Амулет синигами

— Знакомься, это твой напарник, Курода Такеши, — шеф Коноэ кивнул на стоящего рядом высокого худощавого синигами. В прядях волос незнакомца, завязанных позади оранжевой лентой, встречались самые разные оттенки от светло-русого до иссиня-чёрного, из-за чего шевелюра Такеши более всего напоминала полосатые крылья удода. Сходство с птицей только усиливали длинный нос с горбинкой и карие глаза в золотисто-рыжую крапинку. — Долгое время Курода-сан работал в другом департаменте, но теперь в связи с острой нехваткой синигами Энма-Дай-О-сама решил временно перевести его в Сёкан. Судя по ответам на вопросы, которые вы оба дали незадолго до назначения сюда, ваша совместимость высока, что даёт надежду на эффективное сотрудничество. Курода-сан поможет тебе освоиться с обязанностями, Сейитиро. Надеюсь, вы сработаетесь, — похлопав нас по плечам, шеф Коноэ покинул рабочую комнату, и мы остались с Курода-сан наедине. Глаза нового напарника изучающе оглядели меня с головы до ног. Затем он склонил голову к плечу и неожиданно вымолвил: — Вы любите тени, Тацуми-сан? Я задумался. Когда почти ничего не помнишь о своём прошлом, отвечать даже на самые простые вопросы весьма затруднительно. — Пожалуй, я отношусь к ним нейтрально. А что? — Работая со мной, вам придётся полюбить их, — он таинственно улыбнулся. Внезапно я заметил, как из его рукава выползло нечто бесформенное, не пропускающее в себя ни капли света. Тень, словно живая, удлинялась на глазах, шустро двигаясь в мою сторону, будто многоглавая змея. Я отпрянул. — Ну, разве же это нейтральное отношение? — Курода-сан разочарованно покачал головой. — Вы ведь боитесь. Подозрительно активная тень втянулась обратно в рукав. — Что это было?! — я напряжённо смотрел на место, где несколько мгновений назад находилось странное создание. — Это мой дар, Тацуми-сан. Энма-Дай-О-сама попросил меня обучить и вас тоже. Разумеется, если получится. Мне тогда его объяснение показалось непонятным, как и весь тот мёртвый мир, куда я попал. Никакого прошлого, очень мало настоящего, будущее за туманной завесой… Будучи взрослым мужчиной, своему напарнику я тогда, наверное, напоминал беспомощного младенца. Куроду-сан умиляло моё неведение относительно устройства Мэйфу. Однако он никогда не подтрунивал надо мной, только дружески улыбался, трепал по плечу, подмигивал, а потом говорил свою любимую фразу, с которой начинал любой наш разговор: «А знаете…» В таком ключе он поведал мне многое о Мэйфу, о демонах, об Энме и уйму разных фактов, не относящихся к нашей ежедневной работе. — Тацуми-сан, а знаете, если передержать нитрат серебра на волосах, они станут фиолетовыми! Я как-то раз передержал. Получилось шикарно. Мне так не казалось, но я тактично промолчал. — А знаете, если положить на язык гальку, высотная болезнь отступит? Так учат шерпы амдо*, последователи религии бон**. «И зачем мне это знать? — невольно подумал я. — Мы оба синигами, нам высотная болезнь не грозит». — А знаете, что чаще всего причиной появления призраков по ночам становится банальное отравление дымом от домашнего очага? Угарный газ, скапливаясь в доме, вызывает зрительные и слуховые галлюцинации. В Японии это редко случается, а вот в других странах — очень даже часто. «Бесполезно, но забавно». — А знаете, что если кто-то жалуется на появление «кровавого» озера или водопада, то в воде, скорее всего, просто образовалась повышенная концентрация двухвалетного железа. Эх, в нашей жизни чертовски мало мистики! Вам это не кажется скучным, Тацуми-сан? А потом я привык к таким разговорам, поначалу казавшимся бессмысленными. С ним невозможно было заскучать. Он знал так много и всегда мог найти новую тему для беседы, но никогда не кичился этим. Как-то раз я сказал ему, что ко мне можно обращаться на «ты» и предложил стать друзьями. Такеши с радостью согласился. Во время наших вылазок на землю и сражений с магами или расшалившимися духами, он всегда помогал мне сориентироваться в ситуации и прикрывал меня. Его Тени становились непроходимым барьером и одновременно сетью для потерянных душ. Так же эффективно они ловили тех, кто намеренно не желал уходить из мира живых после физической смерти. В конце концов, я перестал бояться Теней, не раз спасавших мою жизнь, и вот тогда Такеши рискнул приступить к обучению. Увы, я оказался далеко не таким умелым учеником, как Лилиан-химэ. Все этапы становления Повелителем Теней она прошла с первой попытки. Я же на каждом этапе застревал на несколько месяцев. Вызвав небытийную первооснову, едва не угробил себя и Такеши, и он очень долго готовился к повторению эксперимента, боясь, что во второй раз мы оба аннигилируемся из-за моей неповоротливости. Я чуть не разнёс половину Мэйфу, когда моя душа подверглась испытанию собственным мраком. Тени пытались вытянуть из меня всю подноготную, но заклинание Энмы не позволяло им пробиться слишком глубоко. Внутренняя борьба истерзала и их, и меня. И Такеши заодно. Он впервые грустно пробормотал после очередной моей проваленной попытки пройти второй этап обучения: «Возможно, мне на роду написано не научить тебя…» Однако я был упрям и, стиснув зубы, просил о повторении. Снова и снова. Не знаю, чего я желал: наверное доказать своему другу, что я не безнадёжен. Внезапно после какой-то отчаянной попытки из-под магического барьера, оберегающего мою память, выскользнул клубок тьмы, похожий на чёрную медузу. Заурчав, Тени поглотили его, впитав в себя. Они признали эту вытащенную из моего сознания темноту родственной им. Так я стал Повелителем Теней. В то утро, когда я стал Мастером, мы с Такеши стояли бок о бок, любуясь лепестками сакур, кружащимися в воздухе. Наши Тени переплелись, создавая единый барьер, общий для двоих. Неожиданно перед нами возник Энма-Дай-О-сама. Он одобрительно улыбнулся, заметив, что я, наконец, оправдал его ожидания. — Вы прекрасны, — он откровенно любовался нами, словно художник законченной картиной. — Отныне, думаю, никто вам противостоять не сможет. Приятно видеть, что сила Повелителя Теней теперь есть у двоих. Возможно, однажды она появится и у остальных синигами. — Остальных? — слабо удивился мой напарник. — Да, отдел Сёкан непременно будет пополняться. Конечно, вы оба настолько хороши, что на данный момент мне вполне хватает вас, однако вскоре работы станет намного больше! Мир меняется, и главные изменения наступят спустя четыре десятка лет. Грядёт кровопролитная война, она охватит почти всю землю. А дальше… Развитие двинется вперёд семимильными шагами. Нас ждут необыкновенные события и великие изобретения. Его странные речи нас тогда сильно удивили. Энма-Дай-О-сама говорил о будущем не предположительно, а с полной уверенностью. — Повелитель Мэйфу знает нечто важное не только о грядущем столетии, но и о нас с тобой, — вымолвил как-то Такеши, когда мы с ним сидели в выходной в его комнате и наслаждались мягким, утончённым ароматом каматри***, — и этой информации, поверь, нет даже в наших досье. Скорее всего, её можно вытащить только из Хрустального Шара, если бы имелся доступ. — Я не хочу знать подробностей, — перебил его я, вспоминая боль, испытанную при прочтении краткой справки о себе: «Родился двадцать седьмого декабря. Отец покинул семью спустя двенадцать лет после рождения сына. Младшая сестра погибла насильственной смертью в возрасте семнадцати лет. Обвиняемый на посмертном суде чистосердечно сознался в заранее спланированном убийстве матери и в случайных убийствах тысяч незнакомых людей. Отправлен в Сёкан по собственному желанию. От сохранения воспоминаний о прошлой жизни отказался. Рекомендации начальнику отдела Сёкан: двойной красный уровень опасности, держать под постоянным наблюдением». — Неужели? — рыжеватые крапинки в глазах, казалось, жили собственной жизнью. — Мне довольно уже прочитанного. — А я бы хотел узнать о себе больше, — Такеши откинулся на спинку стула, закинув руки за голову. — Мне оставили все знания из прошлой жизни, но саму жизнь стёрли. А я хотел бы знать многое… — Но в твоём досье было что-то указано? — Да. Я занимался запрещёнными опытами, смешивая науку с магией и размывая грань между миром живых и мёртвых. Я изобрёл какие-то собственные способы для этого, не пользуясь никакими чужими книгами. Благодаря своим опытам я стал Повелителем Теней. Однако прежде чем я окончательно овладел контролем над ними, одним из своих неудачных опытов я уничтожил близких. Однажды ночью Тени задушили их. Я не успел спасти ни мать, ни отца, ни брата. Выжила только младшая сестра, Мива-тян, которую взяли на воспитание соседи, но Тени вскоре отправили и меня на тот свет за попытку спасти её. Миве-тян тогда было тринадцать. Сейчас она уже выросла, вышла замуж и воспитывает четверых сыновей. Младшего Ютакой назвали. Милый мальчик, любознательный. На меня похож. Когда он рассказывал это, в моей памяти шевельнулось нечто… Но я так и не смог осознать до конца, что это за странное ощущение. Я и сейчас ничего не понял бы, не будь я Властителем Вне Времени. Однако мне как Древнему богу теперь стала доступна вся информация из прошлого и будущего вселенной. Какая ирония судьбы! Курода Мива-сан являлась одновременно матерью и прапрабабушкой Ватари Ютаки, дважды родившегося в одной и той же семье и дважды получившего при рождении одно и то же имя. По вине брата в возрасте тринадцати лет душа Мивы-сан побывала на грани между жизнью и смертью и обрела некие способности, передавшиеся её младшему сыну, а затем и праправнуку, сделав его гением среди людей. Но тогда я ничего не помнил даже о себе, поэтому не мог рассказать Такеши о том, что его племянник и далёкий потомок однажды совершит невозможное — изобретёт машину времени и разделит единый мир пополам, стремясь спасти его. Мой напарник не оставлял попыток докопаться до собственного прошлого, и в конце концов он придумал способ добраться до Хрустального Шара с помощью Теней, но ему не оставили шанса исполнить задуманное. Второго апреля одна тысяча восемьсот девяносто девятого года, когда Коноэ Кэндзиро вытащил из тоннеля под горой Око, Такеши отправили на расследование сложного дела на Кюсю. Энма знал, что он там погибнет. Одолеть сразу трёх тёмных магов, забиравших души людей, в одиночку он бы не смог. Ему удалось одолеть двоих, но третий взял Такеши в плен, сумев справиться даже с действием Теней. У моего учителя и напарника был выход: позволить магу сбежать, а потом снова искать его вместе со мной и совместными силами победить, или вызвать Тоду и принести себя в жертву вместе с пленившим его преступником. Опасаясь новых смертей невинных людей, Такеши выбрал Тоду и самоубийство. Когда, выполнив задание Энмы, я явился в Фукуоку, то застал там картину, подобную которой уже видел в прошлом. И её же мне ещё предстояло увидеть в будущем. Городской вокзал Хаката был объят пламенем, над крышей здания проступали видимые лишь мне очертания гибкого тела Тоды. Я пытался пробраться внутрь, но кольцо огня стало расширяться, а здание рушиться, складываясь, будто карточный домик. — Нет!!! — кричал я, срывая голос и понимая, что безнадёжно опоздал. — Нет, Такеши-кун!!! Только в тот миг я осознал, что учитель и напарник всё это время был моей единственной семьёй. Неожиданно я ощутил руку шефа Коноэ на своём плече. — Смирись, — только и сказал он. — Мы синигами. И это не последняя наша потеря. Курода-сан погиб как герой. Он уничтожил тёмного мага. Уверен, его душа попадёт в рай. Но я уже не верил в возможность попасть в рай ни для кого, и от утешений Коноэ-сан мне стало только хуже. Даже тогда я подспудно осознавал, хоть у меня и не было никаких доказательств: Энма-Дай-О-сама принёс Такеши в жертву, но я не имел на руках улик, чтобы обвинить Владыку Мэйфу. *** — Почему ты думаешь, будто Энма нарочно уничтожил его? — услышал я издалека чей-то приятный, невыразимо печальный голос. Сознание возвращалось медленно и неохотно, продолжая дрейфовать между реальностями. Я чувствовал себя больным, будто с похмелья. Глаза никак не желали открываться. — Ририка? — Да, я. Ты был без сознания, а сейчас понемногу приходишь в себя. Так почему ты думаешь, что в смерти Куроды-сан виновен Энма? — Такеши подобрался слишком близко к открытию правды, — спокойно ответил я. — Он бы непременно влез в Хрустальный Шар и вытащил оттуда истину о «нулевом» мире, которую Повелитель Мэйфу не желал показывать никому, особенно мне. — Какое задание тебе дали в тот день, когда он погиб? — Я должен был отправиться на гору Тарумаэ и внимательно наблюдать за Коноэ-сан, который в одиночку, с маниакальной одержимостью раскапывал засыпанный