Не друзья

Джен
G
Завершён
125
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
29 страниц, 2 части
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
125 Нравится 33 Отзывы 39 В сборник Скачать

Часть 2

Настройки текста
Примечания:
Он очнулся, лежа на дне открытого флайера. Под ребра упиралось дуло винтовки, руки и ноги были связаны. Хакс попробовал пошевелиться, и чей-то тяжелый черный сапог пнул его в живот. — Лежи смирно. Хакс замер и попробовал оглядеться. Над головой стремительно проносились ветки, ветер сильно шумел — они, видимо, летели невысоко, но очень быстро. Дверца закрыта, у солдата, сидящего рядом с ней, в руках оружие. Еще одна винтовка направлена на него, еще двое вооружены и сидят у других дверей. Даже если чудом удастся доползти до одной из них, вряд ли получится ее выбить. К тому же на такой скорости и связанный, он наверняка сломает шею. Рена Хакс не увидел. Небось отправился беседовать с генералом Органой о возвращении Бена Соло. А может, лежит в соседнем флайере, потому что ему никто не поверил. Хакс бы на их месте не поверил ни единому ренову слову. Как и других офицеров, его готовили к плену. Учили, что делать, если попадешься. Но ни в одной симуляции не удалось передать чудовищной ненависти в глазах сопротивленцев, того, как все внутри цепенеет от приставленной к груди винтовки, того, как сильно, оказывается, хочется жить, когда все уже кончено. Если бы он только успел выстрелить сам. Все равно убьют, только будет еще и больно. А "Финализатор" через пару дней уйдет, им нет резона ждать. Сноук почувствует, что сделал Рен. За ними — за ним — никто не вернется. Даже если не поверят Сноуку, подумают, что рыцарь Рен в состоянии защитить генерала даже лучше, чем штурмовой отряд. Все. Уйти бы достойно, так, чтобы отец гордился, чтобы не было стыдно — не просить их ни о чем, молчать, или наоборот — постараться вывести из себя, чтобы побыстрее пристрелили и все это закончилось. Всегда есть два выхода, и один из них — более приемлемый. До его офицерской чести им тут дела нет, зато наверняка есть до Хоснианской системы. Генерал Органа может поиграть в демократию и устроить честный суд. Результат — что с судом, что без суда — один, но можно потянуть время. А можно не тянуть. Спасать-то его никто не прилетит. Они летели около часа. Хакс закрыл глаза и постарался расслабиться: вряд ли его надолго будут оставлять в покое и кто знает, когда удастся отдохнуть в следующий раз. Но от нервного напряжения и страха ни задремать, ни даже просто успокоиться не получилось, а страшнее всего была неизвестность. Флайер затормозил, резко сбросив скорость. Ударившись об опору сиденья, Хакс подумал, что пилот явно проделал это специально. Его выволокли наружу и вздернули на ноги. Стоять связанным было неудобно, но не так унизительно, как лежать у них под ногами; Хакс как мог, выпрямился и вскинул голову. Из другого флайера вышел Рен. Его не связывали, однако меча у него Хакс не заметил, шел он сам, хоть и под прицелами, держа голову очень прямо. Слишком прямо, как будто боялся увидеть Хакса или посмотреть ему в глаза. Ангар базы Сопротивления выходил на огромный луг. Столько открытого зеленого пространства Хакс раньше видел только на голограммах; если бы его не придерживали, он рискнул бы даже повернуться и рассмотреть получше. Но сопротивленцы вряд ли могли оценить его стремление посмотреть на живую зеленую траву. Сама база вживую и вблизи казалась огромной. Так близко и такими целыми чужих баз Хакс раньше тоже не видел, но разглядывать ее явно было бы непредусмотрительно. Смотреть на траву хоть безопасно. И все же привычно отметил — шесть... восемь... двенадцать эскадрилий, каррак, еще что-то — видно только часть силуэта; справа ангар поменьше, ремонтный, впереди — проход на основную базу, коридоры низкие, уходят под землю... Очень ценные сведения, которые больше никому не пригодятся. А навстречу из этих коридоров выходила генерал Органа. Ее Хакс тоже раньше не видел, только голограммы. Вести переговоры Сопротивление отказывалось, а время, когда осколки Империи договаривались с осколками Альянса, он застал совсем ребенком и помнил только рассказы отца о ней — несгибаемой, не признающей компромиссов и невероятно упрямой. Невысокая и уже немолодая женщина в темном платье застыла перед своими людьми. Обвела их взглядом, едва заметив Хакса. И остановилась на Рене. Она смотрела на него, а он на нее, медленно и тяжело дыша; Хаксу показалось, весь ангар, все, кто там были, замерли и затаили дыхание. Рен сделал шаг, другой ей навстречу и наконец побежал, она стояла неподвижно. Одна за одной опускались нацеленные на него винтовки, а он наконец добежал, рухнул на одно колено и выдохнул — тихо, но так, что слышали все: — Мама, прости. — Бен. Она не плакала, ее лицо будто застыло. Просто смотрела и смотрела на Кайло Рена — Бена Соло — как будто все остальное могло не просто подождать, а ждать сколько понадобится. Ждали все. Жаль, так далеко было до леса или до укрытия, иначе Хакс все же рискнул бы потихоньку заползти в какие-нибудь кусты, выпутаться из веревок и убежать, пока всем не до него. Ну хоть попытаться. Потом генерал Органа выпустила Рена — Соло — и посмотрела на Хакса. Для взгляда глаза в глаза ей приходилось высоко поднимать голову, и Хаксу показалось, что его сверлят насквозь. Она, быть может, умела любить и прощать, но ненавидеть умела не хуже. — Это действительно он? Соло — как ему не идет имя, будто чужое — кивнул. — Да. Генерал Хакс. — Отведите его в блок Б-10. Займемся им чуть позже, сейчас нужно решить с тобой, Бен. Чем и как закончился их разговор, Хакс не узнал — его потащили в Б-10. На лифт, секунда-три-пять, пятый уровень вниз, направо, коридоры серые, как на кораблях. Камеры на дронах скользят под потолком вдоль коридора, на поворотах стоят стационарные. Слепых зон нет. Безнадежно. Все равно безнадежно, просто так отсюда не уйти. Камера в блоке Б-10 была открытого типа, из тех, что закрываются не на двери, а на энергетический щит. Охрана в таких блоках видит каждое движение пленника не через систему контроля, а вживую, лишая даже иллюзии хоть какой-то защищенности. Пленник не остается один ни на секунду: что