Игра в прозвища

Майкрофт стоял перед зеркалом и напряженно вглядывался в его отражение, пытаясь уловить в себе хоть какие-то отблески эмоций. Весть о том, что профессор Роджерс умер, потрясла его, удивила… Однако, по сути, Майкрофт Холмс не чувствовал ровным счетом ничего. На самом деле, Майкрофт не знал, что должен чувствовать в такие моменты человек, а он определенно должен. Майкрофт нахмурился и продолжил сверлить «другого» Майкрофта, который точно таким же взглядом уставился на «оригинал», повторяя малейшие движения и изменения в позе. Вот повернул голову влево, проводя пальцами по гладко зачесанным назад волосам, а вот уже эти же самые пальцы коснулись шеи, скользнув к черному галстуку, проверяя узел. Слегка повернулся корпус, а взгляд, колючий и придирчивый, проверил идеальную чистоту и выглаженность траурного черного костюма и белой рубашки. Отвлекся, и глаза снова уставились на лицо в зеркале. Ничего. Гладкое, бесцветное полотно, которое не выдавало ничего, по которому нельзя было ничего прочесть. Это хорошо, но… нормально ли ничего не чувствовать, когда умирает кто-то близкий, кем ты дорожил долгое время, кто помог тебе выбраться из ямы, в которую ты попал, продолжая засыпать себя землей? Майкрофт не знал, что думать, а потому, оправил полы своего пиджака и, бросив последний взгляд на отражение, которое оставалось таким же холодным, вышел из кабинета. Погода обещала быть солнечной, окружая своим светом всю природу, освещая каждый листик и ветку зеленых насаждений, которые окружали поместье Майкрофта Холмса. Сам он уже стоял на крыльце, опираясь левой рукой на витые и изящные перила лестницы. Внизу его уже ждала машина. Холмс всегда был до тошнотворности пунктуальным и не терпел, если его «экипаж» опаздывал более чем на 30 секунд. За 4 года он сменил около 20 водителей, а тот, который сейчас управлял черной машиной с тонированным стеклами, держался уже достаточно долго на своем месте. Погода хорошая… Пожалуй, у Майкрофта есть еще пять минут, чтобы насладиться тишиной и покоем. Этими редкими минутами, которые по-настоящему доставляли ему удовольствие. Майкрофт подставил бледное лицо солнцу, которое ласковыми, не обжигающими прикосновениями скользило по носу, щекам, шее и волосам, заставляя последние переливаться красивым медным блеском. Волосы Майкрофта никогда не были такими, какими они выглядели. Глядя на них, можно подумать, что они гладкие, мягкие, пушистые, а прикоснувшись к ним ощущаешь — проволока. Самая настоящая, жесткая и колючая, о которую не стоит труда оцарапаться. Майкрофт как-то задался совершенно глупым вопросом, о котором сразу же забыл: могут ли волосы выдавать характер человека? Как-то, еще на занятиях Роджерса, он начал замечать, как его волосы стали становиться более сухими, а после жесткими, хотя раньше были мягкими, податливыми, а сейчас даже сам владелец такого «богатства» не прикасался к ним лишний раз. «Глупо- глупо. Майкрофт, совсем не о том ты думаешь, мой юный друг», — прозвучал голос в голове у старшего Холмса, заставляя того встряхнуться. Надо же! Как задумался, что теперь придется выезжать на целых 5 минут позже. Хм… Надо запомнить больше не возвращаться к вопросу про волосы. Майкрофт торопливо сбежал по лестнице вниз, где его уже ждал водитель, придерживающий открытую дверь. Майкрофт сел в машину, дверь захлопнулась, водитель занял свое место и машина тронулась. Ехать предстояло добрые 2 часа. Сначала Майкрофт смотрел в окно, за сменой пейзажей, а после снова начал изучать свои глаза. Холодные, колючие, а в душе — вьюга и снега, лежащие заледенелыми сугробами на самых старых ранах, на самых горячих чувствах, на самом прекрасном в Майкрофте Холмсе. *** Дом Эрла Роджерса был обычным в череде точно таких же строений. Небольшой, двухэтажный домик, окрашенный в коричневый цвет с белыми окнами. Правда краска на окнах уже кое-где послетала и потому дом выглядел слегка неопрятно. За стеклом, внутри дома, был виден легкий белый тюль, который скрывал внутреннее убранство дома, но Майкрофт сразу сделал вывод, что дом будет в светло-коричневых тонах. Там стоит кожаная мебель, а на полу - обычный паркет, который будет вытоптан, особенно около дивана. В гостиной - книги и не будет телевизора. В прочем, сейчас там будет стоять фотография профессора, в черной траурной раме и лежать венок из цветов. Обязательно белых, перевязанных черной лентой. С чего Майкрофт так решил? За 2 с лишним года он успел хорошо изучить профессора, его повадки, движения. Во многом он даже превзошел своего учителя, в чем он однажды, по неосторожности, признался на одном из занятий. Как не странно, в доме было тихо, хотя Холмс не удивился — навряд ли у него было много родственников или друзей, а если их было много, то не все захотят приходить на похороны. Сам Роджерс не раз говорил, что его, мягко говоря, недолюбливают за его холодность и отстраненность, от чего он сам, порой, сильно страдает. Майкрофт подошел к двери и постучал. За дверью послышался тонкий перестук каблучков, а после дверь открылась. Перед Майкрофтом стояла женщина. Она была хороша, даже очень. У Роджерса определенно был вкус в женщинах. Она была среднего роста, но небольшой каблук слегка делал ее выше. Полновата, с красивыми округлыми формами. Светлые волосы, мягкими естественными локонами, не касались плеч. А лицо у нее было примечательным. Тонкие губы, небольшой прямой нос и удивительно зеленые глаза, слегка покрасневшие. «Как жаль. Видимо, она до последнего его любила и ждала, только не дождалась», — подумал Холмс, глядя на женщину, которая точно таким же изучающим взглядом смотрела на Майкрофта. Женщина явно была замужем, о чем свидетельствовало обручальное кольцо, и уже достаточно долго, так как оно слегка впивалось в палец. Еще две секунды, осмотрев ее внешний вид, и он заговорил. — Добрый вечер, мэм. Майкрофт Холмс, — представился он и, не дожидаясь приглашения, вошел в дом. Майкрофт привык поступать так на своей работе: ждали-не ждали, но я войду, так как это моя работа. Женщина отступила на шаг, а после снисходительно улыбнулась. — Я могла бы стразу догадаться. Вы повадками уже похожи на Эрла. Эмилия Лестрейд, — представилась женщина и подала свою левую руку. Майкрофт нахмурился и завел руки за спину, а женщина, слегка покраснев, убрала руку. — Я соболезную вашей потере, — снисходительно ответил Майкрофт, осматривая дом. Все оказалось точно так, как он и предполагал. — Благодарю. Не хотите кофе? Надо подождать моего мужа. Он устраивает последние мелочи с погребением бедного Эрла, — на его имени голос ее дрогнул и Майкрофт подумал, что возможно ей больно. Боль? Это должен чувствовать человек при утрате? Любопытно-любопытно… Майкрофт снова заглянул в себя и нашел там только то… что он очень хотел черный, терпкий кофе. Цинично — да, но врать сам себе Майкрофт не собирался. Он давно уже перестал что-либо чувствовать и эмоционировать. Раньше его это пугало, а теперь он смирился и это не причиняло ему никаких неудобств. — Да, пожалуй, да, — медленно проговорил Майкрофт и направился следом за женщиной. «Замужем она уже более 20 лет, а у профессора был сын. Стало быть, ее муж воспитывает не своего ребенка? Хм… Интересно, если учесть, что на момент развода сыну должно было быть 5 лет. Стало быть ему сейчас 25-26. Одногодка, стало быть. Впрочем, это не интересно. А профессора жаль. Хороший был человек», — думал Холмс, присаживаясь на стул, пока Эмилия копошилась на заднем плане с кофе и туркой. Она явно нервничала и была расстроена, а потому процесс шел медленно. — Мам, давай помогу, — перехватил ее руки юноша, и она подчинилась. — Спасибо, Грегори. Ты почему еще не завязал галстук?! Отец приедет с минуты на минуту! И что ты сделал со своей рубашкой?! Где твой пиджак?! — уничтожающим взглядом посмотрела на него женщина, с негодованием указывая на закатанные рукава белой рубашки, которая, помимо всего, была еще и на выпуск. — Мам, я уже взрослый. Сядь посиди! — слегка грубо проговорил юноша, поворачиваясь к столу и указывая на него кивком, а после заметил Майкрофта и слегка замялся. — Э-э-э… Здравствуйте, — он отставил турку и подошел к нему, отряхивая руки, а потом протянул правую ладонь, — Грегори Лестрейд. Майкрофт смерил его изучающим взглядом. Это талант, сидя на стуле, смотреть на стоящего человека сверху вниз! Сын Роджерса явно был похож больше на мать. У него было такое же мягкое лицо, красивый