Лучше, чем смерть

Все прожитые дни сливались в один бесконечный серый день. Ожидание приговора отзывалось пульсирующей болью в висках и давящей тяжестью на сердце. Хакс был готов к наказанию любой строгости — к разжалованию, к военному трибуналу, к немедленной смерти. К чему угодно, кроме полной неизвестности. Хотя, признаться, умереть после всего пережитого было бы крайне неприятно. Сноук вызвал Хакса к себе, как только тот достаточно оправился — примерно через четыре дня после возвращения на Финализатор, если считать по корабельному времени. Поначалу Хаксу казалось, что медицинский уход ему не нужен вовсе, и проще отчитаться перед Верховным лидером сразу, не затягивая и не откладывая эту неприятную обязанность. Голова немного кружилась, во рту было сухо, но по сравнению с настоящей опасностью это казалось не стоящим внимания пустяком. Однако Рен придерживался другого мнения. «Не спеши. Дай себе время на размышления, — в голове зазвучал его прерывистый шепот. — Тебе не нужно видеть его сейчас». Хакс понял вдруг, что пропустил момент, когда Рена увели, и остался только голос. Наверное, он и правда был не настолько здоров, как хотел думать. «За меня не волнуйся. Мы скоро увидимся, а ты… Ты не спеши». Спорить не было сил. Смирившись с судьбой, Хакс соблюдал постельный режим и терпеливо сносил унылые медицинские манипуляции. Как только разум достаточно прояснился, он попросил себе датапад и набросал план отчета перед Верховным лидером. Ему всегда было проще импровизировать, имея несколько письменных заготовок. Основной упор в своем докладе Хакс сделал на то, что в силу разных причин помнит немногое и что основную работу сделал Рен. Жаль, что обсудить с ним их легенду еще раз не было никакой возможности: на мысленные призывы Рен не откликался, а спрашивать о нем напрямую Хакс так и не решился. Вместо этого он убедил себя в том, что с легкостью справится и сам. *** Вызов к Верховному лидеру пришел, стоило только Хаксу переступить порог своей каюты. Как будто тот специально ждал, чтобы помешать наслаждаться долгожданным покоем и уединением. Однако, вопреки ожиданиям, разговор вышел довольно коротким: Хакс лаконично доложил о случившемся, отметил храбрость Рена и свое небольшое участие. Изобразив некоторое смущение, он отметил, что поделился своей кровью для ритуала. Они с Реном обговорили этот момент отдельно и решили, что не станут врать о технической стороне совершенного обряда. Мелочи всегда придают рассказу правдоподобие. Сноук слушал внимательно, не перебивая, — и одновременно осторожно и неторопливо копался в воспоминаниях. Мягкие прикосновения к памяти ощущались липкими и пачкающими, как будто внутри черепной коробки шевелились тонкие склизкие щупальца. Хакс сглотнул, подавляя тошноту. Настоящего беспокойства он не ощущал: никаких тайн Сноук от него не узнает. Хакс был честен и говорил только правду, подловить его было не на чем. Закончив свой доклад, он замолчал, ожидая вопросов, однако их не последовало. — Спасибо за отчет, генерал, — произнес Верховный лидер после паузы. — Он будет принят во внимание, когда будет решаться ваша судьба. Это случится несколько позже, поэтому рекомендую запастись терпением и с пользой для себя и для нашего дела провести освободившееся время. Хакс почувствовал, как внутри поднимается волна ослепляющего гнева: что, неужели он действительно выжил для того, чтобы проявлять терпение? Впрочем, Хакс быстро взял себя в руки. Ему приходилось подавлять и не такие эмоции. Следовало относиться к ожиданию как к очередному испытанию, причем не самому сложному. По крайней мере, сделать вид. — Могу ли я как-то повлиять на ваше решение? — сказанное прозвучало почти дерзко, но Хакс не смог промолчать. — Нет, не можете, — в голосе Верховного лидера мелькнула едва слышная издевка. — Сейчас вы свободны. Если у вас нет никаких вопросов, можете идти, генерал. Хаксу хотелось спросить о многом. О том, что Верховный лидер увидел в его голове. Или о том, куда они направляются и какие у них дальнейшие планы. А главное — о том, где Рен. Но любой из этих вопросов только показал бы его слабость, и оттого Хакс просто сдержанно кивнул и