койка, что уборная — все на виду. Это значит — ты больше не принадлежишь себе. Его обыскали и раздели до нижнего белья. Офицерскую форму один из охранников с наслаждением на лице отпинал в угол, явно жалея, что не может так же отпинать самого Хакса, но, видимо, бить его пока не разрешали. Ноги ему развязали, на руках защелкнули наручники и втолкнули в камеру. С легким гудением поднялся щит. В камере было холодно. Все эти методы Хакс отлично знал: перед тем, как начать работать с человеком, его нужно подготовить. Пусть он замерзнет — не так, чтобы простудился, а так, чтобы ему постоянно было некомфортно. Раздеть его — обнаженный человек чувствует себя неуверенным и униженным. Отобрать даже иллюзию приватности — он будет чувствовать себя беззащитным. Подержать его так — и потом можно начинать расспрашивать. Не будь Хакс уверен, что Хоснианскую систему ему не простят, он попробовал бы заговорить с охранниками. Если у жертвы есть голос, есть имя, если вы вели диалог, будет куда сложнее допрашивать. Этот пункт, правда, он раньше применял только с другой стороны, раздавая инструкции своим ребятам из числа безопасников: никаких контактов с объектом. Этих учили тому же самому, да и межпланетный геноцид они не простят. Пожалуй, до первой беседы у него было несколько часов. Во-первых, генерал Органа собиралась поговорить с сыном, а во-вторых, им нужно было выждать достаточно, чтобы он успел занервничать и проникнуться своим положением. Хакс вытянулся на койке и прикрыл глаза. Ему хотелось вскочить и ходить туда-сюда, адреналин в крови требовал движения, но это означало — показать им свой страх. А этого никак нельзя допустить. Умирать в тридцать с небольшим — рано, конечно. Но не все офицеры смогли прожить даже столько, что уж говорить о простых бойцах. Ты много сделал для своей родины, мысленно повторил он себе, все было не зря. Уже не зря. Один из двух выходов всегда будет менее неприятным. Интересно, — отстраненно подумалось ему, — а Рен с самого начала это планировал? Хотел отдать его Сопротивлению и вел навстречу их отрядам? Или попросту струсил в последний момент? Если изначально — зачем тогда такие сложности? Рен намного сильнее, даже просто физически и не считая Силы: мог оглушить, связать, отобрать передатчик и самому дозваться до сопротивленческого штаба. Незачем было бы шататься по лесу, разжигать костер, тонуть в болоте, укрываться одним плащом. Еще ягоды эти, вместо воды — Хакс помнил их вкус, удивительно живой, куда вкуснее десертов из офицерской столовой, и прикосновение ладоней Рена, когда тот ссыпал их ему в пригоршню. Меч, брошенный по его первой просьбе, — это даже не табельное оружие, это более личное, а ведь отдал же и только потом спросил зачем. Если решил в последний момент... Это больше похоже на правду, но как же не хочется верить. Предательство после того, что им пришлось пережить на двоих, резало куда острее и сильнее. Рен, с его обостренным чувством справедливости, просто не мог так поступить. Кайло Рен — не мог. А Бен Соло? Смешно, но от Рена — Бена Соло — толку сопротивленцам будет не так много. Им нужны технические подробности, нужны координаты, пароли — и ничего этого он не знает. Допуск у него, может, и имелся, но он этим не интересовался — конечно, разве такие низменные материи, как снабжение баз или состав флота, могут быть интересны самому магистру рыцарей Рен? Кроме того, предполагалось, что у него другие задачи, а это все — генеральское дело. Да он ухитрился несколько раз заблудиться на "Финализаторе", когда попал туда впервые, — тогда еще Хакс поймал своих операторов хихикающими у экранов наблюдения, поинтересовался причиной веселья, а дальше пришлось приложить усилия, чтоб не развеселиться самому на глазах у всей смены: Рен, с независимым видом наворачивающий круги по одним и тем же коридорам, выглядел действительно забавно. Хоть это было хорошо: Рен не сдаст. Хакс горько усмехнулся: нашелся один плюс в ситуации, да и тот какой-то нерадостный. Хотя и правда — еще одна возможность выгадать время. Еще немного пожить. Вот генерал Органа огорчится. Не удастся ей остаться в сияющих одеждах героя и все узнать добровольно. Какой удар по репутации. Или не удар, она придумает, как красиво повернуть ситуацию. Хосниан немного мешает ему оставаться рядовым пленным офицером, а ей — развязывает руки. За ним пришли через три смены охраны. За это время Хакс успел подремать, окончательно замерзнуть, поотжиматься от койки и согреться (охрана встрепенулась и смотрела на него все время, пока он не лег обратно) и заодно — прикинуть, как себя вести на первом допросе. Все равно придется импровизировать, но хотя бы начало он продумал, а имея в голове четкий план, ему было спокойнее ждать. Конвой состоял из десяти бойцов. Как будто пришли не за генералом, а за тремя десантниками. Так боятся, что он убежит? Как и куда? Или все-таки есть куда и они боятся не зря? Из тюремных блоков его повели на верхние уровни. Никто с ним не заговаривал, если не считать коротких команд вроде "Стоять" или "Здесь налево". Его никто ни разу не ударил, просто тащили вперед, крепко схватив за руки и подталкивая, если он замедлял шаг. Двое вели его, двое шли впереди, остальные держали его на прицеле. В этом блоке все коридоры тоже оказались под наблюдением: Хакс отметил камеры. Умница их проектировщик, просматривалась местность отлично. И если мало людей — это отлично работает. Как оказалось, в том, что касалось условий разговора с пленными, Сопротивление недалеко ушло от Первого Ордена. Хакса привели в небольшую светлую комнату и пристегнули к стойке, плотно затянув крепления. Металл был холодным и неприятно давил на кожу; Хакс попытался чуть отодвинуться, когда его пристегивали, чтобы было не так туго, но его попытку быстро пресекли. Видно, не он один оказался такой умный. Конвой вышел за дверь, оставив его в одиночестве. Хакс начал считать про себя, складывая секунды в минуты; может, пригодится потом. Может, не пригодится, но так легче ждать неизвестности. Офицеру не пристало бояться допроса — нет у него такого права. Через десять минут вошла генерал Органа с сопровождением: парнишка в халате и перчатках, за которым плыл пыточный дроид — Хакс