***
На протяжении последних двух-трёх лет почему-то все полагали, что главным претендентом на моё сердце является Рональд Уизли. Разумеется, мне не было совершенно никакого дела до этих слухов. Мало ли какие пересуды окружают меня? Первостепенным для меня всегда была учёба. Разумеется, подобное отношение к учёбе не могло не отталкивать от меня людей, но я к этому уже привыкла ещё до Хогвартса. Никто не хочет дружить с зазнайкой и зубрилой только если это не будет приносить определённую пользу. Мне до сих пор стыдно вспоминать, что в том зеркале Еиналеж я увидела себя в окружении друзей, но, судя по всему, я осуществила то желание, найдя себе друзей… Почему-то мне кажется, что когда я думаю на тему, более-менее близкую к любовной, то мигом теряю своё умение концентрироваться на одной мысли, прыгаю с одной на другой в отчаянной попытке найти хоть какую-нибудь повествовательную канву. Я считаю, что для меня, Гермионы Грейнджер, это крайне нетипично. Честно признаюсь, мне порой гораздо проще написать эссе о повествовательной логике профессора Бинса, чем описать собственные чувства и переживания. Но одно я могу сказать точно — Рональд Уизли ни за что и никогда не мог бы стать моим парнем. Кажется, эти пересуды первыми затеяла то ли Джинни, то ли Лаванда с Парвати. Да уж, эти две соседки по общежитию явно не дадут мне заскучать! На первых курсах мне они докучали своими, как мне тогда казалось, «глупыми девичьими разговорами», в которых они обсуждали что угодно, но не учёбу, но затем мы смогли проникнуться друг к другу взаимной симпатией. С третьего курса я порой сама становилась невольным участником их разговоров, и всякий раз пыталась дистанцироваться от них, но иногда это не получалось. И, кажется, тогда-то впервые за всю мою сознательную жизнь у меня и спросили, кто мне нравится из парней. Это была середина третьего курса как раз перед рождественскими каникулами. Я сидела у камина в гостиной и писала домашнюю работу по магловедению, а они сидели чуть в сторонке и болтали. Тогда я пользовалась маховиком времени, поэтому чувствовала себя ужасно, и, к своему стыду, с нетерпением ждала, когда в этой чехарде со временем наметится краткий перерыв на пару недель. Вместо того, чтобы оставить меня в покое, Лаванда и Парвати подошли ко мне и в лоб спросили: — Гермиона, тебе же нравится кто-нибудь? — сначала ко мне обратилась Парвати. Я была тогда чертовски уставшей, и первой мыслей было запустить ей в лоб чернильницу, но вместо этого стала скрипеть пером с ещё большим остервенением, будто скрип помог бы мне избежать ненужных разговоров. — Разве это не Рон? — продолжала допрос Лаванда. Девушки сели рядом со мной, похоже, рассчитывая на долгий и конструктивный разговор. Теперь-то я понимаю, что Рон Лаванде начал нравиться уже тогда, но на третьем курсе как-то ещё рано, как мне кажется, думать о всякого рода любовной чепухе. — Нет, не он, — проворчала я. — И вообще, не мешайте… пожалуйста, — я нашла в себе силы быть вежливой. — Да ладно тебе строить из себя книжного червя, тебе тоже надо порой отдыхать, — Парвати уже было собиралась по-дружески похлопать меня по плечу, но вовремя одумалась. Неужели я тогда выглядела такой озлобленной, что стала бы кидаться на людей с кулаками? — Парни — не отдых, а ответственность, — вспомнила я одно из нравоучений матери. Она меня иногда предупреждает в письмах, чтобы я была осторожна в отношениях с противоположным полом и с умом выбирала себе «будущего жениха». Почему-то моей маме казалось, что третий курс — самое время для начала подобных разговоров. — Да какая ещё ответственность? — рассмеялась Лаванда. — Тебе лично достаточно на кого-нибудь посмотреть томным взглядом, и парни сами готовы всё за тебя делать! Это парни должны ради нас стараться, а не мы — ради них! Просто наслаждайся жизнью! Тут я не выдержала. Я дописала до точки, отложила перо, а затем посмотрела на Лаванду. Я догадываюсь, что