Изгнанник

Ночью прошел дождь, и глинистый склон раскис, превратившись в неприятное бурое месиво. Урфин поскользнулся уже дважды, но оба раза молча поднялся, даже не выругавшись, словно это происходило не с ним. Гуамоко счел это отвратительным знаком. – Ничего, Повелитель, - хрипло бормотал он, то слетая с плеча бывшего диктатора, то возвращаясь и снова вцепляясь когтистыми лапами в его красный камзол. - Ничего… мы им еще покажем… они пожалеют… своего же блага не понимают… мелкие людишки. Вы слишком просвещенный, слишком благородный король для этой швали. Они недостойны вас, Повелитель. Урфин молчал. Собственно, он молчал всю дорогу, от самой Фиолетовой страны. Молчал, проходя по дорогам через селения, где со всех сторон доносились свист и улюлюканье, а в спину ему летели комья земли, а порой и камни. Молчал, устраиваясь на ночлег в лесу прямо на голой земле. Молча пил из горсти воду из ручья на рассвете и шагал дальше – исхудавший, обросший, ожесточенный. Конечно, в Волшебной стране еще никто не умирал от голода, но бывший король, казалось, позабыл о самой необходимости есть. Жители деревень, через которые ему приходилось идти, не подали бы ему ни крошки, но он бы и не попросил. К концу первой недели Гуамоколатокинту стало ясно, что они сбились с пути. Если, конечно, была у этого пути определенная цель, в чем филин был уже не вполне уверен. Однако он рискнул намекнуть: «Повелитель, если вы хотите попасть в Когиду, нам нужно брать восточнее». Урфин не ответил, но совету внял. На десятый день выбрались на дорогу, вымощенную желтым кирпичом. Идти стало легче. Филин, плотно позавтракавший жирным кроликом в ближайшем лесу, немного повеселел и снова попытался воззвать к здравому смыслу своего господина. – Повелитель, не унывайте. Дважды судьба дарила вам великий шанс, подарит и в третий раз. И уж в третий-то раз мы не сделаем ни единой ошибки… Все они будут наши, Повелитель! – Нет, - Урфин заговорил впервые за время пути, и Гуамоко поразил его голос – глухой, бесцветный, но уверенный. - Третьего шанса не будет. И не называй меня больше повелителем, слышишь? – Слышу, хозяин, - смиренно согласился филин. До пепелища добрались в начале третьей недели, вечером. Собиралась гроза, небо потемнело, и неплохо было бы поспешить. Перед тем, как отправиться в страну Марранов на спине орла Карфакса, Урфин, по его собственному выражению, «сжег за собой все мосты», а попросту – предал огню свою усадьбу. Однако нетронутым, скорее всего, оставался погреб с инструментами. Честные Жевуны не могли покуситься на него, в этом изгнанник был уверен. Можно будет успеть нарубить веток для простейшего шалаша, пока не полил дождь. Действительно, железный люк погреба украшал совершенно целый, разве что немного тронутый ржавчиной массивный замок. В поисках подходящего рычага Урфин обвел поляну глазами… и остолбенел. – Хозяин… - хриплым шепотом произнес Гуамоко. Да, это снова были они. Ярко-зеленые, высокие, с колючими округлыми листьями, злополучные растения заполонили то место, где до сих пор еще угадывались невысокие насыпи бывших грядок. Растения, из которых Урфин Джюс десять лет назад изготовил волшебный порошок, давший жизнь удивительной армии свирепых деревянных солдат. Растения, с которых все началось. – Вот он, третий шанс, хозяин… Повелитель! Шанс, который дает нам судьба, - захлебнулся филин. - Теперь мы сделаем армию в тысячу солдат… нет, в тысячу гигантов… в тысячу страшных монстров – не деревянных, железных, неуязвимых! Пусть трепещут непокорные народы! Мы им покажем! Туча была уже почти над головою, и внезапно поднялся сильный ветер. Урфин стоял как пораженный громом. Дикая гримаса вдруг исказила его лицо, и он бросился вперед, в гущу чудовищных