Амулет синигами

— «От праха чёрного и до небесных тел я тайны разглядел мудрейших слов и дел. Коварства я избег, распутал все узлы, лишь узел смерти я распутать не сумел», — глубокомысленно процитировал Джордж, перебирая пожелтевшие страницы рассыпавшегося на части древнего фолианта. Старинный текст чудом удалось извлечь целым и невредимым из-под каменных блоков храма Кориканча в Перу. Раскопки отняли у Ририки и Джорджа почти три с половиной года, но результат того стоил. — Мудрые изречения Ибн Сины, полагаю? — мгновенно отреагировал на цитату Кадзутака, оторвав голову от медицинского журнала со статьёй о преимуществах скрещивания человеческого организма с растениями. Статья, с точки зрения Мураки, выглядела бредовой и позорной для написавшего её доктора наук, однако Кадзутака вопреки всему решил дочитать её до конца, чтобы поставить автору точный диагноз. — Они самые, — охотно подтвердил Джордж. — Авиценна не разгадал тайны жизни и смерти, а мы разгадаем! — блеснул очками самоуверенный Сейитиро. — Ририка нашла в руинах Кориканча замечательный текст. Я уверен, что это своего рода спецификация к нашей планете с описанием правил функционирования. А если есть описание правил, то в них можно найти лазейки и осуществить всеобщую мечту о бессмертии. — Ты хочешь сказать, будто боги или демоны, — или те и другие вместе — некогда создали эту планету примерно, как мы создаём компьютеры? — бесстрастно поинтересовался Кадзутака. — Похоже на то, — весело откликнулась Ририка, помогавшая Джорджу и Сейитиро разбирать полуразмытые символы древнего текста. — Мда. Оригинально, — Кадзутака снова вперил взор в статью. «Субклиническая форма шизофрении», — наконец, догадался он, мужественно одолев ещё три абзаца, и с невероятным облегчением закрыл журнал. Когда основная цель чтения достигнута, дальше изучать бессмыслицу незачем. Кадзутака зевнул. Сказывалась усталость после вчерашней шестичасовой операции. Он с удовольствием помог бы Ририке, Джорджу и Сейитиро с изучением манускриптов, но, к сожалению, пока ещё не научился разбираться в этих древних артефактах. То же самое можно было сказать и об Асато. Он наблюдал за действиями сестры, её супруга и Сейитиро исключительно из чистого любопытства, понимая, что к этой работе непригоден. Имелась во всём процессе ещё одна сложность. Привыкнуть к совместному сотрудничеству и нахождению рядом в помещении двух абсолютно одинаковых мужчин, чьи возрастные различия давно стёрлись, для Асато было непросто. Начинало казаться, будто его снова забросило в Замок Несотворённой Тьмы, где встреча двойников возможна. — Как мне их различать? — Асато во все глаза рассматривал Джорджа и Сейитиро, пока те пытались дешифровать перуанские тексты, склонившись над огромным столом в их с Кадзутакой гостиной. — Они же одинаковые. — Неправда, — недовольно бросил Сейитиро, подняв голову. — Разные, — эхом добавила его точная копия с другого края стола. — Вообще ничего похожего, — подытожила Ририка, бросив на брата осуждающий взгляд. — Единственное сходство между нами в том, что мы постепенно складываем кирпичики реальности в нужном направлении, — пояснил Джордж. — И как, складываются? — не удержался от ехидного вопроса Кадзутака. — Кажется, да, — воодушевлённо отозвался Сейитиро. — Для обновления души нужен процесс перехода в иные миры через Мэйфу, это мы знали и раньше. Однако нигде в правилах не написано, что этот переход, во-первых, должен сопровождаться болью, которую мы уже, по счастью, устранили, а во-вторых, потерей памяти и прежнего облика. — Ты хочешь сказать, можно переходить в иные миры в физическом теле? — Кадзутака вынул сигарету, покрутил её в пальцах, но от удивления забыл закурить, а потом просто взял и вложил обратно в пачку. — Если кое-что подправить в программе Земли, основываясь на этих текстах, описывающих структуру энергий, такое станет возможно. Работа непростая, но попытаться стоит, — ответил Сейитиро. — И какой результат мы получим? — Кадзутака даже привстал с места. — Смерть будет похожа на переход из одной комнаты дома в другую. Вот такого результата мы намереваемся добиться. Сейчас или позже, но мы преуспеем. — Ого! — не удержался от восклицания Асато. — На самом деле это очень многообещающе звучит. — Не то слово. — И как много времени потребуется, чтобы достичь результата? — Кадзутака снова задал вопрос по существу. — Пара тысяч лет, — не моргнув глазом, отозвался Джордж Эшфорд. — И присутствие всех энергий Древних, включая Маленькую Богиню и Читающего в Сердцах. — Пара тысяч лет плюс-минус один век на подготовку к трансформации Земли, — уточнил Сейитиро. — Да, все энергии совершенно необходимы для плавного протекания процесса, но второе условие осуществить сложнее. Я к тому веду, что Хисоку мы найдём легко и довольно скоро. С 1999 года, как только к нему вернётся память, он останется с нами навсегда. А вот носительницу искры Маленькой Богини спустя две тысячи лет ещё поискать придётся! Или начинать тщательно отслеживать местонахождение её искры, начиная со дня рождения Асахины. — Этим могу заняться я! — добровольно вызвался Асато. — Было бы неплохо, — кивнул Сейитиро. — Сам понимаешь, Маленькая Богиня предпочитает путешествовать из тела в тело, не даря бессмертия никому. Хорошо это или нет, и почему она так поступает — трудно сказать. Но искать её искру придётся, если решимся менять правила игры на макроуровне. — Дождёмся и отыщем. И далее сделаем, что вы там придумали, — ничуть не смутившись, промолвил вдруг Кадзутака, и все замерли. — Почему притихли? — удивлённо переспросил он, заметив всеобщее изумлённое молчание и направленные на него обалдевшие взгляды. — Или вы собрались веками одну теорию изучать? Лично я беру пример с Асато, не побоявшегося некогда использовать сомнительную машину времени Ватари. Надо действовать, а дорога в тысячу миль, как известно, начинается с первого шага. *** Сидя в саду, Саки размышлял о том, как много загадочного с некоторых пор происходит в их семье. Дядя Кадзутака, редко и неохотно навещавший их от силы раз в два года, в прошлое посещение вовремя сообщил отцу, что мама Фумико больна. Уж как он это понял, одним богам известно! Отец, правда, когда дядя ушёл, в очередной раз пробормотал под нос, что «Кадзутака — демон». Да, за дядей действительно замечались некоторые странности! Например, он умел читать мысли. Саки понял это ещё будучи ребёнком, когда дядя отгадывал все его тайные помыслы, включая те, которые были связаны с желанием подбросить в комнату дяди куфию* или подать ему к обеду хаси, пропитанные