Play the kitten

Напоминавшее большой дорогой ящик художника, главное лобби «Кортеза» впервые за все время работы Вайолет в этом месте вместило за раз более, чем четырех человек. Главный вестибюль облепили кучками тучные дамы, время от времени дергающие незнакомых им безобидных постояльцев, спрашивая о том, где здесь туалет и когда подадут минеральную воду. Полные, падкие на сладкое, еще не растерявшие всей романтики в душе, но восполняющие ее проходной беллетристикой, любительницы дешевых мыльных опер. Вайолет не особо понимала, чего это все эти женщины простаивали у кресел и не подходили к ней для регистрации, лениво обмахиваясь сложенными утренними газетами, но Лиз рядом не было, а сама Вайолет любопытствовать не решалась: все эти столпившиеся по группам женщины казались ей дикими животными, наподобие горных коз, к которым важные гиды с бейджиками и безупречно зачесанными волосами строго-настрого запрещают приближаться во избежание получения увечий. А так как быть прихлопнутой подобно мошке ей не очень хотелось, то Вайолет просто потягивала кофе по-турецки из красивой сервизной чашечки, издали спокойно наблюдая за гудящей толпой, когда на дальней лестнице мелькнула сверкающая накидка Лиз. Та окинула новоприбывших удивленным взглядом, показавшимся Вайолет крайне странным, и плавно доплыла до стойки регистрации, склоняясь к уху юной напарницы. - Кто-нибудь из них говорил с тобой? – тихо спросила Лиз, не отрывая взгляда от собравшихся. Вайолет озабоченно опустила чашечку на блюдце, нервно заводив пальцами по позолоченной каемке. - Нет, - взволнованно прошептала та. Задать свой вопрос она не успела: Лиз с облегчением выдохнула, доставая из ящика какую-то большую книгу. - Слава Богу, - спокойно продолжила та. – Я уж думала, у нас тут какая религиозная движуха, - Лиз с уверенным видом принялась перелистывать страницы. - Так ты знаешь их? – также тихо продолжила Вайолет. Лиз поджала губы, кидая в сторону собравшихся новую порцию осуждающих взглядов. - Книжный клуб. Какая-то «писательница», - показала кавычки та, - выпустила очередную бульварную писанину для дамочек бальзаковского возраста, - и с тяжелым вздохом кивнула на собравшихся. – Эти почитательницы «таланта» ждут завтрашней встречи в одном из кафе на соседней улице. Вайолет хмурилась, не понимая, почему Лиз так бесится. - Но ведь это хорошо, что они решили остановиться у нас. Больше постояльцев – больше выручки, - учтиво попыталась выразить идею та, ведь в ее понимании большой приток гостей действительно означал что-то хорошее. Не только для «Кортеза», но для любого отеля. Лиз опустила на Вайолет жалобный взгляд с высоты танкеток своих туфель и уже было тяжело вздохнула, когда одна из женщин, отделившись от остальных, докатилась до стойки регистрации, с нелепой улыбкой плюхнув массивную ладонь на медный звонок. Вайолет уставилась на пухлую американку в обтягивающей нежно-розовой майке-поло, добродушно, даже как-то по-детски улыбавшейся ей глубокими ямочками по обе стороны бледных губ. Женщина вновь с азартом потревожила звонок на стойке регистрации, тихо хихикнув, заставив Лиз с каменным выражением лица демонстративно отодвинуть злосчастный предмет подальше. - Чем можем помочь? – натянуто развела уголки губ та. Дама продолжала глупо улыбаться. - Мы все ждали управляющего, чтобы нас заселили, - завела речь та, постоянно оборачиваясь к остальным, из-за чего Лиз приходилось напрягать слух, - вы же управляющ-щая, да? – женщина сделала заметную паузу, явно замешкавшись с определением пола Лиз. Та не обратила внимания или сделала вид, что не обратила, а Вайолет пришла в дикий ступор от то ли тупости женщины, то ли ее