Шум.
Он и сейчас порой стоит в ушах, преследуя девушку. Она никогда не забудет это гудение. Будто пропавший прием телевизионного канала; оборванная жизнь как выдернутый провод из розетки. Боль от удара потеряла свое значение; Вайолет выпала из реальности. Протяжный крик, а после пустота. Она словно сторонний наблюдатель следила за собственными попытками встать, но что-то не позволяло: это Тейт держал ее подле, обнимая за плечи, стараясь не давать ей смотреть. Не сразу она поняла, что именно произошло. Вдох, глухой удар и вскрик Анны. Вайолет приоткрыла рот, пытаясь воспроизвести звук, но шок сковал голосовые связки. Тейт держал ее, глядя в ужасе на безжизненное тело в метре от них двоих. Хлынули слезы; Вайолет вырвалась, подползая ближе.
Пуля пробила грудную клетку; кровавое пятно стремительно разрасталось на некогда ослепительно белой майке. Анна и сама не поняла, в какой момент оказалась на полу, а голова Кита - на ее коленях. Она тоже не замечала, как плачет.
Руки алые, и тело Кита еще такое теплое, такое «живое». Звон в ушах усилился, и яркой вспышкой был лишь хруст – может, это Джеймс расправился с малолетним убийцей, а может, пострадал кто-то другой: на это было плевать, абсолютно все равно. Сквозь слезную завесу Вайолет различала оцепеневшую Анну, зажимающую от шока рот окровавленными ладонями. Сильно пахло железом и еще чем-то кислым.
Двигались тени. Вайолет настойчиво звали по имени - она не отвечала, да и не думала даже это делать. Мелькал белый цвет. Колени зудели; пропитывая ковер: кровь доползла до ног, въедаясь в штаны. Джинсовку Анны орошали мелкие алые капли. Кит не двигался; они пытались привести его в чувства, но руки тряслись, а пальцы оставляли на чистых участках его майки смазанные следы. Возле тела сверкнули лакированные туфли: Джеймс бесстрастно приподнял кисть Уокера, нащупывая артерию. Мужчина поджал губы; Вайолет, все поняв, в истерике замотала головой, вновь зарыдав, теперь уже ни к чему не желая проявлять участие.
Он не может умереть! Не может!
Крики, топот тяжелых ботинок, чьи-то касания. Ее пытались поднять, помочь встать. Вайолет отмахивалась, упорно стараясь сфокусировать взгляд на чем-то одном: все так быстро мелькало. Громче звенело в ушах. Они обе тонули в крови, и слезы жгли лицо. Вайолет колотило в шоке.
Кто-то оторвал ее от Кита, поднял на ноги. Хлюпала кровь под подошвами. Знакомые голоса. Рисунок ковра лобби пестрел перед глазами. Люди, много людей. Всхлипы, крики. Ночной теплый ветер словно кокон. На фоне дымчато-серого неба оранжевые огни машин скорой и сине-красные – полицейских. Стояла суматоха; гул сирен, вспышки камер, шум раций, выкрики мужские и плач детский. Вайолет не могла идти, слезы застилали взор. Ее трясло и тошнило, хотелось сесть на асфальт. Софи и Кейт приютились в одной из машин скорой. Им сказали, и обе они тоже плакали. Кого-то выкатывали на медицинской тележке-носилках; колесики гремели на вентиляционных решетках. Возле кованого ограждения один полицейский беседовал с Лиз, еще один пытался задавать вопросы Айрис: женщина сидела в скорой, Донован подле, обнимая мать.
У них все будет хорошо, они наладят отношения…
***
Следующие три месяца были самыми тяжелыми. Вайолет дважды вызывали в участок для дачи показаний. Кит умер мгновенно, пуля разорвала сердце – все, что смогла разобрать девушка из быстрой речи полицейского. Дилана Купера так и не нашли – ни живого, ни мертвого. Вайолет догадывалась: Джеймс замучил его до полусмерти, а потом избавился таким образом, чтобы призрак умершего не блуждал по коридорам «Кортеза». Вайолет знала, но молчала. Как и Анна, которая понимала, что своими показаниями ничего не сможет изменить.
Кита ничто не вернет.
