.Extreme.

Но выпить не получилось. Пока Стас накрывал поляну, я тупо уснул на его диване, завернувшись в пушистый плед с рисунком чёрных цветов на золотом фоне. Всегда любил эту тряпку, она мне кажется какой-то… кричащей о неком таинстве. Странно, наверное. Просто ассоциации. Не больше. Утром проснулся от аромата кофе, что паром из чашки ломился мне в нос. — С добрым или злым? — усмехнулся Ригин. — Ещё не понял, — вяло отозвался я, потягиваясь. Тело ломило, всю ночь проспал в одной позе, всё затекло, устал, словно и не отдыхал вовсе. Почему-то снился Вася, почему-то я убегал, где-то падал, что-то падало на меня. В голове мешанина воспоминаний. Жесть. Глотнул кофе, пытаясь продрать глаза. — Мне взять отгул? — усмехнулся Стас, сосредоточенно рассматривая меня и протягивая мне вазу с печеньем. Вообще-то, Стасу нужно работать. Вообще-то, мне не нужна нянька. Вообще-то, в отношении Ригина у меня точно есть совесть. Поэтому… — Угу, — кивнул я, — мне всё ещё надо кое-что в хате проверить, — зевнул, отвечая. На что Ригин усмехнулся. Ну да, вчера мы тоже ехали кое-что посмотреть, а в результате сделали в стене лишнее отверстие. — Тогда я в твоём распоряжении, — расплылся в улыбке Стас. — Спасибо, — вновь вяло кивнул я и понял, что умру без немедленного душа. Быстрый завтрак, медленные сборы (потому что Стас созванивался с кем-то с работы, я не вслушивался), и через полтора часа мы на месте. Открыл дверь. Тишина. Медленно прошлись по помещению — никого. Странно. Я даже над дырой в полу потупил. Но нет, Вася слинял куда-то. Что ж, может, оно и к лучшему? — Ну и? — усмехнулся Стас, испытывающе глядя на меня. — Что смотрим сегодня? — подмигнул он мне. — Кладовку, — несчастно выдохнул я. Ну, просто не думаю, что в ней будет нечто интересное. Но для себя я решил, что во чтобы то ни стало, но осмотрю квартиру полностью. Это уже не банальное любопытство, это — спортивный интерес. В коридоре. В углу. Там, подальше, к кухне. Где-то между комнатой и ванной, за кусками вновь дерзко накатанных на стену типа обоев, притулилась дверь. Игорь про неё что-то говорил. Что-то о том, что туда нет смысла заглядывать. Что-то о том, что там ничего нет. Ну, интересно же. Дойдя по барахольнику, наткнулся на цельнометаллическое покрытие, что пряталось за мусором, обоями и фанерой — грудой хлама от пола до потолка. Ногой раскидал халоймас и дёрнул за круглую ручку на себя. Открыл. Трахаются. Закрыл. Потупил. Ага. Открыл. Трахаются. Закрыл. Захотел покурить. Горячо, хоть и странно в таком отношении. Открыл. Сука, всё ещё ебутся. Два кота. Точнее кот и кошка, но я бы не поставил на точность их половой принадлежности. Развалились, твари, на полу. На махровом, до фига пыльном, с глубоким ворсом ковре. Шпилятся по полной. Орут, шипя в наслаждении. Подставляются друг другу. И так крутятся, и эдак, кусаются, мурлычат, задирают хвосты, ими же сплетаясь, и фрикции, фрикции бёдрами — туда-сюда-обратно. Аж завидно стало. — Ого, — восхищённо выдохнул Стас. А у меня волосы на затылке зашевелились, такой пошлый тон. — Во дают, — хрипло прокомментировал мне в затылок Стас. Да уж. Весьма порнографичная сцена. Не думал, что животные могут так завести людской взор. Но факт. И от этого: и горячо, и противно. И Стас, зараза, рядом. Такой заинтересованный, тоже дышит через раз, удивлён и заворожён