недалекости, ведь это было бы крайне странно – думать, что заселять может лишь управляющий отеля. - Все наши сотрудники могут расселять по номерам, - с профессиональной холодностью начала речь Лиз, оборачиваясь к ячейкам с ключами. – Напомните мне количество человек. Женщина вытянулась в лице, словно вопрос привел ее в ступор. И лишь Вайолет заметила, как Лиз раздраженно закатила глаза. Да, ее явно бесила чужая медлительность. - О, двенадцать, - наконец, подумав, выдала постоялица, неуютно переминаясь с ноги на ногу, будто действительно улавливая неприязнь Лиз, которая, казалось, от услышанной цифры пришла в неимоверный ужас. - Пусть все запишутся, и тогда мы вас расселим, - заключила та, опуская на блестящую стойку регистрации шесть позолоченных ключей. *** Вайолет была в смятении. Учебный год пролетел незаметно и принес ей лишь боль и разочарование в вещах, которые ранее, как ей казалось, должны были радовать и вдохновлять. И вот за один день произошло больше, чем за все ее восемнадцатилетие. Как тут сохранить спокойствие? Попытки заглянуть в себя и понять, что она чувствует так или иначе венчались новой откупоренной бутылкой в баре. Прошло несколько дней, но кроме как тем коротким трехминутным подобием разговора на ресепшене Кит ее больше не удостоил своим вниманием. В тот день ей показалось, что наконец-таки ее мольбы и пролитые слезы были замечены, что Высшие силы смилостивились, и Кит увидел в ней нечто большее, чем просто странную девочку из университета в ветровке цвета охры и с неизменной книжкой на очередной лекции по языкознанию. Но это не походило на правду. Как бы сильно ее ни терзали собственные чувства, она не могла изменить реальность. А реальность была именно таковой, что это ей приходилось оттирать замороженный йогурт с ковра главного вестибюля, в то время как не кто иной, как Анна хваталась за сильное плечо Кита, минуя фееричное падение на только что вымытых полах главного холла. Анна, и никто более. Ее мучила какая-то ранее неизведанная обида или, скорее, стыд за то, что кем она была, кем подрабатывала летом. Словно ее когда-то волновало чужое мнение, сейчас же ей казалось постыдным ее положение, будто она вновь была ниже Анны. Как будто тот факт, что Кит предпочел Анну ей был недостаточным… Вайолет часто размышляла над тем, что, возможно, Кита привлекал именно факт того, что Анна выглядела и вела себя чуть старше своего фактического возраста. Может быть, Вайолет казалась слишком юной и неопытной, возможно, детское личико сбивало с толку? *** - Дети-изверги, - раздосадовано собирала раскрошившийся вафельный рожок мороженого с ковролина Вайолет. - Родители сами виноваты, что воспитывают маленьких ублюдков, - Лиз придерживала ведро с водой, подавая девушке то тряпку, то нож для масла, которым та могла бы собрать свернувшиеся сливки. – Это поколение американцев растет на никому не нужных антидепрессантах и постоянно обновляющихся экранизациях Человека-паука. Язык не поворачивается назвать их здоровыми, – Лиз фыркнула, выжимая махровую тряпку. Алый ковер пропах сладкими сливками. Вайолет усмехнулась, поправив подол платья. На голых коленках отпечатался покрасневший узор ворса. - Мой совет таков – не можешь вырастить из ребенка здорового члена общества – не заводи детей вообще, - продолжала Лиз, после добавив что-то про «скоро освободившуюся мисс Эверс» и «чтобы Вайолет не волновалась из-за оставшихся разводов». - Наша соседка чокнутая, - возобновила тему испорченных детей девушка, утирая кончик носа засученным рукавом. - Все приходила и рассказывала, как потеряла сына в девяносто четвертом. У него, кажется, проблемы с законом какие-то были, на неприятности нарвался. Из