ушел. После беседы с Верховным лидером увидеть Рена захотелось еще сильнее. Просто чтобы удостовериться, что с ним все в порядке, ведь они не виделись с того дня, как достигли Финализатора. Корабль был огромным, и Рен вполне мог отлеживаться вдалеке от посторонних глаз и по собственной воле избегать любых контактов. С той же вероятностью Сноук мог переправить его куда-то и запретить выходить на связь. Хаксу хотелось определенности и контроля, хотя бы в отношении Рена. Но даже сейчас, будучи достаточно близко к нервному срыву, он трезво осознавал: этого никогда не будет. Рен никогда не станет подчиняться. Смешно, но именно эта его парадоксальная внутренняя свобода и цепляла сильнее всего. Хакс знал, что при желании может продавить и поставить на место любого, кого захочет. Даже самые сильные и самоуверенные ломаются, если знать, куда давить. Только Рена продавить не получалось, одного из всех. Да и не требовалось это больше. Хакс пропустил момент, когда желание поставить Рена на место окончательно превратилось во что-то иное, слишком похожее на зависимость. Вернувшись в каюту, Хакс старательно протер руки, дверную ручку и стол дезинфицирующими салфетками. Хотя бы это он пока что мог контролировать. *** Ожидание изматывало и бесило, воскрешало в памяти пережитое и ощущение собственной мучительной, жалкой беспомощности, — и все же у этого испытания мог быть хороший исход. Или не мог — иногда Хаксу казалось, что Верховный лидер просто ждет, когда он не выдержит и покончит с собой. Что ж, если это так, ему придется потерпеть. Умирать Хакс не собирался. По крайней мере, не раньше, чем выяснит, что произошло с Реном. «Не должен умирать. Не должен сходить с ума. Должен узнать, где Рен», — этот список из трех пунктов Хакс открывал на датападе каждое утро, едва проснувшись. Не то чтобы он боялся забыть, но постоянное повторение самых важных вещей помогало держать мысли под контролем и подавлять гнев. Впрочем, не только в гневе было дело. В зыбкие утренние часы Хакс особенно остро ощущал, что по-настоящему теряет рассудок. Понемногу, пока еще незаметно для окружающих, но процесс уже был запущен. Связь с реальностью утекала, как песок сквозь пальцы, и следовало удерживать ее изо всех сил. Отец всегда говорил: «Если что-то идет не так, составь список необходимых дел и обдумай все еще раз». Пожалуй, это был самый мудрый совет из тех, что Хакс получал от него. В его списке было всего три пункта, и если с первыми двумя он более-менее справлялся, то с последним… Как найти того, кто отчаянно не хочет быть найденным? Или того, кого спрятали слишком хорошо? Тяжелее всего было по утрам. Хакс неизменно просыпался в состоянии, близком к панике: сердце бешено стучало, руки были холодными и влажными, горло сводило спазмом. Ему снилась вода, много темной ледяной воды, и выбраться из нее не получалось. Однако Хакс все равно пытался выплыть, ведь он был отличным пловцом, он не должен был умирать так жалко. Вода всегда оказывалась сильнее: она сковывала руки и ноги холодом и вынуждала сдаться. Хакс задыхался, ощущая только дикий, животный ужас — и в этот момент неизменно открывал глаза. Серый потолок каюты еще никогда не казался ему настолько привлекательным. Первые несколько минут после пробуждения Хакс тратил на самоуспокоение. «Я-дома-мы-вернулись-все закончилось-мы живы-все хорошо», — он говорил это вслух, по кругу, до тех пор, пока руки не переставали дрожать. Хорошо, что никто не видел его в эти моменты. Днем становилось легче: лучше всего Хаксу удавалось быть занятым, даже не имея никаких формальных задач. Он упражнялся в тренировочном зале до темноты перед глазами, затем тщательно смывал пот и заставлял себя обедать. Потом приходило время для бесед с подчиненными. Приказано или нет, оставить своих людей без руководства Хакс не мог. Он и так отсутствовал достаточно долго. К тому же общение, пусть и сугубо формальное, помогало не уходить в себя слишком глубоко. Пока вокруг были те, кто верил в Хакса, имело смысл продолжать бороться с собой каждое утро. В отсутствие новых распоряжений все в основном занимались подсчетом убытков, и это грозило затянуться. Откровенно говоря, Хакс