представшей картиной. И мне бы развернуться, мне бы сказать ему, мне бы… Да не так, не здесь! Ну, блять, не при кошках же! — Да уж, — киваю, соглашаясь, и не верю в то, что я, сука, возбудился. Чёрт! А коты наяривают, быстрее, острее и круче. Не обращая на нас внимания. Нижний выгибается сильнее в спине, припадая брюхом к полу, чуть запрокидывает голову, жмуря глаза. Весь дрожит, трясётся, вот-вот кончит. Да, я сам щас кончу! — Мяууууу… — Кофе есть? Аж подпрыгнул, вжимаясь в Стаса боком, чуть не на руки к нему с испугу залез. Хоспади! Вася, ёпта тебя по башке стальной битой. — Не-а, — садняще, выдохнули хором с Ригиным. — Мудак! А сердце-то шалит. А кошки-то продолжают. И не понять, от чего больше внутри тремор и сухость во рту. — Вась? — крикнул я в коридор. — Чё? — тут же рыкнул бомж. Бомж — слишком громкое слово для такого шикарного мужика. Я не засматриваюсь, я его не рассматриваю, как объект интереса. Просто… с эстетической точки зрения. — Тут кошки… — ржу я идиотом. Это нервное! — Живые? — задыхаясь, алчно, громко выкрикнул Василий. Чёрт, снова ржу. Стас мне вторит. — Да, — выдавил из себя Ригин. У него тоже нервы? — Лови живо! — хриплый приказ. — Будет мне ужин, — и аж сглотнул громко. — Да они… — прыснул я в плечо Ригина, — как бы и не убегают… — А чё делают? — подобрался голосом бомж, весь в ожидании чуда, блин. — Трахаются! — крикнули мы со Стасом хором. — Много? — рявкнул Вася, чуть ли не задыхаясь от восторга. Бля, только групповухи из пушистых мне тут не хватает. Я бы сразу. На месте. Кончился. Как личность. Со Стасом чуть ли не воем. А кошки шипят, кошки движутся, мяукают, фыркают, когтями дерут мягкое на полу. Цепляются, поводят бёдрами, выгибаются и чуть ли не кричат в экстазе. — Две, — громко хрюкаю. В штанах, пиздец, как жмёт, и это… Я даже не знаю, как именно мне на всё реагировать. — Какого цвета? — судя по звуку, Вася уже облизывается. — Чёрный и рыжий, — вякает Стас, закусывая губу, пока глаза жадно облизывают два фыркающих тельца. Ё-моё! — Рыжего давай! — требует бомж. — Зачем? — кричит Стас Васе, хватаясь дрожащей рукой за косяк, чтобы не согнуться от хохота. — На светлой шкуре легче блох увидеть, — как само собой разумеющееся произносит недоуменно Вася. — Лечить собрался? — крякаю в ответ. Меня уже откровенно ведёт. — Нет, я брезгливый! — грозно гавкает бомж. Всё-таки складываюсь со смеху пополам. Кошки меня вынесли, Вася добил логичностью. А животинки творят невероятное и мой… интерес не… падает, тварь. — Так дашь? — выскуливает просительно Вася. А у меня в голове щёлкает, как-то это «дашь» в мозгу не так звучит. — Нет, — ржёт конём Ригин. — Мудак! По фиг. Не до Васи сейчас. Тут бы мозгом не тронуться. Стас так и прижимает меня к себе (ловил меня от падения в судорогах гомерического припадка). Я так и возбуждён. Об него стараюсь не тереться. Вот ещё не хватало признаваться, пусть и без слов, что мы извращуги. Хотя… Нет, ну реально, ведь такое крутое порево, пусть и кошачье. Отлипаю от Ригина, мотая головой, чтобы сосредоточиться. Пытливо пытаюсь не смотреть на знойный дотрах самца самки (или кто кого там?), рассматривая обстановку. Ну… Наверное, то, что мы со Стасом такие… не, как все, — это нормально. Нет, на фоне того, что я вижу — мы точно нормальные. Ваще обычные. Это, блять, чё? Квартира бывшего