раза в раз одна и та же история, - стряхивала Вайолет крошки с желтой тряпки из вискозы. Внезапно девушка улыбнулась, радостно прыснув со смеху, словно довольный маленький ребенок. – О, вспомнила, он вроде как убил кого-то. Представляешь? – обернулась через плечо та. - Я пойду, сменю воду и принесу еще крахмала, - тактично подняла пластиковое ведро Лиз, плюхнув на поверхность грязной воды тряпки. Светлые куски мороженого плавали, задевая стенки. Голос работницы звучал холодно, до странности отстраненно, словно она не хотела более слушать сию историю. А Вайолет и не заметила. От трения с ворсом зудели коленки. Едкий запах сахара пропитал липкие руки. *** Порой в моменты, когда мысли о том, как успешнее вывести пятно с ворса блокировали размышления о Ките, Вайолет казалось, что вот тогда она по-настоящему счастлива. В тот самый день, той самой ночью, когда он впервые заговорил с ней, она не спала до самого рассвета. Не могла уснуть. О, она прекрасно знала, что бы в таком случае сказала ее мама: «Друг мой, ты перевозбудилась», а затем полился бы поток вопросов, касательно, собственно говоря, причины этого самого перевозбуждения. И да, это было правдой. Вайолет была перевозбуждена. А как иначе? Ее трясло и колотило, невыносимо тянуло курить, она не осознавала, что и кто ей говорил – слова просто вливались беззвучным потоком ей в уши и вылетали вновь, не оставляя после себя ни единого бита информации. Лиз тогда открыла бутылку какого-то дорогого вкусного вина, и Вайолет металась между желанием выпить дабы успокоить нервы и страхом, что то мгновение, те секунды разговора сотрутся из ее памяти, будто ничего и не было, будто ничего не произошло. Много раз за последующие дни она воспроизводила про себя тот диалог, стараясь сохранить в памяти каждую деталь, каждую улыбку и усмешку. Но она не помнила его лица. Как она ни старалась, она не могла воспроизвести в голове его реакций. Они смутным туманом, рассеянно, словно бледневшие под первыми лучами восходящей зари, заползали на мгновение в разум, затем исчезая. Она лишь помнила, как он смотрел ей в глаза, она помнила ослепительную темноту и глубину насыщенных карих добрых глаз и спокойный голос, что всегда был таким веселым, что казалось, он всегда счастлив. И каждый раз, спускаясь в вестибюль, каждый раз вообще просыпаясь, она гадала и фантазировала, думала о том, заговорит ли он с ней вновь. Значило ли это хоть что-нибудь, или же яркая красивая картинка светлого будущего – лишь плод ее воображения. На второй день, в обеденный перерыв, был тот самый момент, что вполне заслуживает названия «отходняк». На свежем, просоленном воздухе у входа в отель можно было остаться наедине самим с собой и со спокойной душой устроить небольшой перерыв за очередной сигареткой. В тени было прохладно, Вайолет прислонилась к одной из нагретых колонн, поддерживающих нависавшую крышу парадного входа, когда из дверей «Кортеза» в ее размеренно протекавший перекур в прямом смысле ворвалась Анна. Не трудно догадаться, кто вышел следом за ней. Кит остановился на тротуарной вентиляции и достал пачку Ричмонд, вытаскивая зубами одну из темных сигарет. Где-то рядом просигналил водитель авто, на соседней улице играл на африканских барабанах темнокожий парень. Вайолет долго затягивалась, чувствуя едкий дым, обволакивающий ее носоглотку, страшась смотреть на Кита и в то же время понимая, что ей никогда особо не удавалось себя контролировать. Внешние звуки лишь отвлекали, прежде забавляющая игра на музыкальных инструментах начала раздражать. Вновь словно повторение истории в университетской курилке. Пока Анна чиркала колесиком своей зажигалки, Вайолет часто