ядом фугу, и проверить, умрёт дядя или нет? Ведь если он демон, то и помереть наверное не должен? Дядя узнал обо всём, хоть Саки ни с кем не делился своими гениальными идеями. Он поманил как-то мальчика пальцем и прошептал тому на ухо, что куфия скорее укусит самого Саки, а родители очень расстроятся, лишившись сына, поэтому так поступать не стоит. Саки испугался и больше ничего плохого про дядю с тех пор старался не думать. Ещё папу Исао удивляло то, что Кадзутака не стареет, словно заговорённый. А ведь брату уже скоро пятьдесят! Саки удивлялся всему этому, но недолго. А потом про дядину телепатию он внезапно забыл, и высказывания отца стали забавлять мальчика. Какие демоны? Кто они такие и откуда им взяться? В Японии, да и в других странах подобных вымышленных существ никогда не встречали. Задача демонов — создавать голод, войны, эпидемии, но этого всего уже почти сто лет нигде не случалось! Люди в большинстве своём жили счастливо, а если и случались бытовые неурядицы и мелкие неудачи, то их быстро преодолевали. А дядя Кадзу так хорошо сохранился в свои годы, потому что хорошо заботится о здоровье: пьёт редко и мало, курит — и того реже. Кроме того, он ведь младше отца на добрых восемнадцать лет. Дядя родился в декабре 1936… «Ведь так? — припоминал Саки и сам себе отвечал. — Да, точно. В тридцать шестом, так в документах написано. А его близкий друг Коноэ Асато-сан родился в тридцать седьмом, в феврале. С чего бы им обоим сильно постареть?» Каждый раз, доходя до этого места в размышлениях, Саки почему-то затыкался и стопорился. Мысль о том, как же так могло получиться, что бабушка Марико родила дядю Кадзутаку в столь почтенном возрасте — в пятидесят пять лет, избегала приходить ему на ум. Она ускользала, как мокрый угорь, не давая себя ухватить. И Саки сдавался. Его ум перескакивал на другое, игнорируя явную логическую нестыковку в истории семьи, словно некая сила мешала ясно мыслить. В последнее время было о чём побеспокоиться и кроме этого. С весны у Саки не особенно дела клеились. В школе многое не ладилось вопреки обыкновению, учёба давалась с трудом, да и мама разболелась… Наверное, в том была виновата недавняя операция на сердце, которую ей сделал отец. Исао прооперировал Фумико сам, не привлекая никого со стороны, что являлось немалым мужеством. Саки представлял, как тяжело оперировать дорогого человека. С четырнадцати лет он учился у отца многому, мечтал, как папа и дядя, стать умелым хирургом, но осознавал: мать оперировать он бы не смог. Руки бы тряслись, и он бы забыл всё, чему его выучили. Да, он слабак. Он бы не рискнул. А отец вот решился оперировать и победил, вырвав маму из лап приближающейся смерти. Операция прошла удачно. Отец сказал, что мама выздоровет. Однако у Фумико начались осложения иного рода. Появились яркие видения, непонятные страхи, и это уже выглядело нехорошо. Самое загадочное, Саки теперь казалось, что эти страхи и видения понемногу передаются от мамы и ему. Как такое могло быть? Ведь он считал, что мама просто устала после операции. Однако теперь и сам Саки странным образом вспоминал женщину с фиалковыми глазами, являвшуюся Фумико в её видениях. Леди звали миссис Эшфорд, она жила в Англии, в городе Дареме. Мама и он никогда в жизни её не встречали, но откуда-то помнили и внешность, и привычки, и властный ледяной голос, и лютую ненависть к ним обоим. — Меня звали Микако, а тебя Рэндзи, помнишь, сынок? Лилиан и её муж Артур Эшфорд ненавидели нас и мучили. Но когда это было? Как давно? Словно во сне… А ещё я помню дворец со странными существами. В нём жили мужчина-змей, женщина-птица, мальчик-тигр… Я помню подземелья и коридоры и мужчину с кроваво-красным амулетом, но кто он таков? Не помню! Лицо словно закрыто от меня. Знаю, что он помогал мне спасать тебя и вовсе не был злым. Саки выдёргивал руки из ладоней матери и убегал в сад, когда Фумико начинала говорить такое. Исао, придя с работы, выгонял горничных из спальни и долго уговаривал супругу прекратить нести чушь и пугать сына. — Это просто постоперационный стресс, родная. Всё пройдёт. Всё непременно будет хорошо! Только не надо пересказывать свои галлюцинации Саки, я тебя умоляю! Саки тоже хотел верить, что всё однажды будет хорошо, но от маминых видений становилось подчас жутко. Вот и сейчас, оставив родителей наедине, чтобы не мешать их разговору, он снова отправился в сад. Нутро вдруг скрутило волной животного страха, будто некая тьма, подобная ядовитому туману, накатила и погребла под собой сознание. Перед внутренним взором завертелись сцены — такого с ним точно никогда не случалось, но у Саки от сверхъестественого ужаса перехватило дыхание, настолько яркими и достоверными выглядели образы. Вот он запирает в чулане паренька одних с ним лет, так похожего на него внешне. Связывает его и глумится над ним, избивает ногами. Не даёт ему пить и есть. Прижигает белоснежную кожу спичками и горящими ветками деревьев. Затем лечит и заживляет раны мазью, но лишь ради того, чтобы снова причинить боль, куда более сильную, чем в прошлый раз… И всё это время на него смотрят неотрывно, с невыразимым отчаянием голубовато-серые чистые глаза, и этот взгляд так контрастирует с грязью внутри него, что ему хочется растоптать это светлое лицо, замарать невинного юношу грехами, затопившими его собственное сердце. Саки ощутил, будто лёгким не хватает кислорода. «Откуда это во мне? — в ужасе вопрошал он себя. — Почему я представляю себе такое?!» А куски странных воспоминаний продолжали приходить. Вскинутое оружие, глядящее дулом ему в лицо, выстрел, темнота. Чужой холодный дом и жестокая женщина. Мама Микако, страдавшая вместе с ним. Кровь, язвы, боль. Потом внезапное облегчение. Из состояния тяжёлого забытья, в которое он впал, Саки вывело жалобное поскуливание. Он открыл глаза и сел. Угораздило же заснуть в траве! Или это он потерял сознание? Саки встряхнулся. Он чувствовал себя слишком странно. Юноша протёр глаза. Подле него, смешно помахивая коротким хвостиком, стоял на маленьких ножках щенок, едва выучившийся ходить. Обычная дворняга с чёрной шерстью и рыжими подпалинами на животе. Саки улыбнулся и протянул щенку руку. — Привет, откуда ты здесь взялся? Щенок тявкнул и замахал хвостиком сильнее, а потом прыгнул вперёд и облизал лицо Саки. Юноша рассмеялся, но тут же страшное видение снова заслонило реальность. Он увидел себя, держащего такого же в точности щенка за задние лапы. Тельце животного беспомощно обвисло, его сотрясали предсмертные конвульсии. — Нет, — прошептал Саки, распахивая глаза, а