крезанутого-маньяка-дегенерата-фаната-техасской-бензопилы-и-пилы-в-частности? Как бы вообще странно тут обозревать ковёр (глаза б мои его не видели, потому что кошки всё ещё не свалили в туман!). Причём ковёр мягкий, глубокого коричневого цвета (чтобы грязь не было видно?) по всей площади помещения лежит. Прямо напротив… батарея. Вау! Причём батарея рабочая, судя по тому, что в помещении сухо и тепло. На ней висит полотенце — старое, но всё-таки. Над батареей… сетка. Рабица. Ржавая, пыльная, стрёмная. На неё прикручены такие же старые и такие же ржавые: пилы, молотки, крюки, ножи, болты, железки, цепи, леска, разводной ключ, вороток, калибровочные ключи, гаечные, выколотки, пассатижи, бокорезы, плоскогубцы, зубило, ножовки, надфили, напильники, домкрат, тиски… это газовая горелка, мать вашу? На двадцать литров? А чё так скромно-то? Захотелось отшатнуться от этой стены пыток. Но всё же продолжил исследовать взглядом дальнейшую часть кладовой. Стас присвистнул у меня за спиной и щёлкнул выключателем — на стене справа. Пафосно. Вспыхнули три свечи. Натуральными-языками-пламени. Ого! Так, а это уже Стокером попахивает, ага. На потолке полуразвалившийся, явно не без человеческой подачи, — профнастил. Висит себе, отваливаясь то тут, то там, подмигивая отблесками пламени на рифлёных боках, заляпанных… (судя по запаху, что стойко держится в помещении) солидолом. Стены без обоев, страшные, облезлые, с облупившейся краской. С какими-то стрёмными подтёками. Справа стоит… полбочки с металлической раковиной сверху, типа бочка-тумба. Над умывальником из зеркала торчит топор. Но зеркало целое, значит, так и задумывалось… по дизайну. Сколько же дизайнеру заплатили за вывих фантазии? Два крана тянутся прямо из стены, над умывальником. Потянулся, подставил руку, потекло — вода чистая, прозрачная, разных температур. Вообще странно. Слева… унитаз. Нормальный такой, целый. В красной краске. Я надеюсь, что это краска. Прямо перед фарфоровым пони стоит… Как бы мне не лечь? Со смеху! Автомат с туалетной бумагой. Только фишка в том, что нужно кинуть монетку, нажать на кнопочку, видимо, опустить верхний рычаг с набалдашником в виде знака «Бакс», для того, чтобы открылось окошко к доступу к изделию для санитарно-гигиенических целей. Нормально, блин! Я реально удивлён. Хотя… странно удивляться тому, что бумага платная при том, что унитаз в кладовке. Над которым, кстати, висит коса. И набор опасных бритв с весьма искусно выполненными ручками — рисунок запылился, не рассмотреть деталей, но всё же. Между унитазом и батареей стоит… сейф. Оп-па, нежданчик. Стас тоже его заметил. Он молча отодвинул меня в сторону, перешагнул через явно виагройдных котов (судя по звукам — это уже пятый круг, и это только при нас) и подошёл к стальному шкафу. — Тут замок кодовый. Навороченный, — сказал мне Ригин и потыкал в кнопки. Тот пискнул отказом. Сейф. Навороченный. Не старый. Впаянный в стены и в пол. Прибитый. Приклеенный. Вообще весь какой-то нереальный. Забодалось стоять в стороне, поэтому я тоже включился в процесс взлома. Подёргали ручку. Не открыть. Сняли со стены приборы. Не открыть. Присмотрелись. Кто-то тоже пытался вломить эту стальную дуру. Корпус весь исцарапан, помят, изгрызен железом. Интересно, что внутри? Может, за ним Игорь и приходил? Его хотел проверить? Сейф явно не вскрыть, не вынести. Ничего. Вопрос