ровный нос и тонкие губы. Руки его были грубыми, с мозолями на пальцах. Держался он ровно, стойко, по струнке. Явно работает в полиции. Наверняка, форма ему к лицу… Что, простите? Майкрофт явно удивился, что подумал о сверстнике в таком ключе, но предпочел оставить это на потом и продолжил осматривать юношу. На безымянном пальце правой руки красовалось серебряное кольцо. Обручен. -Здравствуйте. Майкрофт Холмс, — Майкрофт снисходительно кивнул головой и отвернулся снова, глядя на женщину, и только краем глаза он заметил, что Грегори изумленно открыл рот, а потом захлопнул его, сведя брови в одну точку. — Мам, можно тебя на секунду? — и он вышел из кухни, явно забыв о том, что гостю был предложен кофе. Женщина неловко улыбнулась и вышла следом за сыном, а Майкрофт подошел к плите, взял идеально чистую турку, и насыпал туда немного кофе, а после налил воды. Поставив на медленный огонь, он изредка помешивал его ложкой, дабы не дать подняться горькой кофейной пенке. Лицо его сохраняло умиротворенное выражение. Он и так знал, о чем говорит Грегори. О том, что уж слишком этот незнакомец слишком нахальный, слишком высокомерный, слишком похожий на отца, которого он ненавидел всем сердцем за то, что оставался таким холодным все эти годы. Ах, знал бы этот юноша о том, что отец часто о нем вспоминал, но, наверное, раз Роджерс не сказал ему об этом, значит была какая-то причина. Он налил кофе в белую чашку и аккуратно отпил, вдыхая терпкий аромат черного напитка, жмурясь от удовольствия, которое он получал просто от осознания, что он приготовлен идеально. — Эмилия, Грегори! Пора! — пробасил мужской голос, после послышались шаги и в кухню заглянул плотный коренастый мужчина. Его голубые глаза серьезно и слегка грустно смотрели сквозь квадратные стекла очков, а верхняя губа спряталась за жесткой щеткой усов. Увидев гостя, тот, казалось, на минуту, смутился, но после жизнерадостно улыбнулся и попытался энергично поприветствовать Майкрофта. — Добрый день, сэр. Боб Лестрейд, — он дружелюбно посмотрел на юношу, который высокомерно смерил его взглядом, — Вы, стало быть, Майкрофт Холмс. Любимец Эрла. Хм… Знаете, не удивительно, — тот рассмеялся и положил руку Холмсу на плечо, от чего у юноши уголок губ презрительно взмыл ввысь. — Да, вы правы, но будьте добры — уберите руку. Мне не удобно пить кофе, — нахмурился Майкрофт, а дружелюбная улыбка сразу исчезла с губ Лестрейда старшего. Знаете, говорят что улыбка преображает лица. Так вот Боб Лестрейд был явно из тех людей, который никогда не должен прекращать улыбаться, так как серьезное выражение лица, уродовало последнее. — Эмилия, пошли! Мне нужно с тобой поговорить, — он кивнул гостю и, развернувшись, вышел из дома. Следом за ним проследовала жена. Майкрофт вышел в гостиную, а перед зеркалом стоял Грегори и пытался завязать галстук. — Я помогу, — прозвучало у него над ухом. Майкрофт сам удивился, когда сказал что-то подобное, а удивление Грегори, а потом и волна злости, чувствовались кожей. — Спасибо, я сам справлюсь, — холодно отрезал Грегори, но Майкрофт, на секунду пренебрежительно сжав губы, произнес приказным тоном. — Я помогу, — и развернул Грегори к себе, буквально в доли секунды завязывая непослушную полоску ткани у того на шее. А после Майкрофт решил поближе изучить лицо Грегори, от которого буквально веяло злостью и негодованием: кто смеет приказывать ему? Грегори Лестрейду. Майкрофт столкнулся с глазами Лестрейда и почувствовал… что-то почувствовал определенно, только что? Глаза Грегори достались от отца. Глубокого, коричневого цвета, который поражал своей насыщенностью, оставаясь на грани с черным. Но в отличие от глаз профессора, они были… живыми. Они были такими яркими, такими притягивающими… — Хватит на меня пялиться, — Майкрофт ощутил как его толкнули, а в следующую секунду Грегори уже вышел на улицу, усаживаясь в свою старенькую машину серебристого цвета и захлопывая дверь. Майкрофт лишь покачал головой и попытался встряхнуться. Что это с ним? А после прошел к своей машине. Пора было отправляться на церемонию. Что с ним? Почему его мысли разбежались в голове, подобно птицам, когда воздух разрезает резкий звук выстрела? Неужели, лед тронулся?