~ День, когда Эмма отсыпала целую горсть в гнилой котелок~
Скотт вытер вспотевшую ладонь о рубашку и переложил в неё бутылку вина, надеясь, что та наконец перестает скользить. Он обменял эту бутылку, на целый месяц хождения пешком. Но что поделать, Уоррен не мог уступить нормальное вино ни на что, кроме приведённого Скоттом в приличный вид понтиака. А повод насладиться хорошим напитком действительно был грандиозный. Скотт для вида постучал в дверь квартиры Эммы, после чего провернул ручку и вошёл внутрь. Эмма редко запиралась, хотя Скотт предупреждал, что на Утопии ни один жилой квартал не является настолько безопасным, чтобы не опасаться кражи или грабежа. «Опять рискуешь», — ментально обратился он к Эмме. Он не мог почувствовать её, но она должна была его услышать. Эмма не ответила, в спальне вместо слов послышался кашель. Скотт прошёл на кухню и достал из шкафчика два бокала для виски. Других, к сожалению, не было. Вино он отправил в морозилку. «Ты не поверишь» Логану предложили стать Мстителем. Кому он там собирается мстить, уже не особо волновало Скотта. Самое главное - он вот-вот должен будет свалить с острова. И Джин, о, дорогая Джин, не сможет уйти вместе с ним. Конечно, они могут попробовать отношения, скажем так, на расстоянии, но Скотт знал, что для темпераментной Джины это не вариант. Они расстанутся. Он ухмыльнулся сам себе. «Какой же ты мудень, Саммерс», — Эмма, судя по недовольству, посланному в его голову, уснула только с рассветом. — «Врываешься с утра, чтоб позлорадствовать над чужими личными драмами…» «Уже два часа дня» «Не важно» «Я принес каберне фран» «С этого бы и начал» Пока Эмма шуршала простынями в спальне, Скотт встал из-за стола, чтобы достать бутылку из морозилки. Поставив её на стол, он приступил к поискам штопора. — Блять! — голос Эммы прозвенел хрусталём, а значит, она поменяла свою форму. — Что случилось? — он неловко приоткрыл дверь спальни, но так, чтобы не нарушить её уединения. — Ничего… Скотт поклялся, что услышал всхлип. Распахнув дверь, он в недоумении застыл на месте. Картина, открывшаяся ему, врежется в его память так отчётливо, что даже спустя годы он сможет достать её из «чёрного ящика» и рассматривать в малейших подробностях, содрогаясь от ненависти к себе. Возле смятой постели стоит Эмма, и лучи солнца преломляются в гранях её алмазного тела, а ноги, от внутренней стороны бедер и до самых колен залиты кровью. Кровь пропитала шёлковые пижамные шорты, кровью испачканы алмазные ладони, кровь и на простынях и одеяле. Скотт не может видеть отчетливую красноту из-за фильтра очков, и вся эта кровь видится ему чёрной. На паркет падает что-то с тихим звоном и откатывается в сторону. Слеза, ставшая алмазом. Эмме не было больно. По крайней мере физически. Скотт чуть сознание не потерял, бедняга. Конечно, менструация пугает мужиков до одури, хотя этот вроде жил с сестрой, и наверняка был свидетелем неловких женских казусов. Но тут-то дело было несколько кровавее. Она еле убедила его не ехать в больницу. Вместо этого он набрал для нее ванну, и когда Эмма разделась и забралась в воду, температуру которой она не могла почувствать, из прозрачной вода тут же стала розовой. — Это выкидыш, — тихо сказала она, — на маленьком сроке. — Насколько… маленьком? — Руки, держащие душевую лейку, направленную на её спину, дёрнулись. — Шесть недель. Скотт уронил лейку в ванну. Эмма подобрала её и направила себе на грудь. — И когда ты собиралась мне сказать? — Не знаю. Она хотела подождать хотя бы три месяца. В первый раз. В первый