на миллион — чем он ценен? — Думаешь, там что-то важное? — прокричал я Стасу, пытаясь переорать оргазм котов. Господи, я сейчас сам ковёр тут прожгу. Пришлось вернуться к косяку, тут безопаснее. Для внутреннего равновесия. — Хах, Дим, не говори чепухи, — вернулся ко мне Ригин. — Думаешь, исходя из общего состояния квартиры, да и вообще, в целом, стал бы кто-то сдавать помещение левым людям с сейфом, в котором нечто важное лежит? — логично рассудил Стас. — Ты прав, — согласился я с другом. — Может, пойдём? Меня эти коты убивают, — прорычал Стас, и я понял, что не один я завёлся на них. — Хахаха, — пошли. Вася вновь пропал, а я попрощаться хотел. Нет, мне реально интересно, куда он постоянно линяет? Где он умудрился привести себя в порядок? Почему он всё ещё здесь? Есть же центры помощи тем, кто в этом нуждается, волонтёры всякие и так далее. И нах ему сдался я, если у парня явно ко мне как такового интереса нет? И дело не в том, что он не пытается вешаться на меня. По нему видно. По тому, как Вася смотрит, как дышит рядом, как просто присутствует в нашем общении. Он… словно на фоне, а не полноценно занят диалогом. И только переступил порог квартиры, как услышал перезвон струн под твёрдой рукой, откуда-то из-под пола тянуло, сквозило мелодией. Её несло из дыры в полу, издалека, словно из-за стены, но снизу. Замер. Прислушался. Красивая, какая-то далеко-знакомая мелодия. Голос. Боже. От него прошило насквозь, не думал, что люди могут ТАК петь…       «Откупили ресторан бо-амжи,       Началась у них крутая жи-изнь,       Им никто не сможет помеша-ать       Со столов бутылки собира-ать.       Ска-ажи мне, бомж:       Где твой насе-ест?       Скажи мне бо-омж:       Где мой подъе-езд?!       Понаехали в Москву бо-амжи,       Потому что стало негде жи-ить,       Им никто не сможет помеша-ать       Оставаться на ночь зимова-ать.       Зайди в мой шка-аф…       Зайди ко мне-е…       Скажи мне «Га-ав»,       Не говори «Бе-Е!».       Ты мой кузе-ен,       Я твой СОСЕ-ЕД,       Ты, старый хрен,       Не выключил СВЕ-ЕТ!» В общем-то. Мы. Ржали. Тихо пуская слюни со смеху, давясь громкими хрюками, и держались друг за друга со Стасом, тупо вися на плечах, фыркая в шеи. Блять, ну Вася жжёт. Красивый у него голос, и слух есть, и песня со смыслом. Сразу захотелось к нему подойти и кинуть пару купюр высокого достоинства в… шляпу\коробку\чехол от гитары. Обалдеть. — Пошли, — тихо сказал Стас, дёргая меня на себя, чтобы я уже вышел на клетку. — Угу, — отозвался с грустной улыбкой. Вася ведь хороший человек. Что же ему так в жизни-то не повезло? И помочь нет возможности. Не потому что «никак» (выход есть из любой ситуации), а потому что «не примет» (когда у тебя нет ничего материально, цепляешься за гордость, это единственное, что остаётся с нами всегда). Вышли с Ригиным из дома, дошли до машины и спокойно покатили к нему. «Выпить-то» никто не отменял. Коллекторы снова и снова звонят, а я вновь отключаю телефон. Надоели. Ну сколько можно? Дома у Стаса всё как и всегда — изыскано, вычурно, слишком много всего и сразу, буйство красок, количество статуэток\ваз\ещё-чёрт-знает-чего — давит замкнутостью пространства. Но здесь спокойно, потому что, с другой стороны, захламлённость помещения создаёт эффект интровертированности, скрытности, свободы в «клетке», как бы глупо