потом закричал: — Я не мог!!! Нет!!! Это не я!!! Эхо его голоса замерло и затихло где-то среди деревьев. Солнце успокаивающе светило сверху, согревая затылок и спину. Щенок, испуганно отбежавший в сторону от громкого крика, настороженно подняв уши, смотрел на странного человека, который вдруг заорал без малейшей на то причины. Усилием воли Саки взял себя в руки, отгоняя страшное наваждение. — Эй, малыш… Прости, что напугал. Я дурак. Не выспался, наверное, вот и вижу сны наяву. Обещаю, я больше не буду кричать. Ну, иди! — и он протянул щенку обе руки. — Хочешь, накормлю чем-то вкусным? Тёплый живой комочек радостным прыжком кинулся ему на грудь, лизнул в щёку и лоб, возвращая к реальности из глубины непонятных кошмаров. Не понимая, что с ним такое происходит, Саки вдруг крепко прижал щенка к себе, вытирая катящиеся по щекам слёзы о пушистую шёрстку, взял собаку на руки и поднялся из травы, направляясь к дому. — Я назову тебя… м-мм… Хатико, — тихо прошептал он на ухо найдёнышу. — И уговорю отца и маму оставить тебя. Буду теперь всегда заботиться о тебе. Клянусь, малыш! *** — Вот это я и называю справедливым воздаянием, — заключил Кадзутака, закончив свой рассказ о недавнем посещении дома Исао. — Один был никудышным мужем и отцом в прошлой жизни, но в этой научился любить и ценить чувства близких. Второй, будучи одержим Оком и связан, как и я, тёмным контрактом, не щадил ни людей, ни животных, а теперь отдаёт всё свободное время найденному в саду щенку. Кстати, заметь, Асато, тому же самому, которого приговорил к смерти в прошлом мире, лишь бы заставить страдать меня. — Саки ухаживает за Хатико?! — обрадованно воскликнул Асато, от счастья едва не расплескав чай себе на колени. — За тем самым, которого мы с тобой не уберегли тогда? — Именно, — коротко отозвался Кадзу. — Я бы забрал у него щенка по-хорошему или по-плохому, — Кадзутака медитативно пригубил свой напиток, — но я проследил за ним и увидел: Саки действительно заботится о собаке, да и Хатико привязался к новому хозяину, поэтому забирать щенка не вижу смысла. Лучше завести собственного, если пожелаешь. — Отличная мысль! — тихо улыбнулся Асато. — Я не против. *** Ория Мибу уже давно наблюдал за этой девушкой. Каждый раз в обеденный перерыв она приходила в одно и то же место студенческого парка, садилась на одну и ту же скамейку, открывала бэнто и ела — аккуратно и вдумчиво, при этом продолжая читать какую-нибудь книгу. У неё было наивное лицо ребёнка, огромные карие глаза невероятной красоты и трогательные косички со вплетёнными в них белыми лентами. Ория видел надписи на обложках книг и давался диву: «Аналитическая химия», «Фармакогнозия», «Биотехнология». Ему становилось страшно. Где-то там в аудитории, рядом с другими студентами он вовсе не чувствовал себя глупым. Его не пугала ни химия, ни физика, ни другие трудные предметы, но видя эту хрупкую красавицу, которой, если судить по внешности, место ещё в старшей школе, он робел, краснел и боялся подойти даже ради простого приветствия. Долгое время Ория не знал имени девушки, пока однажды проходящая мимо однокурсница не назвала его вслух. — Укё! Поторопись, перерыв закончился, — и помахала в воздухе рукой. Так Ория узнал имя той, по которой целый год вздыхал тайно на безопасном расстоянии. Подругу Укё, выдавшую её имя, звали Морикава Чизу, и она вела себя как пацан оторви-голова. Нет, такая грубая и прямолинейная девица не слишком нравилась Ории. Его влекло именно к хрупкой и нежной, прячущейся от всех за своими научными книгами. Её хотелось оберегать и лелеять, но с другой стороны, Ория боялся, что Укё в его защите вовсе не нуждается. К ней иногда подходили другие студенты, стремясь познакомиться. Один — его, кажется, звали Саки, — вёл себя особенно настойчиво. Пытался накормить Укё из своего бэнто, часто хвастал достижениями в кендо и глубокими познаниями в медицине, полученными от отца… Этот самоуверенный наглец, определённо, напрашивался на дуэль! В некий момент Ория не выдержал и сделал шаг из кустов, чтобы отогнать нахала, не дававшего прохода Укё, но девушка сама его отшила, к великой радости робеющего поклонника. — Спасибо, Саки-кун! Я сыта, поэтому кормить меня не нужно. Я также совершенно не увлекаюсь кендо, да и хирургом становиться не собираюсь. Дай пройти, — вот и всё, что сказала ему Укё спокойным, но твёрдым голосом, а затем покинула скамейку, оставив Саки стоять на месте с отвисшей челюстью и кислой миной. Она сама заметила Орию, когда первый год обучения уже подходил к концу. Увидела и улыбнулась, когда тот в очередной раз просто стоял столбом в отдалении и любовался ею: — Ну, хватит, Мибу-сан. Идите сюда, — позвала его Укё. — Давайте, наконец, поговорим! Это было маленьким счастьем. Точнее, началом бесконечной радости. Они стали встречаться на прогулках в парке. Ходили в кафе пить горячий шоколад, угощались темпуру и сукияки, и в некий момент Ория решил сделать ей предложение. Укё не смутилась, не стала кокетничать и просить время на размышления, а просто ответила согласием. Она даже осмелела настолько, что заставила своих родителей пересмотреть их изначальный замысел сосватать её за сына знаменитого хирурга Исао Мураки. А ведь родители собирались договориться о её свадьбе именно с тем парнем — настырным Саки, которого так невзлюбил Ория! Но невеста, несмотря на свой хрупкий вид, оказалась удивительно смелой и сама отстояла свою независимость. Зато Ория потом ещё пару месяцев после состоявшейся помолвки набирался духу, чтобы признаться Укё в том, какое наследство ему досталось от отца. Это было его самой последней тайной. Ведь такое наследство далеко не каждая молодая жена захочет иметь! — Отец оставил мне «Ко Каку Ро». Придётся жить там. Отказаться нельзя, есть веские причины. Боюсь только, тебе моя новость не понравится, — выпалил Ория однажды, набравшись смелости. — И что это за «Ко Каку Ро», где нам придётся жить? — удивилась Укё, впервые услышавшая такое название. Ория смутился, но молчать или лгать теперь не имело смысла, и он ответил честно: — Дом развлечений для высокопоставленных лиц. Гейши разные, всё такое… Дарёному коню в зубы не смотрят, сама понимаешь. Вот такое у меня наследство. Укё вдруг мелодично рассмеялась. — Значит, я, став твоей женой, буду хозяйкой увеселительного заведения? И это после того, как училась на фармацевта? Занятно. — И это ещё не всё, — Ория покраснел. — Само место, где стоит здание, не такое простое. Там часто видят призраков. Жить там сложно, но и бросить это место я не могу. Отец сказал, все мужчины