стеблей, возвышавшихся перед ним, как тропический лес. - Вы! - ревел изгнанник. – С вас все началось! Все из-за вас! Ненавижу! Урфин хватался за рвущиеся вслед за ветром стебли, раня в кровь руки о крепкие зеленые шипы, ломая верхушки растений, и вдруг – будто в припадке безумия – принялся набивать рот жесткими листьями. Его язык и десны обожгло словно жидким огнем, с губ капала кровь. – Хозяин! - закричал Гуамоко, всерьез испугавшись за рассудок своего господина. -Хозяин, нет! Быть может, они ядовиты! – Плевать, - невнятно бормотал Урфин. - С них все началось - пусть ими все и закончится. Пусть… Он не договорил. Страшная боль пронзила его желудок, и все тело свело судорогой. Последним конвульсивным жестом изгнанник прижал к животу окровавленные ладони, упал наземь и остался недвижим. В ту же секунду сверкнула молния и раздался первый удар грома. Напуганный Гуамоко, торопливо взмахивая крыльями, устремился прочь от пепелища. *** Когда Урфин очнулся, дождь уже давно прошел. Нехотя разгоралось пасмурное утро, воздух был сырым и свежим. Урфин постепенно осознал, что он лежит в луже немалого размера и ему холодно. Должно быть, он метался в бешеной агонии, иначе как объяснить тот факт, что он оказался абсолютно наг, а вокруг него на земле и в воде валялись клочья камзола и штанов? Чувства, покинувшие его разом, возвращались по очереди. За ними вернулась резкая боль в животе. Сильная, но уже не такая невыносимая, как раньше. Желудок, а заодно и рот, будто выжгли изнутри каленым железом; саднили израненные губы, покрытые коркой запекшейся крови. «Зато есть не хочется, - с мрачной самоиронией подумал бывший диктатор. - Сплошные плюсы». Умирать ему как-то незаметно расхотелось. Филина нигде не было видно, и Урфин, не без труда приподнявшись на локте, попробовал позвать: – Гуам! Гуамоко! - голос, как ни странно, послушался, и говорить было не больно. Ответа, однако, не последовало, и Урфин предпринял новую попытку: - Гуамоколатокинт!!! Тварь пернатая! Зараззза, - с чувством добавил он. Филин не откликался. А вот растения были на месте – куда же без них! Целая поляна, и даже ветром их почти не поломало. Впрочем, похоже, что, несмотря на всю их уникальную живучесть, дождь не пошел им на пользу, со злорадным удовлетворением отметил Джюс. Они словно даже немного измельчали за ночь, если такое было возможно. Вид зеленых стеблей, окончательно воскресивший в памяти изгнанника последние события, подтолкнул его к следующей мысли – такой логичной, такой выстраданной. Урфин рывком встал (желудок откликнулся острым напоминанием о себе) и вернулся к погребу. Он помнил, что навесил на погреб самый большой из нашедшихся в его хозяйстве замков, но сейчас ослабевшему человеку хватило всего одного рывка, чтобы сорвать его. Все было в целости, и Урфин, нагнувшись, вытянул завернутые в рогожу инструменты – пара мотыг, топоры, лопата… Стоп. Что-то было не так. Урфин в недоумении крутил в руках лопату, ручка которой едва доходила ему до пояса. Самый большой колун удобно лег в ладонь, и весил, судя по ощущениям, не больше миниатюрного топорика, которым Урфин привык колоть лучину. Тот, миниатюрный, и вовсе было неудобно держать в пальцах – тонковат… Странная, невозможная догадка посетила Урфина, и эхом повторилась в громком, испуганном крике прилетевшего со стороны леса Гуамоко: – Хозяин! Что с вами??? Вы выросли по меньшей мере вдвое! *** Да, сомнений не было никаких – рост Урфина увеличился. Не вдвое, конечно, как предположил филин, но все же заметно. Урфин Джюс, как вы помните, происходил из племени Жевунов, и ростом не отличался от своих соплеменников (хотя он и сделал все, чтобы походить на них во всем как можно меньше, но тут уж он был