это не звучало. Дом моральных и физических противоречий в лёгкости бытия. — Душ? — спросил Стас. — Да, — пошёл по давно выученному маршруту. — Кофе с коньяком? — крикнул мне в спину друг. — Ага, — вялое согласие. Душ помог словить бодряк. Хорошо. Пока я пил успокоительное под никотин (редко курю, только когда употребляю спиртное), Стас тоже освежился. Его изумрудная пижама парню шла, оттеняя его светло-зелёные глаза. — Значит, подкатываешь? — хмыкнул. — Два года? — спокойно уточнил я, на что Стас подавился кофе. А надоело ходить кругами. Изводить себя. Пытать его. — Да, — с вызовом ответил Ригин, встречая мой твёрдый взгляд без опаски. — Что-то незаметно, — сказал, делая глоток. Продирает глотку. Отлично. — Как умею, — неожиданно огрызнулся Стас, что меня позабавило. Не умеет он признаваться в своих ошибках. Ну и пусть, это тоже хорошее качество, на мой взгляд. — Вот, как надо, — азартно прошипел я, вставая из-за стола и в шаг оказываясь возле друга. Ладонью на затылок — резко и сильно, вплетаясь пальцами в волосы. Захват, заставляя Стаса чуть запрокинуть голову назад, и впиваюсь губами в его чуть приоткрытый от неудобной позы рот. Мычит, вздрагивает, громко втягивает воздух ноздрями, начиная сорвано дрожать. Прохожусь языком по языку, ласкаю, напираю — горячо, мокро, сильно. Отвечает. Пульсирует под кожей. Вскакивает с места, обнимая меня в ответ — не разрываем губ. Это невозможно. Тянется, трепещет, перехватывает инициативу, делая слияние губ совсем пошлым, но таким чудовищно классным. Жмусь, трусь об него, тихо мычу, закрыв глаза, и хватаюсь за плечи, толкаясь языком сильнее, глубже, ярче… — Мммм… — громко отзывается Ригин. — Я люблю тебя, суку, с колледжа люблю, — бормочу ему в губы, резко разорвав поцелуй, всё ещё демонстрируя «как надо». — Н-нет, — выдыхая, — не с колледжа. Я же говорил, два года, — бормочет он, едва-едва касаясь губами моего лица. Легко, просто, безумно нежно. — Я про себя говорю. Я тебя с колледжа люблю, — почти выстанываю. Стаса передёргивает, распахивает глаза и пялится на меня, пытаясь переварить услышанное. — Я… — запинается. — А ты всё с бабами, — игриво-злобно упрекаю парня. — Они сами липли, — заторможенный ответ, остро хмуря брови. Стоит, ловит мои эмоции, рассматривает меня и чуть кусает щёку изнутри. — Мог бы и отказать, — небольно хлопаю раскрытой ладонью по его тощей груди. — Не мог. Тогда пофиг было, где и с кем, а сейчас не хотел тебя чувствами напрягать, — как на духу бормочет Стас, пытая меня своими глазами. Растерянный, тяжко дышит, хочет большего. Я тоже. — Что же напряжного в чувствах? — фыркаю на парня, корча рожу. Вот этих его слов мне не понять. — Они несут ответственность и обязательства, — проникновенно выдыхает Ригин, чуть прикрывая очи. А меня окатывает волной удовольствия, наслаждения, радости. Значит, всё глубоко и сильно, не поверхностно и пусто. То, чего я и желал. — Согласен на серьёзность взаимности, — подаюсь к нему, желая поцелуй. — Я только за, — отвечает в губы, вжимаясь телом в меня. Твою мать. От его губ уносило. Сильно, влажно, тянет под желудком — звенящим вниз. Липко в черепной, до звона, до пекла под кончиками пальцев, до взрыва комет перед предавшими взор глазами. Стону, хватаюсь, беснуюсь в его руках и мычу, продолжая сладкую пытку. Обнимаю руками за плечи, жмусь, трусь, втираюсь