Часть 1
6 марта 2016 г. в 00:03
Будучи еще подростком Пэгги знала, что ее привлекали не только мужчины. Она никогда не чувствовала связь с другими девочками, но тем не менее, она отчаянно хотела им нравиться. Даже маленьким ребенком, она часто зацикливалась на одноклассницах с длинными, блестящими волосами или пронзительными, красивыми глазами, с абсолютным желанием подружиться с ними и держать при себе.
Она молчит об этом. Фред не знал; Стив не знал. Джарвис, который из-за чрезвычайно неожиданного стечения обстоятельств стал ее самым близким другом, не знает. Но прошло так много времени с тех пор, как романтические отношения едва имели приоритетный статус в ее жизни. С Дэниелом она думала, что было что-то, подающее надежды, но к тому времени, когда она была эмоционально готова столкнуться с той возможностью, было слишком поздно. С Джейсоном она ощутила уникального рода связь, но несчастный случай всё свел на нет. Кроме того, она представить не может, чтобы рассказать любому из них о тишине, о жгучем желании, которое иногда так и вьется внутри.
Всё это уходит на второй план по сравнению с работой, даже если существует часть ее, которая бесспорно жаждет чувства истинной связи с другим человеком.
В ее профессии Пегги или не взаимодействует с красавицами, или же с женщинами вообще. Даже когда и контактирует, у нее нет такого чувства, как будто им наплевать на нее, как будто они пытаются ее запугать — таким образом, ее тайна покоится глубоко внутри нее. Когда Пэгги видит их на улице или в магазинах, ее оценочный взгляд может задержаться на долю секунды, но не более того.
Но однажды в Лос-Анджелесе, Пэгги дала слабину.
После того, как они увели Дотти из-под носа ФБР, Дэниел высаживает их в поместье Старка. Анна преподносит Дотти вечернее платье и отсылает ее в номер. Пэгги сопровождает ее, не доверяя. Позади она слышит Джарвиса и Анну, обсуждающих, смогут ли очки стать достаточной маскировкой для него.
Дверь закрывается позади нее щелчком, и внезапно Пегги осознает, что она отдала свое оружие Джарвису — она боялась, что Дотти могла выхватить его и использовать против нее. Глаза девушки быстро осматривают комнату, чтобы сообразить, какие предметы могли бы послужить для Дотти оружием, чтобы использовать против Пэгги. Снаружи солнце Калифорнии великодушно простирается через владения Старка, проливая мягкий полуденный свет в окно.
«Наконец-то одни», счастливо вздыхает Дотти. «Я уж подумала, что они никогда не оставят нас в покое».
Пэгги уходит от мысли, как лучше всего использовать лампу на ночном столике в качестве тупого оружия, и встречается взглядом с Дотти, который нагло ее раздевает.
Ее глаза на автомате спускаются на голую, золотую кожу груди Дотти и на ее плоский, гладкий живот. Ее тело настолько прекрасно, что Пэгги чуть ли не начала пускать слюни, как подросток. Их глаза встречаются, и губы Дотти принимают вид буквы «O». На мгновение она выглядит действительно удивленной, ее руки все еще на поясе ее брюк.
«Я знала!», восхищенно говорит она. «Ты похожа на меня». Ее яркие глаза, так хорошо скрывающие ее интеллект, загораются хищным блеском.
«Я не такая, как ты», едко отвечает Пэгги. Она скрещивает руки и пытается остановить свой пристальный взгляд на самодовольной улыбке Дотти, что оказывается не такой уж и простой задачей. «Нет нужды стесняться», говорит Дотти, голос, нежный как бархат. Пэгги замечает, что он отличается от того игривого голосочка, которым Дотти влияет на окружающих, флиртуя со всеми вокруг, и внезапно Пэггс ни о чем не может думать, кроме как о резком повышении температуры внизу ее живота, поскольку Дотти ступает из своих брюк и нарушает ее личное пространство так, как будто там ее место. Словно прикованная, она пытается отступить, но всё тщетно. Когда пальцы Дотти начинают ласкать ее щеку, Пэгги не может подавить свою дрожь.
«Я должна была знать», говорит Дотти. «Как они не видят это? Ты намного больше, чем думают те маленькие людишки».
«Я не знаю, о чем ты».
«Ох, всё ты знаешь», говорит Дотти, загнав Пэгги к стене и прижимая тела друг к другу.
Пэгги должна сопротивляться. Пэгги должна просто ударить ее. Она знает восемь различных способов вывести из строя кого-то, кто прижал ее к стене.
Но ее разум затуманен, поскольку она вдыхает внезапно опьяняющий аромат Дотти — не надоедливые сладкие цветочные духи, которыми она раньше пользовалась, а что-то, что является намного более темным, более правдивым, и более человечным.
Без какого-либо колебания Дотти хватает руки Пэгги и кладет их на свою грудь.
«Тогда продолжай», бормочет она напротив губ Пэгги, и затем они целуются.