выглядела совершенно неважно, но, может, мой больной внешний вид добавит внушения в то, что я хотела тогда сказать: — Слушай, Лаванда, по-моему, ты совершенно не понимаешь, на каких принципах строятся межличностные отношения, — тут я с досадой признала, что подружки всё-таки добились своего, и я оказалась вовлечена в их разговор не как пассивный участник. — Дело не в том, что кто-то кем-то должен пользоваться, а на абсолютно полном доверии друг к другу, а так же на том, что каждый из влюблённых должен питать друг к другу тёплые чувства. Это не должны быть какая-то обжигающая страсть, это должна быть искренняя, ничем не рушимая преданность. Каждый из пары должен трудиться на общее благо. Разумеется, можно друг друга баловать подарками, но не это главное. Главное — чувство плеча, а так же то тёплое чувство, которое разливается внутри, когда находишься с любимым человеком… Тут я иссякла, а затем почувствовала, как мои щёки горят от стыда. Я же почти слово в слово пересказала тот глупый любовный роман про двух встречающихся школьников, который я читаю время от времени по ночам. Совершенно глупая история, в которой нет места даже какому-либо сквозному сюжету, одно лишь рафинированное, наполненное соплями бытописание, но именно этим оно меня и привлекает. Почему-то оно мне напоминает те сказки о принцессах, драконах и рыцарях, которые мама мне читала на ночь. Конечно, из них я очень быстро выросла, но, похоже, как бы я ни отрицала, во мне всё ещё жила та наивная первокурсница, которая увидела отражение себя в окружении друзей. — От кого-кого, но от тебя я такого не ожидала услышать, — Лаванда опешила. — Так серьёзно об этом говоришь, почти как взрослая… — восхищалась Парвати. Как мне подумалось, именно тогда я и стала их подругой. У меня закралось подозрение, что весь этот разговор они затеяли, чтобы подразнить меня, но у них ничего не вышло. Или вышло? Сложный вопрос. Однако как оказалось, несмотря на ту тираду, которую я только что выпалила, это не уберегло меня от главной темы допроса: — Так что у тебя с Роном? — вернулась к началу разговора Лаванда. — Он мой друг, и вряд ли что-то заставит меня с ним когда-либо встречаться, — сказала я и демонстративно вернулась к эссе, намекая, что больше не желаю слышать какие-либо вопросы. — Бедняжка… — пожалела кого-то Парвати, а затем я поняла, о ком шла речь. — Ведь он был твоим фанатом с первых дней в Хогвартсе… — Я за него очень рада, — брякнула я, не подумав. Я уже переключила своё внимание на задание, поэтому говорила первое, что приходит в голову. — Бедняжка… ему только что отказали… — всплакнула Лаванда. Как я потом поняла, совершенно притворно. Возможно, в глубине души она ликовала, что Рон оказался свободен. Хотя, как я помню, она с ним на протяжении последующих двух годов обучения общалась крайне мало, но я откуда-то точно знала, что она в него влюбилась. Так что не так с Роном, если подумать? На самом деле, плюсов у него немного, а минусы… Самыми глупыми чертами его характера являются ревность и зависть. Конечно, всё это объясняется наличием у него лучших, чем он, братьев, а так же талантливой и популярной младшей сестры. На их фоне он откровенно теряется. Его, пожалуй, можно разве что назвать преданным, но вот только пока что не было такой возможности, чтобы эта черта его характера была нужна… Конечно, я могу себе представить, откуда растут ноги у подобных слухов. Я частенько спорю с Роном, и согласно известной поговорке, «милые бранятся — только тешатся», поэтому некоторые провели несложные умственные вычисления и пришли к умопомрачительному выводу: «ссорятся — значит, любят друг друга». Ладно, не буду ни в ком ни в чём разубеждать. В конце концов, не моё это дело. До тех пор, пока Рон мне откровенно не начнёт докучать, я буду просто закрывать на всё это глаза. Конечно, ещё можно спросить, а симпатичный ли он? Вряд ли. Он начинает вырастать в долговязого и нескладного парня, и через пару лет того и гляди вырастет в настоящего верзилу, и ничего от невинного первокурсника, который сидел со мной и Невиллом в поезде первого сентября, не останется. Смешной? О да, он умеет попадать в глупые ситуации. Хорошее ли у него чувство юмора? Если не подражает Фреду и Джорджу, но интересные шутки у него проскакивают. Талантливый? Вроде нет. Так есть ли в нём что-то хорошее? И почему я вообще так много времени убила на мысли о Роне?..***
