Сказки Леса Неумолчных Воронов

Хочешь – верь мне, хочешь – не верь. Но однажды и сам увидишь, что вся эта иллюзия современности – только лоск, внешний блеск, за которым люди стыдливо прячут своё невежество. К могиле матери меня привели вороны. Кладбище разрослось настолько, что уже никакие указатели не помогали найти нужный участок. Разрослось и заросло. Я не считал времени и бродил знакомыми-незнакомыми тропинками, уже отчаявшись найти искомое место, пока не услышал призывный крик. То чёрная птица сорвалась с креста и пролетела мимо меня к своим сородичам, обосновавшимся чуть дальше, по правую руку. Ворон описал пару кругов над стаей и опустился на свободный крест. Снова заголосил, словно привлекая моё внимание к чему-то. Намеренно и не терпя возражений. Не знаю, зачем я подчинился порыву и пошёл за ним, но спустя несколько минут тягучих шагов через густую, отросшую до колен траву, я остановился у могилы. С чёрно-белой фотографии, прибитой к кресту, смотрело знакомое до боли лицо. – Здравствуй, мама. Сегодня я один. Ворон переступил с лапки на лапку и снисходительно кивнул мне, мол, обращайся. В тот же миг вся стая поднялась в воздух и устремилась в сторону кладбищенских ворот. Быть может – провожать других таких же заплутавших. Я вздохнул, сожалея о том, что пришёл с пустыми руками, и угостить своих проводников мне было нечем. Да и тем для разговоров с духом матери – или просто воздухом – не находилось. Последние месяцы жизни сложились не лучшим образом, и не хотелось её расстраивать или жаловаться. Если мёртвые и правда следят за нами из загробного мира, ей и так всё известно. Ни к чему бередить раны ненужными словами. Я не заметил, с какой стороны и как она подошла. Пока я выдирал сорняки и устанавливал в помутневшую от пыли пластиковую бутылку траурные цветы, у могилы показалась незнакомая женщина. Она стояла так, будто уже много часов наблюдала за мной, ожидая реакции, и ничуть не стеснялась быть непрошенной гостьей. Выглядела она вполне обычно и современно, но почему-то казалась не то представительницей викторианской эпохи, не то дамой старше средних лет, крепко застрявшей в периоде засилья готической субкультуры. Черные – не похоже, что крашеные, – волосы с редкими нитями седины были убраны в строгий пучок, крепко стянутый на затылке. От этого умное и по-своему привлекательное лицо казалось острым, хищным. Её чёрный костюм, аккуратный и явно недешёвый, приходился как нельзя кстати к обстановке, но почему-то выглядел едва ли не старше самой женщины, несмотря на отсутствие каких-либо следов поношенности и даже малейших лишних складочек. Он не был обтягивающим, но всё равно сложилось впечатление, что костюм давно стал частью незнакомки – если она вообще не родилась в нём. – Не найдётся огонька? – спросила женщина глубоким хрипловатым голосом, будто заранее была уверена, что я курю. Впрочем, я и сам не так давно положил зажженную сигарету рядом с крестом – в память об одной из материнских привычек. Можно было заметить. Я молча протянул женщине открытую пачку и зажигалку. Она также молча затянулась, едва заметно улыбнувшись – то ли мне, то ли ощущениям от первой затяжки. Я ожидал, что незнакомка, получив желаемое, уйдёт, но она оставалась на месте, взглядом изучая меня с плохо скрываемым любопытством. – Нечасто здесь бываете, да? – она кивнула на гору выщипанных сорняков у ограды и сама себе ответила: – Здесь вообще нечасто кто-то бывает, особенно, в такую жару. Я только кивнул, не пускаясь в подробности. И сам хотел бы приходить сюда почаще, но с новостями выходило туго, а преодолевать несколько десятков километров ради того, чтобы посмотреть на старое фото – очень старое, сделанное ещё до моего рождения, а потому слабо похожее на запомнившийся мне образ, – казалось праздной тратой времени. При её жизни я ещё мог назвать себя хорошим сыном, но почтительности к месту упокоения мне явно недоставало. Как, впрочем, и ныне живущим родственникам и друзьям маминых нынешних соседей. – Это хорошо, – продолжила женщина. – Им так спокойнее. Я снова не стал отвечать. – Вы верите в то, что люди, которых умершие не хотели бы видеть здесь и сейчас, не могут найти нужную могилу, даже если хорошо знают дорогу? Как будто их специально отваживают. Женщина посмотрела на меня внимательно. Серьёзнее, чем до этого. Я пожал плечами. – Без понятия. Я и дорогу-то слабо помню, но всё-таки добрался. Незнакомка засмеялась тихим, но неуловимо каркающим смехом. Она не