раз она проносила их ребенка меньше пяти недель, и врач уверил её, что выкидыш на таком сроке при первой беременности — норма. Организм отторгает ребенка, который только наполовину совместим с матерью, и с этим ничего нельзя поделать. Второй раз, спустя полгода, она продержалась всего четыре недели. Ударилась пальцем об угол шкафа и неосознанно стала алмазной. Тут матушка-природа прямо намекнула, что Эмма при смене формы не может сделать живым алмазом и содержимое матки, которое несовместимо с ней генетически на сто процентов. В третий раз, спустя всего три месяца с прошлого выкидыша, ей удалось забеременеть снова. И Эмма была готова. Она была внимательна и аккуратна, она сделала всё для своего будущего ребенка. Но, как всегда в таких случаях, есть одно большое и жирное «НО». Едва она встала с кровати, тело само, без причины или её усилия, поменяло форму. Оно считало, что ребенок — враг. Инопланетянин, от которого надо защищаться. Только наполовину совместимый с ней, а значит — чужой организм. Такие подробности Эмма узнает спустя три года, когда в отношениях с Тони Старком она захочет убедиться, что бесплодна. Но она не была бесплодна как таковой. Она просто не могла выносить. Врачи предлагали заморозить яйцеклетки, чтобы в будущем воспользоваться услугами суррогатной матери, но Эмма не стала. Она не думала, что когда-нибудь вернётся к единственному человеку, от которого потенциально могла захотеть детей . — Мне очень жаль, — шепчет Скотт. — Прости меня. Эмма повернулась к нему с тихим плеском воды в ванной. Она хотела сказать, что ему совершенно не за что извиняться, но не смогла вымолвить и слова. Лицо Скотта выражало скорбь, и такую сильную, что она словно кость застряла у Эммы в горле. Невыносимая боль. Чувство вины, с которым он будет жить до конца своих дней. И Эмме стало на секунду легче. Пока она не поняла, что скорбь эта не от потери ребенка, который даже не успел стать чем то большим, чем комочек неоформившихся клеток. Он всё равно уйдёт. Он уйдет к Джине. Ему жаль, очень больно, стыдно и плохо, но он не останется. Она позволила ему убраться в спальне, вытереть её, помочь одеться в чистое, и уложить в свежую постель. Эмма не произнесла ни слова. — Знаю, это тяжело, — попросил Скотт алмазную немигающую статую, которую бережно укрыл одеялом, — постарайся сменить форму и поспать. Пойду приготовлю обед. — Саммерс, — строго произнесла она, поворачиваясь к нему и стараясь запомнить его лицо как можно подробнее, — иди уже нахуй. Твоё чувство вины разве что из носа не сочится. Сваливай к своей Джин, разве не этого ты всегда хотел? Скотт встал, нервно вытирая руки о джинсы, он не воспринял её слова достаточно серьезно, чтобы последовать инструкции. Почему вся эта хуйня случилась именно сегодня? Прогнать его будет непросто. Эмма благодарит Бога, что в алмазном теле эмоции не смогут взять над ней верх. — Это не первый раз. — Что? — Я бросила пить таблетки год назад. До этого случая были еще два. Давай, Эмма, добей его. Пусть разозлится, но не будет с видом побитой собаки оставаться рядом с тобой против своей воли. — Но… почему? — Бля, да очевидно! Чтоб ты к Джине не ушёл! Прекрасно. Теперь он зол на неё. Один выкидыш это случайная трагедия. Но три подряд — явный преступный умысел. Скотт стал жертвой жестокой манипуляции и обмана. В правильной картине мира Саммерса это было словно разрывная пуля в мозгу. Хлопнула входная дверь, и с запотевшей бутылки вина на кухонном столе скатились крупные прозрачные капли воды. Эмма осталась одна. Сосредоточившись, она смогла вновь принять человеческий облик. Низ живота неприятно ныл, готовя ей жестокие пару дней в кровати, но это не было так невыносимо, как тоска, накрывшая её толстым слоем отчаяния и жалости к себе.~8 лет спустя, то есть сейчас~