Почему-то я боялась, что наши отношения с Полумной рассыплются как карточный домик из магловских карт сразу же после рождественских каникул. Почему-то мне казалось, что из-за… как бы выразиться? Из-за, наверное, того, что мы обе девушки, и нас мало что связывает помимо долгой дружбы, у нас ничего не получится. На каникулах я много думала о том, что же произошло в тот вечер. Вряд ли это было результатом того, что мы что-то покушали у Слизнорта и случайно выпили какого-нибудь афродизиака, я тогда и маковой росинки в рот не взяла, не до того было. Я готова была даже поверить в нарглов, которые находились в той омеле лишь бы как-то оправдать перед собой то, что тогда произошло. И тогда мне вспоминался разговор годичной давности с профессором МакГонагалл. Тогда я просто спросила у ней, можно ли идти на бал с девушкой как с лучшей подругой, на что получила тогда неожиданно туманный и, чего уж греха таить, странный ответ, выраженный в искреннем беспокойстве о моей личной жизни. Теперь, когда я вспомнила его, то поразилась проницательности нашего декана, хотя никогда не сомневалась в том, что она — удивительная женщина. Она тогда действительно, возможно, слишком много накрутила на себя, но теперь поняла, что она угадала все мои чувства и переживания, которые я теперь испытываю. Многие из них помогла мне разрешить Джинни, но сомнения ещё остаются. На чём строятся наши отношения с Полумной, если это вообще можно назвать отношениями? Я считаю её интересным и неординарным собеседником, но это было бы крайне однобокой точкой зрения. Конечно, мне приятно видеть, что мечтательность, наивность всё ещё имеют место быть в мире, поэтому это вызывает у меня инстинктивное желание ограждать её от бед. Когда мы гуляли перед каникулами, мы открыли друг другу наши сердца. Я поняла, что отношусь к ней как к младшей сестрёнке, а она — как к матери. Конечно, между нами разница всего в год, поэтому мне невероятно трудно представить себя в качестве её мамы (вот как старшую сестру — пожалуйста), но, с другой стороны, если рассматривать это не как проблему того «кто как кого видит», а «кто что в ком ищет», то выходит, что Полумне нужна мудрая наставница по жизни, а мне — наивное существо, вызывающее естественное желание оберегать. Именно это и вызывало у меня главные сомнения. Мне казалось, что на жалости и необходимости отношения долго существовать не могут. Как я однажды говорила, главное — это безграничная преданность, чувство локтя, солидарность, а так же тепло нахождения с любимым человеком. В той глупой романтической истории так всё было. Был он, обычный британской школьник, была она, такая же обычная школьница, и они просто встречались: ходили в кафе, делали вместе домашнюю работу, гуляли в парке с друзьями — короче, делали всё то, что принято делать. И когда мы с Полумной открыли друг другу наши чувства, я начала перечитывать эту книжку. Там ведь тоже началось всё с глупости, а закончилось нерушимой любовью. Но ведь то был всего лишь роман о любви. То, что имеет место в мире литературы, не всегда находит отображения в подлунном мире. Так я считала до тех пор, пока Полумна не вернулась после каникул. Мы встретились на платформе девять и три четверти, когда садились в поезд, но из-за того, что должность старосты обязывает дежурить по вагонам даже сейчас, нам пришлось расстаться. Лишь под конец путешествия мне удалось вырваться, и я с превеликим удовольствием села в купе, где сидели Джинни и