бессилен). Теперь же рост его составлял около четырех локтей, то есть увеличился раза в полтора. Чарли Блек, которого Жевуны прозвали когда-то «великаном из-за гор», оказался бы теперь чуть ниже бывшего короля, десять лет назад побежденного им в сражении. – Потрясающе, хозяин, - филин хитро прищурился. - Растения-то не так просты… Наш зеленый морбузак преподносит нам новые сюрпризы. Тоже своего рода шанс… что если вам съесть еще немного на завтрак и стать великаном? Как вы на это смотрите? – Нет, Гуамоко. Я все для себя уже решил. Я не хочу становиться великаном. Я не хочу делать живительный порошок и создавать новую армию. Я больше не хочу никем и ничем править. Мне казалось, что я несу народам этой страны благо… Наверное, я ошибался. Как бы то ни было, они предпочли мне соломенное чучело, которое величают Трижды Премудрым за то, что оно умеет произносить почти без запинки трехсложные слова, и жестяного человека, который превращается в неподвижную ржавую статую, стоит ему прослезиться. Мне этого не понять, - в голосе Урфина звучала неподдельная горечь, - но одно я понял, наконец. Всего-то десяток лет и потребовался! Каким бы ни был их выбор, они имеют на него право. А я не имею права ничего им навязывать – ни свободы, ни просвещения, ни себя самого на роль короля, наконец, - Урфин усмехнулся. - Я никогда больше не предприму попытки захватить Изумрудный город, Гуамоко. Хотел бы я, чтобы все эти люди простили меня… со временем. Если смогут. Потрясенный этим монологом, филин молчал. Но то, что начал делать его хозяин в следующую минуту, потрясло его еще больше. Урфин, обмотав чресла мешковиной, в которую были раньше завернуты инструменты (пристальный взгляд филина почему-то смущал его), с решительным видом принялся выкапывать злосчастные растения – одно за другим. Когда Гуамоко понял, какая судьба ждет неуклонно росшую на земле груду стеблей и листьев, он смог только глухо застонать. – Гуам, сгоняй-ка к погребу за огнивом, - попросил птицу хозяин. – Нет! - взмолился филин. - Ну еще разочек! Один только раз! На всякий случай, хоть одну маленькую, малюсенькую горсточку порошка – мало ли что! Прошу вас, прошу, хозяин! Какая вам разница, что жечь их, что поджаривать… а? – Нет, Гуамоко. Не трать понапрасну свое красноречие. Я принял решение, - Урфин резко выдернул из земли последний подрытый стебель и, швырнув его в кучу к остальным, пошел за огнивом сам. Филин был в отчаянии. Он метался над зелеными стеблями – такими жизнелюбивыми, такими… многообещающими, причитая по своим погибшим надеждам. Вдруг странная вещь привлекла его внимание. За дождливую ночь многие растения успели выкинуть цветоножки с блеклыми сиреневатыми цветками, собранными в необычные соцветия по четыре и шесть штук (конечно же, стебли не уменьшились в размере, это просто показалось Урфину с высоты его нового роста). На одном из растений, лежащем в самом низу кучи, цветок даже отцвел, полупрозрачные лепестки осыпались, а на их месте образовалось зеленовато-бурое вздутие – незрелая коробочка с семенами. Семена? Филин, то и дело оглядываясь на хозяина, замешкавшегося в поисках сухой разжиги, воровато подкрался к куче и, с силой дернув клювом, оторвал плод, оказавшийся довольно тяжелым, словно отсыревшим. Ухватив добычу покрепче, филин устремился к ближайшим деревьям… ага, вот оно! Дерево, в дупле которого он пересидел ночную грозу. Гуамоко разжал клюв, и драгоценная ноша бесшумно скользнула в темную дыру в стволе. *** Растения горели долго и неохотно, сильно дымили. Покончить с ними удалось лишь к вечеру. Бросив последний взгляд на родное пепелище, Урфин взвалил на плечо инструменты и зашагал в сторону Кругосветных Гор. Филин со вздохом последовал за своим господином.