. И это чувство стирало все рамки вежливости, она говорила со всеми так, будто знала историю каждого, будто с каждым была знакома уже много-много лет.         — И у вас никогда никого не было?         — Был один парень, — Ортин вздохнула. — Очень талантливый художник. И он очень сильно любил меня. А вот я его не любила. Какое-то время мне казалось, что люблю, но я просто запуталась, мне просто надоело быть одной. Но он оказался не тем самым.         — Тем самым? — девушка устроилась поудобнее и повернула голову так, чтобы ничто не отвлекало её от Надежды Ортин.         — Да. Мне кажется, что есть кто-то, кто меня любит. По-настоящему любит. И я люблю его в ответ. Представляю, как глупо это звучит. Взрослая женщина. Но я ничего не могу с этим поделать. Я верю, что где-то есть человек, который меня ищет. И я его тоже ищу. Я верю, что все люди как-то связаны. Вчера я набила две татуировки. Вторая на рёбрах. Там написано «армюр» на французском языке. Это значит «переплетение». Так вот, милая, я верю, что всё в мире переплетено. Особенно люди. Кто-то с кем-то связан едва-едва, а кто-то связан очень сильно. И мне кажется, есть человек, с которым я связана сильнее чем с кем бы то ни было. Но почему-то мы с ним до сих пор не встретились.         — А что если вы ошибаетесь? Ведь если ждать кого-то идеального, то можно всю жизнь прожить одной.         — Я не боюсь прожить жизнь в одиночестве. Я уже поняла, что сама себе неплохая компания. И, поверь, я часто думаю, что ошибаюсь, что всё вокруг — это хаос. Или хаотичная система. Но неважно, мне неважно хаотичный мир или упорядоченный. Даже в хаотичном мире можно столкнуться с тем, кто подходит тебе идеально. Только столкновение это будет случайным, а не предначертанным. Но какая разница, какое столкновение, главное, чтобы оно было.         — Но его нет. А вы продолжаете верить.         — Да. Нельзя сдаваться, никогда нельзя опускать руки. Вдруг мы встретимся завтра? А если я опущу руки сегодня, то нашего завтра уже не будет.         — Глупо это как-то, — честно высказала своё мнение девушка.         — Да. И хорошо. А вдруг в мире всё устроено очень глупо? И именно поэтому человеку так тяжело. Ведь он-то думает, что у всего есть своё предназначение, что во всём обязательно должен скрываться смысл. А всё на самом деле оказывается не так, на самом деле всё очень и очень глупо. И именно поэтому дуракам жить проще и приятнее, чем умным. Они ведь не пытаются углядеть во всём связь, найти во всём смысл.         — Любопытная мысль.         — Весьма, — кивнула Ортин, а потом, отвернувшись, спросила: — А ты что об этом думаешь?        Девушка приложила к алмазу руку и закрыла глаза. Из-за её странного чёрного плаща со звёздной изнанкой, из-за красной помады и тёмных волос она напоминала немного ведьму. Очень симпатичную и молоденькую ведьму.        Она думала. Хочется ли ей переубедить женщину? Или же ей хочется согласиться и подтолкнуть Надежду в её странных идеях, в её странных поисках? Когда девушка была маленькой, она верила, что от её решения зависит всё. Сейчас ей всё ещё так казалось. Она думала, что может влиять на жизни всех, кто с ней свяжется. И, знаете, она была права. Она очень часто, чаще, чем обычный человек, меняла ход событий для остальных людей.         — Что я об этом думаю? — переспросила девушка, открыв глаза и убрав руку с алмаза на груди. — Я думаю, что пора с этим прекращать. Вы так долго ждали — ничего не случилось. Вы так долго искали — никого не нашли. Из-за вас пострадал какой-то талантливый художник, из-за вас и ваших чудных идей. И знаете что?! — у девушки вдруг на глаза выступили слёзы. — Если вы правы, если все мы друг с другом связаны, если есть те, с кем мы связаны особенно близко, то для меня таким человеком был тот мальчик из детства! А он не приехал! Он исчез, он не искал меня! Он, наверное, даже не помнит обо мне! Нет никакого армюра! Это выдуманное слово, выдуманное!        Девушка замолчала и вытерла выступившие на глаза слёзы. Она давно не плакала. Сейчас она не плакала тоже, но была на грани. Но она не заплачет. В мире нет ничего такого, что могло бы заставить ей заплакать. Она сильная. Да, она сильная! Скорее она заставит мир плакать, чем наоборот. И она заставит. Если мир хоть как-то посягнётся на её жизнь, если он хоть как-то посягнётся на её спокойную и размеренную жизнь, девушка его дотла выжжет, она разрушит его, она будет крушить всё, что попадётся ей под руку.         — Он был моим первым другом. Он обещал, что мы будем вместе. А потом исчез. Я понимаю, что мы были детьми, что он, может быть, не мог меня найти. Он, наверное, даже не помнит, что сделал. Он заставил меня надеяться на счастье, а потом исчез. Ушёл и не вернулся. А ведь я ждала. Каждый вечер, который устраивали родители, я ждала его прихода. Я, как и вы, верила, что он всё-таки придёт, потому что… да потому что мы обязательно должны были быть вместе. Но он всё испортил. Да, я понимаю, что он не виноват, мой мозг это понимает, но поди объясни это сердцу. Бедное сердце плачет. Теперь, когда я перестала плакать, этим занимается моё сердце, моя душа, если угодно.        Надежда Ортин хотела взбодрить как-то девушку, но не находила подходящих слов. Кроме того Надежда скептически, как бы со стороны, посмотрела на саму себя. Ждать свою родственную душу так же глупо, как ждать мальчика, который больше никогда не придёт.         — Я не верю в армюр, — сказала девушка твёрдо, уже без ноток боли в голосе. — Никто ни для кого не создан. Все созданы для себя. Общество не кружевная салфетка, нити не переплетаются. Общество — бессистемный комок ниток, которые случайным образом спуталась в узлы. И это естественно, что человек хочет видеть что-то прекрасное, что-то гармоничное. Это нормально, потому что настоящий мир не такой. Настоящий мир не такой красивый, как нам всем хотелось бы. В настоящем мире я так и не стала другом тому мальчику, в настоящем мире вы так и не встретили свою родственную душу. И не мне заставлять вас смотреть на мир так, как должно. Хотите смотреть на мир через розовые очки — смотрите. Это дело сугубо индивидуальное. Каждый видит, что хочет видеть. И каждый прав, и все неправы.        Надежда Ортин всё ещё молчала. Теперь утешать девушку не нужно было. Ортин хотелось возразить, сказать что-нибудь в защиту своему слепому следованию зову сердца, но она опять-таки не находила слов. Когда дело касается предчувствий, когда дело касается души, очень сложно подобраться слова так, чтобы они действительно смогли хоть что-то описать.        Надежда была растеряна. Она понимала, что слова девушки в любом случае будут звучать убедительнее, чем её собственные слова. Она понимала, что со стороны её вообще могут счесть за безумную. Она давно уже сама относилась к себе, как к сумасшедшей. Наверняка, у неё какая-то лёгкая форма редкого психического заболевания. Иначе и быть не может.         — А если бы мальчик вернулся, если бы вы продолжили общение и вы стали бы настоящими друзьями, что бы ты говорила тогда? — спросила Надежда, заглянув в чёрные глаза девушки.        Чёрные дыры. В них даже засосать может.         — Если бы он вернулся, то и ты бы встретила свою родственную душу, — ответила девушка, перейдя, наконец, на ты.         — Тогда мне вдвойне жаль, что он так и не появился.         — А мне жаль столько раз, сколько людей на земле. Ведь если всё-таки армюр есть, то этот мальчишка сделал несчастными каждого на этой планете. Главный злодей здесь он.        Раздалось очередное сообщение об очередном рейсе. Это был рейс Надежды Ортин. Нужно идти.         — Мне пора, — встала Надежда с места. — Очень рада, что мы поговорили. Надеюсь, всё-таки ты встретишься когда-нибудь с парнем, который был тем самым мальчиком.         — Сомневаюсь, — вздохнула девушка и сказала: — Тем не менее, рада была познакомиться.         — Ну, прощай, — махнула ей Ортин и направилась к эскалатору.        Надежда Ортин казалось спокойной, Надежда Ортин казалась уверенной. Но внутри у неё бушевал шторм. Как так? Армюра нет и мир — клубок ниток? И почему слова незнакомой девушки так задели её? И как звали эту девушку? Она ведь даже не спросила, как зовут незнакомку!        Но Ортин переживала совсем не из-за того, что забыла узнать имя девушки. Она переживала, потому что боялась, что девушка оказалась права. Что если она никогда его не встретит? Что если ей не нужно ждать? Вдруг она как пёс, который ждёт погибшего хозяина? Он ждёт, потому что не знает, что хозяин уже никогда не придёт. Вдруг и она чего-то о жизни не знает? Вдруг пора прекратить эти поиски?        Надежда Ортин ушла, а девушка осталась сидеть на том же месте, где и сидела. Она не ждала своего рейса. Она не собиралась даже кого-то встречать. Ей просто нравилось находиться в здании аэропорта, ей нравились большие окна во всю стену и самолёты, которые взмывали в небо за этими окнами. Она приходила в аэропорт, как на работу. Нет, не так. Она приходила в аэропорт, как домой.        Здесь всегда было многолюдно, а она не любила толпы, но её к ним притягивало словно магнитом. Почему-то она жила с таким чувством, будто на всей планете кроме неё нет ни одного человека, будто она живёт на пустой планете, в пустом городе. И поэтому ей так хотелось увидеть вокруг толпу людей. Ей нужно было увидеть толпу, чтобы убедиться, что мир не пустой, что на планете есть и другие люди тоже.        Но всё же даже в зале ожидания, где всегда было много людей, где лица постоянно менялись, она чувствовала себя маленькой девочкой в пустом городе.