Дотти целуется так, как она убивает: с опытной точностью и извращенным видом ликования. Ее горячий язык уговаривает рот Пэгги открыться и продолжает вторгаться и метить каждый его миллиметр, как будто завоевывая неизведанную территорию и ставя флажки. Будучи не из тех, кто просто расслабляется и подчиняется, Пэгги отдает в такой же мере, как и получает, встречаясь языками с Дотти, запутываясь ими, словно в танце, таком же неистовом, как их рукопашный бой.
Дотти тащит рубашку Пэгги из брюк и начинает расстегивать ее. Когда руки Пэгги бессознательно сжимают великолепную грудь Дотти, та дьявольски усмехается в поцелуе и рвет блузку. Кнопки рассыпаются по всей комнате, но Пэгги едва замечает это. Мир вокруг них сузился до размеров их сжатых губ, и уверенные пальцы снимают лифчик Пэгги и начинают сжимать ее соски.
С мягким всхлипом тело Пэгги начинает изгибаться напротив Дотти, которая поворачивается так, чтобы их голые груди прижимались друг к другу, а ее бедро расположилось в самом эпицентре растущего пламени между ног Пэгги. Чтобы отомстить ей, Пэгги впивается в нижнюю губу Дотти зубами и сосет ее сильно, и это так волнительно, когда она вознаграждает Пэгги, издавая звуки, будто ее ударили в живот. Крошечная часть мозга Пегги, не поглощенного поцелуем, признает, что это не первый раз, когда их губы сомкнулись. Но на этот раз нет никакой ядовитой помады, никакого разрушения — просто головокружительное тепло, голая кожа Дотти, натянутая на гибкие мышцы и смертельная сила. Руки Пегги бродят по всем уголкам и округлостям, поражаясь великолепной теплоте этого холодного, опасного убийцы.
Сдержанность выкинута в окно, Пэгги хватает Дотти за задницу, дергая ее ближе к себе, и заставляет их тела тереться друг о друга. Дотти ругнулась по-русски, задыхаясь напротив губ Пэгги. Совершенно чарующая искра в ее глазах — одинаково поражающая и волнительная — поддерживает храбрость Пэгги; она опускает одну руку мимо пояса простого нижнего белья Дотти и подключает другую, чтобы исследовать явно влажное пятно впереди. Возбуждение расцветает от живота Пэгги до кончиков пальцев ног. Дотти не симулирует; она практически течет от желания. Пэгги ловит себя на мысли, что у нее началось обильное слюновыделение, пальцы дергаются рассеянно, неуклюже.
«Пэгги!» стонет Дотти, ее эмоциональность действительно потрясает. Новизна такого ответа приводит Пэгги в чувства. Усмехаясь от триумфа, она зубами дергает мочку уха Дотти.
«Тебе так нравится?» шепчет Пэгги. Она едва узнает свой собственный голос, хриплый, с желанием, которое она не знает, как назвать.
На мгновение она задумается, является ли это все просто частью схемы отвлечь ее, чтобы Дотти смогла сбежать. Но если это было бы планом Дотти, кажется, это имело бы неприятные последствия: в настоящее время контроль у Пэгги. Достаточно отзывчивости Дотти к ее прикосновениям, чтобы понять это, и какой озадаченной она кажется о своем положении, каждый любопытное движение пальцев Пэгги заставляет ее задыхаться. Это опьяняющая мысль- способность показать контроль над этой опасной, невозмутимой женщиной, и это приносит в жизнь основу, животный голод.
«Еще», произнесла Дотти, небрежно целуя ее шею. Пэгги думает, что это должно быть требованием, но вместо этого получается просьба, красивое дополнение к виду бледной кожи, которая обретает привлекательный оттенок розового.
Пэгги меняет позицию, чтобы получить рычаги управления. и ударяет Дотти об стену, прижимая ее запястья к крошечным цветам на обоях.
«Ооох», простонала Дотти, зрачки расширены. Она сопротивляется, но не вырывается.
Пэгги опускается ртом к дерзкой груди, с энтузиазмом крутя и покусывая темный сосок. Она поражена тем, что находится в этом положении; как будто что-то, что отсутствовало в ее жизни, внезапно было на месте. В то время как ее рот занят, она стягивает нижнее белье Дотти. Дотти не предлагает помощи, вместо этого она позволяет своим рукам быть прижатыми к стене, как будто Пэгги все еще ограничивала ее.
Когда великолепные уголки тела Дотти полностью опустошены, Пэгги должна взять одну минуту, чтобы отклониться назад и быть в курсе этого. Дыхание в ее груди затрудняется, она находит себя крайне зависимой от аппетитного вида. Хотя она видела много женщин в разной степени раздетости, это абсолютно другое. Это- тело красивой женщины, которое было обнажено только для нее.
Она не знает, что она делает, ну не совсем, поэтому она позволяет тому основному инстинкту вести себя к твердому животу Дотти, отмечая территорию нетерпеливым языком и пробуя на вкус пот. Она прокладывает свой путь до внутренней стороны бедра Дотти, где она кусает и сосет, оставляя след синяка, который посылает теплую волну через ее собственное тело.
«Дотронься до меня», произнесла Дотти, представляясь властной, но выглядя абсолютно разрушенной.