Эмма не торопилась вынимать свою ладонь из его рук. Время помогло ей затянуть раны, стать сильнее и лучше. Но не счастливее. Вернувшись на Утопию, думала ли она, что увязнет в злости, не позволяющей ей бросить мстительную погоню за призраком? Скотт все ещё не был уверен, что всё, чем они с Ороро занимались после трагического совпадения, имело под собой весомое основание. Он был полицейским, и в работе, как и в жизни, руководствовался фактами, а не предположениями. — Спасибо, Скотт, за то, что не дал мне задохнуться рвотой. — Разве не для этого нужны бывшие? Она закатила глаза, но, Скотт был уверен, её это немного повеселило. — Не думала, что увижу тебя когда-нибудь снова, — Эмма приняла предложение Скотта и отхлебнула бурбон из его стакана, отчего забавно поморщилась. Такая милая, даже в мрачных декорациях их жизни. О, чёрт, он отметил, что она милая. Кажется, алкоголя ему уже хватит. — Я тоже, — честно сказал он, — но я очень скучал. — Не начинай. Было уже поздно склеивать осколки их отношений. Слишком многое произошло, но Скотт, как и в случае с Ороро, чувствовал себя обязанным сказать то, что было у него на душе. Так же, как Ро и Чарльз, Эмма пала жертвой на пути его стремления быть мужем Джины Грей. Потребовалось столько лет для того, чтобы он смог оглянуться назад отчетливо увидеть это. Мир Скотта Саммерса рушился, и не осталось почти никого, за кого он мог бы зацепиться. И никого, перед кем он бы не был смертельно виноват. Эмма вскочила из-за стола и нырнула в спальню. Очевидно, бурбон попросился наружу через рот. Стремясь заглушить звуки тошноты, Скотт вылил содержимое стакана в раковину и включил воду, чтобы вымыть его. — День был чертовски долгий, — Эмма вытирала полотенцем умытое лицо. — Можешь остаться на диване. Наверное, так он и поступит. А завтра отправится на работу, пытаясь докричаться до Джины. Вечером постарается поговорить с ней лично. Отчего-то, в успех почти не верилось. Сон упорно не шёл, вытесняемый роем беспокойных мыслей. Проигрывая раз за разом то сцену ссоры с женой, то события на острове Мидоус, то неожиданную находку на заброшенной станции. Мучимый тупой болью в затылке и жаждой после палёной выпивки, он встал, чтобы налить воды. В глаза бросилась полоска света из-под двери в спальню. Скотт отставил стакан, подошёл вплотную и прислушался. Кажется, Эмма спала. Секунда борьбы с собой, тихий поворот ручки, и вот он внутри. Эмма зарылась в одеяло с головой, высунув из под одеяла только нос, чтобы было, чем дышать. Наверное, она забыла погасить ночник на тумбочке. Скотт осторожно приблизился и протянул к лампе ладонь, нащупывая сзади выключатель. Взгляд скользнул на лист бумаги, лежащий возле лампы. Тот самый, который он вот так же возле кровати, только в своей бывшей комнате, сегодня утром взял, чтобы проверить, куда Эмма собралась. Имя Авессалома Меркатора теперь было вычеркнуто с припиской «ёбаный педик». Скотт улыбнулся краем губ. Он развернул лист. Подчёркнутое два раза с пометкой «обосраться опасный?» имя привлекло его внимание. «Натаниэль Эссекс». И адрес. Скотт сложил лист и сунул в задний карман джинс. Он погасил свет и тихо вышел, закрывая за собой дверь. Торопливо обулся, накинул куртку, и застыв у выхода, секунду колебался, прежде чем забрать с кухонного стола шлем Магнето.