то чтобы ожидала такого ответа – она знала его наверняка. От осознания этого по спине, несмотря на жаркий день, прошёлся озноб. – У вас ко мне какое-то дело? – спросил я резче, чем сам ожидал. Вопрос прозвучал как-то жалко. Нет, женщина отнюдь не пугала меня, но её заинтересованность казалась странной, противоестественной. Она не походила на обычное любопытство среднестатистической старушки, посещавшей кладбище и случайно наткнувшейся на услужливые свободные уши. Она как будто знала меня прежде, а если и не знала, то видела насквозь. И мне это, мягко говоря, не льстило. – У меня? Нет, – женщина поправила и без того идеальную причёску. – А вот у вас ко мне... Я вежливо улыбнулся, стараясь не выдать напряжения. Картинка в моей голове, помимо воли, уже начала выстраиваться, и, будучи пока ещё в здравом уме, я решил, что тепловой удар – неприятно, но всяко лучше чертовщины. – Я просто пришёл навестить могилу матери. – И мои слуги просто привели вас к ней. Хотя, пожалуй, вы бы и сами дошли через какое-то время, – незнакомка выудила из пачки ещё пару сигарет и одну протянула мне. Только теперь я осознал, что извечное содержимое моего левого кармана всё это время оставалось в руках этой странной хрипловатой и изящной женщины, чей облик не вязался с голосом. Или напротив – слишком сильно ему подходил? Я устало потер глаза, чувствуя себя ничуть не готовым к предстоящему разговору и вообще не настроенным на общение с... Черт возьми, да с кем бы то ни было. – Вы привыкли терять, – констатировала женщина. – Так привыкли, что готовы потерять даже путь туда, где вас ждут. Вы не связаны ни с кем, но связаны раной в своей душе. Она держит вас в одной точке, где бы вы ни находились. Потерявшееся дитя... Дитя своего прошлого. Если бы я и хотел возмутиться этой бесцеремонности, я бы не смог. Только втянул поглубже дым, выдохнул и сквозь доводящую до слез никотиновую пелену посмотрел на женщину едва ли не с вызовом. – Вам-то какое дело? – Мне? Никакого, – отвечала незнакомка в той же лёгкой манере, но равнодушия во всём её естестве не было. Она даже напомнила мне одну из моих давних школьных учительниц: та же напускная строгость вкупе с безразличием и то же едва различимое, но искреннее радение за успехи подопечных. Я пожал плечами – скорее зябко поежился, чем выразил незаинтересованность. Мне было интересно, да, но ещё больше – жутко, хотя эта жуть была скорее интригующей, чем пугающей. Уже давно я не ощущал себя так: в полной мере причастным к чему-то потустороннему, растерянным и уверенным одновременно. Желающим к этому приобщиться и вместе с тем сомневающимся. – Вот, так-то лучше, – подытожила женщина, подразумевая то ли изменения в моих мыслях, то ли неведомо что. – Вы найдете свою дорогу. Любую дорогу. В конце концов, проводника, если сами не захотите сделать нужный шаг. – Может, ещё на ладони погадаете? – я не сдержал сарказма, но женщина ничуть не оскорбилась. – Не люблю это дело. Будущее слишком зыбко и может измениться от любого чиха, – она пренебрежительно отмахнулась. – Другое дело – отношение к настоящему. И ваше – неуловимо меняется. Оспаривать её правоту было бы глупо. От одного её присутствия рядом мир переворачивался, призывая в самую сердцевину клубка неразгаданных тайн и незаданных вопросов. И всё же один вопрос прозвучал: – Что вы здесь делаете? Незнакомка задумчиво посмотрела в безоблачное небо. Я терпеливо ждал, пока она ответит, вернувшись тем временем к мелким сорнякам, которые не выкорчевал прежде. Откуда-то я знал, что пялиться на неё все эти долгие мгновения будет не лучшим выходом. – То же, что и мои слуги. Направляю. Только не так буквально, как они. Я понимающе кивнул, уже связав её и с воронами, и с загробным миром, и с дергающими со всех сторон нитями судьбы. Кем бы ни была эта таинственная женщина, злобы в ней не находилось ни на грамм. Зато мудрости, незримой глазу – хоть отбавляй. – Вижу, вы пока не готовы. Но вы можете найти меня в любое время. Не обязательно здесь. Когда я оторвался от своего занятия и обернулся, женщины уже не было. Лишь стая чёрных воронов беззвучно поднялась ввысь – я даже не сразу расслышал шелест перьев. И готов был поклясться, что миг назад никаких птиц поблизости не было. Но я чувствовал, что за этим последует что-то ещё. Я думал умереть в тот вечер, но, как видишь, рассказываю это всё тебе. А уж верить или нет – твоя забота. Может, ты и сам однажды встретишь Воронью Госпожу, заглянув ко мне на могилу.