в нашей семье обязаны охранять эту дыру в пространстве и следить, чтобы оттуда всякая нечисть в Японию, да и вообще в этот мир, не лезла. Укё помолчала, а потом вдруг встала, собираясь уходить. — Ты куда? — испугался Ория. — Я уничтожил твоё желание выходить за меня, рассказав такое? — Дело не в этом. Я — нечисть, — прошептала вдруг Укё. — Если так, мне нельзя становиться твоей женой. Ведь твоя задача — оберегать мир от таких, как я. — Что ты имеешь в виду?! — Ория недоумённо посмотрел на невесту. — Ты считаешь всех духов, живущих в ином мире, нечистью? Значит, и меня. — Ты-то тут при чём?! — Ория обхватил её за плечи, обнял и поцеловал. — Ты человек. Зачем так о себе говоришь?! — Я не человек, Ория. Никто из людей не знает, как и почему родился на свет, а я знаю. Только молчала и не говорила никому, просто людей сторонилась. Совсем необщительной была, пока тебя и Чизу в университете не встретила. Знаешь, мир, в котором мы все живём, раньше не был таким, — доверительно промолвила Укё. — Он разбился надвое, и Древние Боги с помощью амулетов собрали его воедино, дав всем, кто жил в раздробленном мире, лучшую жизнь. В этом теле в тот период времени раньше жила совсем другая душа. И любила она совсем другого мужчину. С тобой та девушка не была бы счастлива. Более того, даже не обратила бы внимания на тебя. Но мир изменился, и Марико, бывшая Укё, родилась на сто лет раньше, чтобы соединиться со своим некогда потерянным возлюбленным Мураки Юкитакой-сан. Марико повезло достичь счастья. Сейчас она, прожив на Земле долгую жизнь с мужем, находится в лучшем мире, как и её подруга Аюми с супругом Кэндзиро. А я — бывший призрак, неупокоенный дух, согрешивший много тысяч лет назад. Наказанная богами, ныне покинувшими Землю, я скиталась по бесплодным мирам, и у меня даже не было тела. По воле прежних богов я навсегда потеряла возможность воплотиться в этом мире, и самое глубокое раскаяние не давало мне права вернуться. Но после того, как Марико прожила другую жизнь, у меня появился шанс. Я родилась в её прежнем теле. Разумеется, я никому не рассказывала правду о себе, даже маме, папе или Чизу-тян. Услышать такое обо мне никто бы не захотел! А теперь подумай, Мибу-сан, нужна ли тебе бывшая «нечисть» в качестве жены? Ория переваривал услышанное недолго. Истово обхватив Укё, он страстно впился в её губы. И лишь когда сумел перевести дыхание, прошептал: — Прости. Я никогда более не скажу ни единого дурного слова о призраках. Клянусь тебе, любимая! *** — И вот так теперь живёт Ватари, — Асато завершил своё вдохновенное повествование, которое с неподдельным интересом слушали Ририка, Джордж, Сейитиро и Кадзутака. — В течение одного полугодия он предстаёт перед обитателями Мэйфу в облике Синохары Минами, в течение второго полугодия — в образе Ютаки Ватари. Снадобье для быстрых и безболезненных перевоплощений ему готовит лично Хакушаку-сама, в связи с чем в отношениях этих двоих на протяжении многих лет царят полная гармония и взаимопонимание. — Ты рад за Графа? — с явным подвохом в интонациях спросил Кадзутака. — Ну… Да. Рад, конечно. — Как вижу, первая любовь не ржавеет? — ревниво уточнил доктор. Асато густо покраснел, а остальные присутствующие непонимающе переглянулись. — Какая там «любовь», — забормотал Асато с пылающими ушами, — это было сплошное недоразумение. — О! — наконец, поняла Ририка и тоже стала пунцовой. — Прости, Асато. Помню. Тот случай — моих рук дело. Точнее, то была выходка леди Эшфорд, с чьей тёмной личностью я ныне не ощущаю ничего общего. — В любом случае, — быстро свернул тему Асато, — сейчас Хакушаку-сама совершенно доволен, так как нашёл родственную душу, согласную быть ради него мужчиной и женщиной попеременно. Граф обожает Ватари в обеих его ипостасях. Пусть эти двое будут счастливы! Мы же все знаем ещё с прошлого мира, что Ватари любит Графа. Правда, раньше он предпочитал об этом молчать, но, наконец, его чувства стали взаимными. И уж как они там перевоплощаются друг для друга — им виднее. — Разнообразие, однако, — понимающе протянул Джордж, явно что-то прокручивая в уме. — А кого-нибудь из шикигами ты видел? — заинтересовался Сейитиро. — Да, я посетил и Генсокай, — кивнул Асато. — Встречался с Сузаку, Тодой, Рикуго, Кочин и Бьякко. Они смутно помнят про битву и Апокалипсис, зато, увидев меня, внезапно вспомнили, что некогда в иной реальности я был их хозяином. Говорили, что соскучились и просили заходить чаще. Пил я, кстати, с ними совсем немного. Вот, даже сам вернулся! Всего через день! — похвастал он. — И что мне делать с тобой, покоритель сердец? — то ли в шутку, то ли всерьёз заговорил Кадзутака, приближаясь к Асато, кладя тому руку на пояс и притягивая к себе. — Того гляди сбежишь к Графу или к шикигами. — Не сбегу, — Асато уткнулся щекой в плечо Мураки. — Куда я от тебя денусь, если все мои пути ведут только в твой дом, как и прежде, когда ты носил рубин возле сердца? Сейитиро жестом показал остальным, что пора уходить, и трое гостей мгновенно исчезли, оставив Кадзутаку и Асато наедине. *** Наблюдать за рождением и постепенным взрослением Хисоки издалека, не вмешиваясь, было для Тацуми самым сложным. Одно успокаивало: хоть он и не мог появиться перед мальчиком раньше срока и даже не имел права заговорить с ним, зато он получил исключительную возможность, приняв невидимый облик, следовать за ребёнком на прогулках, во время тренировок с луком и даже внутри дома. Наработанный в прошлом воплощении опыт позволял ему с лёгкостью делать это. Тацуми видел, как час за часом, день за днём складывается новая жизнь Хисоки. Судьба мальчика, несомненно, изменилась в лучшую сторону. Ни змея Ятоноками, овладевшего его отцом и жаждущего вселиться в тело юного Куросаки в будущем, ни маньяка, который в тринадцать лет нанесёт на спину подростка смертельное проклятие — ничего этого отныне уже произойти с Хисокой не могло, что более всего радовало Сейитиро. Нагарэ-сан хоть и бывал строг к сыну, но, в отличие от прежней своей версии из старого мира, вёл себя разумно и справедливо. Он чередовал необходимую строгость и любовь, и никогда ему не приходило в голову запирать чрезмерно чувствительного ребёнка, умеющего ощущать чужие эмоции, в тёмном подвале. Эта страшная участь миновала Хисоку, ибо Нагарэ, на чей разум не воздействовали чары Ятоноками, стал именно тем отцом, который у мальчика всегда должен был быть. Аки Вада не возродился на Земле, сгинув навсегда где-то в закоулках мироздания, а это означало, что сестра Руй — Касанэ по-прежнему жива, замужем за Такао-сан и