Полумна. Скоро к нам присоединился и Невилл, так что у нас не удалось поговорить по душам. Нам удалось оказаться наедине лишь на следующий день после обеда, когда закончились все первые уроки в школе. Я снова предложила Полумне прогуляться, и на этот раз она решила погулять вдоль Чёрного озера. — Скажи, Гермиона, нам же вместе хорошо? — я поняла, что когда Полумна спросила у меня такое, то на её лице вместо вечной апатии было настоящее живое выражении лица, свойственное… девушке, которая чувствует себя самой счастливой на планете. — Да, — я чуть было не сказала «наверное», но это бы точно оставило неизгладимый след в наших отношениях. — Но… — Полумна испытующе на меня посмотрела. — Знаешь, Полумна, ты выглядишь такой естественной со мной. Ведь ты всегда на людях витаешь в облаках, обсуждаешь необычные вещи… Со мной ты так себя не ведёшь… — И это тебя настораживает? — мне показалось, или Луна расстроилась? — Нет, меня это наоборот, радует! — сказала я то, что было чистой правдой. — Мне действительно очень нравится, что ты доверяешь мне. Я… Я не имею права говорить, что понимаю тебя. У меня все родители живы, но я догадываюсь, как тебе тяжело было открывать сердце кому-либо незнакомому после смерти мамы, — я увидела в глазах Полумны счастье, что кто-то смог её понять. — И теперь, когда… когда у тебя есть я, — я запнулась, так как говорила смущающие вещи, — ты боишься, что я отвернусь от тебя, когда увижу тебя настоящую… Не бойся, я не оставлю тебя. Я ведь… я ведь тебе полностью доверяю… Дальше говорить я не смогла, потому что окончательно смутилась. Если я и дальше продолжу говорить столь романтические вещи, со мной случится что-то нехорошее. Но Полумна выручила меня. Она обхватила мою руку и прижалась ко мне. Этим она сказала больше, чем тысячей слов. После этого я поняла, что наши чувства друг к другу совершенно искренни. И тогда началось то, о чём я читала в той глупой, но красивой и романтичной книжке: странные будние дни, наполненные мелочами жизни.***
И теперь это всё разрушилось. Я летела вниз. Первые секунды полета я была объята ужасом, а затем голос разума в моей голове прокричал: «Ты волшебница или кто?» Попыталась взять себя в руки, дотронулась концом палочки до своего бока, прошептала заклинание, и в следующий миг стала легче пёрышка, и мой стремительный полёт сменился на медленное паренье. Заклинание уменьшения веса, конечно, опасно использовать на людях, но либо это, либо мадам Помфри придётся собирать меня по костям, а с высоты четвёртого этажа от меня вряд ли бы что-то осталось. В Хогвартсе такие высокие этажи, что четвёртый этаж — это высота невысокого многоэтажного дома маглов. В худшем случает в больничном крыле меня придётся откачивать от этого заклинания, а не восстанавливать по кусочкам. Кажется, внизу я слышала панические крики. Оно и не удивительно: сначала учителя ни с того ни с сего начали всех загонять по гостиным, затем вспышки заклинаний, в том числе и ужасные зелёные, а теперь падающая с неба школьница. Но пока что я летела вниз и думала… А затем я очнулась на чьих-то руках. Оказалось, что меня поймал Эрни МакМиллан, староста Пуффендуя и просто славный парень. Тот смутился, а затем поставил меня на ноги. — Спасибо, Эрни, — я искренне улыбнулась ему, а затем осмотрелась. Я умудрилась долететь до самого первого этажа и угодила в толпу пуффендуйцев, которых вела их декан профессор Стебль. — Всегда пожалуйста, — улыбнулся Эрни. Я дотронулась до себя палочкой и сняла с себя заклинание уменьшения веса. Вроде обошлось без последствий. — Профессор Стебль, позвольте мне поговорить с мисс Гермионой Грейнджер? — порой его помпезность меня веселит. — Да, думаю, если ты на минуту отвлечёшься, ничего не случится, — согласилась учительница по травологии. Сверху раздался ещё один взрыв, и сверху с оглушительным грохотом упало несколько картин и десяток килограмм камней. Наверху началась настоящая битва. — Хотя