Anhedonia

— Малой, учись, — Даня пытается отобрать мышку, но Рома не желает подпускать этого психа к почти завершенной партии в сапера. — Отвянь, — вяло сопротивляется он, вздрагивая, когда чужие пальцы накрывают его руку. — Просрешь же, Дань. — Да помолчи ты, лопоухий, — хохочет Ишутин, не смущенный мрачным взглядом имперца. Команды давно разошлись, но Роме домой идти не хотелось, в арене хотя бы никто не дергал, пока не приперся Данил. Можно было спокойно попивать кофе, устроившись в углу, за своим любимым компьютером, которому только не хватало ярлычка с именем хозяина. — Достал уже, старый хрен, — буркает он, выдергивая руку из хватки. — Играй сам. Торопливо встает, неуклюже задевая плечом растерянного парня, который пожимает плечами на взгляды окружающих, расталкиваемых взбешенным Резолем. Игры всегда оканчиваются непониманием. — Ром, ты чего? — отвязаться от товарища нереально, поэтому Рома резко разворачивается, сталкиваясь нос к носу с Даней. — Заткнись, — шипит он, одним указательным пальцем пригвождая Данила к стене. — Просто заткнись. Ты заебал вечно орать на меня, это тебе ясно? Ишутин медленно кивает. Почему он все время был рядом, когда настроение было самое хуевое и хотелось просто запинать кого-то, обвинив во всех грехах? Это из-за тебя койлы мимо, Денди. И руну украли не вовремя. И куру срезали, когда в ней был долгожданный ботл. Все неудачи сегодняшнего дня бились в голове, одна глупее другой. И из-за стиков, что не прожаты в бою, сейчас под атакой ни в чем не виновная жертва, глядящая в пол. Понурый и покорный вид, словно и не было его жизнерадостной глупости, которая ужасно раздражала, но давала надежду. Вроде бы и неплохо все. Проиграна всего-то одна игра. А сколько он проиграл? Трясущими пальцами Рома цепляет заросший подбородок Дани, заставляя того смотреть в глаза. Повзрослел, он и сам знает, что вправе называть «малым», не зря же растил эту смешную щетину, неприятно колючую и придающую парню еще немного внешнего сумасшествия. Ярость, которая несла Рому по темному коридору, лопнула, оставляя после себя только чувство вины, от него невозможно избавиться из-за Данила. Он обиженно сопит, снова разглядывая свои кроссовки. Не хочется прояснять ситуацию, снова искать оправдание своему поведению. Но замирает время, позволяя продлить секундное прикосновение к руке Дани. — Почему ты не можешь просто исчезнуть? — простонал Рома, утыкаясь лицом в линялую толстовку, уютно пахнущую какой-то стряпней, ощущая, как мягко обнимает он, прижимая к себе посильнее. А Данил всегда оставался, когда следовало уйти.