в Стаса, шатко телом в тело. Ощущая, осознавая, чувствуя, как пульсирует, как, твою мать, томит в штанах, и от этого швыряет в раздрай. Он входит в меня. Вламывается внутрь — языком, в рот, извиваясь во мне, посылая горячие импульсы по телу. Простреливает под грудной до истерического, надсадного вдоха носом. Плывёт перед глазами, искрами влаги по загривку, вниз, каплями-кристаллами, щекоча и распаляя. Голову ведёт, кружит, срывает с оси. И мне бы упасть, и мне бы распластаться перед его ногами, выстанывая имя «Стас», но держит, не даёт, не позволяет, целует крепче, интенсивнее, насыщая тело эндорфинами. Обнимаю, сильнее прижимаюсь, плотнее, ни миллиметра между нами — лишь бы чувствовать, лишь бы смаковать, лишь бы рисковать потерять рассудок. Стас, как одичал, — в меня и прочь, глубже и ускользает, играется и дразнит, заводит и душит адреналином — проникает, прикусывает, ласкает, нежит и вновь взасос до хлипкого головокружения, криком удовольствия на задворках сознания. Рукой вниз, с затылка по спине, с нажимом, провожу по хребту, по рёбрам, ниже, ниже, ниже, сжимая в ладонях ягодицы. Подталкиваю к себе, вжимаясь пахом. Одежда не мешает, хоть и создаёт заметный дискомфорт, но он лишь оттеняет удовольствие, становясь пикантным дополнением к общим ощущениям. Увеличивает напор, широкими мазками языка вылизывает рот, и трясёт обоих. Как сук трясёт в исступлении, хаотичной дрожью, сводя скулы от наслаждения происходящим. Вещи липнут к спинам, внутреннюю сторону бёдер щекотит, внизу живота тяжелеет, отдаваясь всполохами, прострелами вниз, в член — яростным потоком крови, насыщенным адреналином. Шумит, звенит, волнует всё и вся, мы, как два наэлектризованных, — тянемся друг к другу, утопая в объятьях. И не разорвать, ни за что не разорвать губ, потому что стремление и желание сильнее, потому что жажда ненасытна, потому что мы голодны друг другом. Врывается, вылизывает, трепещет под ладонями, срываясь в дёрганых движениях. Хрипит, прижимаясь, трётся пахом о пах, входя языком в рот — глубже, маняще, мощнее, доводя до исступления. Телом обещая ласку. Плавя влечением меня. Мозг кричит, руки пляшут, замыкаюсь пальцами в волосы, вновь в локоны, до хрипа от судорожных жестов, сильнее и сильнее — прижимая его голову к себе. Хлюпаем слюной, стонет от избытка эмоций, накатывает громким свистом — внутри, под кожей, под мышцами — ослепляющий экстаз. Трусь с нажимом, целуюсь с угрозой — дико, жадно, запальчиво. Толкаюсь языком, ловлю губами его губы, сливаемся, рвёмся в части ликованием, игриво перехватывая инициативу — вновь, и вновь, и вновь. Бёдра сводит катарсис, в действии лупит пульсом в виски, инстинктом в душу. Горячо, влажно, запальчиво, на грани. Целую, целую, целую — толкаюсь глубже, в глотку, тут же проходясь по нёбу, по дёснам, припухшим губам. Трахает, просто ебёт языком, вторгается, скользит в меня. В саму мою суть. Дёргаю за волосы. Рычу, так громко рычу. Кончая в домашние брюки, срываясь, свистяще дыша, надсадно рокоча голосовыми, утыкаясь влажным лбом во вспотевшую шею Стаса. Прикусывает ухо, стонет, движется по инерции, продолжая зависать в наслаждении и восторгом пляски, сотрясаясь телом, ловит оглушающий экстаз. Так и стоим обнявшись. Даже дышать лень. Просто нега. Нега и чистая эйфория под громкий перестук зашкаливших бегом сердец.

Эпилог.