даже модель узнал, в Ордене делали, — и Рен. Он шел потупившись, нелепо высокий по сравнению с матерью, в непривычно светлой куртке. Органа села на стул, Рен встал за ее спиной, глядя куда-то в угол, мальчик-безопасник с дроидом отошел в сторону и замер, делая вид, что его здесь нет. Хакс молчал, предоставляя им задавать вопросы. Им важны его реакции, так пусть получат поменьше. — Добрый день, — сказала Органа. Она сидела с идеально прямой спиной, такая маленькая — сыну едва ли по пояс. Стальная рука, сжавшая Сопротивление в кулак и сделавшая его из группки недовольных реальной и серьезной угрозой. — Добрый день, генерал, — отозвался Хакс. — Вы... — она на мгновение запнулась. Глаза ее горели так, что если б взглядом можно было убивать, расстрел бы уже не понадобился. — Вы можете повлиять на вашу судьбу. Если будете сотрудничать с нами... — Тогда вы меня не расстреляете? — перебил Хакс. Пальцы Рена стиснули спинку стула. Органа не заметила. — Если вы будете сотрудничать, мы обсудим вашу судьбу. — Не обсудим, — сказал Хакс. Органа встала и обернулась к сыну. — Сможешь прочитать его, Бен? Попробуем решить вопрос гуманно. Он вздрогнул. — Боюсь, что нет. Я плохо владею этой техникой. Он... у него сильная воля и он сопротивляется. Попробую войти в него насильно — сломаю, и мы получим овощ с кашей вместо мозгов. — Хакс, — она снова обернулась к нему, — вы уверены, что не хотите проявить добрую волю? Все, что вам нужно, — позволить Бену считать нужные данные. Мы зачтем это как сотрудничество. — Уверен. Почти тут же он ощутил мягкое прикосновение — не как тогда, на берегу, а почти невесомое. Рен пытался не проломить сопротивление, а войти в контакт. "Убирайтесь, — подумал Хакс как можно четче. — Вон. Из. Моей. Головы". Снова прикосновение. Мягкая просьба. "Не смейте". — Я не могу в него войти, — повторил Рен матери. — Он слишком сильный. Я сломаю. — Жаль. Я не хотела, чтобы до этого дошло. Бен, оставь нас. Рен — нет, Соло, — переводил взгляд с нее на Хакса, но так и не решился ничего сказать. — Иди, Бен, — повторила Органа. Он опять вздрогнул. На мгновение их с Хаксом глаза встретились — и Соло вылетел из комнаты. С тихим металлическим шорохом дверь закрылась. Органа подошла поближе. Она ведь тоже из этой семьи, вспомнил Хакс. Что, если она тоже умеет использовать Силу? — Давайте поговорим. — Давайте, — согласился Хакс. У него уже затекли руки; к тому же тут было ничуть не теплее, чем в камере, а одеться ему не позволили. Хакс подозревал, что даже если Органа распорядится улучшить условия, ее распоряжение забудут или потеряют. У многих в Хоснианской системе жили родные. Органа вздохнула. Ей было нелегко, и Хакс ее прекрасно понимал: на ее месте он бы тоже не мог себя выносить. — Вы не можете не осознавать, что отсюда не выйдете. Но я могу обещать вам не расстрел, а инъекцию. Вы просто уснете. — Без суда? Просто расстрел? В наше просвещенное время? — Как поступаете и вы. Не старайтесь иронизировать, у вас плохо получается. — Не старайтесь меня запугать. — Я вас не пугаю. Вы и сами прекрасно понимаете, что с вами будет. Просто хочу предложить вам самим это изменить. Не ради вас, а ради Бена. — Ну и что вы хотите от меня услышать? — Для начала — координаты ваших баз на рубежах. Состав и численность флота каждой. Как и чем защищена столица. Имена тех, кто входит в ваше правительство. — У вас разведка работает отвратительно, — сказал Хакс. — Я бы всех разжаловал. Это все, что я могу вам сказать, генерал Органа. — Я почему-то так и думала. Льюэн, вам придется поработать. Начните с двадцати процентов, мы не можем позволить себе его потерять. Мне жаль, Хакс, что дело дошло до этого. Вы могли начать сотрудничать раньше. Она вышла, прикрыв за собой дверь. Льюэн подогнал дроида вплотную и надвинул респиратор. — Надумаете говорить — скажете. Он что-то набрал на панели дроида, и тело Хакса прошил разряд — не то электрического импульса, не то еще какого, внезапная, резкая вспышка слепящей боли. Потом еще один. Еще. Ему никогда не доводилось испытывать ничего подобного. Одно дело — знать в теории, как это: импульсы просто раздражали нервные окончания в его теле, посылая в мозг сигналы боли. Очень удобно, если тебе нельзя калечить пленника, но надо, чтобы он измучился, сдался и начал говорить. На четвертом импульсе он, кажется, закричал; собственный голос все равно не был слышен — в ушах стучало, и от боли он с трудом соображал, что происходит. Пятый. Шестой. Промежутки стали чаще, а может, он просто не успевал отдышаться, боль не отпускала и не отпускала. Льюэн спокойно стоял рядом, поглядывая то на него, то на панель. — Не надумали говорить? Жаль. Сами понимаете, мне придется продолжать. Хакс не ответил. Берег дыхание. Снова вспышка. И снова. Так легко прекратить, но один из двух выборов всегда правильней, и у него просто нет права говорить. И снова. И снова. А потом боль ушла, и Льюэн что-то кричал, светил ему в глаза, потом были еще люди — он не отследил ускользающим сознанием, куда его тащили. Что-то вкололи, потом снова светили в глаза — голоса рядом, злые и встревоженные, и еще голос, перепуганный, его хватают за руку, стискивая ладонь, — и снова темно. Хакс очнулся на койке в своей камере. Сколько прошло времени, он так и не смог определить: ребята на охране стояли другие, но сколько могло пройти смен — кто знает. Рядом с его койкой стоял поднос со стаканом. Просто вода. Ну хоть на этом спасибо, подумал он. Руки дрожали, и схватить стакан удалось не с первого раза. Все тело отчаянно ныло при каждом движении, и Хакс решил пока не вставать: нечего доставлять им удовольствие собственной беспомощностью. Не хватало еще растянуться на полу на глазах у охраны, камер и генерала Органы лично. Пока все шло в целом неплохо. Ему удалось продержаться первую сессию. Его не покалечили. Его могли держать и в худших условиях. Хренов Рен мог оказаться поумнее и все разболтать. Вот думать про Рена оказалось даже больнее, чем вспоминать подробности допроса. Так бывало — бывали дезертиры, бывали предатели, особенно из числа тех, у кого в Республике оказывалась родня. Случалось. Но каждый раз Хакс думал: ну нет, уж с ним такого произойти не может, рядом только верные — его команда, его гвардия. Рен даже не входил в число своих, почему тогда так ранит думать о нем и о том, что он сделал? На три смены его оставили в покое. Он отдыхал, пользуясь случаем, — лежал на койке, свернувшись поплотнее, чтобы не выпускать тепло, и наблюдал за охраной. Вдруг пригодится. Кто-то повнимательнее, кто-то интересуется только, сколько часов еще тут торчать. Кто-то болтает с приятелями, жаль, что полушепотом. Кто-то отлучился с поста два раза. Его пару раз окликали — проверить, жив ли. Хакс поднимал голову, чтобы они успокоились и чтобы никто не вздумал подходить и трогать. Они отмахивались — а смотрите, шевелится, все нормально, — и продолжали бдить вполглаза. Вместе с четвертой сменой пришла Органа с конвоем. Соло с ними не было. Идти самому Хаксу не дали, просто схватили и поволокли. Для любителей постоять в сияющих белых одеждах это было уже немного чересчур: они совсем не признают его за человека, что ли? Хотя после Хоснианской системы — может, и не признают. Пока Хакса пристегивали на вчерашнюю стойку, вошел еще один солдат и что-то зашептал Органе, та нахмурилась. — Скажи Бену, что это решать не ему. И не мне. И пусть он не отвлекает меня, сейчас некогда. Он кивнул и убежал. Органа, куда более раздраженная, чем минуту назад, велела всем, кроме Льюэна, выйти. — Продолжим с того места, на котором мы остановились. Вы не передумали за ночь? — Нет, генерал Органа. Я не разлюбил свою родину и не превратился в предателя. — Жаль, — она покачала головой. — Льюэн, двадцать процентов. На этот раз Хакс был готов к тому, что будет. Вспышка. Еще. Он считал секунды — чем больше отвлечешься, тем меньше сосредотачиваешься на боли, тем легче ее переносить. Органа в этот раз не вышла, нашла в себе смелость смотреть ему в глаза. Ему никогда не нравилось, когда долг велел поступать так же. — Льюэн, увеличьте время. — Есть. Это было хуже. Ни вдохнуть, ни выдохнуть — ни считать, ни думать. Шестилетний Хакс как-то уронил мамину голографическую рамку в кипяток и сунулся вытаскивать — и на всю жизнь запомнил, как кисть обожгло рвущей, сдирающей кожу болью. То, что он испытал сейчас, было похоже, только рвало и раздирало его всего целиком. Когда импульс прекратился, Хакс даже не сразу понял, что обжигает уже не он, а воздух. Задыхаясь, он вскинул голову, насколько позволял ошейник, и посмотрел на генерала Органу. — И чем вы после этого лучше нас? Он едва узнавал собственный голос, охрипший и дрожащий. — Мы не взрываем планеты, — холодно отрезала Органа. — Зато взрываете станции с гражданским персоналом. — Который сам выбрал службу на станции. Давайте тридцать процентов, Льюэн. И то же время. Ей это не нравилось. Она хмурилась, отдавая распоряжение. На честность бы надавить — ей же неприятно, она даже с ним не хочет так поступать, — но ей слишком нужна информация, слишком, и через него она переступить готова. Готова платить собой за своих людей. Как и он. — Генерал, у него сердце не выдержит, — Льюэн развернул к ней монитор. — Видите, он уже на пределе. Это же не солдат, у него предел невысокий. — Двадцать пять. Выдержит? Льюэн нахмурился. — Должен. Еще немного. У них он не один, еще полно дел. Еще немножко потерпеть, и его оставят в покое. Или он потеряет сознание, и будет бесполезно спрашивать, и ему снова дадут отдохнуть. Может, получится поспать. Мысли дробились на осколки, и каждый проплывал медленно-медленно. По одному в перерыве между импульсами. Включить-выключить. Есть-нет. Подумать-отпустить. Он успел окончательно сорвать голос, а жесткие крепления не давали ни вырваться, ни выгнуться. Несколько раз Льюэн подходил и что-то подкручивал — в спину втыкались иголки и что-то впрыскивали, и дышать становилось легче. В какой-то момент он не выдержал — потерял сознание, но очнулся вися здесь же. В камеру его не оттащили. Льюэн рядом со стойкой возился со шприцем, а около Органы, ухватив ее за рукав, стоял Соло. Дверь за его спиной оплавилась и повисла. Хакс крепко зажмурился и снова открыл глаза; в бессонные ночи на "Финализаторе" это помогало побыстрее прийти в себя. Сейчас тоже помогло: зрение и сознание прояснились. Соло, оказывается, стоял к нему спиной, а Органа заглядывала сыну в глаза. — Он умирает, — говорил Соло матери, указывая на Хакса. — Вы его насмерть замучаете, и все. — Бен, он молчит. Ты уверен, что не сможешь его вскрыть? Так можно прекратить войну. Очень быстро. Снести их рубежи — и все. Нам только нужно знать, куда бить. Это конец войны, Бен, это мир. — Я понимаю, ма. Просто правда не могу. А вы его так убьете, и все. Он не сломается. Хакс поднял голову, и тотчас Соло вздрогнул и обернулся, не то почувствовав взгляд, не то просто — этой своей Силой. Отвернулся и выскочил за дверь, чуть не снеся ее по дороге окончательно. — Боюсь, что Бен прав, — голос Органы был необычно печален. — Льюэн, давайте попробуем вашу сыворотку. Или я не знаю... У нас нет выбора. — Опасно. Ваш сын говорит, у него сопротивляемость, это значит, нужна большая доза. Если он свихнется, мы ничего не узнаем. — А если будет молчать, мы тоже ничего не узнаем. Он не оставил нам выбора. — Как скажете. — Хакс, — она обернулась к нему. — Последний шанс: расскажите все добровольно. Не вынуждайте нас. — Генерал, вам не надоело? Не расскажу. Льюэн достал откуда-то из недр дроида ампулу. Влил содержимое в шприц. Нахмурился и добавил еще одну. Жидкость в шприце была прозрачная. Льюэн развернул его руку веной наружу, провел по ней и медленно ввел. — Пять минут, генерал, и можно спрашивать. Дозу я рассчитал правильно. Хакса затрясло от хлынувшего холода — хуже, чем в камере, как будто он замерзал изнутри, так, что ничем уже не согреться. Он не узнавал препарат, ничего из того, что им описывали, не давало такой реакции. Сами, что ли, разработали? Понять бы, на какой основе, что сейчас будет... Он начал глубоко дышать. Если понял правильно — сейчас станет легче, если нет — зараза только быстрее распространится... Легче, однако, не стало, хуже — тоже, холод никуда не делся. Молчать. Сейчас самое главное — помнить, кто ты, зачем ты здесь — и молчать. Нельзя говорить. Ничего нельзя говорить. Его вело — как в шестнадцать лет, когда они, младшие кадеты, провожали