Контрабанда

– Создатель тебя выдери, Йегер, ты можешь заткнуть свой рот хотя бы на чёртову минуту? Йегер от такого заявления аж подавился какой-то своей очередной фразой и опустил кружку с пенным на стойку, немного непонимающе глядя на Жана, который хмуро продолжал смотреть на темное хмельное пиво, что горчило из-за дешевизны. Что поделать, им не дано распивать дорогие вина в компании знатных тиранов. Да и из них никто особо не горел таким желанием. – Эй, дружище, ну че… – Заткнись, помойный ты пёс, дай мне отдохнуть, – Жан сделал пару больших глотков и с громким стуком поставил кружку обратно, привлекая к себе внимание тучной неопрятной женщины, лениво протирающей стаканы в компании жирных мух. Та флегматично подняла голову, глядя на ночных посетителей настолько пустыми и безразличными глазами, что Кирштайна передёрнуло от брезгливости. Он едва не отшатнулся от этого равнодушия, но всё же нашёл в себе силы вынуть из глубоко кармана пару серебряных монет – сверх должного, чтобы хоть на время быть уверенным в том, что их местоположение в случае чего не выдадут властям. Надев шляпу, Жан, не дожидаясь Йегера, который в спешке начал прихлебывать пиво, поднялся с места и ещё раз окинул взглядом слабо освещённое помещение. Людей было мало, просто неприлично мало – за столом сидел лишь какой-то старик и, держась дрожащей костлявой рукой за спинку стула, скуривал чёрти какую папиросу и время от времени недоверчиво поглядывал на них, на парочку в необычных одеждах, явно собирающуюся уходить. У дверей ютились, понурив голову, сироты, которые позволили себе посмотреть на ровно ступающего Жана снизу вверх, когда он остановился возле. Не понятно, дожидался ли он друга или размышлял о чём-то, однако Эрен уже закончил и раздражённо дёргал Кирштайна за рукав, но тот и бровью не повёл до тех пор, пока не вложил в грязные худые ладони пару медяков. За спиной послышался неодобрительный хрип, похожий на удивлённый вздох, и девочка, почти недоверчиво глядя на деньги, вцепилась в брюки Жана. В этот раз он не удержался, отшатнулся, скинув с себя ребёнка, который тут же забился обратно. Эрен, порядком нервничающий и злой за публичное унижение, почти вывел всё ещё дерганого Жана из гнилого паба. – Что, новые перья на шляпе уже не радуют? – Йегер, кажется, пытался поддеть друга, который уверенным шагом ступал по тёмной улице. Он остановился посередине моста, обнимающего блестящую от света луны – здесь даже нет фонарей – реку, и глубоко вдохнул холодный ночной воздух. Фонарей нет, зато даже в этой забытой Создателем дыре есть патрульный. Всего один, но сколько шуму он может поднять, если засечёт их сейчас. Жан прекрасно понимает это, именно поэтому резко сходит с моста к тому месту, где земля идёт под откос прямо к глади воды, стараясь осторожно и без лишнего шуму спуститься и спрятаться в тени. – Чтоб тебя, старая лошадь, стой на месте! – Ты можешь не шуметь? Там охотник, – шикнув на Эрена, Жан вздохнул, понимая, что всё это бессмысленно. Он будет шуметь, будь они хоть в окружении этих самых охотников, будь они хоть у реи, выпивая ли с командой или развлекаясь с продажной женщиной. Юноша – а назвать его стариком в корне было не верно, им всего-то с четверть века – сплюнул в грязную реку, заросшую илом так, словно вот-вот собиралась стать болотом. Затем он прижался спиной к ледяным камням, опускаясь на землю. Туман. Туман это хорошо. И время – идеальное. – Что мне твои шелудивые охотники, когда ты сам к себе этих чертей манишь! Вот скажи, ну какого ты чёрта этой паршивке деньги дал? Как будто ты не знаешь, что тут шпионы на каждом шагу! – Выдвигаемся через сорок… Сорок семь минут, – не обращая внимания на ворчание Эрена, Жан сверяется с часами и тянется за сигаретами и спичками. Ему не хочется вслух говорить, почему он так поступил – Эрен и сам прекрасно знал, что Жан после смерти лучшего друга волей-неволей перенял часть его привычек, пытаясь так восполнить образовавшуюся в душе пустоту. Йегер знал, но ему нужно было услышать это от самого Жана, чтобы тот осознал, как рисково вёл себя Марко, чтобы тот понял, что ему так поступать просто нельзя. – Патруль будет сменяться в три, нам нужно выйти раньше на треть часа. На воде сейчас марево. Собачья погода, нам подходит. – Не увиливай от разговора, – Эрен помог раздражённому Жану закурить – тот не мог нормально чиркнуть спичкой по шкурке коробка. Тот глубоко затянулся. - Жан, пойми, капитан не должен подставлять всю команду. – Я вас когда-нибудь подставлял? – капитан удивлённо выгнул бровь, искоса взглянув на друга. Разговор предстоял не из приятных, но Йегеру, кажется, очень хотелось подраться, а у самого Жана уже чесались кулаки. – Кирштайн, сейчас, прямо сейчас. Юноша вздохнул, не в силах спорить. Обидно признавать, но этот ушлёпок был чертовски прав. Именно так их выследили в прошлый раз – сердобольный Марко всегда оставлял бродячим детям деньги, даже если видел, что они давно усмирённые, подчинённые