беру свои слова обратно, лучше поспешить. — Гермиона, можешь пойти с нами, — предложила Ханна Аббот, однокурсница Эрни, староста Пуффендуя от девушек. — Если ты опасаешься идти до своей гостиной, можешь переждать в нашей, мы будем рады гостям! — Спасибо, Ханна, но мне надо к моим друзьям, — я была искренне благодарна за это предложение… но… — Я не могу вот так оставить свой факультет в беде! Я понимаю, что они предложили помощь, потому что беспокоились обо мне, но было бы малодушно прятаться у них, поэтому я побежала к лестницам, буквально перешагивая через целые лестничные марши. Я уже начала увидеть наверху многих наших учителей, которые присоединились к битве с Пожирателями. Кажется, начали даже появляться члены Ордена Феникса. Но где Дамблдор?.. И ответ на свой вопрос я узнала, когда была на пятом этаже. Откуда ни возьмись раздался громогласный голос, принадлежавший, без сомнения, Корнелиусу Фаджу: — Альбус Персиваль Вульфирк Брайан Дамблдор! Вы обвиняетесь в пособничестве Тому-Кого-Нельзя-Называть, а так же в подготовке антиправительственных демонстраций!.. Дальше я не слушала. Наверное, все в том замке сейчас застыли в ужасе, не понимая, что происходит. Неужели министерство магии и Пожиратели Смерти объединились?.. Естественно, одновременное нападение и Пожирателей, и министерства ни в коем случае не является совпадением. Это была операция, направленная против Хогвартса и всех её обитателей. — Гермиона! — столь знакомый и любимый голос вырвал меня из раздумий, и почти сразу кто-то с белоснежными волосами бросился мне на шею. — Полумна, ты в порядке!.. — я была искренне рада увидеть её. — Ч-что ты здесь делаешь? Здесь небезопасно! Тем временем Фадж зачитывал обвинение Альбусу, но я его не слушала. И без него понятно, что всё происходящее — фарс. — Я тебя искала вообще-то… — Полумна посмотрела мне в глаза, и я увидела, что она плакала. — Как ты могла так упасть?.. Я думала… — Я бы не разбилась, — я тепло улыбнулась подруге, даже не подумав о том, когда это она успела увидеть моё падение. — Меня бы спасли… Внизу оказались пуффендуйцы… Но спасибо, что беспокоилась обо мне… Пошли, Полумна, я отведу тебя в гостиную Когтеврана, — сказала я, но тут я столкнулась с выражением лица, которого доселе никогда не видела у Полумны — стальная решимость. — Нет, Гермиона, ты пойдёшь в свою гостиную со мной, — сказала когтевранка. — Не обсуждается. До моей гостиницы идти слишком далеко. Я не хочу, чтобы ты ещё сильнее рисковала… Я растерялась, не зная, что ответить ей… — Надеюсь, тебя в нашей гостиной встретят как дорогую гостью, — я улыбнулась, а затем Полумна отпустила меня, и мы побежали по лестницам дальше. — Где Пожиратели? — Наши учителя и члены Ордена Феникса заблокировали их на шестом этаже, — объясняла Полумна. — Но кое-кому удалось прорваться… Я прокралась к тебе мимо них и мимоходом услышала, что им нужно на четвёртый этаж в какой-то коридор… Я не знаю, что им там нужно, но я знаю, что прорвался только Снегг! — сказала Полумна. — Его нужно остановить, — моментально решила я. — Он один, а нас двое, — я достала зачарованный галлеон, коснулась его, и на ребре появилась другая надпись: «Я в порядке. Поймайте Снегга, он опаснее всего». Я ждала, что Полумна будет мне перечить, но она согласилась с моей идеей. Я даже удивилась, ведь ожидала от ученицы Когтеврана, факультета, славного своими разумными студентами, возражения против моего плана. Мы спустились на этаж ниже. И через некоторое время перед нами замелькала знакомая чёрная спина бывшего преподавателя зельеварения. Я без раздумий махнула палочкой, мысленно произнесла заклинание «Экспеллиармус», но Снегг не только отбил его, но и контратаковал. Последнее, что я помню, это то, как нас унесло каким-то порывом воздуха или силы в ближайший кабинет, и мы во что-то врезались…***