облизывалась, сжимала платье на боку и со страхом поглядывала на него. А он смотрел на нее в ответ, выглядел так, словно хотел подойти и что-то сказать. Возможно, он бы так и сделал, будь они все в каком-нибудь сопливом романтическом кино, или хотя бы не будь рядом надоедливой Анны… Вайолет цепенела, бледнела и тряслась, не могла контролировать свои движения. Какой-то прохожий парень, только что хлопнувший дверью такси, попросил у Вайолет зажигалку. А та и не заметила, как протянула ему свою красную старушку, исправно работавшую вот уже одиннадцатый месяц. Он был симпатичным, а она и не заметила, он кинул ей "Всего доброго", а она и внимания не обратила. Она не следила за действиями, часто отключалась от действительности, не сразу соображала, чего от нее хотели. Не такой ей представлялась первая влюбленность, не таким ей казалось «то самое возвышенное чувство», о котором так много любят трепаться писатели Века джаза. Казалось, что никотин сближает. Как детская игра на площадке, когда вы делите листики-деньги лишь с теми, кому симпатизируете, или как игра в бутылочку в подвале чьего-нибудь дома, пока родители на работе. Курилка – волшебное место. Оно как отдельный мир со своими классными правилами. Будь Вайолет Гюставом Флобером, то обязательно написала бы какую-нибудь фантастическую сказку, где герои вечно курят и предаются разврату как в «Декамероне». Каким-то образом курение стало ее единственной радостью в жизни, которую, казалось, проживала не она, а кто-то другой. А она была лишь сторонним наблюдателем, который время от времени порицал решения главного действующего лица. Порицал тогда, когда становилось слишком поздно. Это тяжело описать, но легко прочувствовать, если вы когда-то любили. Смотришь на человека сквозь завесу дыма, и кажется, будто весь мир останавливается. На три минуты перекура забываешь о предстоящей практике по английскому, о тесте по истории Америки, о не дописанном эссе, сохраненном на рабочем столе в папке с дурацким названием «Какая-то учебная хрень». Смотришь на него – и жизнь окрашивается странной радугой, цвета которой варьируется в зависимости от того, насколько близко к нему стоит Анна, насколько сильно ее руки сжимают его предплечье, насколько широка его улыбка, когда он смотрит на нее… *** С трудом и упреками, но Вайолет удалось расселить почитательниц литературного творчества по веленным комнатам без неожиданных происшествий. Лиз с предельной тщательностью подбирала номера, словно заселяла всех этих женщин на несколько лет вперед. Двое постоялиц остановились рядом с номером маленькой мисс Хармон. Айрис - с присущей ей причудливой активностью, когда дело касалось работы - раздавала похвалы бару, что «так чудно купается в лучах заходящего солнца», и шагая по коридору до двери подсобки по поручению старшей, Вайолет, вертя на брелке ключ, не сразу обратила внимание на приоткрытую дверь. Девушка слышала голос управляющей, она видела дверь, а потянув за ручку даже успела прочувствовать свое же негодование, когда чьи-то руки, зажав ей рот, резким рывком затащили ее в открытую кладовку. Дверь прикрылась, но не захлопнулась, словно было наплевать на последствия. В кромешной тьме, средь пропитанных пылью полок, Вайолет с ужасом вглядывалась в очертания, стараясь как можно быстрее сориентироваться на местности. Казалось, что она ощущает копошение идей в мозгу. Что сейчас произошло? Кто ее схватил? Зачем они это сделали? Кто бы там ни был, но он крепко сжимал руку, упираясь локтем ей в плечо, вжимая девушку в стену у посыпавшегося ряда швабр. Вайолет громко мычала, стараясь вонзиться зубами в сильную ладонь. Будто передача по каналу Дискавери, где испуганное