воспитывает Орито и Асахину в Миядзаки. Асато и Кадзу по просьбе Тацуми проверили эту семью и выяснили, что с детьми и родителями — полный порядок, а искра Мастера Амулетов, как и положено, находится внутри Асахины. Лишь ревность, испытываемая его матерью к собственной сестре, являлась единственным, что омрачало жизнь Хисоки. Мальчик с раннего детства ощущал чувства Руй, как свои, и они тяготили его. Руй же никак не могла смириться с тем, что Нагарэ некогда выбрал Касанэ в жёны, и лишь спустя несколько месяцев, получив от первой избранницы отказ, стал ухаживать за Руй. Даже спустя много лет мать Хисоки всё ещё сильно задевал этот факт, и она из гордыни и упрямства отказывалась общаться с родной сестрой. Она не приглашала Касанэ в гости, не звонила и не писала ей сама и всегда отказывалась от любых присланных ею приглашений. Постепенно общение сестёр сошло на нет, и это печалило Хисоку, потому что он понимал: бесполезная, никому не нужная обида душит сердце его матери, не позволяя той счастливо жить. Он хотел бы помочь маме избавиться от зависти к Касанэ, но не знал как… *** Спустя несколько лет, когда Хисоке исполнилось шестнадцать, Касанэ сделала очередной шаг к примирению, написав письмо в Камакуру. «Мой сын Орито собирается в следующем году поступать в Тодай, — читала Руй, распечатав конверт. — Если твой Хисока думает о том же университете, почему бы им не поехать в Токио вместе? И готовиться к экзаменам, и учиться куда проще вдвоём, помогая друг другу, как и положено двоюродным братьям. Я надеюсь, ты хоть сейчас сумеешь забыть прошлое и понять: я не собираюсь отбирать у тебя Нагарэ. Наше соперничество давно окончено. У каждой из нас есть муж, наши дети выросли! Так почему бы хоть теперь не возобновить прежнюю дружбу?» Прочитав письмо сестры, Руй положила лист на прикроватный столик и задумалась. Приблизилась к окну и сквозь внезапно возникшую пелену слёз стала смотреть на то, как во дворе Хисока, ставший на удивление привлекательным юношей, тренируется в стрельбе из лука. — Да, — прошептала Руй, даже не заметив, что за её спиной стоит невидимый Властитель Вне Времени, — пора забыть свои давние страхи и душевную боль ради благополучия сына. Хисока поедет в Тодай вместе с Орито. Пусть так и будет. *** Сейитиро опасался, что Хисока заартачится, ведь Руй просто поставила его перед фактом, как она это часто любила делать, из-за чего мать и сын подчас крепко ссорились. Однако Хисока не стал возмущаться и отказываться от поездки. Идея матери насчёт его обучения в Тодай ничуть не противоречила собственным желаниям Хисоки. Оказалось, он и сам с некоторых пор собрался поступать в престижный токийский универстет. Тем более, в столице он мог продолжать совершенствоваться в стрельбе из лука. Переезд лишь расширял его возможности. Руй и Касанэ, обмениваясь в течение следующего года частыми телефонными звонками, наладили свои отношения и заодно обсудили все мелочи насчёт того, как и когда их сыновья встретятся, где будут жить во время вступительных экзаменов, какие вещи и учебники следует им взять с собой. — Подработки обоим, конечно, не миновать, ведь будут возникать текущие непредвиденные расходы, и мы не всегда сумеем помочь их оплатить, — говорила по телефону Касанэ, — но так даже лучше, если они начнут зарабатывать. Забота о собственных нуждах привьёт им такие качества как ответственность и самостоятельность. И Руй согласилась. Вскоре Хисока и Орито отправились в Токио. После поступления в университет они должны были поселиться в общежитии рядом со станцией Тода. *** — Давай, признайся, что учитель Тацуми тебе нравится! Ты влюбился! Это же видно, — Орито нещадно дразнил его, доводя до исступления, а Хисока, покраснев до кончиков ушей, закрывался от двоюродного брата учебником по астрономии. — Отстань. Мне готовиться к зачёту надо! Отвали, Орито! — зелёная лампа горела над столом, а Хисоке почему-то казалось, что за его спиной вместо двоюродного брата стоит совсем другой человек. Он почти слышал дыхание, ощущал кожей его присутствие… Сумасшествие. Даже хуже. И ещё Орито оказался, зараза, чересчур внимательным. Всё замечает, не отвертишься! — Не отстану, пока не признаешься, — корчил смешные рожи кузен. — Ты же с него глаз не сводишь с тех пор, как Тацуми-сан впервые вошёл в аудиторию в начале семестра и начал читать лекцию про Фалеса и Анаксимандра. Я помню, как ты вообще ничего не записал, потому что пялился на него все пятьдесят минут, открыв рот. А когда он ушёл, ты даже не понял, что началась перемена. Каждую лекцию ты смотришь только на него, почти не дышишь. Повезло тебе, что он ведёт у нас четыре дисциплины. Хоть видеться часто можно, — в голосе Орито почему-то прозвучали печаль пополам с завистью, но парень быстро овладел собой. — Ну? Всего три слова: «Я люблю сенсея». Клянусь, ни твоим, ни моим родителям я не проболтаюсь! А тебе станет легче. Вот смотри: если боишься признаться, хоть мне скажешь. Выплеснешь эмоции. Это ведь выход? «Вот беда. И не сбежать, ведь до окончания обучения нас поселили в одной комнате! Придётся терпеть», — Хисока скрипнул зубами и продолжал игнорировать приставучего кузена. — Потом приготовишься, — Орито потянул книгу за корешок и с трудом оторвал её от лица Хисоки. — Ска-жи! Ска-жи!!! — скандировал он, словно футбольный фанат на стадионе. Хисока вырвал книгу и молча перебрался в туалет. Прошло три минуты. Дверь медленно приоткрылась, и голова Орито с дурацкой улыбкой в поллица возникла в проёме. — Признайс-сся, — зловеще прошипел кузен, явно изображая какого-то персонажа из аниме. — А я взамен расскажу, что узнал от других студентов про твоего любимого Тацуми. — Что? — Хисока мгновенно опустил книгу и весь превратился в слух. — Сначала признайс-сся. Книга снова разделила их. — Ясно, — Орито оперся спиной о стену и скрестил руки на груди, потом выразительно прочистил горло. — Я не вредный и помогаю влюблённым абсолютно безвозмездно, а потому слушай, — он скосил один глаз на Хисоку, делающего вид, будто читает. — Сейитиро Тацуми — нелюдимый тип. Ни с кем не общается, не откровенничает, на работе занимается только работой. Ни в каких банкетах с коллегами, ни во встречах в караоке-клубах, поездках в онсены и прочих мероприятиях не участвует. Общественные задания всегда выполняет усердно, но не с коллективом, а самостоятельно. Даже если стоит в толпе, умудряется быть одиноким и закрытым. Его недолюбливает начальство, но не увольняют, потому что он — книжный червь, и его преподавательскому таланту здесь нет равных. Со студентами на экзаменах