тоннель, чтобы добраться до Ока. Энма приказал мне материализоваться на его глазах, если парень преуспеет, признаться в том, что я — Бог Смерти и предупредить юношу, чтобы он не трогал алмаз, ибо однажды Око уничтожит жизнь его жены. Если же Кэндзиро всё равно возьмётся за амулет, тогда моей задачей было солгать ему, предсказав смерть от рук собственной дочери и посоветовать загадать Оку лишь рождение сына. Кэндзиро всё равно взял амулет, а над моими словами лишь посмеялся, сказав, что из-за болезни матери больше не верит ни богам, ни демонам. Я видел, как Око, оказавшись в его руках, мгновенно превратилось в трёхгранный кинжал с узорчатой рукоятью, а глаза юноши сначала наполнились кровавым мраком, а потом стали того же цвета, как сейчас у тебя и Асато. Я телепортировался в Мэйфу, доложил Энме о случившемся, и это стало причиной того, что Энма в очередной раз удалил мне часть памяти, чтобы я никому не рассказал про Око. А потом Тени шепнули мне, что Такеши погибает, и я ринулся на Кюсю. Не сотри мне Энма память, я бы и сам забыл обо всём: об Оке, и о том, что пытался не допустить чьего-то рождения, увидев его смерть. После того, как Такеши погиб, я долгое время не мог прийти в себя. Каким-то образом наши души успели сродниться. Его гибель больно ударила по мне. — А меня ты никогда не любил… Ни в прошлом, ни в будущем… Ты всегда видел во мне лишь тень Асато… или кого-то ещё, но только не меня саму. Я распахнул глаза и рывком подскочил на месте. Лилиан сидела на корточках рядом, держа за руку. — Прости, — прошептала она, — я видела и слышала всё, чем ты бредил, потому что постоянно прикасалась к тебе, пока ты был без сознания. Я даже не знаю, что сказать, Сейитиро. Твои воспоминания пронзили меня, вынув мне сердце… Придётся собраться с духом, чтобы осмыслить… это. Она поднялась на ноги, шатаясь, добралась до ближайшего кресла и тяжело опустилась в него, отвернувшись от меня. Только сейчас я заметил, что её руки дрожат, но она из последних сил пытается совладать с собой. — Ты просил у моего отца, чтобы я не родилась. Ты пытался предотвратить моё рождение, — прошептала она с болью. — Да, но я ещё тогда не познакомился с тобой, какая ты есть сейчас! И о прошлом своего родного мира ничего не помнил. А даже если бы в тот миг воспоминания вернулись, это ничего не изменило бы. В исходном мире, откуда я родом, Лилиан Эшфорд вела себя так, что не допустить её рождения было бы самым здравым поступком. — Ладно, забудем, — резко отозвалась она. — Ты не виноват. Но что делать дальше? Очень скоро мой двойник узнает правду, если уже не узнала. Она придёт за тобой. Ты нужен ей, чтобы в день Апокалипсиса перестроить миры. Она тебя не выпустит из рук! Я невесело усмехнулся. — Ты недооцениваешь мою нынешнюю силу. Вернув себе память, я теперь в состоянии запечатать твоего двойника внутри Замка Несотворённой Тьмы. Я не допущу Апокалипсиса в том виде, в котором Эшфорд-сан его желает. В назначенный день мы с Асато из моего мира и с доктором из этого мира явимся на мыс Шабла. Мураки подарит свободу своему духу-хранителю, загадав соответствующее желание. Я с помощью доставшейся мне силы Древнего бога поверну временную линию вспять, в точку, где мир разбился надвое, снова сделав его единым. Асато загадает желание изолировать и Око, и амулет синигами в безопасном месте навсегда, чтобы никто и никогда эти амулеты не нашёл. Проблема решена: вселенная восстановится без сражения. — Но что в этом новом мире случится с Асато? — обречённо спросила Лилиан. — Ведь если отец не найдёт Око, он не придёт к маме, они не поженятся. Мы с братом не появимся на свет… — С чего ты взяла? — удивился я. — Ваш отец узнает от Цузуки Аюми-сан об амулете, пойдёт на гору, но ничего там не найдёт. А потом всё равно вернётся к ней, пусть и с пустыми руками. — А если его любовь возникла лишь под влиянием Ока? — Нет! — категорически отверг я её предположение. — Кэндзиро-сан полюбил Аюми-сан до того, как нашёл алмаз. Магия Ока отравила светлое чувство твоих родителей, вмешавшись в ваши с Асато судьбы… Кидо Аяме-сан и сумасшедший художник из клиники Кьёайкай говорили, что ангелы явились на землю, но их кровь была отравлена. Они говорили о тебе и Асато! Если избавить мир от влияния Ока, вы обретёте то, что у вас отняли — свет ваших душ! Но, слушая мои утешительные речи, Лилиан не спешила радоваться, словно подозревала подвох. — Кроме Ока, на некоторых из нас влияет полученная волей случая после рождения искра Древних. Это так? — Да. Внутри Асато находится осколок души Бога Пламени. В Мураки живёт свёрнутая в бесконечную точку душа Разрушителя Звёзд, и я надеюсь, что она проснётся лишь в тот момент, когда доктору удастся напитать эту жестокую часть, доставшуюся ему, любовью и состраданием, иначе Земле придёт конец. Хисока-кун и Фудзивара-сан — носители божественных искр Читающего в Сердцах и Маленькой Богини… — А кто живёт во мне? — Лилиан выжидающе смотрела в мои глаза, но я осёкся и лишь покачал головой. Я смотрел на неё и видел истину. Мне не нужны были никакие абсолютные амулеты. Я сам теперь являлся таким амулетом — вечным и неразрушимым, но я боялся сказать ей правду, чтобы не ранить её, и начал по привычке лгать. Нет ничего глупее такого поступка — лгать хозяйке Ока. — Ты — душа, которую притянуло сияние Бога Пламени, и ты решила родиться его сестрой… — Неправда, — грустно отозвалась она. — В твоих мыслях сейчас мелькнуло нечто вроде слов «пустой осколок». Объясни, что это? — Часть Бога Пламени, наполненная достаточной жизненной силой, но не получившая его огня. — Значит, пустышка, — она произнесла это так, что во мне содрогнулись и моя человеческая, и божественная части. — Поправь, если ошибаюсь, — продолжала она, голос её звучал бесстрастно. — Я увидела в твоих воспоминаниях кое-что… Когда в сердце Асато попала искра Древнего Бога, некая крошечная часть искры, почти угасшая, по неведомым причинам вспыхнула и обрела самостоятельную сущность. Однако эта отколовшаяся от Асато часть подобна пеплу, упавшему с горящего факела, или щепке, отскочившей от огромного костра. Если запретить Оку существовать в новом мире, меня тоже не станет? Я молчал, опустив глаза. Она прикоснулась ко мне прохладными пальцами и повернула к себе, осторожно касаясь подбородка. — Сейитиро, я сама много лгала другим, но я не терплю лжи. Ни при каких обстоятельствах. А теперь говори. — Око отделило тебя от души Асато, — я закашлялся, потом снова обрёл власть над своим голосом, — хотя его никто об этом не просил. Кэндзиро и Аюми хотели сына, но Око дало им ещё и дочь, ведь они напрямую и не запретили этого. Через тебя Око желало получить власть над сердцем Асато, поскольку завладеть им непосредственно оно бы не смогло, ведь Бог Пламени намного сильнее. Демонический амулет привлёк своим сиянием частицу Древнего бога. Воспользовавшись слабостью души, попавшей в тело, Око откололо крохотную частичку от искры Бога Пламени в миг, когда он обретал себе новую плоть. Из этой тлеющей искры, напитав её своей силой, амулет создал тебя в надежде, что ты, повзрослев, найдёшь способ получить власть над братом. Амулету было безразлично, каким образом ты заманишь Асато в ловушку: нежностью, хитростью, ненавистью. Главное, чтобы он стал зависим от тебя, начав сочувствовать тебе или враждовать с тобой, но любая из эмоций, направленных на тебя, связала бы его с Оком навеки. — Значит… из меня с самого начала сделали очень качественную приманку для Асато? — Это правда, которую ты желала услышать. Лилиан пыталась подавить слёзы, но они всё равно вырвались на свободу. — Ты снова лжёшь!!! — Прости, — только и мог прошептать я, прижимая её к себе и пытаясь невинными прикосновениями унять её горе. — Прости. Некоторое время она обнимала меня, пока не затихли рыдания, потом разжала руки. — Запечатай и меня, — внезапно попросила Лилиан, глядя мне в глаза. — Вместе с той, другой. Я отступил на шаг. — Нет, я не сделаю этого! — У тебя нет выбора, Сейитиро, — спокойно заметила она. — Парный амулет должен быть запечатан во мраке, либо он станет причиной Апокалипсиса. Если ты решил убрать во мрак небытия одну его половину, тогда сделай то же и с другой. Если хоть одна часть Ока останется на свободе, оба «пустых осколка», обе «приманки» придут в Шаблу и будут сражаться с Мураки-сан и с Асато-кун из твоего мира! Моя часть амулета взломает снаружи твою печать, и вторая Лилиан выберется сюда, явившись следом. Нет, Сейитиро. Если собираешься запечатать Око, делай это не наполовину, а на все сто. Теперь настала моя очередь ощутить себя так, будто сердце пронзил меч. — Я… не смогу, — прохрипел я, находя своими пальцами её руку. — Сможешь. Запечатай нас. Ты сам признался: моё существование — уловка Ока, чтобы завладеть душой Асато. Значит, Око должно немедленно исчезнуть, и мы обе тоже. Ничто не помешает моему брату, чья душа связана с рубином, изменить миры. — Никогда, — я крепче сжал её руку. — Ты будешь жить. — Сейитиро, я — часть Ока. Кто, кроме него, даст мне искру в миг рождения? — Властитель Вне Времени. Она посмотрела на меня так, словно впервые видела. — Каким образом? — Для меня нет ничего невозможного. Я поговорю с Асато, и, уверен, он со мной согласится! Он не откажется отдать тебе часть своей души, а я оживлю её своей силой! Ты родишься снова, но уже не будешь связана с Оком. Ты станешь светлой, любящей душой… — Ты, правда, это сделаешь? — Да. Она осторожно коснулась моего запястья, медленно и тихо провела по нему подушечкой указательного пальца. — Я обещала, что не прощу тебя, если ты предашь Асато… И вот теперь я узнала, прикасаясь к тебе, что случилось между тобой и Куросаки-сан в Осаке. Но ты всё тот же, кто готов отдать жизнь за моего брата, всё тот же, кто желает спасти мою душу от вечной тьмы… Предательство в любви и необъяснимая верность во всём остальном. Как мне ненавидеть тебя? — она подняла на меня беспомощный взгляд, а потом обняла, прошептав на ухо. — Я всегда буду любить тебя. Но, прошу, сделай то, что должен. *** Переместившись в дом Мураки, мы вместе изложили доктору свой план о том, как можно обезвредить Око. Мураки слушал мой рассказ о воспоминаниях из нулевого мира невозмутимо, не перебивая, в отличие от Цузуки, постоянно влезавшего с вопросами и реагировавшего на каждую деталь крайне эмоционально. Асато смотрел на меня, словно палеонтолог, внезапно выкопавший из-под земли живого динозавра. — Тацуми, в кои-то веки тебе удалось поразить меня так, что даже сладкого не хочется! — вдруг выпалил он. В его устах это было высшим комплиментом. Я продолжал говорить, немного уязвлённый тем, что Мураки остаётся совершенно спокойным и даже равнодушным. Хоть бы изобразил удивление для приличия! Но куда там — глыба льда. Единственным эпизодом рассказа, вызвавшим небольшое оживление на лице Мураки, стало моё признание об осколках душ Древних богов. — Хм, — он удивлённо приподнял бровь, когда я признался, что внутри него спрятана душа Разрушителя Звёзд. — Стало быть, демоны тогда разбежались от меня неспроста. Буду иметь в виду. Выслушав до конца мою исповедь, доктор поднялся с места и отошёл к окну, дав понять жестом, что ему надо всё обдумать. Асато не стал ждать. Он подскочил к Мураки, совершенно не стесняясь нас с Лилиан, горячо обхватил за плечи, прильнул к его спине. — Откажись. Мы не можем так поступить с Ририкой. Запечатать между мирами почти на год? Это безумие… Да, безумие! — повторил он с жаром, оборачиваясь ко мне, хотя я и не пытался его перебивать. Лилиан, стуча каблучками по полу, подошла к нему. — Асато, это единственный выход. Если Око вмешается, Апокалипсиса не миновать. Вам с Мураки-сан придётся сражаться с герцогом Астаротом. Возможно, и Энма явится, если жив! Так избавьтесь хотя бы от Ока. Ведь некогда твоя сестра, не задумываясь, пыталась заманить вас в аналогичную ловушку, не испытывая ни малейших угрызений совести. — Вот именно поэтому я не хочу отвечать тем же! — выпалил Цузуки. — Чем тогда мы лучше её? — Прости, но в данном случае нам не надо быть лучше. Надо всего лишь поступить разумно, — вздохнул Мураки. — В словах Тацуми-сан есть смысл. Твоя сестра сама выбрала жизнь в Замке Несотворённой Тьмы, сбежав из своего родного мира, однако продолжает приходить сюда и нападать на людей. Почему бы нам не перекрыть ей выход? Мы не отправляем её в ад, просто не позволяем ей причинять зло невинным людям, таким как Моэка и Фудзивара-сан. — Ладно, допустим. Как я понял, в день Апокалипсиса, Сейитиро-кун своей силой перенесёт нас в прошлое, и мир, став единым, снова двинется, как положено, из