Anhedonia

Ты же знаешь, что все меня боялись, я был строгим и грубым, часто задевал людей, только ты был бесстрашен — танцующий на грани с безумием. Я считал, что быть другим невозможно, силу приходилось показывать ежеминутно, я не мог рисковать командой, показывая слабость. Но ею стал ты. И остался сейчас, когда я ловлю твой взгляд, полный живого и искреннего любопытства. Ты как воробей вытягиваешь шею, чтобы разглядеть меня, сидишь в своей хмурой банде за широкими спинами. И мне жаль, что мы не столкнемся больше в бою, потому что ты проиграл. А я хотел бы взять тебя за руку, крепко сжать тонкие пальцы и вывести на сцену. Пусть мои крылья сейчас шире, чем ты мог бы представить — они лучшие, самые сильные и надежные, пусть и дышат хрипло от курева, и не спят ночами, как я требую. Пусть… Все равно моя неуязвимость лишь внешняя непробиваемая стена, которую ты ковыряешь, растаскивая по кирпичикам. Поэтому, Дань, не подходи ко мне, никогда больше, я хочу сохранить свою силу. Не может быть такого, что моя решимость угасает при виде тонкой фигурки и копны русых волос, запах которых я запомнил, наверное, на всю жизнь. Ты не преклонился сейчас, да и никогда не преклонялся, насмешливо советуя мне снять корону. Мне хотелось ударить тебя, потому что я был слабее внутри, только физическая сила делала меня уверенным рядом с тобой. Совсем немного. *** В коридоре он неосторожно приближается ко мне, протягивая руку. Под внимательными взглядами окружающих, мне приходится принять рукопожатие, я стараюсь сжать ладонь как можно сильнее, но в глазах его нет боли, только шальные искры. — Клемент! — орет мне в спину кто-то из стаффа, когда я хватаю за капюшон ржущего Даню и тащу его по коридору, а он и не упирается, делая шутку из неловкой ситуации. Отшвыриваю его от себя, он врезается в стену спиной, обижено вскидывая брови. Я не хочу к нему прикасаться, но он сам порывисто делает шаг и мне приходится толкнуть его обратно. — Не связывайся со мной, — я стараюсь говорить как можно холоднее, но угроза в голосе фальшивая и Данил чувствует это, широко и глупо улыбаясь. Он не должен быть препятствием между мной и победой, всего-то мешающий камень на извилистом пути, который я смахиваю в бездну. Я не осторожен, а он становится неподъемно тяжелым, когда близко. Убрать его с дороги не получается. Я опускаю руки, готовые толкнуть его снова, потому что пальцы на миг нащупали выпирающие ключицы, и я не смог показать силу. Безумные огромные глаза умоляют о чем-то, я же молчу, сжимая кулаки сильнее, когда он касается моей щеки. Несмотря на то, что времена изменились, он все такой же странный и голову набок наклоняет так резко, что я дергаюсь на это движение. — А то что? — он закатывает глаза, складывает руки на груди и выглядит внезапно сердитым. Я не могу сдержать улыбку, глядя на это представление. — Просто держись подальше, хорошо? — тихо говорю я, кладя руку на его плечо и подтягивая Даню к себе. — Подальше, — убито бормочет он, опуская глаза на секунду, но тут же поднимая их. — Иначе… — я наклоняюсь к его уху, замирая в нерешительности. Слова, которые я хотел патетично выдать, придуманные заранее оскорбления, — все это растворилось. Я смог лишь закрыть глаза, когда он вцепился в мою шею, прижимаясь ко мне дрожащим телом, словно я мог стать его спасителем. — Дань, отпусти, — требую я, пытаясь выпутаться из цепких объятий. Он остается за моей спиной, я ухожу торопливо, почти бегу. Не понимаю, как оказываюсь на улице, и кто протягивает мне сигареты. И совсем страшно и холодно становится, когда Данил с перекошенным от злости лицом идет ко мне, расталкивая китайцев. Безумный. — Хрен тебе, — выплевывает он, выбивая из моих ослабевших пальцев зажженную сигарету, и встает рядом, плечом к плечу со мной, хмуро оглядываясь. Слишком близко.