строг, но справедлив. Просто так на халяву у него не проскочишь, придётся учить материал назубок. Жены нет. Про имевший место развод и детей, живущих где-то далеко, никто не слышал. Самое странное, знаешь что? Ходят слухи, что он преподаёт здесь с 1945 года. Хисока вздрогнул и уронил учебник по астрономии на колени. — Что за дурацкие сплетни? — возмутился он. — Тацуми-сенсею на вид не больше тридцати! Как он может преподавать с сорок пятого года? — Так говорят, — вкрадчиво повторил Орито. — Некоторые. Таковых мало. Остальные путаются в датах его поступления на работу и не уверены ни в чём. И ещё, несмотря на такой замкнутый образ жизни, друзья у Тацуми-сенсея всё-таки есть. Иногда в университет на очень дорогой машине заезжают двое. Один — хирург Кадзутака Мураки, лучший в Токио, о нём все знают. У него ещё своя частная клиника есть, работает с начала тридцатых годов, тоже по слухам. Второй — Коноэ Асато, начальник департамента полиции, лучший друг Мураки-сан и, по всей видимости, близкий приятель учителя Тацуми. С этими двумя субъектами Тацуми-сенсей очень близок. Прямо как ни с кем! Как думаешь, что этих троих на самом деле связывает, учитывая, что они красивы, холосты и бездетны? — с подковыркой спросил Орито, многозначительно подмигивая, и тут же сам ответил на собственный вопрос. — Тут вариантов немного. Либо разливают по праздникам спиртное в три пиалы, либо практикуют «ля мур дэ труа», либо сочетают первое со вторым. — Ну всё, с меня хватит грязных намёков! — потерял терпение Хисока, вскакивая на ноги. Он попытался пройти мимо Орито, чтобы покинуть комнату, но его ухватили за локоть. — Стой, — голос Орито был миролюбивым. — Думаешь, я хотел тебя обидеть? Я лишь собирался помочь и заодно понять тебя. Уж очень странного типа ты избрал себе… э-мм… в любовники? Хисока с силой рванул руку, но Орито вцепился ещё крепче. — Давай условимся. Я в следующий раз после концерта признаюсь Минасе-кун в своих чувствах, а ты решишься поговорить с Тацуми-сенсеем. Если нас обоих отошьют, будем с горя глушить сакэ. И не спрашивай, как. Уж достанем где-нибудь! Хисока покачнулся, но вовремя прислонился к соседней стене. У него пересохло в горле. — Ты что, влюбился в этого знаменитого скрипача, на концерт которого нас месяц назад водили Асахина и Нобору-сан? — округлившимися глазами уставился Хисока на кузена. — Да, — и Орито добавил, картинно играя бровями. — Возможно, потому что он на тебя похож? — Идиот! — Хисока снова попытался уйти. — Ладно, это действительно была очень глупая шутка. Забудь, — примирительно заговорил Орито. — Но всё-таки: не бойся признаться. Я за тебя и родителям ничего не скажу. Сам видишь, у меня похожая проблема. — Как там Асахина? — неожиданно сменил тему Хисока. — Помолвлена и собирается замуж. Нобору в следующем году увезёт мою сестричку, самого близкого мне доныне человека, в Осаку, где открыл свою мастерскую по ремонту мотоциклов. Больше я Асахину не увижу, — закончил Орито уныло. — Почему же нет? Осака — это не Америка. Всегда сможешь приехать и навестить её. — Но амулеты уже так часто у неё не выпросишь… Кстати, — щёлкнул пальцами Орито. — Идея! Нам не повредят амулеты на удачу! Давай напишем Асахине? Она сделает и вышлет почтой. Тогда и твоё, и моё признание не пройдут впустую. — Нет, не надо, — Хисока добрёл до своей кровати и уселся на неё, скрестив ноги. — Если амулет нужен для исцеления — это одно. А влиять на чей-то разум или чувства я не желаю. — Ты тошнотворно честный, — поморщился Орито, плюхаясь рядом с двоюродным братом на постель. — Так нельзя. — Можно, — вздохнул Хисока, — и нужно. Кстати, ты никогда не говорил, как Асахина обрела дар сплетения волшебных амулетов? — От мамы унаследовала. А та от бабушки Казухико. А та — от прабабки Мегуми. — А прабабка от кого? От самой богини Аматерасу? — Хисоку мучило любопытство. Орито придирчиво осмотрел свои вычищенные до блеска ногти. — Там таинственная история была. Мама рассказывала, что в тридцать шестом году прабабушка была беременна, но на предпоследнем месяце серьёзно заболела и никак не могла поправиться. Доктор сказал, что, похоже, начались осложнения, и она может умереть вместе с ребёнком. Наш прадед узнал от соседей, что где-то в Суццу живёт целительница. Она исцеляет безнадёжно больных с помощью амулетов. Да, не все выздоравливали, иных спасти не удавалось, но тем, кому ещё не время было уходить, целительница помогала. Её Аюми-сан звали. Наш прадед не мог допустить, чтобы его молодая жена погибла. Он съездил в Суццу и привёз амулет. Только вместе с талисманом, та целительница передала ещё и такие слова: «Искра Маленькой Богини хочет покинуть меня и жить в тебе! Прими её». Как только прадед передал эти слова прабабушке вместе с амулетом, та вмиг выздоровела, а через какое-то время осознала, что дар Аюми-сан перешёл к ней. Такая история. — Ничего себе, — Хисока покачал головой. — Правда, чудеса. — И всё равно ты не хочешь амулет для любовной удачи? Даже после того, как я поведал тебе семейную тайну? — Всё равно не хочу, — отрезал Хисока. — Надо по-честному. — Так иди и скажи, если хочешь по-честному! — подтолкнул его в спину Орито. — Все говорят, он допоздна торчит на кафедре или в библиотеке роется. Зайди и признайся. — Ты что! — перепугался Хисока, бледнея. — Он меня убьёт. Или из университета выгонит. — Или, наконец, даст то, о чём ты мечтаешь каждую ночь, крутясь на постели и шепча его имя. А мне спать невозможно, — пожаловался кузен. Бледность Хисоки снова сменилась яркой краской. — Заткнись, — буркнул он. — Просто помолчи. И вообще ты обещал признаться Хидзири первым. — Ну когда ещё он теперь приедет! — быстро выкрутился Орито. — Через год, не раньше. И, если честно, я тебе завидую. Твой предмет обожания каждый день перед твоими глазами, а я могу на Хидзири только на фото любоваться или слушать по радио. Тебе сами боги дают знак, что пора сказать правду! Хисока судорожно сглотнул. — Мне точно конец. Ты видел, какой профессор Тацуми строгий? Я даже не представляю, как заговорю с ним. У меня при виде его язык к нёбу прилипает. Ни слова не могу сказать. — Так напиши записку, — посоветовал Орито. — О, через неделю тестирование. Напиши признание на верху теста. Заметит. Сто процентов! — А потом меня вызовут к декану, чтобы отчислить за приставания к уважаемому всеми учителю. Вот будет позор! Отец мне многое прощал, но за такое точно прикончит. А мама ему поможет. — Хорошо, — вдруг решился Орито. — Услуга за услугу. Я признаюсь за тебя Тацуми-сан, а ты сходишь и признаешься Хидзири-кун, когда