с трудом представлял, как они выберутся из долговой ямы. Чтобы убедить кредиторов, следовало предоставить план дальнейших действий, эффективный и недорогой. У Хакса было несколько идей относительно этого, но Верховный лидер вряд ли одобрил бы их, да и большинство подчиненных — тоже. Почти все из них слепо восхищались Империей и ее методами, списывая все провалы на невезение и досадные случайности. Если бы Хакс предложил им бороться с Сопротивлением методами Сопротивления, вышел бы скандал. Поэтому он отделывался общими фразами и обещаниями: сказанные уверенным тоном, они имели удивительный эффект. Люди верили ему — по крайней мере, пока. С головой уйдя в работу, Хакс почти забывал о том, что приговор ему еще не вынесен. Как и о том, что после всего пережитого Верховный лидер и его методы вызывали у него смутное отвращение. Хакс очень не любил быть фигурой в чужих играх. Однако именно этим он и стал, кажется. К вечеру становилось хуже. Мысли о Рене, старательно подавляемые весь день, выходили из-под контроля. Хакс чувствовал острое, навязчивое желание узнать, где тот прячется и что с ним происходит, — и бесился. Бесился — и хотел прижать этого кретина к себе, уткнуться в его плечо, закрыть глаза и стоять так до тех пор, пока зудящее беспокойство внутри не уймется. Одновременно Хакс злился на себя за все неудачи разом, за просчет со Старкиллером, за то, что у него никогда не будет второго шанса подняться настолько высоко. За то, что он позволил себе роскошь задумываться. Хороший солдат не должен так поступать. Когда бешенство и нереализованное желание контроля становились слишком сильными, Хакс шел в зал и упражнялся в стрельбе, пока руки не начинали болеть. Иногда вместе с ним стреляла и капитан Фазма. Похоже, ей тоже было необходимо выпустить пар. Они не разговаривали, только приветственно кивали друг другу, и обоих это вполне устраивало. Однако на третий совместный вечер Фазма решилась прервать молчание, причем совершенно неожиданным замечанием. — Непросто вам пришлось, генерал, — произнесла она, когда Хакс опустил бластер, давая себе передышку. — Вам что-то известно о том, как именно мне пришлось? Хакс внимательно посмотрел на Фазму: та была действительно умным человеком, одним из немногих на этом корабле. В принципе, она могла интуитивно догадаться о чем-то. — Никто ничего не знает, но придумывают много, — Фазма коротко улыбнулась. — Вас считают героем. — Если кто и герой, то уж точно не я, — Хакс хмыкнул. — Люди много фантазируют, капитан. Не стоит им верить. Фазма кивнула. Без привычного шлема, скрывающего сосредоточенное лицо и искажающего голос, она выглядела почти уязвимо. — Я рада, что вы снова с нами, — Фазма сказала это так серьезно и искренне, что Хакс почувствовал себя почти тронутым. — Думала даже навестить вас, пока вы приходили в себя, но решила, что вы будете не рады. По крайней мере, я бы на вашем месте не была рада. — Вы все правильно решили, капитан. Спасибо вам. Хакс тепло улыбнулся: все-таки Фазма нравилась ему. Когда-то он всерьез размышлял, не поухаживать ли за ней. Отец бы лопнул от злости, узнай он о таком романе. Фазма определенно была не той женщиной, которую Хакс-старший хотел бы видеть рядом со своим сыном. Однако по здравом размышлении Хакс все же решил не портить хорошие рабочие отношения сомнительными интрижками. Откровенно говоря, втайне он опасался отказа. — Мне тоже еще не вынесли приговор, — проговорила вдруг Фазма, и это «тоже» делало честь ее наблюдательности. — Вы, я думаю, слышали мою историю. О ней тоже много говорят. Меньше, чем о вашем героизме, но все же. — Да, слышал, — отозвался Хакс: о том, как капитан в последний момент смогла выбраться из пресса для мусора и спастись, говорили почти с восхищением. — И, если вдруг это нужно говорить вслух, я последний, кто станет вас осуждать. — Спасибо, — кажется, Фазма ждала именно такой реакции. — Это… Это очень ценно. То, что вы так считаете. Они помолчали. — Знаете, у меня есть к вам предложение, — Хакс сам не знал, зачем говорит это, но что-то словно подталкивало его. — Если все это когда-нибудь закончится и если нас не убьют, мы просто обязаны как следует