старший выпуск, и кто-то из взрослых налил им не вино, а что-то покрепче. Хакс навсегда запомнил, каково это — когда тебя несет, когда ты не контролируешь то, что делаешь, что говоришь, кому говоришь, когда весь твой самоконтроль и то, что делает тебя тобой, летит к хаттам. Это было почти так же. Только он мог не старшим ребятам сказать, что они не смеют так отзываться об имперских адмиралах, не к Танире — на курс старше, любит астромеханику и глаза синие — подойти, а начать говорить то, что говорить нельзя. — Он готов, генерал, вы можете начинать. Льюэн отошел, Органа подошла ближе. — Имя, родная планета, должность? — Я... Ей нужны реакции, всплыл из подсознания спокойный холодный голос, похожий почему-то на голос доктора Уимса — он читал не им, а разведке, но Хакс выпросил разрешение ходить и к нему тоже. Твои реакции. Твои слова. Говори. Что-нибудь. Что угодно. Как учился. — Сначала был день, — проклятье, как голос дрожит. — За ним пришла ночь. Органа хмурится. Не по плану, конечно. Саму ее вряд ли учили сопротивляться. — Имя, родная планета, должность. Отвечайте, быстро. Она подкрутила что-то на кресле, и Хакса снова прошил заряд. Сильнее, чем были до того. — Следом сквозь тень свет проносится прочь... Еще удар — как все плывет — нет, нельзя, держаться, стишок? — пусть будет стишок, это же реновский, Рен на него медитировал, и хорошо, и пригодится его стишок, раз сам Рен не пригодился, и отлично... — Сказали, что разница в том лишь, как быть... Хакс уже не мог остановиться — препарат вовсю действовал, и пусть лучше ерунду, стишок, еще бы что-нибудь вспомнить, хотя на Органу и это действовало, она злилась, что на себя, что на него... — От сумрака избавиться, взгляд джедая открыть... Органа отодвинула стул. — Льюэн, увеличьте дозу. Его готовили. Он так долго будет болтать, пока не перескажет всю фамильную библиотеку. — Генерал, он не выдержит. — Под мою ответственность. У нас совсем нет времени. Придется. Простите, Льюэн, я знаю, что вы нарушаете врачебную клятву, но у нас действительно нет ни времени, ни выбора. Это не рядовой военнопленный, это хоснианское чудовище. Льюэн набрал еще полшприца. Крепко сжал руку Хакса. — Не дергайтесь. Честно, вам же будет хуже. Новый укол. В первый раз был озноб, а сейчас Хаксу стало очень жарко: с кровью по венам побежал огонь; Хакс выгнулся и закричал, захрипел, не в силах сдержаться. Горло перехватило — ему показалось, что это конец, Льюэн ошибся с дозой, но жар уже отступал, оставляя за собой странное тепло. Комната расплывалась — он видел то снега "Старкиллера", то отцовское поместье и высокое небо над ним — всегда лето, летние каникулы, — то отцовский же кабинет, где можно посидеть со взрослыми, если тихо и не шуметь, то собственную защиту — лучший на потоке, лучший за годы, диплом обещают включить в научный вестник, тихое "с вами хотят поговорить" и новый адрес в личной почте, — то тяжесть тела Рена и его кровь на перчатках — наскоро вспоминать позабытые навыки ПМП, проклиная все на свете... Отец кладет руку на плечо: "Я очень тобой горжусь". На груди светится серебристая планка отличника учебы. "Старкиллер" сходит с верфи, ослепительно красивый, сияюще-белый, как на первой странице проекта — прямая трансляция по закрытым военным каналам; он и его новая команда впервые ступают на борт. Нашивка на рукаве сменяется на генеральскую. Программа работает, и ее отдали ему полностью: умеешь — делай. "Старкиллер" стреляет — под ногами в унисон с собственным бьется его огненное сердце, а враги Первого Ордена умирают в его пламени. Рен смеется и пересыпает желтые мокрые ягоды в подставленные ладони. У него три отпускных подряд, а у матери лучистые морщинки вокруг глаз и она встает на цыпочки, чтобы взъерошить ему волосы на макушке, на чай заходит ее подруга с дочерью, и та весь вечер не сводит с него глаз. Очень морозное и ветреное утро, хорошо, что китель теплый, и слова присяги — своей и товарищей — отзываются в сердце, впечатываются в него буква за буквой. Моя Родина. Моя семья. Моя жизнь. Сердце билось до странного медленно, все смазалось — кто он, что он, что с ним? — и в этой неизвестности стальным якорем его позвал голос. Все его существо отчаянно кричало: нельзя, молчи, нет — но сопротивляться голосу не вышло. Куда-то подевались и Рен, и стишок его глупый, и остались только алые с черным флаги на снежном ветру, которые пожирал огонь. Хакс говорил. Где-то там, за Дальним рубежом, от его слов гордые прекрасные корабли обращались искореженным металлом и вскрикивали тысячи, миллионы голосов тех, кто на них уходил. Горели зеленые леса и вскипали океаны, а огонь превращался в лед. Где-то там рушились верфи и умирали инженеры. Где-то там взрывались дома и в них заживо сгорали люди. Потому что где-то там переставали быть защитные базы и флот Первого Ордена. Потому что теперь Сопротивление и Республику ничто не остановит. Потому что он сам, своими руками только что разрушил все, во что верил и что имело хоть какое-то значение. Генерал Органа выключила датапад и вышла, кивнув Льюэну. Хакс не помнил, как его несли назад. Ощущения возвращались медленно, но неотвратимо. Холод. Боль. Страх. Отчаяние. Больно было даже просто лежать — там, где кожа соприкасалась с одеждой или с металлом койки, она распускалась колючими холодными вспышками. Хакс знал, что со временем это пройдет. Только оставят ли ему жизнь достаточно для этого "со временем"... Хотя какая теперь разница. Его ребята, его команда, все, кто пережил "Старкиллер", все, кто из безликих табелей с идеальными отметками за время службы превратился в боевых товарищей, с кем легко и слаженно работалось под офицерский кофе, — все они там, на базе. Его программа, его солдаты — щит и заслон их юного государства — все они там, на базе. Их штаб, единственное, что стоит между Первым Орденом и Сопротивлением, — там, на базе. И к вторжению никто не готов. Они делали упор на секретность, и фактор внезапности даст Сопротивлению слишком много очков. А Органа медлить не станет. Слишком долго она этого ждала. Сопротивление наверняка уже поднимается по общей тревоге. Вот так, генерал. За некоторые поражения приходится платить не собой, а самым