животное всеми возможными ему способами пытается сохранить свою жизнь. - Ш-ш-ш, нет нужды кричать, я не обижу тебя, - быстро шептал мужской голос, словно показательно чуть ослабив хватку на предплечье. Очевидно, он был крупнее, гораздо сильнее Вайолет. Эх, ведь говорила ей мама «Все эти твои стычки в школе… Возьми уроки боевых искусств!» Сердце так и колотилось; будто повторение той ночи, ей казалось, что она узнает запах. Сильный стойкий аромат ванильной пудры, будто тот юноша сутки напролет проводил в кондитерской. Щель между косяком и дверью освещала знакомый зеленый край фланелевой рубашки. Он не появлялся более с того ночного инцидента, и Вайолет уже было начала забывать о случившемся. Она не любила сюрпризы, и этот парень явно об этом не знал. Он отпустил ее рот, слабо представляя, что делать дальше. Она тяжело дышала, пребывая, казалось, в еще большем недоумении. Так и хотелось спросить, чего он добивался всем этим. - Ты что, совсем рехнулся? – придя в себя, в истерике оттолкнула того девушка. Не ожидав, юноша пошатнулся, задев локтем близстоящий стэнд с большими полными бутылками отбеливателя. Вайолет не знала, почему говорит с ним, почему не выбежит из подсобки и не завизжит на весь коридор о том, что вот он – человек, пытавшийся задушить ее в ее же собственной постели. – Преследуешь меня? – надорванным голосом шептала та, продолжая, сама не зная почему, вовсе не различая черт лица в неосвещенном помещении. - Я не хотел тебя пугать! – будто бы и сам испугался тот, слабо касаясь Вайолет. Ее ноги дрожали. Она вновь отпрянула, словно прикосновения были ей противны, омерзительны. - Подойдешь ближе, и я закричу, - со злостью предупредила та, показательно выставляя вперед ладони. Его широко распахнутые глаза сияли неестественным блеском. Но кроме расширенных зрачков Вайолет более не волновало остальное, поэтому девушка сделала уверенный шаг к выходу, подумав, что ей нечего бояться. Молодой человек шагнул следом. Она замерла, не то в ужасе от его наглости, не то в ужасе от возможных последствий. - Подожди, стой, - мягко взял за локоть ее тот. - Проведи со мной день. Она не ослышалась? - Чего?! – в полнейшем недоумении скривилась та. - Ну... давай… - он облизнул губы, сделав короткую паузу, - давай я покажу тебе отель или, - быстро продолжил тот, вглядываясь в полную негодования юную мордашку, - или мы можем посидеть у меня, я… там... Он говорил что-то еще, совсем детский запал умилял. Взгляд темных глаз увлеченно перебегал с ее волос до губ, затем вновь к глазам и щекам. При тусклом свете коридора он словно бегло осматривал ее, будто что-то спешно искал, и язык порой заплетался. Вайолет щурилась, вглядываясь в лицо юноши, спокойно приоткрывая дверь подсобки позади себя, впуская в помещение больше света, словно боясь какого неожиданного возможного фокуса или уловки. Где-то там звучал задорный голосок Айрис. Девушка вновь прищурилась. - Да ты под кайфом! – наконец прервала поток его изречений Вайолет, разинув в шоке рот, - боже мой, ты ведь под дозой! – ее удивление был столь сильным, что юноша непроизвольно замялся, словно сам чего стеснялся. Его губы рефлекторно зашевелились, как будто он мямлил что-то себе под нос или подыскивал правильные слова; пальцы сжимали края рубашки, теребили пуговки. - Я п-просто… - пытался тот. - Еще раз подойдешь ко мне, и я сообщу в полицию, - тяжело, с волнением дышала та. - Клянусь, - более уверенно пригрозила Вайолет, буквально вылетая из подсобки. В коридоре ее поймала Айрис, выкатывающая тележку для перевозки пищи из одного из номеров. - А где мешки? – удивленно воскликнула женщина, оглядывая пустые руки Вайолет. - Н-не