прошлого в будущее, начиная с конца девятнадцатого века, но Ока в том мире уже не будет. — Так, — кивнул я. — Но семя этих разделённых миров прорастёт. Прошлое нового мира — это фактически настоящее двух слитых вместе миров, — Цузуки сложил ладони одна к другой. — Обе части души имеют значение! В новом мире они станут едиными, верно? Я задумался. — Об этом лучше спросить у Ватари, но да, я думаю, обе души, каким-то образом слившись, породят новую, обладающую опытом сразу двух прожитых жизней. — Тогда в семени третьего мира, который нас ждёт в будущем, появится один огромный, очевидный изъян, — горячо размахивая руками, взахлёб говорил Асато. — Если половина души Ририки до Апокалипсиса не излечится от ненависти, выбрав добро, если не дать ей этого шанса, то в будущем она, обладая частью силы Властителя Вне Времени, но храня где-то внутри гнев на всех нас, найдёт способ отомстить. И ещё неизвестно, что она сотворит с новым миром. Разве этого не может произойти? Все умолкли, поражённые внезапной мудростью того, кого обычно воспринимали как милого ребёнка-сладкоежку. — А ты прав, — внезапно вымолвил Мураки, глядя на Асато с неприкрытой нежностью, от чего я просто остолбенел, поняв, как сильно заблуждался. Этот доктор отнюдь не бесчувственный. — Тогда скажи, что предлагаешь? — Перекрыть ей вход до того самого дня, а потом позволить выйти. Я должен встретиться с ней лицом к лицу, дав ей то, чего она жаждет — битву и возможность победить меня! Ненависть в бою обязательно выплеснется. Моя сестра получит то, что желала. Пусть она сражается из ненависти, а я буду сражаться, желая ей помочь. И есть ещё причина, по которой нам нельзя соглашаться с заточением Лилиан: амулет синигами не должен становиться на путь тьмы. Заточение Ока и его хозяйки — это тёмный поступок, способный склонить энергию рубина в сторону зла. Нам ведь этого не нужно, правда? Выслушав Асато, Мураки вдруг подошёл к нему и крепко прижал к своей груди. — В том, что касается чувств, оказывается, ты мудрее меня. Прости, что прежде думал иначе… Он не сказал «любимый», но я с лёгкостью прочёл это в его глазах. И это несказанное слово внезапно резануло меня по сердцу. «Хисока, — невольно вспомнил я. — Мне надо срочно найти Хисоку!» Однако сначала необходимо было выполнить главную задачу. Мы переместились в парк Дзодзёдзи, нашли точку, где периодически возникал портал, ведущий в Замок. Лучи звезды, вырвавшись из моей груди, построили поверх точки входа нечто вроде прочной сияющей стены, невидимой для простых смертных, куда рубин и второе Око вплели свою энергию. — Всё, — выдохнул я. — Теперь никто не войдёт туда и не выйдет до дня битвы. — Спасибо, Сейитиро-кун, — Асато с улыбкой дотронулся до моего плеча. — Ты очень помог. Значит, всё, что остаётся теперь — дождаться августа будущего года и действовать? — Примерно так, — ответил я, пошутив. — С моей поддержкой только вы будете иметь эксклюзивное право на перестройку мира. — Энма лопнет от злости, если уже не лопнул, конечно, — в тон мне ответил Асато, но вдруг лицо его изменилось. — Что с тобой, Сейитиро? Откуда такая боль в твоём сердце? — Дело в Хисоке-кун, — прошептал я. — Мы нехорошо расстались. — Погоди, — лицо Цузуки стало непонимающим. — Что значит «нехорошо расстались»? Я вкратце обрисовал ему ситуацию. Цузуки уставился на меня так, словно все мои новости про путешествия во времени и части душ Древних были не настолько ошеломляющими, как известие об отношениях с Хисокой. — Но где он сейчас, ты знаешь? — в волнении выспрашивал Асато. — В парке Мино, — по привычке начала Лилиан, но я не дал ей договорить. — Он немного посидел в ресторанчике при храме Рюандзи, а потом двинулся вверх по тропинке, но до водопада не дошёл. Я его отлично вижу. Сейчас он уселся на скамейку где-то между деревьями и пытается съесть купленные в храме кленовые листочки в тесте. Но… не может. Ему кусок не лезет в горло. Из-за меня. — Так почему ты ещё здесь?! — притворно рассердился вдруг Цузуки, дёргая меня за руку. — Давай, перемещайся! Скоро темнеть начнёт. Неужели ты допустишь, чтобы Хисока сидел там один?! — Мне стыдно показываться ему на глаза, — честно признался я. — Даже не представляю, что сказать. — А ещё Властитель Вне Времени называется! — покачал головой Цузуки. — Можешь целую вселенную заново восстановить, а отношения наладить страшишься? — Увы, — расписался я в собственном бессилии. — Значит, так, — смело сказал Цузуки, и я вынужден был отметить, что мой бывший напарник сильно изменился за последние дни. — Или ты немедленно отправляешься в парк Мино, или я лично притащу сюда Хисоку! Я не позволю, чтобы вместо вкуснейшего ужина с такояки и печёным угрём он сидел один в парке и жевал какие-то листья клёна, пусть и запечённые в тесте! Тоже мне фирменное блюдо… Трава, тьфу! Как бы я тебя ни любил, Сейитиро-кун, такого обращения с Хисокой я тебе не прощу! — он сердито смотрел на меня, но я видел его смеющиеся глаза и понимал: Асато на самом деле не сердится. Ну, разве что немного. — Ты не оставляешь мне выбора, — рассмеялся я с облегчением и телепортировался в парк. *** Хисока пристроился на бревенчатой скамейке, поджав под себя ноги. Птицы клевали раскрошенное тесто у его ног, а юноша задумчиво разглядывал ярко-красные листья момидзи, служившие начинкой для выпечки. Я материализовался в двух шагах от него и сел рядом. Он вздрогнул, но не сказал ничего. Мы оба молчали некоторое время, не глядя друг на друга. Наконец, я не выдержал этой тягостной тишины. — Я виноват, — вымолвил я, понимая, что не с того надо было начинать, да чего уж теперь. — Мне следовало давно сказать всю правду о себе. — Ага, — Хисока нахмурился, пристально наблюдая за тем, как каштаново-фиолетовая сойка**** подлетела к воробьям и, распугав их, унесла самый большой кусок теста. — Я понимаю, почему ты молчал прежде, но… Ты мог сказать хотя бы в тот день, когда приехал в Осаку. Привёл бы меня в уединённое место, в храм какой-нибудь и признался. Я бы выслушал! — Ты не боишься меня? — я с изумлением повернул голову в его сторону. Хисока отщипнул очередной кусочек от листа клёна и бросил птицам. Равнодушно пожал плечами. — А чего бояться? Если ты пришёл по мою душу, так забирай. Я готов. Смерть от твоей руки — это лучшее, чего можно пожелать. — Я вовсе не за этим явился. — Стало быть, хочешь признаться, что целью твоего появления в моей жизни было защитить Асахину от демона. Теперь ты выполнил свой долг и собираешься уйти. Зачем только ты притворялся и делал вид, будто тоже полюбил меня? Ради маскировки? — Хисока! — в моём возгласе смешались возмущение, боль, отчаяние и гнев. — Неужели ты так дурно думаешь обо мне?! Он осторожно покосился на меня, потом снова уставился на дерущихся воробьёв, между которыми шныряли пёстрые зяблики, пытающиеся урвать себе кусочек. — А что я должен думать? Вы лгали мне, Тацуми-сан, — он снова перешёл на официальное общение, и после недолгого времени, когда мы были на «ты», это резало слух. — В вашей загробной организации тоже ведь есть начальство? Стало быть, вам поручили защищать Асахину, чем вы с успехом и занимались. Асахина рассказывала, как на неё много раз покушались, но она спасалась чудом. Теперь понятно: вы оберегали её. А я… был просто добавочным заданием. Ну, или развлечением. — Не смей, — задыхаясь, я протянул к нему руки, схватил его за плечи и рванул к себе, распугав птиц, брызнувших вверх, на ветви деревьев. Где-то за деревьями слышался тихий перелив речных струй, голоса прохожих, гулявших по тропинкам парка, смех подростков и забавный топот пробегающих мимо детей, но мы с ним словно выпали за пределы мира. Заходящее солнце делало листву момидзи похожей на кровавое золото. — Ты не смеешь обвинять меня в неискренности! Да, я многое скрывал, но что я должен был сказать? Признаться в том, что я — синигами? Предупредить, что скоро случится Апокалипсис? Обрадовать сообщением о том, что мы с тобой были знакомы в чёрт знает какой давней жизни, прежде чем родились на Земле? Рассказать, что твоя кузина обладает частью души Древнего бога, как и ты? Да ты бы просто вызвал мне психиатра. Разве нет? Хисока разжал пальцы, и засохшие листья клёнов с крошками налипшего теста упали на землю, рассыпаясь веером. Ветер подхватил их и поднял вверх, словно желая вернуть деревьям утраченное. — Тацуми-сан, — только и вымолвил он дрожащими губами, — что вы такое говорите? — Правду. Сегодня я всем говорю только правду! Но никому она не нравится. Тебе вот не понравилась тоже. — А что ещё вы скрываете? — его глаза не отрывались от моего лица. — Есть ведь что-то ещё? Я чувствую! Я вздохнул. Отпустил его, сел ровно и сжал пальцы рук на коленях. — Это будет очень трудно слушать, а мне невыносимо трудно такое говорить. И я даже теперь не уверен, поверишь ли ты или захочешь отправить меня в психиатрическую лечебницу. — Скажите, — он вцепился в мою руку, повис на ней всем телом, прижимаясь к моему плечу. — Просто скажите. — Есть другой мир, где Куросаки-кун, твой двойник, тоже, как и я, синигами. Я знал тебя в нескольких мирах, прежде чем прийти сюда, но никогда между нами не проскакивала искра… Подобное случилось впервые, — с этими словами я притянул Хисоку к себе и мягким движением нашёл его губы. Он отвечал мне неуверенно и робко, потом смелее, пока наш поцелуй не стал страстным, глубоким и жадным, пока мы оба не потеряли голову настолько, что были вынуждены отпрянуть друг от друга и перевести дыхание. — Я целовался с Богом Смерти, но всё ещё жив? — потрясённо выдавил Хисока, когда смог снова говорить. — Ты выжил дважды, — с улыбкой напомнил я. — Так что там с Апокалипсисом и двумя мирами? Кажется, я готов слушать дальше, — голос Хисоки зазвучал уже намного бодрее. — На самом деле миров больше двух, — сказал я, заметив, что Хисока подавился воздухом и снова смотрит на меня с опаской. — Но, знаешь, я думаю, нам лучше поговорить об этом дома. А потом, когда ты привыкнешь к новостям, я познакомлю тебя с очень важными для меня людьми, и они подтвердят достоверность моих слов. Ну, либо ты решишь, что попал в общество сумасшедших, организовавших малочисленную секту «Судного Дня». Хисока неожиданно прыснул со смеху. — Я никогда так не подумаю, Тацуми-сан. — Говори мне снова «ты» и называй по имени. Пожалуйста. — Сейитиро, — Хисока умудрился произнести моё имя с таким чувством, что по моей спине пробежала сладкая дрожь. Да, напрасно я думал, что ждать три года будет просто. Если этот парень продолжит в том же духе, он измучает меня больше, чем в своё время я сам себя измучил фантазиями об Асато. — Значит так, — прочистив горло, продолжил я, — сейчас я обниму тебя, и мы вместе переместимся в Асакуса. В первый раз телепортация ощущается скверно, поэтому приготовься. Ты можешь испытать резкий жар или холод, тошноту, головокружение, покалывание в конечностях… Но со временем ты привыкнешь, и неприятные ощущения пропадут. — Ух! — Хисока смотрел на меня в глубочайшем восторге. — Прямо как в книжках, которые в детстве читала Асахина. Даже не верится, что всё это по-настоящему. Я протянул руку ладонью вверх. — Держись и увидишь. — Погоди, — он порылся за пазухой и извлёк оттуда тонкую алую ленточку. — Мне это дал один из монахов в храме. Я пытался отказаться, но он сунул её мне вместе с кленовыми листьями, которые я купил. Я всё спрашивал, зачем эта лента, но монах просто настоял на том, чтобы я взял. Ну, я не стал отказываться. Теперь понимаю, зачем он её дал. Пригодилась, надо же, — Хисока вдруг обвязал лентой наши запястья, соединив их вместе. — Не знаю, что там у тебя было в других мирах и в прошлом этого мира, но пообещай, Сейитиро, что с этого дня всегда будешь делить со мной горе и радость. И никогда больше не обманешь меня. Я предпочту страшную правду любой утешительной лжи. Дай слово. Я смотрел на кусочек шёлка, соединивший наши руки, затем поглядел в доверчиво распахнутые глаза Хисоки, и, сглотнув ком в горле, произнёс: — Я больше никогда не стану закрывать своё сердце от тебя. Смотри, — усилием воли я заставил рухнуть барьер, закрывавший мою душу от его дара эмпата. Хисока смотрел так долго и пристально, будто не мог оторваться.  — Ты прекрасен, — прошептал он, — ты похож одновременно на солнце и на звёздное небо над Камакурой в безлунную ночь. Нет, ты красивее! Но… Что это? Я не успел остановить его. Хисока протянул руку и коснулся того, чего сейчас даже я сам не мог видеть. Неожиданно яркий свет вспыхнул над парком Мино, озарив окрестности. Испугавшись, что нас обнаружат, я телепортировал себя и Хисоку в Асакуса. Мы появились посреди гостиной, по-прежнему связанные алой лентой. Звезда в моей груди, освещавшая комнату, потихоньку становилась менее заметной, втягивая обратно свои лучи. Зато я видел, что из груди Хисоки теперь тоже льётся яркий свет, и это свечение вливается в меня, даря необыкновенную радость. — Ничего не говори, — вдруг прошептал Хисока. — Больше нет надобности в словах. Для Читающего в Сердцах настало время возродиться. От прикосновения к тебе я вспомнил прошлое… Отныне мы вместе, как те, кого связала магия абсолютных амулетов. До конца этого мира. Я мягко привлёк его к себе, а он прижался к моему плечу, продолжая говорить: — Когда отправишься в Шаблу, возьми меня с собой. Я должен быть там, как и остальные, иначе ничего не выйдет с перестройкой миров. Вы с Мураки-сан и с Эшфорд-сан правильно сделали, что запечатали вход в Замок Несотворённой Тьмы лишь на время. Сердце Древнего бога, живущее во мне, подсказывает: оба Цузуки-сан, обе Эшфорд-сан, оба Мураки-сан, мой двойник, я, и ты со своим двойником должны явиться в Шаблу. Все три амулета сойдутся в час судьбоносного затмения. Только тогда миры соединятся и смогут начаться заново, с исходной точки. Я смотрел на него и всё ещё не мог поверить случившемуся. — Малыш, — пробормотал я, — прости, что втянул тебя в это… — Почему ты просишь прощения? Мы оба — пробудившиеся Древние, желающие защитить этот мир, ставший для нас новым домом. Пришло время действовать. — Но до того, как это случится, — попросил я его, — стань снова Хисокой, которого знал Сейитиро! Тем, кто любит Моэку-тян и Асахину-сан, кормит в парке зябликов, сердится на меня, когда я лгу… — обхватив его лицо обеими руками, я заглянул ему в глаза. — Сохранять мир — это миссия, но ради простого человеческого счастья мы должны оставаться людьми. И тогда Читающий с Сердцах улыбнулся, нежно коснувшись моих губ. — Даю слово. Когда миссия завершится, мы станем людьми и будем жить счастливо на Земле. Нелепо такое говорить. Все мечтают стать богами, чтобы творить вселенные, каждый по разумению своему. Но в тот день, третьего октября одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года, в несуществующем теперь мире, два Древних бога вдруг поняли, что тепло человеческих сердец может быть горячее звёздного пламени, заставляющей вселенную извергаться из крошечной точки, рождённой разумом Творца. *** На следующий день мы оба явились в дом Мураки. Цузуки лишь тепло улыбнулся и подал смущённому юноше руку, вспомнив их прошлую сумбурную, короткую встречу. Я опасался, что Хисоке будет неприятно видеть доктора после всего случившегося между ними. Однако, к моему облегчению, они оба смогли побороть свои чувства, и в течение вечера мы вчетвером спокойно обсуждали дальнейшие планы. Основную трудность вызывали три задачи. Во-первых, как заставить второго Тацуми явиться в Шаблу в определённый день? Нельзя же сказать правду. Наша встреча будет безопасна только в день великого солнечного затмения. Если Тацуми узнает о моём существовании раньше и захочет меня увидеть, мирам, скорее всего, придёт конец. Во-вторых, как вытащить из первого мира Хисоку, если машина времени больше не действует, а портал, ведущий через Генсокай из Замка Несотворённой Тьмы, теперь запечатан? В-третьих, что случится, когда внутри души Мураки пробудится спящая ныне душа Разрушителя Звёзд? Откликаясь на это событие, наверняка дойдёт до своего апогея и сила Бога Пламени. Если подобное не произойдёт до Апокалипсиса, то одиннадцатого августа следующего года во время битвы это точно случится! Повлияет ли взаимная ненависть Разрушителя Звёзд и Бога Пламени на чувства доктора и моего друга? Победит ли в них человеческая или божественная часть? Услышав о моих опасениях, Мураки ничего не ответил, просто закурил, откинувшись на спинку стула. — Умеете вы осложнять и без того непростую ситуацию своими предположениями, господин Тацуми, — наконец, вымолвил он, хмуро глядя на меня, внезапно занервничал ещё больше, ткнул сигаретой в пепельницу, едва не промахнувшись. — Скажите, — обратился он ко мне, снимая очки и начиная их тщательно протирать мягкой белоснежной салфеткой, — я бы хотел как можно подробнее услышать от вас, насколько огромны возможности Разрушителя Звёзд. — Весьма велики, — стараясь выглядеть спокойным, отметил я. — Для него уничтожение галактики — дело мгновения. — Спасибо, — доктор надел очки. — Буду иметь в виду. А теперь могу предложить вам заказать в ресторане что-нибудь из блюд европейской кухни. Думаю, Асато не откажется от бисквита королевы Виктории, что же касается нас, мы можем утешиться блюдами, не содержащими быстрые углеводы. Как вы считаете, господа? Я отдал должное самообладанию Мураки. Любой другой на его месте давно бы впал в панику, но доктор держался молодцом. И это учитывая, что ему ещё каждый день приходилось оперировать безнадёжных пациентов. Уникальный экземпляр! Я поймал себя на том, что начинаю испытывать к нему нечто сродни уважению и симпатии. Докатился, Сейитиро, докатился… Обсудив с нами меню, Мураки позвонил и сделал заказ. Однако не успели мы дождаться доставки выбранных блюд, как на мой мобильный свалилось паническое сообщение от Ватари. «Сейитиро, нам конец, — гласила SMS, написанная от начала и до конца хираганой вперемешку с катаканой, что выдавало огромное волнение Ютаки. — Наш Тацуми узнал о твоём существовании и пытается тебя искать». Я вздрогнул. Конечно, на конец света новость не тянула, но неприятностей теперь может произойти куча. «Телепортируйся к Мураки, поговорим», — набрал я в ответ. «Ты уверен?» — спросил Ватари. «Как Древний бог». Через три секунды растерянный, взлохмаченный Ватари в халате лаборанта, заляпанном то ли реактивами, то ли чернилами, предстал посреди гостиной. Оглядев застывших на месте Мураки, Хисоку и Асато безумным взглядом, он отчаянно выпалил вместо приветствия обращаясь ко мне: — Прикинь, Вакаба и Теразума, отправленные вчера в Осаку шефом Коноэ, получившим сообщение о выплеске энергии неизвестного происхождения на территории храма Ситеннодзи, принесли в Сёкан снятое на видеокамеру видео. Там, — Ютака сделал неопределённый жест рукой, — был ты, Сейитиро и та чокнутая дама из другого мира, Эшфорд-сан… Хуже того, весь процесс вызова Теней и нападение на Фудзивара-сан тоже попали в объектив. — Невозможно, — заметил я, стараясь брать пример с доктора и не реагировать так же эмоционально, как немедленно вскочивший с места Цузуки. — Око хорошо заметает следы. Видео не могло сохраниться. — А оно и пропало, — согласился Ватари. — Внезапно стёрлось вскоре после просмотра. Но Тацуми успел его посмотреть, и он, в отличие от Вакабы, Теразумы и остальных, включая меня, хорошо помнит о том, что видео существовало! Он теперь постоянно говорит об этом. Но хуже всего то, что он отлично запомнил твою внешность, — Ютака в панике глядел на меня. — Он знает, что где-то в мире живых ходит его двойник, и собирается отыскать тебя, хоть ему пока никто и не верит. — Так ему и не поверит никто, — беспечно махнул я рукой, однако Хисока, Асато и даже Мураки смотрели на меня в сильном волнении. — Он будет искать и найдёт! — Ватари подошёл ко мне. — Он собирается подключить к этому делу Графа, а, сам знаешь, Хакушаку-сама ему ни за что не откажет. Даже не представляю, где тебя прятать. — Здесь, — Мураки снова щёлкнул зажигалкой, указывая жестом на стены своего дома. — Тем более, Тацуми-сан некогда пять лет провёл со мной, оставаясь невидимым. Перспектива пожить у меня ещё немного не должна испугать его. Я прикажу амулету окружить дом барьером. Никто не войдёт и не выйдет без моего приказа. — Хороший выход! — обрадовался Ютака. — Нет, не годится, — заметил я. — Почему?! — остолбенел Ватари. Я усмехнулся, глядя на курившего Мураки и растерянного Асато. — Мураки-сан и Асато-кун заслуживают того, чтобы провести оставшееся до августа будущего года время в спокойствии. Без меня, без Лилиан Эшфорд, без вмешательства в их жизнь демонов или кого-либо другого! Ты понимаешь? — и я выразительно посмотрел на него. — А… Вот я болван, — Ватари хлопнул себя по лбу. Доктор вдруг посмотрел на меня с благодарностью сквозь устремившиеся к включённой вытяжке спирали сигаретного дыма. Но тут Ютака снова напрягся. — Однако проблема остаётся нерешённой: где тебе скрыться? У Ририки? — Снова нет. — Теперь-то почему отказываешься?! — не понял Ватари. — Имеются глубоко личные причины. — Ну хорошо, — Ютака окончательно растерялся, пробормотав себе под нос. — Такая шикарная женщина… такой роскошный шанс… Ничего не понимаю. — Расскажем Тацуми-сан правду, — неожиданно встрял в разговор Хисока. Ютака почесал затылок. — Как ты предполагаешь это сделать? — удивлённо спросил он. — Очень просто, — улыбнулся Хисока. — Вы поговорите со своим коллегой, а я, Мураки-сан и Цузуки-сан сумеют подтвердить достоверность информации. Всё равно здешнему Тацуми-сан придётся присутствовать в Шабле. Расскажите ему правду, но он должен узнать, что двойникам опасно встречаться до дня Апокалипсиса. Тогда одним выстрелом мы собьём двух птиц. — А он прав, — согласился я с Хисокой. — Ватари, подумай. Возможно, к лучшему, что это случилось сейчас. Всё равно же рассказать однажды придётся! — Возможно, — Ютака задумался. — Хорошо, я подумаю, как сообщить ему правду. Но всё-таки в толк не возьму, — недоумевал он, — почему на нашего Тацуми больше не действует магия Ока? — На нас с Сейитиро она тоже не действует, — признался Хисока. Ютака, приоткрыв рот, как-то странно уставился на нас обоих. — Садись, — обратился я к нему, указывая на свободное место за столом. — Скоро сюда принесут бисквит королевы Виктории и ещё кучу вкуснейших блюд. Отужинай с нами, если не сильно торопишься, заодно узнаешь, насколько продуктивным оказалось моё вчерашнее посещение церемонии бракосочетания Фудзивары-сан и Нобору-сан. Ватари упал за стол с таким видом, словно его пригласили не на ужин, а на похороны. И я начал свой рассказ. *** Когда я договорил, Ютака был бледен, словно снежная шапка на вершине Фудзи. — Сейчас бы сакэ хряпнуть, — только и вымолвил он, заглядывая в предложенную ему чашку чая, но не прикасаясь ни к рулету, ни к бисквиту, ни к другим заказанным доктором блюдам. — Могу предложить вина. Всем, кроме ребёнка, — добавил Мураки с тонкой улыбкой, вызвав негодование Хисоки. — Я не ребёнок! Мне столько же тысяч лет, сколько и вам! Исключая Ватари-сенсея, конечно. Я заметил, что Ютаке стало не по себе. Хотя, казалось бы, что ему удивляться, ведь он — Бог смерти, повидавший многое? Стоит ли сообщить прямо сейчас, что я был знаком с его прапрадядей, и именно он научил меня управлять Тенями? Нет, рано. Надо дать Ютаке возможность немного прийти в себя. Ещё успею его удивить. — Однако, находясь в этом теле, ты ещё не достиг совершеннолетия, — спокойно констатировал Мураки непреложный факт. Асато положил ладонь на плечо доктора, выразительным взглядом прося его не подшучивать больше над Хисокой, и Мураки мгновенно умолк. — Нет, вина точно не надо, — Ютака залпом выпил чай, закашлялся и снова оглядел всех нас по очереди. Так мог бы посмотреть на своих соседей за столом единственный смертный, случайно попавший в обитель демонов. — Обещаю, я обязательно поговорю с Тацуми, но за последствия не ручаюсь. Если вас после этого заметут в Сёкан и, заточив где-нибудь в подземелье у Графа, лишат возможности попасть на болгарский маяк в день затмения, считайте, что мирам хана, без вариантов. — Всё обойдётся, если ты правильно поговоришь с ним, — негромко промолвил я. — Ага, вот поговори с таким! — пригорюнился Ватари. — Ты-то понимающий и человечный. А этот… нигири плесневый никогда никому не сочувствовал и мечтал только о повышении зарплаты. Как объяснить ему необходимость спасать миры? — Скажи, что в следующем мире он станет начальником Сёкан. И у него будет неприлично огромная зарплата. — Но это же… — глаза Ватари расширились. — Сейитиро! — возмутился Хисока. — Ты обещал не лгать. — Только тебе. Если мой двойник до такой степени алчный, надо говорить с ним на его языке. Цель оправдывает средства. — Всё равно нехорошо, — насупился Хисока. Я засмеялся, потрепав его по волосам. — В следующем мире обещаю искупить все свои грехи. Но, я считаю, ради спасения двух вселенных можно пойти на небольшое лукавство. Я поднял голову и заметил, что Мураки уже не курит, а с лёгкой улыбкой, исполненной удивительной прохлады, свойственной лишь ему, смотрит на нас. И точно так же улыбается Асато, переплетя с доктором пальцы под столом, думая, будто никто этого не видит. Не знаю почему, но именно в тот миг я отчётливо понял: отныне