дорогим. Своими. Теми, кого должен защищать. Если бы можно было умереть раньше, но не выдавать координаты базы... Невесомое прикосновение — будто на лоб легла прохладная ладонь — заставило его вздрогнуть; рядом никого не было. Хакс обернулся, приподнявшись на локтях, и встретился взглядом с Соло. Тот стоял у ограничивающего камеру поля, протянув правую руку. Без перчатки. — Как видите, пленник в порядке, — буркнул один из охранников. — Не стоит беспокоиться, не о чем. — Вижу. Невидимая ладонь начала осторожно массировать ему виски, отгоняя боль и холод. — Генерал хотела что-то еще? — Нет. Можно мне с ним поговорить? Наедине. Я справлюсь, если что. Прикосновение исчезло, теперь Соло смотрел только на охрану. Хакс перестал понимать, что происходит. — Говорите. Мы будем в коридоре Б-11. Один из охранников набрал что-то на панели, и поле исчезло. Они ушли — Соло проводил их взглядом, — и Хакс с горечью подумал, что путь свободен. Если так невмоготу, вставай и беги. Кто-нибудь засечет на камерах движение, вышлет расстрельную команду, вот и мучиться перестанешь. Только вот он даже с койки подняться не мог. Соло вошел в камеру и сел на пол рядом с койкой. Хакс отвернулся, чтобы не смотреть на него. — Не знаю, с чего начать, если честно, — хрипло сказал Соло. — Я... я не думал, что будет вот так. Я пытался просить, чтобы с вами обошлись снисходительно. — Разумеется, — Хакс ответил не оборачиваясь, — это же так логично. Снисходительно обойтись с врагом, который виновен в миллионах смертей. Люди ведь всегда так поступают. — Я думал, вас осудят и отправят в ссылку. Не думал, что они опустятся до пыток. — И правда, с чего бы? Я ведь говорил вам, что со мной будет, если меня возьмут живым. Ну вот. Убедились? — Я могу... могу что-то сделать для вас? Хакс наконец обернулся к нему и посмотрел в глаза. Соло смотрел отчаянно и с надеждой. — Добейте. Лучше так, чем публичная казнь. — Я... нет. Вы не умрете. Я не позволю. — Какая разница? — тускло спросил Хакс. — Все равно поздно. — Почему поздно? Вы живы и целы. Вас хотят расстрелять, но не немедленно, после битвы, у меня есть время, я... — Битва будет потому, что я все рассказал. Где наша база, где блокпосты, как подлетать, пароли... все. Я предал Первый Орден. Какая разница, умру я или нет? — Вы... раскололись? Под пыткой? Вас так... Глаза у Соло сделались сумасшедшие. Хакс хотел отвернуться — разговор утомлял, а общаться с Соло не хотелось, — но Соло это не интересовало; потолок камеры поплыл; волной нахлынуло недавнее и свежее — ровный голос генерала Органы, прозрачная жидкостью, льющаяся в его вену, и стены падают, падают — он отвечает на вопросы, потому что не может молчать, не может что-то придумать, не может сосредоточиться, и это — куда больнее, чем импульсы, куда страшнее, чем унизительная камера у всех на виду; не вырваться, не вывернуться — никак... Соло выругался и ударил кулаком по стене. Воспоминание ушло. — Вот так. Вы опоздали. А я никакого снисхождения не заслуживаю. Хотите помочь — добейте. — Вы не виноваты. Слышите, вы не виноваты! — Какая разница? — повторил Хакс. — Вы меня сдали, я не выдержал допроса. Теперь нашу базу уничтожат. Соло покачал головой. — Нет. Разница есть. Моя очередь платить. Он вскочил и вылетел из камеры, развернувшись на каблуках; почти как было на "Старкиллере", когда решал, что спорить с Хаксом ему надоело и пора бежать делать все по-своему. Щит он, к сожалению, опустить не забыл. Может, у него и получится заменить демонстративно-публичную казнь на что-нибудь попроще, хотя Хакс не особенно на это рассчитывал. Сопротивленцам нужно видеть мертвого врага, нужно видеть возмездие, и на месте генерала Органы он бы Соло слушать не стал. Хотя кто ее знает — может, радость от возвращения сына и от победы для нее окажется важнее возможности публичного расстрела. В ближайшее время ей все равно будет не до него. Он тут один и все равно не может ничего сделать, а база Первого Ордена — ждет, беззащитная. Время снова потянулось медленно-медленно; охрана сменилась дважды. Вторая смена пришлась на ребят помоложе, и за то время, пока Хакс наблюдал, они успели несколько раз нарушить режим, поиграть на планшете, предусмотрительно усевшись к камере спиной, поболтать — правда, шепотом и когда они думали, что Хакс заснул. Он лежал с закрытыми глазами, стараясь дышать ровно, и слушал, пытаясь уловить что-нибудь ценное. Но их не брали в великий рейд, призванный покончить с "этими имперскими мразями", и оба страдали. Если у них смены по такому же принципу, как в Первом Ордене, то прошло около восьми часов, прикинул Хакс, когда взаимные жалобы охранников пошли по третьему кругу. Это значило, что если генерал Органа не дура, общий сбор уже вовсю идет, и они скоро стартуют. Да и горе-охрана не жаловалась бы, какие все несправедливые: все явно было уже давно решено. Ни еды, ни воды ему больше не приносили. Может, забыли, а может, решили, что незачем тратить ресурсы на смертника. Может, Соло решил просить за него и так всем надоел, что отыграться решили на нем же. Хакса начало затягивать в сон, смутный и неверный: слабость и усталость наконец взяли свое. Он почти задремывал, когда резкий грохот и свист заставили его вскинуться. То, что когда-то было пишущей камерой, дымилось на полу. Ребята-охранники лежали там же — разве что не дымились. А Бен Соло снимал щит. Заметив, что Хакс очнулся и смотрит на него, он улыбнулся. Открыто и широко. — Я же сказал, что не позволю. Только дослушайте меня, пожалуйста. Я знаю, что после того, как я с вами поступил, вы меня слушать не хотите, но у меня есть план. Во-первых, держите. Он кинул на койку сверток, оказавшийся комплектом офицерской формы. Светло-серые брюки, темные высокие ботинки, серая же рубашка и зеленый китель. Все это было страшно мятое — как будто только недавно из этой одежды извлекли какого-нибудь незадачливого офицера. — Вот. Одевайтесь. Если нужно помочь, скажите. Ни в какой другой ситуации Хакс бы в жизни не надел то, что носил другой человек, да еще и невыстиранное и неглаженное. Понятно, что Соло было не до поисков чистой гражданской одежды, и все же видеть себя в чужих цветах и с чужими знаками отличия было болезненно неприятно. Спасибо, конечно, что