Ночь после происшествия Вайолет не помнила и даже не была уверена, где именно ее провела: дома ли или на больничной койке под пристальным взором психиатров. Последующие дни были окутаны туманом, и просачивающийся сквозь него мамин ласковый голос почему-то вызывал раздражение. Слезы не успевали высыхать. Жизнь превратилась в одно большое намокшее полотенце, которое выжимали, но суше от этого оно не становилось. Кровь Кита до сих пор ощущалась на руках.
Вайолет не общалась ни с кем из них, лишь видела мельком. Каждый был безутешен в своем горе, но каждый справлялся с ним так, как умел. Анна ударилась в бесконечный загул по домам знакомых, посещая нескончаемые концерты – череда бесконечных бутылок алкоголя и слабые успокоительные, какие только можно купить в аптеке без рецепта. Вайолет же, оправившись от первоначального шока, прошла четыре из пяти стадий принятия неизбежного, на слишком долгое время задержавшись на самой первой – отрицании: швыряла в гневе посуду, выбив стекло над раковиной, рыдала до икоты, по ночам слезно молила темноту, чтобы это ее забрали вместо Кита. Она часто обвиняла его, потому что он бросил их.
Бросил! Оставил их всех! Никто не подумал о том, как они теперь должны жить без него! А затем наступила всепоглощающая апатия. В каком-то смысле это приятное чувство, потому что тело и разум становятся пустыми, и ничто не имеет значения. Но это длится лишь до захода солнца, когда столь тяжело подавлять стоны рыданий. Вайолет много курила, перестала понимать происходящее на лекциях, расфокусированно следя заплывшим от наворачивающихся слез взглядом за профессорами, пыталась занять себя мелкими делами, уверяя окружающих, что все в порядке. О своем собственном дне рождении Вайолет вспомнила лишь на одной из лекций, да и то только после звонка от родителей...
Мучительно было все, что имело память о прошлом: многочисленные картины Кита в ее комнате начали менять свое положение. Вайолет стала снимать рисунки – этот шаг давался ей особенно трудно. Она плохо ела, аппетита не было вовсе, а вся еда, которую девушка с трудом закладывала в себя, чтобы поддерживать жизненные функции, казалась картонной, безвкусной. Вайолет заметно похудела.
Ее работа в отеле закончилась также спонтанно, как и началась. Лишь однажды Вайолет сделала попытку переступить порог вестибюля, но Лиз с каменным лицом выпроводила девушку из «Кортеза», не дав никаких разъяснений. Вайолет разрыдалась прямо на месте, возле кованого ограждения и столь приевшихся глазу каменных необъятных поддонов для цветов. Подол платья колыхался от влажного ветра, оголенные ноги пекло на солнце, привычно гудели кондиционеры отеля, и слезы размазывались под глазами, по ладоням. Лиз не пустила ее не со зла. Ведь вопрос, который зародился у Вайолет лишь в это мгновение, не был закрыт: а осталась ли оболочка юноши в отеле? Были ли у него незавершенные дела? Возможно, Лиз знала правду и боялась, что Вайолет попытается остаться с ним в «Кортезе» навсегда…
Библиотека, в которой они вместе получали тот красный учебник по средневековой литературе, курилка, дальняя скамейка под дубом, его любимая парта, «Пицца Хат» на бульваре Мартина Лютера Кинга, их общий транспорт – все напоминало о Ките. Было больно проходить теми же маршрутами, по тем же местам, видеть те же строения, тех же преподавателей. И было так страшно сидеть на лекции и, поворачивая голову, осознавать, что место, на котором должен был сейчас быть он, пустует.
И будет пустовать всегда. Первое время она еще оборачивалась на скрип дверей после начала лекции, все еще ожидая, что опоздавшим окажется Кит, как это было всегда. Но это был не он.