никакое зло не заставит нас свернуть с пути, не разделит и не разлучит. Только теперь я ощутил, что все лучи моей звезды обретают смысл, связывая вновь обретших себя Древних богов воедино. *** Я начал почти физически ощущать, как с каждым прожитым днём время набирает скорость, стремясь к той самой дате. Складывалось впечатление, будто день, давно наступивший в первом мире, но лишь приближающийся в этом, стал неким волшебным магнитом, притягивающим к себе материю вселенных. Я спрашивал у Хисоки, чувствует ли он то же самое, но юноша лишь улыбался: — Ты просто боишься этой даты и в то же время ждёшь её, оттого тебе всё это мерещится. На самом деле время никуда не спешит, как и всегда. Утаивать от Хисоки свои чувства не имело смысла. Я действительно боялся. Как существу, стоящему в центре миров, мне чересчур хорошо было известно, что нам грозит, если по каким-либо причинам мир не будет вовремя перестроен. Пятого октября, на другой день после грандиозного совещания в доме Мураки, Ютака явился ко мне, напряжённый и пасмурный, не похожий сам на себя. Мы втроём уселись за стол, и Ватари долго молчал, поглядывая на нас, пока не решился заговорить. Он рассказал о своей беседе с моим двойником, имевшей место вчера ночью в его лаборатории. — Я был очень осторожен, когда заговорил с Тацуми на эту опасную тему. Я взял с него тысячу клятв, что он не попытается донести на нас этому идиоту Субутаке Чи, занявшему место Энмы. С Коноэ-сан, сказал я ему, разговаривать тоже не стоит, ибо в данный момент он ничего не помнит. Мы говорили всю ночь, и, в конце концов, выслушав мои доводы, наш ответственный секретарь согласился: главное спасти миры, остальное, даже карьера и заработок, не столь важны. Впрочем, его логика мне тоже понятна: погибнут миры — дохода не видать. Так что с нашим Тацуми проблема решена. Он не будет пытаться встретиться с тобой, Сейитиро, не станет тебя искать и прекратит спрашивать у каждого проходящего мимо синигами про тебя и Ририку-сан. В нужный день он дал слово прийти в Шаблу. — А ты говорил: он безнадёжен! — с облегчением выдохнул я. — Значит, можно расслабиться? Мой двойник теперь на нашей стороне и не станет нам мешать. — И прирученная собака, бывает, тяпнет, — задумчиво изрёк Ютака, уткнув подбородок в сплетённые пальцы. — Но я сейчас беспокоюсь вовсе не о Тацуми-сан и возможности того, что он нас предаст, пожелав выслужиться перед новым начальством. Видишь ли… Я связался с Ютакой из другого мира. Потребовалось несколько часов и много вытрепанных нервов по причине плохой связи, но я сумел вкратце изложить Ватари последние новости. Я объяснил ситуацию с твоими воспоминаниями о прошлых жизнях, о связи между душами Мураки-сан, Цузуки-сан, Куросаки-сан и твоей. Ютака сказал, что насчёт перемещения Хисоки в нужный день в этот мир можно не беспокоиться. В день Апокалипсиса на Шабле возникнет портал, связывающий оба мира. Ватари пообещал привезти Хисоку к маяку в тот момент, когда в нашем мире наступит одиннадцатое августа. Мальчик пройдёт через портал, и мы все встретимся. Куросаки-сан не возбраняется своей энергией помогать той сражающейся стороне, которую он выберет сам. Когда закончится сражение владельцев амулетов, обе вселенные будут свёрнуты в состояние семени. С помощью твоей силы и энергии владельца победившего амулета или двух объединённых амулетов, что, правда, маловероятно, два мира возможно будет преобразовать в один новый мир, запустив его с того же момента времени, когда нулевой мир был разбит пополам. — Да, я всё это знаю, — спокойно отозвался я. — Но в чём тогда трудность? И что беспокоит тебя? — Трудностей три, Сейитиро. В наших вселенных время течёт по-разному, и нам с другим Ватари придётся постоянно держать связь, чтобы я мог сообщить ему о приближении важной даты. Ему придётся отвезти Хисоку в Шаблу заранее и придумать нечто, чтобы мальчик провёл несколько дней на маяке, иначе у него есть все шансы пропустить нужный момент. Но это половина беды. Передатчики часто ломаются, связь обрывается. Вдруг я не сумею вовремя сообщить другому Ватари о том, что одиннадцатое августа приближается? И есть ещё одна неприятность, с которой придётся что-то делать: Фудзивара-сан. Если она действительно частичная реинкарнация Маленькой Богини, ей тоже придётся приехать в Шаблу и взобраться на маяк. — Нет, — простонал Хисока. — Нет, нет! Она не связана ни с нами, ни с амулетами. — Ещё как связана, — беспощадно вымолвил Ватари, — и тебе об этом хорошо известно! Вас пятеро, вы находитесь на Земле, и каждый, — он со значением поднял указательный палец вверх, — каким-то образом вмешался в судьбу владельцев абсолютных амулетов. У Тацуми в груди сияет хреновина с пятью лучами… прости, друг, но я не знаю, что это такое, и другой Ютака тоже не в курсе, — извиняющимся тоном пояснил Ватари, — да и ты сам, я смотрю, не больше нашего в этом соображаешь! Так вот в «Жизнеописании миров» чётко говорится про пять стихий. Можно это понимать как встречу во время солнечного затмения в том месте, где это явление лучше всего наблюдается. При этом открытое небо представляет собой стихию воздуха. Кроме солнца есть некий свет, пусть и искусственный, олицетворяющий стихию огня, поблизости имеется море — стихия воды, и под самым носом берег — стихия земли. Всем этим условиям, бесспорно, отвечает болгарский маяк Шабла на побережье Чёрного моря. Однако подумайте и о другом толковании отрывка. Пятеро Древних не могут ли соответствовать пяти стихиям? — Возможно, — задумался я. — Вот и я так думаю. Ты, Сейитиро, — эфир, ибо стоишь между мирами, Фудзивара-сан — земля, дарующая своими способностями исцеление страждущим, Куросаки-кун — воздух, способный проникать в чужие души. Мураки-сан — вода, ставшая льдом, но способная от силы пламени Цузуки-сан превратиться снова в воду. Вы должны прийти все вместе! Таким образом, Фудзивара-сан должна присутствовать тоже. — Она просто обычная девушка! — Хисока вскочил, сжимая кулаки. — Она не хотела обладать этими сверхспособностями! Что если она погибнет во время сражения? С кем останется Моэка-тян? — Вот у вас и появилась миссия, юноша, — Ватари тепло взглянул на Хисоку. — Придя на маяк, вы с вашим двойником возьмёте под защиту Фудзивара-сан и не допустите её гибели. Но прийти она должна, и вы сами это отлично знаете. Хисока рухнул обратно на стул, а я мягко притянул его к себе, чтобы успокоить. — И я, и Лилиан, и Асато — мы все будем защищать Асахину. Мы придумаем что-нибудь. Она придёт, но не пострадает в битве. Даю слово. — Она впутается из-за меня, — Хисока сжался в моих руках. — Ей нельзя туда… — Мальчик, — Ватари осторожно коснулся руки Хисоки, — подумай сам: в тот день никто в двух мирах не будет в безопасности. Как только вы начнёте сражаться, миры накроет тьма. Не лучше ли присутствовать в гуще битвы и понимать, что происходит, чем сидеть у себя дома и со страхом смотреть на чёрное небо со всполохами молний? — Моэке придётся смотреть на это, пока мама будет далеко и к тому же в огромной опасности! — Пусть она даст дочери и мужу защитные амулеты, — посоветовал Ватари. — Она это сможет. Пусть сплетёт нечто такое, что охранит Моэку и Нобору-сан от зла… До возрождения нового мира. А потом вы снова встретитесь и сможете гордиться собой. Ведь вы спасёте всех детей в мире! Прозвучало чересчур пафосно, даже я заметил это. Хисока недоверчиво посмотрел на Ватари и быстро вытер влагу с ресниц. — Я поговорю с Асахиной, но не сегодня. — Да, безусловно. Нам всем надо отдохнуть, — Ютака встал с места. — Я возвращаюсь в Сёкан, чтобы наблюдать за Тацуми и придумать нечто, способное стабилизировать работу передатчика. Если что-то случится… — Мы сообщим, — клятвенно пообещал я. Ватари ещё раз взглянул на меня, потом на Хисоку. — Не падайте духом, — только и сказал он, исчезая. Впервые он не улыбнулся и не пошутил, уходя. От этого мне почему-то стало очень неспокойно. *** Вопреки ожиданиям, уговорить Асахину на поездку в Шаблу оказалось несложно. На следующий день Хисока позвонил кузине и в разговоре с ней предложил, будто невзначай, отдохнуть несколько дней на черноморском побережье в будущем году. — Сейитиро и я будем много работать! — поклялся Хисока. — За год мы непременно наберём нужную сумму. Свозишь Моэку-тян погреться на солнышке. Как ты на это смотришь? — Но почему так далеко? — смутилась Асахина. Я всё отлично слышал, поскольку по моей просьбе Хисока включил громкую связь. — Везти ребёнка за тридевять земель, когда рядом есть Окинава. И потом это очень дорого! — Поверь, есть способ долететь практически бесплатно. — У Тацуми-сан кто-то из родственников работает в авиакомпании и сможет сделать большую скидку? — Можно сказать и так, — уклончиво ответил Хисока. — Здорово! На самом деле я всегда мечтала побывать за рубежом, — обрадовалась Асахина. — И если будут действительно хорошие скидки, я согласна. Хисока облегчённо выдохнул, торжествующе показывая мне пальцами «V». — Кстати, я и сама немного подрабатываю уже некоторое время… Представляешь, у меня начали покупать украшения, которые я раньше делала только для тебя, Моэки и Нобору. Они словно сами собой получаются, будто вытекают из рук. Бусы, серьги, браслеты, диадемы, пояса на платье… Я никому не отказываю, а люди говорят, что эти вещи приносят здоровье и удачу, — довольно рассмеялась она. Хисока побледнел. — Ты… слишком не увлекайся этим, — изменившимся голосом проговорил он. — Займись чем-то другим. — Но почему? — искренне недоумевала Асахина. — Мне нравится! И моим покупателям тоже. Правда, — тут она понизила голос и заговорила почти шёпотом, — вот уже три дня подряд я вижу странные сны. Думаю, это всё из-за того случая на свадьбе, про который ты сказал, будто это было просто неудачное стечение обстоятельств. Вроде бы мою свадьбу перепутали с площадкой для съёмок фильма? — Безусловно, — не моргнув глазом, подтвердил Хисока, и я только печально покачал головой, услышав это: от меня парень научился лукавить… Ничему-то хорошему я никого не учу! — Посуди сама, откуда взяться магии? Колдунов сожгли в Средние века, — мрачновато пошутил он. — То, что ты видела — просто спецэффекты. Наука не стоит на месте, а движется вперёд довольно быстро. — Но ведь и Тацуми-сан зачем-то подыгрывал той съёмочной группе! — возразила Асахина. — Да он просто испугался за тебя и пытался защитить, — красочно сочинял Хисока. — А огромный волк, хищная птица, летящий кинжал, движущиеся тени? Всё было так реалистично. — Съёмочная группа из специального… проектора наложила спецэффекты в режиме реального времени, но никакой опасности не было. — Те спецэффекты меня сильно напугали, — призналась Асахина. — Я никогда ничего подобного не видела, даже на экране! И ещё странно, что Нобору и остальные об этом забыли, а мы с тобой нет… — Сама знаешь, люди склонны забывать то, что их шокировало. Лучше и нам забыть поскорее тот случай, — убеждал Асахину Хисока. — Я бы забыла, но… с тех пор по ночам я вижу сон о том, будто ты стоишь рядом с Тацуми-сан где-то в незнакомом месте, на вершине высокой башни, освещённой фонарём. Та башня словно находится в другом мире, который лишь соприкасается с нашим. Вы оба подобны сказочным великанам. Вокруг вас бушует буря, вздымаются волны океана, в небе сверкают страшные молнии. И ещё алый, словно кровь, яркий свет обвивается вокруг вас, сплетаясь с фиолетовым и белоснежным сиянием, идущим с неба. Я перевожу взгляд на свои ладони и вижу: там лежат три камня — белый, фиолетовый и алый. А потом всё взрывается и пропадает. Исчезает во тьме… И остаётся только лента, упавшая с твоей руки… Алая шёлковая лента. Я уже трижды просыпалась с криком и пугала Моэку. А теперь мне страшно! Вдруг это вещий сон, и всё каким-то образом сбудется? Мы с Хисокой испуганно переглянулись. Ни в коем случае нельзя было позволить Асахине переживать дальше. — Ничего не сбудется, — голос Хисоки звучал умиротворённо и даже нисколько не дрожал, хотя я видел, как сильно юноша напуган. — Хочешь, я снова приеду к тебе? — Нет, прости! У тебя и так мало времени из-за учёбы и работы. Больше не стану ныть. Забудь мои глупые фантазии. Звони чаще, хорошо? — она попрощалась и положила трубку. — Очень скоро Асахина вспомнит, — слабым голосом проговорил Хисока, тревожно глядя на меня. — Наша память пробудилась. Теперь только вопрос времени, когда-то же самое случится с ней. Знаешь, Сейитиро… Её сон меня пугает. — Он пугает только нашу человеческую ипостась, — я изо всех сил старался не поддаваться панике. — Поверь, божественным частям наших душ не привыкать сражаться, жертвуя планетами и