напиться вместе. Обычно я не пью и такое не предлагаю, но сейчас я отчего-то уверен, что нам это нужно. В ответ Фазма улыбнулась ему, широко и открыто. — С удовольствием, генерал. Готова проспонсировать это предприятие. Эта короткая беседа стала для Хакса первым приятным событием за долгое время. Теперь во время вечерних встреч он неизменно перебрасывался с Фазмой парой незначащих слов. *** Несмотря на обилие дел, свободного времени все равно оставалось слишком много. Во всем была виновата бессонница: никогда прежде у Хакса не было проблем со сном, и оттого он совершенно не представлял, как с этим бороться. Как бы то ни было, подсаживаться на инъекции снотворного не хотелось, поэтому Хакс просто лежал и смотрел в потолок, пока от усталости не вырубит. Самым сложным было не думать о Рене: мысли о нем напоминали безмолвный крик в пустоту. При свете дня Хакс безжалостно стыдил себя за эту слабость. Если уснуть не получалось больше часа, Хакс брал датапад и пытался убить время с пользой. «Партизанская война как наиболее продуктивный способ ведения боевых действий в современную эпоху», — так назывался файл, в который он почти каждую ночь записывал обрывки мыслей относительно целей и задач Первого Ордена. Хакс рассуждал так: агрессивно нападающая сторона зачастую находится в более слабой позиции по сравнению с обороняющейся, и любой просчет может оказаться фатальным. Поэтому сейчас, особенно учитывая стесненность в финансах и отсутствие нового супер-оружия, имеет смысл сменить тактику на более скрытую. Настало время брать не силой, а умом. Удачная точечная диверсия принесет больше пользы в перспективе, чем бездумное уничтожение планет. Да, выйдет не так эффектно, и в подготовку личного состава придется внести изменения, зато это даст необходимую передышку и время для наращивания мощи. Разумеется, высказывать подобные идеи вслух не следовало, Хакс был совсем не в том положении. Вот если бы высшим начальством был он сам… Но этого не случилось и не случится, следовало смириться, идти вперед и поменьше думать. Надо сказать, от привычки записывать эти почти изменнические мысли здравый смысл не спасал. В одну из таких мутных бессонных ночей Хакс вдруг почувствовал, как на него смотрят, причем как будто бы изнутри. Он подозрительно огляделся: в каюте никого, кроме него, не было. В мозгу появилось странное щекочущее чувство, почти как во время разговора со Сноуком, но мягче. — Я не должен сходить с ума, — строго напомнил себе Хакс. — Ты не сходишь, — знакомый голос звучал сбивчиво, с помехами. — Это я. — Твою же мать, — Хакс с трудом подавил желание выразиться грубее. — Так вообще-то не делают, ты в курсе? Наверное, это и правда был Рен. Окончательно поверить в то, что это он, было отчего-то страшно. — Это правда я. Мы с тобой однажды заблудились в лесу, — раздалось шипение, как в сломанном приемнике. — Эт… случай… если… нужны док… ва. Слова слились в один непрекращающийся шумовой поток, и Хакс механически заткнул уши. Не то чтобы это помогло: шум продолжался еще некоторое время, а потом прекратился так же резко, как и начался. — Извини за это. И извини, что ввалился вот так, без предупреждения, — Рен улыбнулся, Хакс видел это так же ясно, как если бы они сидели в одной комнате. Звуковых помех больше не было. — Я с трудом пробился. — Где ты вообще? — Не могу сказать точно, — отозвался Рен после паузы. — Здесь довольно темно. Верховный лидер допрашивает меня, но, думаю, он почти закончил. Слово «допрашивает» было очень нехорошим, и спокойный тон, которым оно было произнесено, ничего не менял. — Что именно он с тобой делает? — спросил Хакс чуть более резко и обеспокоенно, чем следовало бы. — Все в порядке, — Рен помолчал, словно бы подбирая слова. — Я живой. Рассказал Верховному лидеру все как есть. «Разумеется, не все», — эта фраза прозвучала тише, словно бы на другом уровне сознания. — Но хватит обо мне. Как твои дела? — Очевидно, лучше, чем твои, — Хакс хмыкнул, стараясь замаскировать волнение. — Да не сказал бы, — ощущение, что Рен смотрит на него в упор, было не слишком уютным. — У тебя уже которую ночь бессонница. — Откуда ты знаешь? — Чувствую, — был