И никогда уже не будет. В толпе часто мелькал его рюкзак, или Вайолет ловила в поле зрения спину какого-нибудь темноволосого юноши в белой майке; в страхе она пугливо замирала, боясь, что это галлюцинация. Казалось, будто жизнь нещадно терзает, продолжая напоминать о потере. Разрывающее грудь страдание уступило место тупой боли, и это было отнюдь не лирическое воспоминание. Вайолет расстраивалась, пряча слезы за бейсболкой или солнцезащитными очками. Потеря изводила. Сил не оставалось. Вот она – жестокая ирония. Все вокруг нее так желали уберечь ее от влияния Марча, спасти от воздействия отеля, что в конце концов им это удалось. Но какой ценой…
Смерть Кита – ужасное потрясение, огромная потеря, но она же помогла вернуть Вайолет ощущение человечности. Это мерзко и неправильно, но это правда. Если бы Кит выжил, Вайолет бы никогда не освободилась. Ни от него, ни от себя.
Она винила себя в смерти Кита. Если бы она не выкрикнула те слова, если бы дала Джеймсу довести свой план до конца, Кит бы остался жив… Как много этих
"если бы"...
***
Некогда солнечный и столь приятный университет превратился в одну большую пыточную. Учебный материал давался с трудом. Первое время не знающие преподаватели еще произносили фамилию Уокера, искренне интересуясь причиной его отсутствия, на что в зале воцарялось мертвенное молчание, пока кто-то самый храбрый не подавал голос. Обычно это была Дейзи, спокойно сообщавшая, что Кит больше не учится в Южно-Калифорнийском. От самых непосвященных поступали дальнейшие расспросы, которые Дейзи тактично пресекала, советуя обратиться к декану за подробностями. А Вайолет не могла поверить, что ей нужно учиться жить без Кита. Больше года она испытывала к нему чувства, была рядом. Она привыкла к такой жизни, и в какой-то мере она ее устраивала.
Вайолет нужно было любить, и никто не виноват, что она полюбила именно Кита.
Исход истории никогда не приходил ей в голову. Она всегда рассматривала самые нелепые варианты: переезд родителей, закрытие университета, собственная смерть в конце концов, но никогда и представить себе не могла, что та жизнь, к которой она так привыкла, может быть столь зверски окончена. Не только она – никто не ожидал этого. Безвременная кончина юноши повлияла на всех: Дейзи и Давид стали часто ссориться. Доходило до того, что они могли не разговаривать сутками, а Давид начинал флиртовать с какой-нибудь девицей. Вайолет было больно смотреть на это: вся ее привычная жизнь рушилась на глазах. Когда шоковое состояние парочки прошло, они смогли разобраться в отношениях. Но Давид ушел из Южно-Калифорнийского практически так же неожиданно, как и Кит. Он оставил учебу, не пояснив причины, хотя они с Дейзи продолжали встречаться. Продолжают до сих пор. Его брошенная учеба была еще одним плевком в душу Вайолет.
Все разрушилось. От прошлой жизни ничего не осталось. Их компания приняла Вайолет: Софи, Кейт и Одри часто звали Вайолет с собой на перерывы, а в курилке больше никто не держался особняком, и Анна курила в компании Вайолет. Казалось, каждый искал утешения в наиболее понимающем. Страшный парадокс: Вайолет так отчаянно хотела влиться в их жизнь, в их компанию, что сделала это чудовищным способом. За одним парадоксом шел следующий: ее спас Тейт.
Убийца защищал ее, в то время как Кит защищал Анну.
«… проявляем себя перед лицом опасности».
Она бы никогда не смогла быть с Китом…
***
Вайолет часто сравнивала свои с Уокером отношения с чувствами Петрарки к Лауре: последнюю поэт любил на расстоянии, посвящая ей стихи, но ни разу не обменявшись с ней и парой слов. Вайолет всегда грела эта мысль, ведь она доказывала, что ее любовь к Уокеру настоящая. А теперь их отношения были похожи на чертовы трагедии Шекспира…
Когда горе перешло в ту самую тупую ноющую боль, Вайолет стала часто писать Киту письма, рассказывая ему о повседневных происшествиях и забавных событиях. Посредством этих писем она чувствовала, что снова общается с ним. Самое новое содержало всего четыре строчки:
Везде я вижу твой рюкзак,
Твою не очень дорогую куртку;
От этой мысли не отделаться никак,
Что жизнь сыграла со мной злую шутку…
***
В этом прозябании, подобном призрачному блужданию в пустоте, приблизился третий осенний месяц. Конец октября окрасил природу в яркие краски. На календаре двадцать шестое число. Еще несколько дней, и будет новая вечеринка, на которой они все будут пить, потому что это поможет пережить еще один месяц без
него.