даже галактиками… — Вот это-то и страшно, — тихо промолвил Хисока, приникая к моей груди. — Я не хочу становиться равнодушным к гибели людей. Моя человеческая суть мне нравится больше осколка божественной души, доставшейся мне. Я не знал, чем его утешить, лишь крепче прижал к себе, прошептав: — Мне тоже. *** Концерт Минасе Хидзири совпал с днём рождения Хисоки, поэтому тем вечером, приняв поздравления по телефону от Асахины, мы отправились в Купол Токио, где, забыв про все грядущие неприятности, слушали великолепную музыку и аплодировали талантливым юношам и девушкам, выступавшим на сцене. Принимая из наших рук букет цветов после концерта, раскрасневшийся, счастливый Хидзири, обнял Хисоку, поздравил его с днём рождения, вручив коробку в красивой упаковочной бумаге. — Ты не забыл про меня, — растроганно вымолвил Хисока. Он уже получил утром отправленное почтой юката от Асахины и несколько новых книг от меня, поэтому не рассчитывал на другие подарки. Но Хидзири удивил его. — Как я мог забыть? Мы друзья, несмотря на мою вечную занятость и разъезды по концертам. К тому же я знал, что ты сегодня придёшь. Там разные мелочи — пара сувениров и жасминовый чай, — пояснил он, указывая на коробку. — Надеюсь, тебе понравится. Потом он искоса взглянул на меня и потянул Хисоку за рукав в сторону. Я испытывал огромное искушение включить свои божественные способности и подслушать, но удержался. Я видел, как Хисока и Хидзири о чём-то переговаривались вполголоса. Потом попрощались. Хидзири вежливо поклонился мне издалека и убежал в гримёрную. — Бедолага! — вздохнул Хисока, провожая приятеля взглядом. — Угораздило же влипнуть… — И во что влип Минасе-кун? — заинтересовался я. — Ему довелось побывать в полицейском участке, когда он недавно выронил на улице свой мобильный, а где именно — вспомнить не смог. Хидзири сидел и писал заявление об утере телефона, но вдруг случайно за стойкой заметил одного полицейского… Точнее, стажёра, которому в тот день поручили принимать заявления от пострадавших. Так вышло, что спустя неделю, тот же стажёр вернул ему найденный телефон да ещё куском яблочного пирога угостил по доброте душевной, и Хидзири-кун пал жертвой ласковой улыбки. Ну, и редкого цвета глаз заодно. Осознав в чём дело, я оторопел. — Минасе-кун встречался с Цузуки?! — Неисповедимы пути наши, — Хисока повернулся ко мне. — Скажи, двойник Хидзири в твоём мире знал Цузуки-сан? — Знал, — честно признался я. — И тоже испытывал к нему тёплые чувства. — Тёплые или горячие? — уточнил Хисока. — Даже не спрашивай, — вырвалось у меня. Хисока только покачал головой, продолжая. — Я посоветовал ему не мечтать о невозможном, но я же не мог сказать всю правду. Хидзири по-прежнему надеется на взаимность. Асато произвёл на него неизгладимое впечатление. — Эх, малыш… Теперь понимаешь, почему и я с тобой не всегда бывал честен? — И всё-таки мне, — подчеркнул Хисока последнее слово, вскидывая вверх дерзкие зелёные глаза, — не смей лгать! Иначе следующим, кто заточит тебя на веки вечные в какой-нибудь вселенской дыре, будут не младшие боги, а я. Это прозвучало так забавно, что я не выдержал и расхохотался, растрепав волосы на его макушке. — Пойдём домой. До глубокой ночи мы сидели бок о бок, прижавшись друг к друг и пили жасминовый чай из одной чашки, и я старался не думать о том, как некогда-то же самое происходило между мной и Асато… Сердце замирало от горечи, когда я представлял, как скажу правду тому, кого предал, в грядущее новолуние… Но сейчас даже эти тягостные мысли не могли уничтожить тепло в моей груди. Не пожар, не страсть, а нежность и безграничное доверие, словно другой — продолжение тебя, твоя неотъемлемая часть, которую ты не утратишь даже в смерти. Лампа под зелёным абажуром зажглась, и я увидел, как Хисока, стоя возле кровати, сбросил джинсы и торопливо стянул майку через голову, а затем решительно пробрался под одеяло, тесно прижавшись ко мне обнажённым телом. — Хисока, — поражённо выдавил я, но не успел больше сказать ничего. — Сегодня мой день рождения, а имениннику можно всё, — услышал я в ответ. Кровь ударила в голову. — Но ты не понимаешь, — пробормотал я, пытаясь отстраниться. — Ещё как понимаю! Мы оба не железные. Ждать моего двадцатилетия? Да мы свихнёмся. Ты совсем нас обоих не жалеешь. — Погоди… Я дал слово Фудзивара-сан. Не хочу ещё и в этом оказаться лжецом! Но тело отказывалось слушать логику и здравый смысл, мгновенно выдавая именно те реакции, которых ждал Хисока и опасался я. — Всё, прекращай оправдываться или отправляйся ночевать в ванную, поскольку я останавливаться не собираюсь. Его рука без колебаний обхватила меня, и я охнул, потому что не ожидал испытать от его прикосновений такого острого наслаждения. Желая заглушить мой стон, Хисока поступил очень просто — накрыл мои губы своими. Затем поймал мою ладонь, блуждавшую не там, где надо, и направил её в нужном направлении. Он прервал поцелуй лишь для того, чтобы сказать. — Сейитиро, немедленно прекрати думать, будто совращаешь святую невинность. Это не соответствует действительности. Ситуация прямо противоположная. Тебя насильственно приобщают к интиму. Скажи ещё, что это не так! — Агх… М-ммм, — это было всё, на что я оказался способен, уже обласканный по очереди обеими его руками. — Хорошо, что ты хоть теперь со мной согласен. И да, у Читающего в Сердцах имеется некоторый опыт, чем Хисока сейчас бесстыдно пользуется. Кстати, можешь потом списать всё на то, что я тебя принудил, а ты не смог отбиться. И это даже не ложь. — Но Хисо… — вскрикнул я, однако пахнущие ароматным гелем пальцы быстро зажали мне рот. — Стены здесь, как я давно заметил, тонкие, и это грустно. Нам нужна другая квартира, Тацуми-сан. Займёмся поиском жилья после Рождества. Или не займёмся… Да, правда, какой смысл, если мирам скоро конец? Я уже не знал, пугаться или благословлять небеса за то, что послали мне любовь этого пылкого юноши. — Погоди, — Хисока вдруг уселся поверх моих бёдер и, скрестив руки на груди, посмотрел мне прямо в глаза. Несмотря на то, что моё лицо заливала краска стыда, я невольно залюбовался его точёным, гибким телом. — Мысль насчёт принуждения весьма недурна, — он задумался на миг. — Нет, на сегодня и так достаточно. Экзотику попробуем завтра. — Этого не будет! — в ужасе прохрипел я. — Ещё как будет. Если не завтра, то через пару дней. Считай, что это моя месть. С тех пор, как я у тебя поселился, нормально спать не мог ни одной ночи. Приходилось убегать в ванную и успокаиваться там подручными средствами. А ты спал, как святой. Хоть бы раз дотронулся там, где не положено, когда я делал вид, будто уже сплю! Так нет же. Мне было очень обидно. — Так ведь я… — Ага, воспринимал меня, как младшего брата. Надеюсь, теперь это не так? — он снова скользнул по мне обнажёнными бёдрами, опираясь руками о мою подушку, и я невольно застонал. Хисока склонился для поцелуя, голос его стал тихим и нежным. — Как ты и говорил, ко всему остальному мы пойдём постепенно и маленькими шагами, а сегодня я просто хочу твоих прикосновений… Не отталкивай меня. И я отдался его невинным ласкам, позволив Хисоке получить желаемое. Он заснул лёжа на моей груди, в моих объятиях, укрывшись сверху покрывалом. А я долго лежал без сна, глядя в потолок и думал о том, что пути миров и, правда, неисповедимы. И даже боги подчас не знают, куда их заведёт судьба. *** Мы стоим в конце аллеи, заросшей деревьями гинкго, и в темноте, окружающей нас, я слышу только своё и его дыхание. На территории храма Мэйдзи-дзингу безлунной ночью ни души. И если бы нас обнаружили, то вызвали бы полицию, но кто забредёт в полночь на самую дальнюю аллею? — Прости, — вырывается у меня снова и снова. — Прости. — За что? — Асато берёт меня за руку, заставляет разжать судорожно сведённые пальцы, распрямить ладонь. — Я сам просил тебя быть честным с собой. Сейитиро, чувствам приказать невозможно. Тебя влекло ко мне, и я с самого начала знал причину, даже когда ты сам об этом не догадывался. Ты принёс из другого мира неисполненную мечту. А я хотел сделать тебя счастливым, поэтому помог её осуществить. Но я всегда знал, что придёт день, и мы расстанемся. — Но я ведь не лгал! — голос сорвался. — Я до сих пор тебя люблю… как друга. Но разве можно говорить о дружбе тому, кого предал? — Как ты запутался, Сейитиро, — он склонился ко мне и коснулся губами моего лба. — Ты вовсе меня не предал. Бывает, вспыхивает влечение, а потом проходит. Но это вовсе не значит, что дружбу предали или она разрушена. Люди не умеют обращаться со своими чувствами, поэтому превращают их в способ взаимной пытки. Слишком многое в нашем обществе, лишь претендующем на название свободного, — табу. Слишком многие понятия усложнены и извращены. Точнее, их извратили ради власти над людьми. И подчас то, что я бы не назвал даже ошибкой, именуют чуть ли не преступлением… Никакая любовь не может быть грехом. У любви столько обличий, сколько людям и не снилось. Но люди, синигами, даже боги загоняют себя в рамки, требуя некой придуманной, идеальной любви, при этом каждый её рисует в воображении по-своему. А для меня, например, прикосновение твоей руки, мимолётное, которого завтра не станет — это тоже любовь. И всё, что случилось между нами, начиная со дня знакомства в Такаданобаба, — она. И то, что продолжалось некоторое время между мной и одним джаз-гитаристом в середине восьмидесятых — всё та же любовь, просто в другом облике. Окада-доно была свидетелем наших отношений с Хатиро-кун. Сначала я познакомился с ним, потом с ней, став и её другом. Никто меня не предавал: ни ты, ни он. Я мог бы сердиться на судьбу, сделавшую меня духом-хранителем, не способным иметь ни с кем постоянных отношений, но зачем? С Хатиро-кун я был счастлив. И с тобой. И я точно знаю, что тебе было хорошо со мной, но если так, чего стыдиться и за что просить прощения? Дружба — тоже разновидность любви, и она иногда становится влюблённостью, потом снова дружбой. Жизнь течёт меж разных берегов, и не надо пытаться остановить это течение или выровнять берега. Если сделаешь это — убьёшь реку. Было время, твой Асато тоже желал тебя и не только как друга. Не напугай ты его своим натиском, всё бы у вас сложилось. И тогда, придя сюда, ты бы не нуждался в моих утешениях, поэтому я считаю, что повезло именно мне, — Асато улыбнулся. — У меня нет причин сердиться на судьбу. Я окончательно растерялся. Я думал, идя на нашу встречу, что мне придётся оправдываться, видеть глаза Асато, полные боли, услышать обвинение во лжи, но теперь он утешал меня. Это сводило с ума, заставляя чувствовать себя подлецом, хоть меня и уверяли в обратном. Но вот теперь новость о чувствах Цузуки из моего мира стала последним камнем, разбившим вдребезги моё самообладание. — Откуда ты можешь знать, что он желал меня? — Сейитиро… — я видел блеск его глаз в кромешной тьме парка. — Если бы твой напарник первым встретил Хатиро-кун, он бы не убегал от отношений. Увы, тот, кого нашёл я, не встретился на его пути. Хатиро был особенным… Он мог растопить любую замёрзшую душу, раскрепостить любого, кто не верит или боится собственных чувств. А если сталкиваются две закрытые души, такие, как ты и мой двойник, то открыться друг другу для них почти невозможно. Если бы не Хатиро-кун, у меня с тобой тоже ничего не вышло бы. Однако на момент нашей встречи я уже изведал доверие и тепло с кем-то другим. У меня было, что дать тебе. Ты принял мои чувства, а я сумел растопить твою душу. Теперь ты можешь своё тепло подарить Хисоке. Не потеряй его! Тебе достался удивительный юноша. — Асато-кун, — казалось, ещё немного, и я позорно разрыдаюсь. — Возвращайся к нему. Он тебя ждёт и очень волнуется. Если желаешь, я буду приходить по новолуниям, и мы сможем беседовать здесь или за чашкой кофе в Роппонги. Или проводить время у тебя дома, чтобы Хисока не заподозрил нас в чём-то. Он ещё юн, потому довольно вспыльчив и подозрителен. Впрочем, учитывая наши прежние отношения, у него есть повод опасаться. Если же ты не захочешь больше видеть меня, я пойму. В любом случае мы встретимся в Шабле. Дух-хранитель Ока и один из пятерых Древних не может не прийти, — усмехнулся он. — Ты знаешь? — я почти не удивился тому, как быстро передаётся информация. — Да, от Ока, — подтвердил он. Я умолк, всё ещё чувствуя за собой вину. — Будь счастлив, Сейитиро, — воспользовавшись моим молчанием, Асато обнял меня на прощание, а потом растворился в воздухе. Я переместился домой. Хисока с тревогой смотрел на меня, будто ожидая, что я сейчас скажу ему нечто горькое и неприятное, но я лишь промолвил: — Я