Всё получилось как-то обыденно, что ли. Никакой помпы, фанфар и громких речей. Просто с того вечера я прочно обосновался у Стаса. Он наотрез отказался меня отпускать, а я и не был против. Вот уже месяц вместе живём. Поскольку всё ещё жду суда, то квартира Игоря остаётся за мной, чтобы время от времени туда водить всё новых и новых представителей коллекторства. Писец, сколько же у них выездных, что каждый раз господа взиматели новые приходят? Я пошёл к Ригину на фирму, неофициально, конечно, работаю простым программистом. А почему бы и нет? Айтишников любят, боятся, на них молятся, и график почти свободный, можно, при желании, не вытаскивая задницу из постели, работать. Отлично же, нэ! Зарплата неплохая, без накруток и без блата, мне и этого достаточно. — Стас, Стас, Ста-а-ас, — ору я, влетая в кабинет начальника во время его обеда. — Дим, ты мог бы быть поскромнее? На работе всё-таки? — смеётся Ригин, но тут же мрачнеет, видя расстроенного меня. — На хуй всё, — с рыком плюхаюсь в кресло напротив стола босса. — Я только что из суда, Стас. Они не признали. Ригин, бля, меня не признали банкротом, — сокрушаюсь, опечалено взирая на Стаса. — Тебе же говорили, что этот вариант пятьдесят на пятьдесят, — вздохнул Стас и, подойдя, приобнял меня за плечи, присев на подлокотник кожаного кресла. — Давай я тебе всё-таки в долг дам? — вновь предложил он. — Нет! — ощерился рыком. — Не хочу я так. Так не… то. Я должен сам со всем разобраться, — пытался я отстаивать свою точку зрения. — У тебя огромный долг, — напомнил Стас, цокая языком. Ну не надо надо мной дышать и трястись, я не дитя малое. — Знаю, — со вздохом. — Поэтому план «Б», — гордо ответил я, в упор глядя на Ригина. Стас почему-то вздрогнул, судя по всему — мысленно молясь. — Боюсь спрашивать, что ты задумал, — усмехнулся он. — Так, — хлопнул я в ладоши, — Стас, как нарисовать свидетельство о смерти? — спросил я, нахмурив брови в задумчивости. — Хахаха, может, проще заплатить? — вновь рассмеялся друг. А на шее жилка застучала, заистерила, и глаза остекленели чутка. Но это нормально. Он же знал, на что подписывается, когда положил на меня глаз, всё-таки через многое вместе прошли. — Нет, что должен, я уже заплатил, — активно упорствовал я. — Остальное — не мои проблемы, это банк химичит, — фыркнул в ответ. — Так, как мне всё обтяпать? — состроив моську. Игривости во мне ноль, просто утомился уже. — Нужно, чтобы в «твоей» квартире-бомжатнике нашли неопознаваемый труп, с твоим паспортом в кармане, — пожал плечами Стас, вновь рассудив логически. Точно. Бомжатник. Труп. Документы. А ещё проще ваще никак? — А труп где взять? — задумался я. Нужно ещё новые документы выправлять будет. Ох, морока. — Нарисовать, — фыркнул Стас, припоминая мышь. — Да ну тебя, — рассмеялся и я тоже. — Так где? — капризно-просительно. — В морге, — усмехнулся Ригин, припечатывая меня простотой ответа. Точно. Морг. А я уж было подумал, что кого-то грохнуть придётся. Ну, у Ригина много врагов с его-то бизнесом, можно и прикончить особо назойливого бронтазавра. — Уверен? — чуть скривился я. Мерзко, блин. — Там бездомных тел достаточно. Нужно свежее и пока что неучтённое. Дяди сторожа везде сторожа, за пару шкаликов прикинутся слепыми\глухими\немощными, после того, как сообщат где и что брать, — рассмеялся друг, мотая головой и прикрывая лицо ладонью, намекая жестами на то, что он в шоке от того, на что он подписывается. — Точнее «кого», — исправился Ригин. — Значит, будем типа-красть-а-ля-вывозить, — кивнул я и часто-часто захлопал ресницами, глядя на Стаса. — Пф, ты ненормальный, — посетовал он, беззвучно крича, прикрыв рот ладонью. — Зато со мной нескучно, — скромность в голосе сквозит с застенчивостью. — Да уж, — фыркнул, — нескучно, — пробормотал Стас. — Значит, сегодня идём на дело, — предупредил он и ответил на звонок от зама.