ответ. — Как и то, что через полчаса у тебя заболит спина, если ты не перестанешь горбиться над датападом. — Ты звучишь, как медицинский дроид, — недовольно заметил Хакс. Ему совершенно не нравилось, что кто-то, пусть даже и Рен, знает о нем так много. В голове снова раздалось шипение, а затем — короткое: — Ты ведь позволишь? — Позволю что? — Хакс сглотнул вязкую слюну. — Помочь тебе, — кажется, связь снова сбоила. — Позв… прикоснуться. Хаксу начинало мерещиться, будто в этих перебоях была некая внутренняя логика. Хотя, скорее всего, он просто сошел с ума окончательно, потому и слышит Рена. — В нашу последнюю встречу тебе не требовалось разрешение. — В нашу последнюю встречу все было по-другому, — Рен заговорил тише, точно экономя силы. — Я знаю, что в обычной жизни ты не любишь случайный физический контакт. Даже на ментальном уровне. «Откуда ты знаешь это? — хотелось спросить. — Что ты еще обо мне знаешь?» Однако вслух Хакс сказал только: — Да, ты можешь ко мне прикоснуться. Невидимые ладони коснулись плеч и начали мягко и ритмично разминать их. Прикосновения ощущались так интимно, будто Рен и правда рядом. На секунду Хаксу показалось даже, что он слышит его пульс, частый и прерывистый. — Ты научился лечить? — спросил Хакс, прикрыв глаза. — Нет, — слова были еле различимы за помехами. — Но мо… т стать… ле… че. Легче и в самом деле становилось. По всему телу разливалось приятное тепло, от головы до пальцев ног. Сердце застучало быстрее: Хакс забыл, когда последний раз разрешал себе подобную близость. Тогда, на неизвестной планете, произошедшее между ним и Реном было продиктовано безысходностью, и только. Теперь все ощущалось по-другому — более осознанным и настоящим. Хакс чувствовал, что пока не совсем готов к выводам, которые из этого следуют. — Мы скоро увидимся? — спросил он, когда Рен убрал ладони с его плеч. Искрящееся тепло все еще струилось по венам. — Да, — за новой волной шума слова были едва различимы. — Попр… прийти… снов… «Я так по тебе скучаю», — раздалось на более глубоком уровне сознания. Хакс не был уверен в том, чьи слова это были — Рена или его самого. *** Этой ночью Хаксу впервые приснилась не темная вода, а нечто совсем другое. Они с Реном сидели за обеденным столом в родительском доме; снаружи был солнечный день, и отблески света танцевали на темной полированной мебели. — Как тебе удалось так долго заниматься тем, во что ты не веришь? — спросил Рен удивительно спокойным и доброжелательным тоном. — Это был самый простой путь наверх, — так же ровно ответил Хакс. — Оттого я и выбрал его. — В этом всегда состоит самое сложное, когда выбираешь путь, — Рен мягко улыбнулся. — Никогда не знаешь, куда он тебя приведет, вверх или вниз. Да и не всегда ясно, где верх, а где низ. Светлые пятна прыгали по поверхности стола, как будто кто-то пускал солнечных зайчиков. Хакс вспомнил, что мама всегда раздражалась, когда он так делал. — Знаешь, что самое страшное в том, когда умирают целые планеты? — тихо спросил Рен. Он казался сейчас гораздо моложе своих лет, совсем мальчишкой. — Самое страшное не в том, что люди кричат ужасно громко, — он закусил губу. Хакс терпеливо ждал продолжения мысли. — Самое страшное — это тот момент, когда ты знаешь, что услышишь этот крик, — медленно, точно раздумывая над каждым словом, произнес Рен. — Услышишь прямо сейчас, и спрятаться от него нельзя, потому что ты именно тот, кто должен слышать. И этот крик всюду — в твоем разуме, в твоей крови, в каждой клетке тела. Хочется умереть, чтобы не слышать. Хакс не знал, что сказать на это. Наверное, ему полагалось чувствовать вину и раскаяние, но он давно забыл, как это. А может, и не знал никогда. У Рена чуть подрагивали губы, но глаза оставались сухими, а взгляд — сосредоточенным. Отзвук пережитой боли все еще жил в нем, Хакс вдруг почувствовал это удивительно остро и ясно. Так, словно ему под ребра загнали нож. И еще раз. И еще. И еще. — Я... Мне жаль, что тебе было больно, — слабо произнес Хакс, пытаясь зажать невидимую рану. — Так... больше никогда не будет. Повисла тишина. Затем Рен медленно, точно нехотя поднял голову, посмотрел ему в глаза и коротко кивнул.