он приедет выступать. — Нет! Ни за что! Не смей ничего говорить профессору Тацуми от моего имени. Ни слова, понял? Я сам. — Ну, как хочешь, — развёл руками Орито и едва приметно улыбнулся. — Сам так сам! *** Этот год в Тодай дался Сейитиро труднее всех предыдущих. Он знал, что будет встречать Хисоку почти каждый день на лекциях, и ему придётся идеально владеть собой, чтобы не выдать собственных чувств. Он старался вести себя со всеми студентами как можно строже и холоднее. Поверхностно скользил взглядом по их лицам, читая материал, но старался не задерживаться ни на миг дольше положенного на одном-единственном, самом дорогом лице… Он ждал Хисоку столько лет и не имел теперь права всё испортить, когда со дня на день память юноши могла открыться. Но раньше этого момента он обязан был молчать и делать вид, будто Куросаки-сан для него такой же студент, как и прочие. И он, кажется, перестарался с холодностью. Сейитиро замечал, как Хисока смотрит на него. Во взгляде парня читались надежда, нежность, страх, сомнения, неуверенность… Тацуми видел, что даже, ничего не помня о прошлом, Хисока испытывает к нему сильные чувства. Много раз, меряя по вечерам шагами пол студенческой библиотеки, мечась в постели или засиживаясь допоздна за столом на кафедре, Тацуми спрашивал себя, что ему мешает просто прийти в общежитие, попросить второго паренька по имени Орито Фудзивара выйти из комнаты и поговорить с Хисокой. Но он одёргивал себя, повторяя: «Рано. Не время. Спугну». И игра в прятки продолжалась. Терпеть и притворяться становилось всё невыносимее. Видя Хисоку, Тацуми чувствовал, что не выдерживает. Воспоминания о прошлом, о ночах и вечерах, проведённых когда-то вместе, теснились в голове. Сейитиро сходил с ума, даже не подозревая, что Хисока страдает почти так же. Только юноше было ещё сложнее. Он думал о тысяче вещей. О том, как отреагируют отец, мама и друзья, узнав о его предпочтениях. О том, почему он вообще уродился таким неправильным, что вместо девушек глядит с вожделением на мужчину. О том, захочет ли Тацуми ответить на его чувства, если узнает правду, или опозорит на весь университет. Ни на один из вопросов ответов не находилось, и Хисока с каждым днём впадал во всё большее отчаяние, пока не поговорил с Орито. Именно тогда созрело твёрдое решение: «Будь что будет! Если и потеряю место в университете, так тому и быть. Буду умолять декана и Тацуми-сенсея, чтобы хоть моим родителям не сообщали о настоящей причине отчисления. Но так дальше жить невыносимо». Орито даже не подозревал, насколько плохи дела у Хисоки. Тот видел образ Тацуми постоянно, везде и всюду. Точно так просветлённых людей, говорят, никогда не покидает лик Будды. Хисока не мог сосредоточиться ни на учёбе, ни на тренировках по стрельбе из лука. Пришла пора покончить со всем этим. Орито лишь помог ему собрать волю в кулак. На тестировании по философии Хисока сидел, как на иголках. Что отвечал и как, он почти не помнил. Единственное, что врезалось в память: вопрос про несчастного Фалеса, который любовался звёздами и провалился в колодец. «Вот и я тоже скоро провалюсь. В яму, из которой не выбраться», — невесело подумал Хисока. Занятие закончилось. Студенты один за другим поднимались с мест и сдавали свои листы преподавателю. Хисока шёл последним. Возле стола профессора намеренно задержался, дожидаясь, пока последний из однокурсников покинет аудиторию. Наконец, они с Тацуми-сан остались наедине. Не дождавшись, пока Хисока положит свой тест на его стол, Сейитиро поднял глаза и постарался взглянуть на своего любимого студента как можно строже: — Что такое, Куросаки-сан? — спросил он ледяным тоном. — Почему вы застыли, будто каменная статуя? Давайте сюда свою работу и можете быть свободны. Хисока медленно положил тест на стол перед сенсеем трясущимися руками. «Я вас люблю! Уже давно. Только не убивайте!» — увидел Тацуми надпись на самом верху листа неровными кандзи, которые явно были начертаны в приступе сильнейшего волнения. Сейитиро ощутил, что весь покрывается горячим потом. Его бросило в дрожь. Он сорвал с переносицы очки, едва не грохнув их об стол, лихорадочно протёр линзы и снова надел на переносицу. Стало почему-то ничего не видно, словно он ослеп. Сейитиро проморгался. Нет, всё сливается. Да что такое?! — Вы неправильно надели, — тон голоса Хисоки был неприлично ласковым для обычного ученика, обращающегося к своему учителю. — Дайте помогу! — и прежде чем Тацуми успел что-либо сказать, Хисока осторожно стянул с него надетые не той стороной очки и перевернув их правильной стороной, собрался водрузить на профессора, но в этот миг рука Тацуми легла на его запястье. — Дай сюда. Я сам. Сейитиро из последних сил хотел оттянуть миг откровения, ибо испытывал невероятный страх от того, как быстро стали развиваться столь долгожданные события. Внезапно произошло непредсказуемое. Хисока, коснувшись его руки, неожиданно пошатнулся, пробормотал что-то нечленораздельное и рухнул на пол. — Нет!!! — воскликнул Тацуми, вскакивая с места и бросаясь к нему. — Хисока!!! Что с тобой?! Спрашивать не имело смысла. От прикосновения к Властителю Вне Времени пробудилось спящее сознание Читающего в Сердцах. Хисока всё вспомнил, но, как и некогда сам Сейитиро, не вынес тяжести обрушившихся на него воспоминаний. *** Когда юноша очнулся, то увидел, что лежит на кушетке в медицинском кабинете университета. Только вот рядом сидела вовсе не тридцатилетняя медсестра Ацуко и даже не врач из ближайшей государственной клиники. Хисока увидел лица тех, кого оставил в прежних двух мирах. Кого так долго не помнил в этом мире… — Мураки-сан? — неуверенно прошептал Хисока, встретившись глазами с доктором, который в одном из миров стал причиной его смерти, а в другом волей случая вытащил из небытия в мир живых. — Я, — ответил знакомый голос. — Не удивляйся. Такое знаменательное событие нельзя было пропустить. Тацуми позвонил нам с Асато, и мы приехали. Не волнуйся. Мы пережили то же самое. Ты справишься. Ты очень сильный! Видишь, даже опомнился скорее всех нас. Я в своё время сутки в лихорадке провалялся, да и Сейитиро тоже. Асато на пять суток отрубился. А ты всего-то и потерял сознание на час. Ты молодец. — Цузуки? — Хисока повернул голову правее и увидел того, с кем его тоже связала судьба, но ненадолго. Он сморщился от подступивших слёз, но совладал с собой. — Глупый Цузуки, — невольно вырвалось у него. — Я скучал! — Он самый, — Асато торопливо вытер слёзы. — Глупый Цузуки, который сам страшно скучал по тебе все эти годы, ожидая твоего