нашла… - сглотнув, соврала та, нервно косясь на подсобку. Айрис пробурчала себе под нос что-то про Лиз и мисс Эверс. - Ладно, запри на ключ и пойдем со мной на третий, - крикнула Айрис, толкая тележку до лифта. Как она может закрыть подсобку, если в ней – она была уверена – до сих пор находился тот парень? И как бы сильно ей этого ни хотелось, действие все равно было если и не противозаконным, то хотя бы нарушало нормы морали. Но, к ее удивлению, кладовая была пуста. Вайолет хотела было проявить холодность и безучастность и выпроводить того ненормального, но внутри действительно было пусто. - Явно через вентиляцию, - терла лоб девушка, захлопывая деревянную дверь. – Чертовы наркоманы… Произошедшее было столь странным и сумбурным, что Вайолет не знала, хочет ли и стоит ли рассказывать об этом кому-либо. В конце концов, Донован советовал никому ни о чем не распространяться, и, как ей казалось, касательно этого дела он точно знал, о чем говорил... *** Бар пустовал. Слишком рано для ночных посетителей, слишком поздно для уставших, только что вернувшихся в свои номера постояльцев. Пахло дешевым кофе, солеными крендельками и жвачкой "бабл-ям". Лиз занимала соседнее от Вайолет место у одного из столов в углублении у полукруглой стены и полностью погрузилась в бумажную работу: на поверхности в отрытом виде стопкой лежали большие синие папки на кольцах, между листами торчали чеки с выделенными желтым маркером какими-то, по всему видимо, очень важными данными. Вайолет мирно пополняла запасы кованных держателей для салфеток, готовя тем самым бар к ночным набегам посетителей. Время от времени она опускала руку на большой длиннющий пакет с запасными салфетками, что пристроился у нее на коленях, и просто наблюдала за тем, как красиво струилась ткань черного платья Лиз, ниспадая к темным ножкам стола, прислушивалась к позвякиванию золотого браслета, к шуршанию паеток. - У вас есть сходства. Не сразу Вайолет переключилась с лившегося из динамиков джаза на только что произнесенное. Девушка откинулась на спинку мягчайшего бархатного кресла, тяжело вздохнув. - С кем? – спросила та, прекрасно зная ответ. Лиз приподняла бровь, постукивая стопкой бумажек по поверхности. Последовавший осуждающий взгляд ясно давал понять, что сейчас не время играть дурочку. - Я часто ловила себя на этой мысли, - сама не зная почему, улыбнулась та. Внезапно вспомнился ее черный крохотный рюкзачок, с каким она так любила ходить на пары, пока вид Анны с похожим по форме и цвету не омрачал ей весь день. Она вспомнила джинсовый комбинезон, – свой и ее – вспомнила одинаковую манеру завязывать шарф поверх пальто, когда выдавались особенно холодные предрождественские утренние часы, вспомнила похожие кружевные тончайшие кофты – настолько идентичные, что страшно порой было заходить в лекционный зал. Доходило до нелепых крайностей, вроде схожих до мелочей комплектов одежды или причесок. Ужасно было избегать их компании в такие дни. - У вас крайне схожи цвет, длина и структура волос. Вайолет приятно удивляло, как Лиз всегда подмечала детали, так или иначе связанные с красотой, косметикой или уходом. - Начиная маркой сигарет, заканчивая фирмой гитары – если начинать разговор о совпадениях с Анной, то одним часом это дело не кончится, - Вайолет сосредоточенно испепеляла взглядом близстоящую колонну, не думая о том, слушают ли ее вообще или нет. Лиз поджала губы, вновь приподнимая одну бровь. - Действительно, зачем ходить далеко, когда и рядом ошивается простенькая и более деревенская копия тебя. Вайолет улыбнулась, но грустно, похлопав ладошками по стенкам пакета с квадратными салфетками, будто придавая форму куску теста. - Ты играешь? – продолжила