не ярко-оранжевый летный комбинезон. Хакс усмехнулся про себя: ну вот, ему, можно сказать, уже полегчало, потому что впервые за последние часы он думает не о том, что базу вот-вот расстреляют сопротивленцы, а о собственном внешнем виде, и этот самый внешний вид его волнует — рука невольно коснулась давно небритых щек. И еще Соло даже не подумал отвернуться или выйти, хотя, впрочем, сейчас было и не до церемоний. И Соло все равно смотрел на него раньше. — Что вы хоть собираетесь делать? — Вытащить вас отсюда. Тут почти никого не осталось, все вооруженные силы улетели. Только что снялись. Так что нам даже не придется уходить с боем. — А дальше? — Дальше... — Соло запнулся. — Дальше есть один вариант. Он очень смутный и без вас ничего не получится, но это шанс. Объясню по ходу, сначала нам надо вывести вас отсюда. Хакс наконец справился с сапогами — молния все время выскальзывала — и выпрямился. — Отсюда можно пробить связь до наших? Или только из космоса? — Нельзя. Дальние рубежи слишком далеко. — Ясно, значит, предупредить не получится. Что вы собираетесь делать сами? Соло отвел взгляд. — Остаться не смогу. Улетим вместе. — А потом? — Потом и решим. У нас время, пора. Давайте руку. Хакс ждал, что Соло даст ему опереться на себя, но вместо этого его бесцеремонно обхватили за талию и поставили на пол. Он не успел возмутиться: ровно стоять на ногах все еще не получалось, и приходилось тратить силы на то, чтобы не сползти по стене на пол, а не на споры. Соло нахмурился и забросил его руку себе на плечо. — Придется так. Идемте скорее, у нас хорошо если полчаса. Не хочу, чтобы... Он осекся и потащил Хакса вперед по коридору. Попадающиеся камеры корежило и швыряло на пол: Соло злился, и его Сила текла резко и остро, так что даже нечувствительный Хакс ощущал. Очень быстро выяснилось, что скорее не получится. Хакс очень старался переставлять ноги побыстрее, но чуть не любое его движение оборачивалось вспышками боли. Соло тянул его вперед, то и дело притормаживая, когда Хакс начинал спотыкаться, хмурился, морщился и в конце концов сказал: — Нет, так мы не успеем. Простите, мне придется вас нести. Я понимаю, что неприятно, но вы же сейчас свалитесь. — Думаете, со мной на себе у вас получится быстрее? — про "свалитесь" Хакс решил пока пропустить. — Да. И намного. Соло подхватил его, поднял и взвалил себе на плечи. — Простите, что не на руки, но нам, возможно, придется отстреливаться. Руки мне нужны свободные. — Вот носить меня на руках еще не хватало. Лучше дайте лишний бластер, если есть, я в состоянии попасть в цель. — Нет лишнего. Только мой. Лучше держитесь. Раз Соло вздумалось, что так получится быстрее и удобнее, пусть сам и мучается, решил Хакс. Но Соло отнюдь не мучился. Даже с грузом на плечах он передвигался куда легче и стремительнее, чем, к примеру, когда они шли по лесу, а ведь там он не тащил Хакса, а шел с ним рядом. Сейчас он бежал — большими тяжелыми рывками, будто подталкивая себя чем-то невидимым. Может, и вправду подталкивал — использовал свою Силу. От его прыжков голова закружилась сильнее; Хакс закрывал глаза, а открывал их, казалось, что секунду спустя, но совсем в другом коридоре. Соло иногда перехватывал его поудобнее и продолжал бежать. Им везло до самого ангара: Хакс открыл глаза в очередной раз, когда они резко остановились, и тут же ощутил ту особенную сухость воздуха, которую приносит дополнительная очистка в ангарах. Соло поднес палец к губам и, оставив Хакса у дверей, метнулся куда-то вбок. Улетели — по крайней мере, отсюда, — и правда почти все. Остались круглобокие грузовозы и транспортники. В дальнем углу притулилось еще несколько негражданских кораблей, но те явно были не на ходу: Хакс отметил и развороченные дюзы, и снесенную обшивку. Среди транспортников один выглядел чуть приличнее остальных — модель примерно десятилетней давности, небольшая и легкая. Если увести ее... Хакс потянулся вперед, посчитать двигатели, но тут в затылок ему уперлось тяжелое и холодное. — Подними руки. Заорешь — пристрелю. Хакс медленно выполнил указание. Будь он в своем обычном состоянии, можно было бы рискнуть выбить бластер и вывернуться, но сейчас у него вряд ли получилось бы хоть что-то. — А теперь пошли назад. Вставай давай, ну. Скосив глаза, Хакс увидел, что их двое: один приставил бластер ему к затылку, второй стоял рядом и просто целился. — Может, пристрелить? — спросил второй. — Скажем, что при попытке побега. — Не, генерал вроде решила, что они вернутся, и будет суд и все такое. Хаксу кое-как удалось встать. Можно было бы не шевелиться — пусть бы делали что хотели, хоть тащили бы до камеры по очереди, — но он хотел потянуть время, чтобы Соло успел вернуться. Признавать это было неприятно, но без его помощи ему от них не избавиться. У Рыцарей Рен была способность мысленно чувствовать друг друга, а Соло не раз пытался влезть к нему в голову, может, и теперь почувствует, что хватит выбирать корабль получше? То ли Соло услышал, то ли совпало — но стоило раздраженно подумать, что когда надо, некоторых вечно не дождешься, как Соло вылетел из-за ближайшего транспортника. И резко остановился. — Опа, — сказал тот, что целился в Хакса со стороны. — Значит, ты на стороне этой мрази? — Отпустите его, и останетесь живы. Опустите оружие и дайте нам уйти. — Шевельнешься — я его пристрелю. Подними руки. "Генерал, слышите меня?" Издалека, не в прямом контакте, прикосновение к разуму ощущалось почти не болезненно. А может, это только в первый раз неприятно. "Слышу". "Не шевелитесь. Замрите". "Понял". Дождавшись ответа, Соло прыгнул. Хаксу ни разу не доводилось видеть Силу в бою не в записи. Они работали вместе, держали связь во время наземных операций, в которых Соло — тогда еще Рен, конечно, — участвовал, но ни одна голограмма не передавала того, чем Сила может быть на самом деле. Хакс ощущал ее физически — ледяную волну, острую, резкую и жадную; ему хотелось инстинктивно броситься на пол и прикрыть голову, но Соло сказал не двигаться, и он замер, доверившись. Тех двоих этой волной не просто отшвырнуло — смело, их бластеры загремели по полу, отлетая куда-то в сторону, а Соло схватил Хакса за руку и потащил за собой в сторону свалки негражданской техники. — Мы будем прятаться на помойке? — Не прятаться. Среди Х-вингов грустило что-то, при жизни бывшее, наверное, корветом, трап у него был опущен, и Соло повлек Хакса прямо туда. — Вы что, думаете, оно заведется? Это ж мусор. Я видел тут получше. — Этот мусор сократил Дугу Кесселя до двенадцати парсек, между прочим. И на этом мусоре мы с шансами успеем добраться до базы быстрее флота Сопротивления. По моим расчетам, у нас будет приблизительно полтора часа в запасе. Сложив два и два, Хакс понял наконец, в чем заключался план. Это, значит, легендарный "Сокол". В отчетах он выглядел поприличнее — наверное, все норовили доказать, что от них сбежало не ведро с двигателем, а суровый боевой корабль. И у них есть шанс выгадать время. Сгладить его чудовищную вину. Хоть что-то исправить. Если Соло не напутал, если все получится — тогда его, Хакса, жизнь еще будет хоть как-то оправдана. Тогда даже если он погибнет в бою — погибнет не зря. Конечно, этого времени не хватит, чтобы пригнать с верфей то, что уже отстроено, но привести в боевую готовность эскадрильи и развернуть три "Ресургента" — это помимо "Финализатора" — они успеют. А четыре "Ресургента" — это достойный противник для Сопротивления. Что ж, если младший Соло унаследовал таланты старшего — шансы у них и правда есть. Соло помчался в рубку, Хакс последовал за ним, отмечая по дороге, что последний раз на этом "Соколе" убирались довольно давно. В стены, во всяком случае, грязь, похоже, вросла органически и вошла с ними в симбиоз. Поколебавшись, опираться на стены он так и не решился, хотя идти было все еще очень тяжело. Рубка если и выглядела получше, то только чуть-чуть. Построили злосчастный "Сокол", похоже, когда Брендол Хакс был зеленым лейтенантом и даже не помышлял о семье, а галактика стремительно тонула под гнетом Старой Республики. Сколько раз за это время ломалась панель управления, даже представить было сложно, половина кнопок стерлась, рычаги держались на честном слове и изоленте. Потому, наверное, корабль и стоял не с остальными судами на ходу — никто попросту не верил, что на этом кто-то решится полететь. Соло решился. Легко пробежался пальцами по кнопкам, запустил двигатель и обернулся к Хаксу. — Поможете, раз уж вы здесь, а не в каюте? Я справлюсь один, но с вторым пилотом удобнее. — Помогу. Если я за это дерну, оно не отвалится? "Это" — контроль высоты на выходе из атмосферы, кажется, — держалось на одном только честном слове, даже без изоленты. Соло подал ему руку, помогая сесть в кресло. Хакс пристегнулся. — Не должно. Чубакка дергал — не отвалилось, а вы не вуки. Готовы? Взлетаем. В ангар уже бежали люди — и правда немного, куда меньше, чем стоило бы отрядить для поимки сбежавшего генерала. Соло вел дергано, виляя носом, но эта дерганность даже спасала — по ним открыли огонь, а предсказать, куда "Сокол" метнется в следующую секунду, не мог даже сам Соло, не то что стрелки. — Держитесь получше. Сейчас сбросим хвост. — Может, лучше я за штурвал? — А вы что, умеете? Нет, лучше я, вдруг вы сейчас в обморок упадете. Держитесь, мы сейчас ускоримся и уйдем. Это прозвучало довольно обидно, но возразить Хакс не успел: на радаре отразился "хвост". Из ангара за ними вылетело два Х-винга, относительно целых, и пришлось быстро искать, как тут перекинуть энергию на задние щиты, как резко уйти вбок, почему Соло думает, что можно просто взять и увернуться, если они чуть не поймали торпеду в дюзу — и стало не до обид. Хакс подозревал, что держится на чистом адреналине; когда они выйдут в гипер — нужно будет постараться поспать хоть немного, иначе он свалится прямо на капитанском мостике во время обороны. Или еще раньше, когда они выйдут из гипера, и нужно будет связываться с "Финализатором", подниматься на борт и готовить оборону. Кстати, связаться... — Соло, а тут передатчик вообще есть? Выход в сеть? Хоть что-нибудь? — Сети нет, есть голофильмы про хаттов и тви`лечек, но они вам не понравятся. Передатчик есть, но он отсюда тоже не пробьет. — Мне отсюда и не надо. То есть было бы хорошо, но хватит, как выйдем из гиперпространства. — Успеете объяснить, что это мы, прежде чем нас подобьют? — Я помню наизусть личные частоты своих старших офицеров, не поверит дежурная смена, свяжусь с ними... Соло, да не дергайте вы его так. Может, лучше все же я за штурвал? "Сокол" резко нырнул и вынырнул, уходя от выстрела. Х-винги уже отставали, скорость их корабль взял уже приличную, а преследователи были все-таки не в идеальном состоянии. — Все, мы уже почти. Только... генерал, не зовите меня этим именем, ладно? Не вышло из меня джедая. И хорошего сына не вышло. Я остался Кайло Реном. Если ему удобнее так — пусть. Рен остался для Хакса маской и тяжелым отстраненным голосом, с Кайло они прошли дикий лес, Кайло спас его — правда, сам же поначалу и отдав Сопротивлению. Пусть будет имя, выбранное им. — Не буду. А вы не зовите меня генералом: все равно или разжалуют, или под трибунал. В "Соколе" что-то загудело, но Кайло не обратил внимания. Набрал что-то вполглаза и обернулся к Хаксу. — Почему вы думаете, что будет трибунал? — Потому что у нас не будет времени лететь и объясняться со Сноуком или просить у него санкции. Я сразу подниму "Ресургенты", иначе мы просто не успеем. Придется действовать без санкций. Если вы не готовы, скажете ему потом, что это моя инициатива, а помешать мне вы не успели. Мне хуже уже не будет, а наших я спасу. Если все получится, остальное будет неважно. Кайло покачал головой. — Армия любит и слушает не Сноука, а вас. Люди пойдут за вами. Нам необязательно сдаваться. — Вы понимаете, о чем говорите? Дороги назад не будет. — Значит, не будет. Зеленый с голубым шар планеты остался внизу. "Хвост" пропал где-то в атмосфере, а они все разгонялись и разгонялись, переходя с атмосферных скоростей на космические. Кайло до упора вдавил рычаг. — Мне неважно, что вы выберете. Решите сдаться Сноуку или не будете — я остаюсь с вами. С вами, Хакс. Звездные огоньки вспыхнули и расцвели переливами, отражаясь в его глазах. Кайло снял руку с панели, медленно протянул Хаксу, и он крепко ее сжал. — Я знаю.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.