Заманчиво звучит, поэтому как никогда легче проскользнуть пальцами в ноющие складки Дотти. Пэгги их крутит немного, исследуя эту чужую местность, возбуждение только усиливается ее любопытством. Никто никогда не делал этого с ней, но она читала однажды об этом в одолженном у одноклассника любовном романе. Ее большой палец касается чего-то, что заставляет Дотти снова выругаться на русском.
«Хорошо?» спрашивает Пэгги, потирая ее большой палец о то же самое пятно, затем она толкает пальцы все дальше, затем высовывает и толкает снова. Теплая влага на ее пальцах невероятно эротична. Дотти дышит еще тяжелее, ее контроль испарился. Восхищенная, Пэгги добавляет другой палец и проникает еще глубже, держа бедро Дотти другой рукой и поддерживая темп.
«Да», отвечает Дотти, или возможно это только ответ на движения Пэгги. «Ты — я никогда не…».
Никогда что? Никогда не делала этого? Никогда не делала этого с другой женщиной? Никогда не делала этого так честно, так открыто? Никогда не делала этого просто так?
Это мог быть любой из этих вопросов или все сразу. Пэгги как-то не особо это волнует. Она даже по барабану, что это обученный киллер и смертельный убийца, теряющий контроль от ее прикосновения. Она знает себя достаточно хорошо, чтобы признать, что, скорее всего, она будет волноваться об этом позже, что она, вероятно, проклянет свое собственное отсутствие сдержанности. Но в данный момент ничего из этого не имеет значения. Все эти годы подавления социально недопустимых желаний, и теперь у нее есть красавица, дрожащая от неопытного прикосновения. Это так потрясающе, и она не может насытиться.
На импульсе Пэгги наклоняется и пробует Дотти на вкус.
Дотти задыхается, произнося имя Картер, и ее пальцы оставляют стену, чтобы нырнуть в волосы Пэгги. Это должно ощущаться, как что-то гнетущее, но вместо этого, просто поджигает Картер. Ее язык становится более смелым, а ее рот более жадным. На вкус Дотти такая же, как ее запах: как недавно выстрелившее оружие, как порыв адреналина от преследования подозреваемого, как с трудом завоеванное удовлетворение, горячее и сладкое. Пэгги всё мало. Сильные бедра Дотти дергаются под ее агрессивными ласками, она мягко вскрикивает, прекращая извиваться.
Дотти не шевелится, когда достигает кульминации, сжимая рот Пэгги и закрывая глаза еще сильнее. Пэгги продолжает шевелить пальцами, намеренно держа глаза открытыми –удовольствие на грани мучения написано на лице Дотти. Хриплый поток русской речи исходит из Дотти, когда она смотрит вниз и ловит взгляд Пэгги, когда та убирает пальцы, медленно, неохотно, из того захватывающего теплого кармана.
Дотти требуется всего лишь мгновение, чтобы прийти в себя, прежде чем она толкает Пэгги на кровать, стаскивает с нее брюки и нижнее белье, как дикое животное. Это — предупреждение, которое Пэгги получила, прежде чем Дотти толкает три тонких пальца глубоко в нее. Внезапное, подавляющее удовольствие такое напряженное, и ситуация настолько эротичная, что Пэгги должна приглушить свои стоны дорогим пуховым одеялом, впиться пальцами в деревянный пол, когда Дотти входит в нее.
Изогнувшись, Дотти спускается губами по позвоночнику Пэгги, совсем не мягко покусывая. Пэгги уверена, что та оставляет синяки нарочно, но с Дотти, которая возвела грубость в статус приемлемой, с уверенным темпом ее пальцев, она едва помнила, как дышать, меньше жалуясь.
Удовольствие продолжает нарастать в ней, неутолимый огонь, сдерживать который у нее нет ни малейшего желания. Держа ритм, она наклоняется, чтобы облизать влажную полосу на теле Картер.
Когда наступает оргазм, это не похоже на что-либо, что Пэгги когда-либо испытывала. Она дико дергается во власти Дотти, полностью освобождается под действием нового, восхитительного, сенсационного чувства свободного падения. Она не может больше подавлять свое тяжелое дыхание. Пока Пэггс приходит в себя, она встает на ноги, немного пошатываясь. На миг она пристально смотрит вниз нежными глазами- Дотти стоит на коленях, и тут Пэгги охватило странное желание наклониться и подхватить на руки.
Затем она вспомнила себя и с кем она имеет дело. Она дотягивается до прикроватной лампы и вырубает ею Дотти.
Позже, Пэгги просит помощи у Джарвиса, чтобы тот проследил за связанной на стуле Дотти, боясь, что та могла легко ускользнуть. Правда в том, что веревки были, главным образом, для шоу — заверить Джарвиса. Пегги знает, что Дотти не собирается сбегать — пока нет. Она выполнит это задание для них; она сделает то, что просит Пэгги, потому что она будет стремиться загнать Пэгги в угол для очередного раунда. Ее голод и восхищение были слишком ярки, слишком реальны для нее, чтобы быть в состоянии сопротивляться возможности.
Предательская часть Пэгги подпрыгивает от одной только мысли.