Лиз. - На гитаре? О, да, - тень улыбки коснулась губ, затем увяв под давлением неприятных воспоминаний. - И каков репертуар? – Лиз продолжала рассортировывать какие-то бумажки, словно на автомате, точно зная, что где должно лежать и как должно быть подписано. Вайолет замялась, всегда стараясь не очень поощрять разговоры о собственных хобби и интересах. - Да какой текст на сердце ложится, такой и заучиваю. Кое-что из раннего Кобейна могу, Рэя Дэвиса, Джека Уайта, как-то даже Кит Ричардс удавался… Да в общем-то, все что понравится, - отмахнулась девушка, в смущении облизывая губы. - Я пару раз видела эту девочку с гитарой в чехле за спиной. А она что играет? Вайолет нахмурилась. - Не знаю, какие-то песни дурацких инди-групп… - Вайолет замолчала, непроизвольно морщась как от невкусной пищи. Лиз долго глядела на девушку, затем усмехнулась и вернулась к своей прерванной работе. – Наверное, я слишком раздражаю, да? – с толикой опаски спросила Вайолет. – Все жалуюсь и обсуждаю ее… Лиз шумно втянула воздух с таким выражением лица, будто бы ей предстояло тактично намекнуть человеку о его бездарности. - Дело не в том, что ты, как только что выразилась, «жалуешься». Дело в том, что ты запуталась, - Лиз отложила стопку счетов на самый верх горы папок. – Хочешь моего честного мнения, да? – дождавшись кивка Вайолет, она продолжила: - Я вижу ситуацию так: ты вбила себе в голову идею того, что Кит – единственный и неповторимый, что больше таких в мире нет, а твой поезд медленно уходит на твоих же глазах. На самом же деле это далеко не так, все не настолько трагично, как тебе представляется. Ты юная, красивая девочка, ты умнее многих, кого я встречала, и мне больно смотреть, как ты растрачиваешь свою молодость из-за предрассудков, - Лиз даже чуть склонилась над столом, - прошу тебя, переосмысли все происходящее, увидь наконец, что он не твоя судьба. Если бы ты ему действительно нравилась, он бы подошел и заговорил с тобой давным-давно, - Лиз вновь взялась за бумажки, - стоит ли твоя жизнь всех этих слез и сравнивания себя с Анной? – продолжала свою работу та. Вайолет кипела от гнева и отчаяния. Первым желанием было бросить чем-нибудь в напомаженное лицо баристы. Пакет салфеток полетел на пол: Вайолет вскочила с места. - Я ненадолго отойду, если можно, - наиболее сдержанно произнесла та, выходя из-за круглого столика. Конечно же нельзя было дать чувствам волю. Наори она на работодателя, и, скорее всего, тут же лишилась бы рабочего места. Пока она ступала по ковролину по направлению к лестнице, кровь вновь принимала обычную температуру, кулаки разжались, мышцы лица расслабились. Вайолет понимала, в глубине души прекрасно понимала, что Лиз была абсолютно права, права на все сто процентов. Она-то видела всю суть девушки, сколько бы та ни пыталась скрываться за маской спокойствия и бесчувственности. Но понимать и принимать – разные вещи. Нет, она не смирится с положением вещей. Да никогда в жизни Вайолет не признает, что ошибалась! Признать этот факт означало бы согласиться с тем, что год ее жизни был потрачен впустую, означало бы, что его можно было провести с пользой, совсем по-другому. И прямо сейчас Вайолет думала лишь об одном, направлялась лишь в одно место. Распахивая тяжелую дверь, что вела на холодную лестничную клетку, Вайолет желала быстрее оказаться в компании лишь одного человека. Того, кто, как ей казалось, никогда ее не осудит, того, кто вселял в нее уверенность одним коротким словом, пускай смешной акцент все еще немного смущал. Вайолет спешно перебирала ногами. Быстрее, еще быстрее. Конверсы со скрипом терлись о ступеньки. Седьмой этаж. Комната номер семьдесят восемь…