Вайолет прошла через ворота, плетясь к лекционному залу. Солнце играло с пряжкой сумки, под ногами шуршали сухие опавшие листья, что пахли сыростью и смертью.
Как подвалы «Кортеза»… Громко шумел фонтан; новые потоки шлепались на прозрачную водную гладь. На ступеньках корпуса сидела Анна, гоняя минералку в бутылке. Вайолет опустилась рядом. Какое-то время они молчали: Анна продолжала свое дело, Вайолет расфокусированно глядела на ни о чем не подозревающих студентов, что прогуливались по прогретым дорожкам.
- Дерьмово выглядишь, - с натянутой улыбкой сняла солнцезащитные очки Анна, первой начав разговор. Вайолет слабо усмехнулась. Она знала, что это правда.
- Твое похмелье тоже не сахар.
Анна сделала глоток, приподнимая бутылку будто в ироничном тосте, затем вновь натянула очки. Но еще мгновение, и ее голова опустилась на плечо Вайолет. Удивление прошло как только послышался всхлип: Анна заплакала. Ее слезы мочили толстовку. Вайолет молча поджимала губы, глядя куда-то вдаль, словно присматриваясь.
На их руках умер друг, они обе по-своему, но любили его. Это сближает.
- Эта боль, - тихо всхлипнула Анна, - она когда-нибудь пройдет?
Теплый калифорнийский ветерок трепал волосы; пряди падали на лицо. Больше года назад, впервые поняв, что она испытывает чувства к Киту, Вайолет не могла себе представить, к чему это приведет. Донован был прав: дерьмо случается. Порой чаще и с худшими последствиями, чем мы надеемся, но это происходит. И мы не можем контролировать этот процесс, мы лишь вольны бороться. Сражаясь с ситуациями, мы сражаемся и с той гадостью, что сидит в нас самих, мешая расти и развиваться. Жизнь непредсказуема; за ответвлениями нашего пути всегда таятся секреты и тайны, которые ранее казались непостижимыми, нереальными. Вайолет пыталась помочь всем вокруг: Айрис с сыном, Салли с копом, забыв, что вначале нужно помочь самой себе. Это их собственные жизненные пути, и они сами должны разобраться с теми чудовищами, которые сидят внутри. Вайолет лишь подтолкнула их к этому, как все пережитое ею в «Кортезе» подтолкнуло девушку к новой ступени взросления. В девятнадцать она уже не та, какой была год назад. Нельзя сдаваться.
От тела Анны исходили волны тепла. Она тихо, неподвижно выплакивала накопившееся отчаяние.
Вайолет потеряла Кита, но обрела настоящих друзей. Именно тех, которых еще недавно так ненавидела, воспринимая лишь оболочку, но не имея возможности увидеть душу. Это Давид, который на самом деле не так жизнерадостен, как казалось, это Дейзи, которая тоже умеет чувствовать и сопереживать, искренне любя Давида. Это компания из трех подруг, которые любят, ценят жизнь, в страшный момент пытаясь помочь и поддержать друг друга. Наконец, это Анна, которая оказалась Вайолет намного ближе по духу, чем девушка могла себе представить. Их схожесть – не обычное совпадение, и даже простые взгляды, которыми они обмениваются, могут говорить намного больше и громче любых слов.
Найдя человека, который понимает и разделяет твою боль, можно справиться с потерей.
Поэтому, щурясь на ярком солнце, слыша гул студентов и прерывистое дыхание Анны, Вайолет ответила на ее вопрос так, как думала, что никогда не будет в состоянии ответить. Раньше она и не знала, что способна
так думать.
- Нет, - приобняла ее Вайолет, с силой сжимая край джинсы своего комбинезона, - боль не пройдет. Лишь будет слабеть, пока однажды ты не почувствуешь, что она стала ноющим напоминанием. Оно никуда не уйдет, потому что это часть твоей жизни. Но, мне кажется, что это чертовски важная часть…
~*~
Я начала писать для А.Д., а закончила для себя.
Однажды профессор немецкой литературы сказал мне, что мы делаем выбор каждый день, но всего труднее выбрать именно себя...