Я очнулась в каком-то кабинете, который явно давно не использовался. Я тут же вспомнила, что нас атаковал Снегг… но не чувствовала боли. Только… я не могла ничем пошевелить!.. Я покрутила головой, а затем обнаружила Снегга, склонившегося над Полумной. Она была связана, как и я. — Не дёргайтесь, мисс Грейнджер, — прошипел Северус. — Если хотите выздороветь, то лежите неподвижно. Вспыхнувшая во мне злоба погасла в пучине недоумения. С чего бы предателю и Пожирателю Смерти помогать мне и Полумне? — Учтите, мисс Грейнджер, моя воля, я бы с вами тут не нянчился, — продолжил говорить Снегг. — Это приказания профессора Дамблдора, они не обсуждаются. И не смотрите на меня так. Уж такую зануду и всезнайку как вас он точно должен был посвятить в план, — я решила пока не перебивать Северуса. Не в том я была положении, чтобы перечить ему или идти наперекор ему. — Вижу, что не посвятил. Кстати, вы мудро решили послушать меня. — Ч-что происходит?.. — я всё-таки решила задать ради приличия хотя бы один вопрос. — Воскрешение Тёмного Лорда, как и планировал профессор Дамблдор, — хладнокровно ответил Северус Снегг. — Директор решил не тянуть с этим… Вы хотите спросить, почему же сейчас, а не год спустя? Видите ли, директор опасается, что через год Тёмный Лорд ни за что бы не стал убивать Поттера, опасаясь за свою жизнь. Сейчас нужно дать Тёмному Лорду полную уверенность, что преимущество на его стороне. — Но ведь… — я начинала понимать весь ужас этого плана. — Это же целый год террора! — И без вас знаю, Грейнджер, — рявкнул Снегг. — Но нам нужна абсолютная уверенность в нашей победе над Тёмным Лордом, тем более что его приспешники уже в этом году начали активно оккупировать министерство. Надеюсь, вы слышали, какие обвинения выдвинул этот идиот Фадж. Он теперь находится под заклинанием Империус и подчиняется Люциусу, этому скользкому змею. — И что же будет происходить весь этот год? — я не унималась. — Неужели вы даже бороться не будете с Волд… — Не смей называть его имя!.. — мне показалось, или Снегг сейчас чуть не выругался? — На это имя теперь наложено Табу, и всякий, кто помянет его всуе, будет покаран. Если вы так хотите похвалиться своей силой, называйте его Томом, но его так может называть только директор… — Так кто вы, профессор Снегг? На чьей вы стороне? — А ты как думаешь? — фыркнул Северус. — Я целый год работал под прикрытием, чтобы обеспечить успех предприятия по воскрешению Тёмного Лорда, снабжал директора необходимыми сведениями… А теперь рассказываю одной любопытной малявке, что творится в мире… — он взмахнул палочкой, а затем поднялся и посмотрел на меня. — Конечно, мы будем бороться. Нам нужно будет убедиться, что Тёмный Лорд потеряет бдительность, и тогда мы нанесём решительный удар… Но сначала нам нужно дождаться Поттера… Уж про его-то силу вам рассказали? — я кивнула. — Уже хорошо. — И что же мы будем делать весь этот год? — спросила я. — Что будет с нами, со школой, с Эйлин? Северус пронзил меня своим самым пристальным взглядом, когда я упомянула её дочь, но он всё же ответил: — За школу и Эйлин не беспокойтесь. Новый директор сделает всё возможное, чтобы обезопасить учеников от Тёмного Лорда, а её я переведу на домашнее обучение. А что касается вас, мисс Грейнджер, то вам придётся на время уйти из магического мира, — я ахнула. — Вы слишком много знаете, и поэтому вам небезопасно здесь находится. Мисс Лавгуд, думаю, тоже надо будет затеряться среди маглов. — Вы хотите сказать, что я добровольно просижу год вдали ото всего, что будет происходить? — рассердилась я. — За кого вы меня вообще держите? — За глупую всезнайку, которая никак не может понять, что нужно для всеобщего блага, а что — нет! — рассердился Северус. — Как только Тёмный Лорд обретёт тело, он первым делом начнёт охоту за всеми ближайшими соратниками Дамблдора, и вы станете одной из первейших целей. Вы знаете слишком много секретов… А теперь… — Снегг наставил на меня свою последнюю палочку, и последнее, что я услышала, было заклинание «Обливиэйт».