что-то замёрз. Надо принять ванну. А потом… посидим вместе за столом, если ты не против? Хисока охотно кивнул, заметно оживившись. — Я подготовлю для тебя полотенце и поставлю чайник. *** Он ничего не спросил о нашем разговоре с Асато, даже когда мы лежали в постели, наслаждаясь теми невинными ласками, которые он вытребовал для себя до наступления совершеннолетия. — В другом мире, когда я повзрослею, ведь ты решишься зайти дальше? — наконец, спросил он, раскинувшись поверх моего удовлетворённого, расслабленного тела и целуя меня в ямку между ключицами. — У нас будет остальное? — Вне сомнений, — ответил я. — Но сейчас не думай ни о чём. Засыпай. — Завидую ему, — внезапно беззлобно выпалил Хисока и пояснил в ответ на мой напряжённый взгляд. — Имею в виду Асато. У вас-то точно было всё! Было? Я неопределённо качнул головой. — Знаю, что да, — с обидой промолвил он. — Его ты не останавливал… Чертовски несправедливо, что я самый юный из всех! Из-за этого ты не позволяешь мне столько всего… И почему, воплощаясь на Земле, я не нашёл тело постарше? Я рассмеялся, медленно проведя рукой по его обнаженной спине. — Не промахнись в новом мире. Приди ко мне в облике тридцатилетнего брюнета. — Фу! Настолько старым я быть не хочу! — возмутился Хисока. — Значит, по-твоему, я старый? — я пощекотал его. Хисока скатился на край кровати, поджимая под себя ноги и давясь хохотом. — Прекрати! — А ты перестань дразнить меня фантазиями, которым настанет время в лучшем случае через год. — Сейитиро… Если Апокалипсис вдруг не грянет или его как-нибудь мимо пронесёт, давай в следующий мой день рождения сделаем одну вещь… Исключительно невинную. — Какую? — с интересом спросил я. И тогда он прошептал мне на ухо такое, от чего моё лицо стало цвета тех самых осенних листьев в парке Мино. — Круто, правда? — с энтузиазмом закончил Хисока, подняв вверх большой палец. — Думаю, тебе понравится! Я подавился словами и не нашёлся, что ответить. Видимо, я чересчур старомоден. Придётся поработать над этим, чтобы Хисока не заскучал со мной. Как и он, я до последнего надеялся, что Апокалипсис «как-нибудь пронесёт». Надежды не оправдались. Более того, всё пошло не по тому сценарию, который был нами запланирован, но до этого случилось ещё много разных событий. *** По просьбе Ватари мы с Лилиан вплоть до последней недели декабря пытались определить местоположение второй искры Мастера Амулетов, пропавшей во время завершившегося трагедией эксперимента Мураки с Каэдэ-сан. Я никогда бы не подумал, что для меня это будет так трудно. Казалось, доставшаяся мне сила способна на всё, но даже яркая мистическая звезда, расцветшая в груди, не способна была дотянуться туда, куда пропала часть души Маленькой Богини. — Она внутри Фудзивара-сан, — неожиданно выдохнула Лилиан как-то раз, отпуская сжатую рукоять кинжала. — Точнее, теперь её фамилия — Киёкава, насколько мне известно. — Это достоверная информация? — я напряжённо смотрел на Лилиан. — Да. Мы всё это время не там искали. Когда Киёкава-сан в страхе активировала свой Дар во время нападения на неё моего двойника в Осаке, вторая искра, ещё не обретшая нового владельца, ощутила родственную энергию, телепортировалась к храму и проникла в тело девушки. Никто этого не заметил, поскольку всё внимание было сосредоточено на тебе и другой леди Эшфорд. Можешь не беспокоиться, скоро эти две искры станут одним целым. — Значит, если я приведу Асахину в Шаблу, — начал Хисока, сидевший рядом со мной. —Этого будет вполне достаточно? — Да, — сдержанно подтвердила Лилиан. — В её теле обе искры. Маленькая Богиня стала целым существом, в отличие от остальных… И вот ещё что, — Лилиан повернулась к Хисоке, — вы с Сейитиро задумали телепортировать Нобору-сан, Моэку и Асахину на маяк. Этого делать нельзя. Безусловно, без мужа и ребёнка Киёкава-сан никуда не согласится перемещаться ни теперь, ни в следующем году, однако младенец может не выдержать телепортацию. Не забывайте, на данный момент Моэка снова стала обычным ребёнком. У неё нет дара Маленькой Богини. Я бы посоветовала другое. Давайте я оплачу путешествие для вас четверых. Куросаки-кун, вы с кузиной, Моэкой и Нобору-сан улетите в Болгарию девятого августа, на пару дней раньше затмения. Я забронирую отель, и к нужному моменту вы уже будете там, осмотритесь и устроитесь на месте. Тебе останется лишь под благовидным предлогом привести Асахину на маяк одиннадцатого августа, оставив Моэку под присмотром Нобору. Мне кажется, это лучшее, что можно придумать. Сейитиро останется в Асакуса. Мы с ним переместится в Шаблу за час до начала затмения, проконтролировав, чтобы и Мураки с Асато-кун оказались там и чтобы печать с портала Замка Несотворённой Тьмы была вовремя снята. Как вам такой план? Мы согласились. Разумно было не пугать заранее людей, никак не связанных с магией. — На маяке, — продолжала Лилиан, — с помощью Ока, Теней и амулета синигами мы окружим Киёкава-сан тройным барьером. Думаю, для усиления защиты Асато-сан может вызвать кого-нибудь из своих шикигами. Такой барьер, как мне кажется, не пробьёт никто: ни мой двойник, ни герцог Астарот, ни Энма, случись ему всё-таки туда явиться. Я прочту заклинание, Киёкава-сан впадёт в глубокий сон до конца сражения. Когда всё закончится, мы пробудим её. Предложение Лилиан выглядело здраво, и мы его одобрили. — Тогда… Счастливого Рождества! — пожелала Эшфорд-химэ, исчезая. — Она всё ещё недолюбливает меня, — сделал вывод Хисока. — Нет. Она волнуется за будущее, только и всего. — Она тебя любит, — это было следующее, что я от него услышал. — Знаю, — рассеянно отозвался я. — Нет, не знаешь! — рассердился вдруг Хисока. — Ты думаешь, что между вами когда-то случилось, быльём поросло, а для неё это не так! Она мечтает встретить в новом мире парня, похожего на тебя. Но она никогда не загадает это желание, потому что для неё важнее освобождение брата от власти Ока. Она опять пожертвует своим счастьем! Не пожелает то, что нужно именно ей! Его слова ударили меня в самое сердце. — Обещай, Сейитиро, мы придумаем что-нибудь, и всем в новом мире станет хорошо. — Мы постараемся, — сказал я, всерьёз задумавшись о том, как разумно перераспределить желания между владельцами амулетов и их хранителями, чтобы сбылись не только мечты о мире, но и о личном счастье каждого из нас. *** Рождество мы отмечали в Осаке, в гостях у Асахины. Нобору-сан долго всматривался в нас с Хисокой, а потом, воспользовавшись тем, что его жена ушла хлопотать на кухню, подсел ко мне и вполголоса промолвил: — Я даже не буду спрашивать, как вас угораздило, ибо сам тоже хорош: влюбился в чужую невесту, вовлёк её в близкие отношения до свадьбы, едва не потерял и её, и дочь из-за того, что по молодости и глупости связался не с теми людьми. Но вы двое… У вас совсем другая ситуация! Со временем вам всё труднее станет скрывать от общества ваши отношения. Вы готовы к этому? Я поперхнулся рисом. Хисока чуть не выплюнул на скатерть чай. — Как вы узнали?! — опешил мой малыш. Нобору грустно улыбнулся. — Вы так и норовите друг к друг прикоснуться. И делаете это очень по-особенному… Как тут не заметить! Асахина знает? — внезапно спросил Нобору, обращаясь к Хисоке. — Да, — сдавленно отозвался тот, краснея. — Но я не думал, что узнаете вы. — И что плохого в этом? — удивился Нобору, глядя на Хисоку своими внимательными чёрными глазами. — Боялся, что я не пойму? Буду осуждать? И это после того, как ты помог Асахине выбраться из проклятого дома господина Нагарэ и постоянно защищал меня перед остальными? Я же всё знаю. Без тебя Асахина не решилась бы убежать. Ты поддержал её, и за это я всегда буду тебе благодарен. Меня беспокоит другое, — тут Нобору совсем с другим выражением лица посмотрел на меня. — Вы-то старше, и вы должны понимать все последствия таких отношений. — И я понимаю, — серьёзно отозвался я. — Стало быть, вы поможете Хисоке пережить все трудности, не сдадитесь и не бросите его в тот момент, когда вам эти отношения вдруг наскучат, а ему будет нужна ваша поддержка? — Об этом не может идти и речи. — Хорошо, — Нобору немного успокоился. — Если так, я вас обоих поддержу. Однако я всё же считаю, что мальчик должен иметь возможность узнать суть отношений со своими ровесницами прежде, чем как в омут рухнет в непростую жизнь с тем, кто намного старше! Если он пожелает уйти к девушке или жениться, вы ведь не будете его осуждать? Наши взгляды скрестились, как две катаны. — Конечно, не буду… — начал я, но Хисока внезапно вскочил из-за стола и с гневом напустился на Киёкава-сан. — Даже не смейте говорить такое! Я очень вас уважаю, и я не хочу, чтобы моё отношение к вам изменилось! Никогда, не смейте говорить, будто однажды я покину Сейитиро! Этого не случится! — Извини, — Нобору виновато взглянул на него и снова отодвинулся на своё место. — Заводить этот разговор было ошибкой. Асахина, услышав возмущённые крики Хисоки, прибежала с кухни в сопровождении цепляющейся за её ногу Моэки, уже начавшей ходить, и начала спрашивать, что случилось. Нобору успокоил жену ничего не значащей репликой, но его слова запали мне в душу. Когда мы вернулись домой через пару дней, я сказал Хисоке, что действительно не возражаю, если он однажды передумает. — Ты слишком молод. Даже те, кто старше, не всегда понимают свои чувства. Не считай себя предателем, если вдруг осознаешь: тебе нужна девушка или другой парень, твой ровесник, а не я. — И ты туда же! — рассердился Хисока, внезапно его лицо изменилось, на губах заиграла хитрая улыбка. — Ты просто напрашиваешься на наказание. — На какое наказание? — не понял я сразу. Вскоре мне пришлось понять. *** Руки связаны длинной шёлковой лентой, закреплённой на спинке кровати. Бесспорно, я могу развязать этот слабый узел, но тогда на меня обидятся ещё крепче. — За своё неверие в мои чувства ты обязан ответить, — Хисока томительно медленно раздевается и усаживается поверх моих ног и начинает медленно расстёгивать пуговицы моей рубашки, его рука скользит поверх брюк меж моих бёдер, но он не спешит расстёгивать «молнию». Я прикусываю нижнюю губу, сдерживая стон. Меня гладят сквозь грубую ткань, внимательно наблюдая за моей реакцией. Я вижу, что Хисока сам едва терпит, но мучить меня ему ещё сладостнее. О боги… У него своеобразные фантазии. Страшно подумать, но он куда больше похож на юного Мураки, чем мне казалось! И не только внешне… Наконец, меня освобождают, стягивая всю одежду и сбрасывая её на пол. — Терпеливый. Даже не попросил пощады. Ну, ничего. Сейчас запросишь. Он устраивается удобнее меж моих раскинутых ног, осторожно трогает кончиком языка край увлажнившейся, напряжённой, дрожащей от желания плоти. Я вижу, что он почти не знает, как вести себя дальше, но именно его неведение возбуждает ещё сильнее. Он целует меня, едва касаясь, и со смущённым смехом сообщает, что я солёный, но пахну приятно. Проводит языком по всей длине, робко целует головку, обильно покрывшуюся смазкой. Я едва сдерживаюсь, и Хисоке приятно видеть, какую власть его неумелые ласки имеют надо мной. — Всё еще считаешь, что мне женщины нужны? — он останавливается, когда я готов на коленях умолять о продолжении. — Хисока, больше не могу, — выдыхаю, изогнувшись всем телом. — Прошу, развяжи меня. — Вот ещё, — фыркает он, прикасаясь легко кончиком пальца и обводя вокруг самого чувствительного места. — Поцеловать ещё? Я бормочу нечто маловразумительное, ибо не знаю, как, не умерев со стыда, сказать ему, что сейчас он может узреть меня в самом позорном виде. В таком аморальном облике, заставляющем ангелов отворачивать лицо своё, ответственного секретаря Энма-Тё ещё никто и никогда не наблюдал. Даже Цузуки после моей невоздержанности в Кванджу. — Я поцелую, — принимает окончательно решение Хисока и решительно накрывает меня губами, обняв языком и прижав к мягкому нёбу. Делает несколько плавных движений. Невыразимо, сказочно, волшебно… И жутко, и сладко думать, что он со мной сотворит, став старше? Держусь из последних сил, сжав руки и пытаясь предотвратить неизбежное. Но это так невыносимо трудно! — Ты крепкий орешек, — Хисока удивлённо смотрит на меня, приподнявшись. — Что мне сделать, чтобы ты сдался? «Да я уже и так…» — мелькает в голове отчаянная мысль. Он демонстративно обхватывает себя, неотрывно глядя мне в глаза, позволяя смотреть на происходящее. — Нравится? — склоняется ближе, захватывает той же ладонью меня, опираясь на свободную руку. Ощущение горячей плоти, прижатой к моей, твёрдой от желания, уже не выдержать. Вот он, тот позорный вид, приходящий после особенно счастливых минут… Теперь только в душ бежать. Щёки горят, словно закатное небо. Тяжело дышу, боясь даже взглянуть на него. — Почему не смотришь? — мягко спрашивает Хисока. — Посмотри. Я прошу. Открываю глаза и вижу его расслабленную улыбку. Он тянется ко мне, развязывая узел ленты. — Тебе же было хорошо, — он без малейшего стеснения указывает на бесспорное свидетельство нашей обоюдной страсти, — почему тогда ты смущаешься? — Не думал, что ты сделаешь это, — сам не знаю, что имею в виду, но Хисока меня сразу понимает. — Не ожидал, что я решусь? Ну да, я мало что умею, но у меня есть желание учиться. И, поверь, я придумаю что-нибудь полюбопытнее. Это была просто разминка. В душ пойдём вместе, — сообщает Хисока, помогая мне размять затёкшие запястья. — А лучше в ванну. Думаю, через полчаса я уже буду готов продолжить твоё… наказание, — хмыкнув, поправил он себя. От его слов я ощутил горячую дрожь, пробежавшую по телу. Мне точно конец! Хотелось бы знать, как там мой Асато выдерживает эксперименты доктора, а они наверняка имеют место. Хотя, может, к лучшему, что мне об этом ничего не известно… *** Стабилизировать свой передатчик Ватари удалось только в середине января, когда связь между мирами стала из рук вон плохой. К счастью, Ютака успел сообщить о способе модернизации устройства своему двойнику, и тот привёл в порядок и свой прибор тоже. Мы с Хисокой вздохнули с облегчением. Одна из проблем была успешно решена. Теперь ничто не должно помешать нам в ответственный момент. К тому времени в жизни Асато-кун тоже произошло много изменений. — Кадзу рассказал правду родителям о наших отношениях и расторг помолвку с Сакурайджи-сан, — огорошил меня Цузуки, когда мы с ним встретились в кафе третьего января. — Это случилось в день его рождения. — И как отреагировала бедная невеста? — полюбопытствовал я. — Собственно, с неё всё и началось. За праздничным ужином, когда речь снова зашла об их свадьбе, Сакурайджи-сан вдруг сказала, что желает расторгнуть помолвку. Дело в том, — Асато тяжело вздохнул, — она влюблена в одного духа, с которым общается с детства. В невоплощённую душу. Ну, ты понимаешь! — Нет, не понимаю. Как это вообще возможно? Я о разном наслушался за свою жизнь, но чтоб такое… — Тот человек был её мужем в прошлой жизни, — продолжал Асато, — когда Укё трагически погибла вместе с их новорождённым сыном во время пожара, муж задался целью воскресить её. Ради этого он стал тёмным магом. Уж не знаю, какие там усилия он предпринимал, чтобы вернуть супругу к жизни, но так вышло, что он добился цели лишь незадолго до смерти. Уже умерев, он узнал, что его погибшая супруга вскоре возродится в теле Сакурайджи Укё. Из-за этого мужчина отказался уходить на тот свет. Представляешь, договорился с самим Энмой, а посмертном суде, чтоб тот его не трогал. Он обещал помогать Повелителю Мэйфу в случае надобности, но за это ему позволили продолжать жить на земле и оберегать свою возлюбленную. Незримый, он будет находиться рядом с любимой до самой её смерти. Они смогут общаться. Благодаря связи с ним, Сакурайжи-сан может видеть призраков. Тот же дух поклялся, что не позволит никому другому дотронуться до неё, поэтому Укё теряет сознание от прикосновений мужчин. Когда жизненный путь Сакурайджи-сан закончится, они воссоединятся. — Какая жуткая история! — невольно вздрогнул я. — Не то слово, — согласился Цузуки. — Жуть что было. Вместо празднования случился семейный скандал. Мать Сакурайджи-сан продолжала настаивать на свадьбе, тогда Кадзу сознался в наших с ним отношениях, а Сакурайджи-сан добавила, что её бывший муж из прошлой жизни — это Юкитака Мураки-сан. Соответственно, к Кадзу она может испытывать лишь материнские чувства, ведь её нынешний жених — на самом деле погибший сын из прошлой жизни, переродившийся благодаря усилиям деда. На мгновение я потерял дар речи. Цузуки, заметив это, продолжил рассказывать, вероятно, в надежде, что дальнейшее повествование выведет меня из ступора. — Госпожа Мураки разгневалась и на Укё, и на Кадзу, и на меня заодно. Назвала нас с Кадзу теми, кто мы есть, но от неё это как-то обидно прозвучало. Я думал, Мураки-сама нас убьёт, хоть это и невозможно по причине нашей связи с амулетом, но он выглядел так, что точно смог бы. Госпожа Мураки и госпожа Сакурайджи долго плакали, обнявшись. В итоге все покинули дом Кадзу, а мы остались одни. Хотя нет. Ория Мибу-сан ушёл последним, пожелав нам счастья. Хороший он всё-таки человек и в том, и в этом мире! — А как у вас… с доктором? — я сдержанно кашлянул, вопросительно взглянув на него. Лицо Асато приняло мечтательное выражение. — Знаешь, Сейитиро… А я счастлив! Если бы не этот проклятый Апокалипсис и не куча людей, чья судьба всё ещё тяжела, я бы остался жить в этом мире. Ведь я нашёл то, что всегда искал. — Я бы тоже остался здесь, — задумчиво заметил я. — Ведь и я нашёл самое главное. И я очень хочу, чтобы это сохранилось в будущей жизни. Я поймал себя на том, что внутри меня больше нет ревности к Мураки. В моей и Асато жизни, наконец, взошло солнце, и только от наших совместных сил теперь зависело, чтобы новый мир не покрыла тьма. *** За оставшиеся до августа месяцы я понял, как немного мне надо для счастья. Улыбка Хисоки, наши прогулки, чтение по вечерам возле лампы, рассказы об успехах в школе и даже его странные эксперименты в спальне, заставляющие меня краснеть, стали неотъемлемой частью счастья. Каждый день мы узнавали друг о друга в разговоре какие-то новые мелочи и подробности прошлого, и все эти детали только прочнее связывали нас. Я и не думал, что можно так глубоко проникать в чьё-то сердце. Мы шли по этому пути, словно по неизведанным тропинкам в диких горах, радуясь ярким ликорисам так же сильно, как скромному омежнику. Однажды — кажется, это было в марте — Хисока сам попросил, чтобы я привёл к нему Асато в ночь новолуния и оставил их наедине. Я не знаю, о чём они говорили в течение тех сорока минут у меня на кухне, но с того дня все новолуния мы проводили только вместе. Хисока с большим теплом стал относиться к Цузуки из этого мира, сказав, что он — один из лучших людей, которые ему встречались. Он рассказал о том, что, оказывается, Орито-кун тоже был эмпатом, только тёмным. А, став магом, благодаря покойному Ваде-сан, приобрёл ещё и телепатические способности. Таким образом, часто прикасаясь к Хисоке, он с лёгкостью узнал код от сейфа и заставил служанку выкрасть деньги, накачав её лекарствами и прочитав над ней одно из продиктованных ему Вадой заклинаний. Я также узнал, что фальшивые документы, по которым Асахина и Хисока скрывались в Ниигате в девяносто седьмом году, были изготовлены другом Нобору, но если бы не особые способности бывшей Фудзивара-сан, её и Хисоку вскоре бы поймали. Однако девушка постоянно делала защитные амулеты для себя и брата, только поэтому они смогли так долго прятаться от полиции. — Я не вынесу, если с ней что-нибудь случится, — так завершил свой рассказ Хисока. — Мы непременно должны её защитить! — Мы защитим и её, и обе вселенные, — снова пообещал я, в очередной раз с содроганием подсчитывая, как мало времени уже осталось до самого ответственного момента. Мне тогда казалось, что мы сделали всё, обезопасили свой план со всех сторон, обсудили мельчайшие детали и многочисленные запасные варианты много раз. И всё же даже с нашими способностями всего предвидеть мы не смогли. *** Спустя девять месяцев и двадцать два дня в Шабле солнечное затмение началось в двенадцать сорок пять по местному времени. В Токио в это время был вечер. Мы с Лилиан находились у меня в квартире, собираясь с минуты на минуту переместиться к подножию маяка, чтобы встретиться там с Ватари, другим Тацуми и другим Хисокой. Мой малыш в данный момент уже находился на территории черноморского курорта с Асахиной. За три дня до затмения они отправились туда на самолёте по заказанным Лилиан билетам для всей семьи Киёкава. Осталось дождаться сигнала от Мураки о том, что и он тоже готов к перемещению, но доктор почему-то задерживался. Зазвонил мобильный. Я торопливо поднял трубку. — Непредвиденные обстоятельства, Тацуми-сан, — услышал я усталый голос. — Боюсь, мне придётся немного задержаться. Начинайте без меня. — Как это — без вас?! — возмутился я. — Что может быть важнее, чем… — Конец света? — помог он мне, подсказав правильный вопрос. — Ну, например, важнее найти способ за оставшийся час пятьдесят шесть минут убедить окружившую мой дом полицию, что я не имею отношения к убийствам девушек, совершённым другим Мураки в прошлом году. — Что?! — Я окружён, и от меня требуют сдаться. — Так воспользуйтесь амулетом! — рявкнул я. — Всё не так просто. Видите ли… Если я воспользуюсь рубином, чтобы обмануть полицию и сбежать, то, по словам того же рубина, это будет расценено в общем мировом балансе совершённого мной как тёмный поступок. Моя душа сольётся с душой другого Мураки, а мой амулет перейдёт на сторону тьмы сегодня, Тацуми-сан, и тогда моё сражение против Эшфорд-сан из другого мира станет неактуальным. Око подчинит себе амулет синигами по принципу тьмы, и я, став союзником нашей милой леди, накрою этот мир большим ядерным взрывом. Или чем-то вроде того. — Стало быть, полиция вокруг твоего дома — это дело рук Лилиан? — спросил я с колотящимся сердцем. — Да, — подтвердил доктор, — и сама знойная леди стоит возле меня, — в трубке фоном проскочил короткий, едкий смешок Эшфорд-сан. — Каким-то образом она ухитрилась раскрыть полную силу Ока, даже находясь в заточении между мирами. И ещё сейчас у меня в гостях возродившийся Энма с восстановленным Хрустальным Шаром. Зашли навестить по старой дружбе. Как я понял, они сломали удерживавшую их в Замке Несотворённой Тьмы печать и пригнали сюда полицию, снабдив их уликами против меня. И всё это провернули менее чем за пару часов после своего освобождения. — Где Асато? — не на шутку разволновался я. — В одной из машин, окруживших мой дом. Сопровождает своё непосредственное начальство во время задержания особо опасного преступника. Я не могу приказать ему напасть на своих же коллег, это тоже будет расценено как тёмный поступок. Видите, на стороне света подчас оставаться очень непросто! — Нет! — перед моими глазами всё закачалось. — Выбирайтесь оттуда! Любым способом. Просто уходите. Эшфорд-сан наверняка лжёт. — Амулет утверждает, что нет. — Всё равно! Телепортируйтесь и заберите с собой Асато. — Погодите, — стоящая рядом со мной Лилиан взяла из моих рук трубку и начала говорить вместо меня. — Ничего не делайте, Мураки-сан. Я прикажу Оку вытащить вас и Асато, а полицейские всё забудут. — Вы не понимаете, подобный поступок утянет и вашу часть амулета на сторону тьмы. Миры всё ближе, они почти слились! Нет разницы между тем и этим миром. И для вашего Ока, и для моего рубина я и мой двойник — это одно и то же! Граница между нами — это тонкая полоса наших светлых поступков, в то время как противоположная сторона поглощена тьмой. Но если вы поможете серийному убийце избежать правосудия, вас поглотит тьма… Эшфорд-сан намеренно загнала нас в ловушку, чтобы нарушить магический баланс света и тьмы. Она ждёт, что или вы, или я совершим преступление, пусть и против воли. Если мы сделаем шаг навстречу тёмной стороне наших амулетов, она… — Объединит Око с вами либо со мной, так как времени на исправление и возвращение к светлой стороне уже не осталось, — мёртвым голосом отозвалась Лилиан, глядя на меня так, словно прощалась. — Я понимаю. Но знаете что, Мураки-сан… Вы и Асато… Оставайтесь светлыми! Пусть тьма будет только на мне. Я приказываю, — начала она говорить, обращаясь к Оку, — сотри память всем полицейским, собравшимся возле дома Мураки-сан в Сибуйя. Пусть они забудут, зачем приехали, а Цузуки-сан и Мураки-сан немедленно перемести сюда. И тогда впервые я услышал голос Ока, который до сих пор могли слышать лишь Асато и Лилиан. — Откажись от защиты Теней, — прошипело оно, и у меня кровь застыла в жилах, когда я услышал этот зловещий шёпот, — откажись от защиты Теней. — Тёмный поступок в день солнечного затмения, чтобы перетянуть абсолютный амулет на сторону тьмы. Да, понимаю, — горько рассмеялась Лилиан. — Она воистину моя сестра, жаждущая заключить наши сердца во мраке. Отказываюсь от защиты Теней! — громко закричала Лилиан, воздевая руки вверх. — Будь ты проклята! Забирай мою душу! Но я обещаю тебе, я клянусь: Мураки-сан выиграет. Я верю в него! В следующее мгновение её тело окутало облако тьмы, и Лилиан пропала. Я невольно рванулся вперёд, хватая рукой воздух. На месте Эшфорд-сан, извиваясь и умирая, сжимались в точку брошенные ею Тени, некогда дарованные мной.