рождения и взросления. И того момента, когда ты вспомнишь… Как ты, малыш? — он ласково потрепал юношу по безвольно лежащей поверх покрывала руке. — В голове ужасная каша, всё перемешалось. Но ничего, жить буду, — теперь его взгляд обратился к Тацуми. Сейитиро стоял тихо и неподвижно позади Кадзутаки и Асато, неотрывно глядя на него. — Тацуми…сан, — слабо прошептал Хисока. Голос изменил ему. — Я вас… Он не договорил. Тацуми с неожиданным пылом оттеснил Асато и Кадзутаку и, бросившись к парню, обвил его запястье своими пальцами. — Я тоже, мой хороший! Всем сердцем. До конца времён! — Наверное, нам пора? — Кадзутака многозначительно посмотрел на Асато. — Медсестра, работающая в этом кабинете, теперь из-за своей внезапной телепорта… то есть, из-за срочной командировки на Мальдивы вернётся не раньше послезавтрашнего дня. Никому из студентов в городке не поплохеет, я позаботился об этом. Дадим же Тацуми осуществить то, что некогда не удалось сделать нам с тобой, когда мы очутились в похожей ситуации. — Да ну тебя, — сконфузился Асато. — Нашёл время вспомнить! — Я сказал это исключительно для ободрения наших влюблённых, — и, коснувшись плеча Асато, Кадузтака переместился вместе с ним обратно домой. Некоторое время Тацуми пристально смотрел на лежащего Хисоку, однако не решался прикоснуться к нему, словно боясь причинить малейшую боль. — Нас точно никто не увидит? — неожиданно спросил юноша, устав ждать решительных действий от бывшего ответственного секретаря и нынешнего профессора. — Нет, — подтвердил Сейитиро. — Асато и Кадзутака пустили в ход силу амулетов. Отличный барьер установили, не хуже, чем в день Апокалипсиса. Можешь поверить, сюда никто не придёт, пока мы сами не пожелаем. — Слава богам, — шёпотом проговорил Хисока, а затем с невероятной силой, удивившей Тацуми, притянул его за шею к себе и горячо поцеловал в губы. *** — Неужели у вас всё удачно склеилось? — ошарашенный Орито смотрел на чёрную шёлковую ленточку, повязанную на запястье его кузена, вернувшегося из медицинского кабинета. Студенты поговаривали, что Хисоке вдруг стало нехорошо после тестирования по философии, и сам профессор Тацуми быстро отнёс его к медсестре, где парня около часа приводили в чувство. Только вот вернулся двоюродный брат в общежитие цветущим и таким счастливым, словно его лечили не лекарствами, а горячим шоколадом. — Я вижу подарок на твоей руке. Значит, вы уже сделали это?! — Орито схватил Хисоку за плечи и начал внимательно вглядываться двоюродному брату в глаза. — Ну скажи, каково? Поделись первым опытом! — Отвали, Орито! — Хисока снова залился краской. — Мне по-прежнему надо готовиться к зачёту! Профессор сказал, что будет спрашивать меня так же беспощадно, как остальных. Никаких привилегий. Никаких! Понимаешь? И да, — предупредил он кузена. — Хоть одной живой душе проболтаешься про ленточку — и ты труп. — Да я вообще молчу. Я немой! — вскинул обе руки вверх Орито. Немного помолчал и добавил заискивающе. — Ну, хоть словечко. Будь человеком! У меня же нет опыта, а я хочу стать классным любовником для Хидзири. Поможешь? Взяв из-за дверей свой ботинок, Хисока без лишних предисловий стукнул любопытного кузена по голове. Орито ойкнул и обиженно умолк. *** Над Прекестулен дул свежий ветер, и Асато казалось, будто он не стоит на скале в объятиях Кадзу, а летит над землёй. Хотелось замереть и остаться здесь навечно. Асато знал, Кадзу сейчас чувствует то же, что и он — желает остановить время, чтобы заставить блаженные минуты продлиться дольше. Увы, такое даже им двоим было не под силу. Совсем скоро прохладный норвежский воздух заставил обоих вспомнить об огне домашнего очага и мягкости тёплой воды… В онсенах Хаконе, куда они переместились, насладившись лицезрением великолепного Люсе-фьорда, вода согревала и расслабляла так, что не хотелось уходить, и они засиделись в источниках дольше, чем планировали, вдыхая тонкий аромат фиолетовых ирисов. По уже сложившейся за много лет традиции на Шабленском маяке они оказались лишь поздно вечером. Яркое небо пылало вечерними красками. Где-то вдалеке слышались крики чаек. — Одиннадцатое августа. Годовщина того события. Даже не верится, что начался новый отсчёт, — Кадзутака смотрел на морские волны, мерно накатывающие на берег. — Мы прожили в этом мире дольше, чем в предыдущих. Добрались до следующего рубежа. Что-то нас ждёт в двадцать первом веке? Асато встал рядом и прикоснулся кончиками пальцев к руке любимого. — Самое главное, что мы вместе. Рядом с тобой я готов встретить лицом к лицу любое будущее. — Как думаешь, послание, которое я замуровал в стене в прошлом году, где описан конец двух миров и рождение третьего, где рассказана вся наша история, люди когда-нибудь найдут? — задумался вдруг Кадзутака. — Возможно, даже его прочтут выросшие пра-правнуки Джорджа и Ририки? — Если послание спрятал ты, его не найдёт никто, — Асато шутливо боднул Кадзутаку лбом, и доктор рассмеялся в ответ. — Поверить не могу, что на протяжении стольких лет нам не приходилось бороться. И не придётся впредь, — удовлетворённо добавил он. — Но всё же совсем расслабляться не стоит! — благоразумно предупредил Кадзутака. — У всех защитников есть такой недостаток — расслабиться и забыть про обязанности. Нельзя, Асато, никак нельзя! Именно в такие моменты затишья на свободный некогда мир и нападают враги. Надо всегда быть начеку, не терять бдительности даже в мгновения любви. — А у кого-то медовый месяц длится девяносто дней, — в шутку пожаловался Асато. — Это и есть бдительность? А они тоже хранители, между прочим! — Не будь таким суровым, — в тон ему отозвался Кадзутака. — Сейитиро и Хисока своего счастья ждали куда дольше. Дай им насладиться друг другом. — У Орито и Хидзири празднование, по словам Хисоки, тоже затянулось, хоть они и не хранители, но общежитие на уши поставили, объявив, что они — пара. Ладно, — Асато уже не шутил. — Я понимаю, как важно им всем побыть вместе. А я просто рад, что битвы окончены, и у Хисоки и Сейитиро вся вечность впереди. — Как и у Ририки с Джорджем, — Кадзутака мягко привлёк Асато к себе. — И у нас. Вся вечность ради блага Земли и счастья друг друга. Волны Чёрного моря продолжали неторопливо омывать берег, подбираясь всё ближе к основанию двухцветной башни. В небе, окрашенном оттенками розового и пунцового, виднелся бледный лунный серп. В полукруглом проёме фонарного отделения Шабленского маяка стояли, крепко обнявшись, два хранителя, чья прежняя история длилась слишком долго. Чья новая история ещё только начиналась. 13.05.2011г. — 06.01.2022г.