чужой власти. Ему ещё хотелось верить в то, что они способны мечтать, но… Закончилось всё не лучшим образом. Охотники, вылавливающие контрабандистов, добрались и до команды Жана именно благодаря такой вот шпионящей шпаны. Впервые за всё то время, которое Кирштайн направлял корабль и перевозил запрещённый товар, их нашли. В итоге Марко поплатился первым и последним, потому что капитан самоотверженно поклялся больше ни одного своего друга в обиду не дать – поклялся и сейчас совершал такие ошибки. Эрен видел, что Жан всё понимает, и сейчас чувствовал себя спокойнее. Осталось только раззадорить капитана, чтобы тот был в трезвом уме и здравой памяти. – Вот и хорошо. Кстати, капитан, почему капитан именно Вы? Не я, скажем, не Армин? На Армине бы твоя шляпа смотрелась лучше, – Эрен без особого стеснения перед капитаном показательно жеманно себя ведёт, паясничает и стягивает с него шляпу, надевая её на голову и любуясь собственным отражением. Жан молился Создателю – лишь бы этот идиот не уронил её в воду. – Потому что Армин – незаменимый тактик, отличный снайпер, но ему не хватает уверенности. А у тебя просто не хватает мозгов, без каких-либо преимуществ, –- раздался неприлично громкий плеск, и Кирштайн закатил глаза – ну как обычно, всё через заднее место, то, чего он так боялся, случилось. – А теперь уматываем отсюда, пока не собрали всех патрульных из-за тебя. – Слушай, а вообще, о чём может мечтать капитан контрабандистов? – спрашивает на ходу Эрен. От таких вопросов Жан порядком удивляется – неужели Йегер в последнее время всё же обзавёлся интеллектом? – Ни о чём. – Эй, не веди себя, как усмирённая шестёрка. Мы же революционеры, в конце-то концов! – Ещё громче, Эрен, ещё громче, на корабле ещё не всем слышно. Стой, СТОЙ, говорю, я пошутил. Жан, стоя у руля, очень не вовремя вспоминает этот разговор с Эреном. Они уже второй день на воде, погода стояла всё так же не из лучших. Туман играл им на руку, но рассеивался быстро из-за попутного северного ветра, но они хотя бы не стояли из-за штиля, как вышло в прошлый раз. Действительно, о чём может мечтать сам контрабандист? Стоило бы упомянуть, что они везут весьма… Весьма необычный товар, за который их сразу отправят на плаху, если найдут его, убранный в коробки, в трюме корабля. Создавать мечты и прятать их в мешочки, закупоривать жидкую любовь в бутылках и растворять крошки чувств в обычной воде могли только несколько алхимиков, которые подвергались гонениям, которых искали и пытались уничтожить. Жан думал, верил и надеялся, что этот тёмный и бесчувственный век скоро закончился, но понимал, что вряд ли это случится при нём - пока у людей так мало воли и силы. А сейчас… – Капитан, прямо по курсу патруль, патруль! – Арлерт влетел в каюту, спотыкаясь на ходу и едва не роняя бинокль. – Прямо по курсу? Но ведь прямо в нескольких… – Жан в одну секунду метнулся к карте и компасу. Армин навис рядом, заглядывая через плечо и кивая – он прекрасно знал, что там, на севере, было как раз то местечко, куда нужно было завести два заказа. Только сейчас встревоженный капитан заметил, в каком состоянии Арлерт – он потрёпан так, словно только что вообще поднялся с кровати: светлые волосы, собранные в хвост, взлохмачены, сам он выглядел запыхавшимся. Впрочем, он летел сюда быстрее ветра, так что такое внешний не вызывал вопросов. Более того, Армин уже переоделся в форму государственных моряков, хотя и боялся донельзя. – Что же это, нас подставили? Унывать было нельзя, потому что тогда упадёт дух команды. В любом случае, если они ошиблись курсом, нужно было попытаться аккуратно обмануть пост, где уже подавали световые сигналы и требовали причалить. Если же их действительно обманули… Что ж, его команда была готова дать отпор. Жан, уже переодевшийся в форму, вышел на палубу спустя пару минут вместе с Армином, который снова приник к биноклю и оповестил, что на посту, кажется, стоит только один человек. Кирштайн сразу отсёк предложение застрелить его, когда Армин как будто бы потянулся за винтовкой – следовало переговорить с людьми, если есть возможность не разводить лишнего шума. – Чёрт! Документы! Есть новые документы? – Кирштайн вопросительно глянул на юношу, всё ещё взволнованно мечущегося туда-сюда, так что тот остановился и, пару раз нервно кивнув, потянулся во внутренний карман за новым удостоверением. – Винсент Шерше? Серьёзно, Армин, серьёзно? А, дьявол с вами. Эрен… Нет, не смотри на меня так, ты остаёшься здесь и по сигналу готовишься к обороне. Арлерт, идёшь со мной, у тебя язык подвешенный. А чего это ты так светишься? Йегер кашлянул в кулак и сделал шаг в сторону от тактика, который прижимал к груди бинокль и отчего-то краснел. Переведя непонимающий взгляд на Эрена, Кирштайн раздражённо вздохнул и велел оставаться Армину на месте – с таким блеском в глазах его мигом рассекретят, а стать серьёзнее Арлерт, пока так сильно влюблён, не сможет никак. Через двадцать минут судно причалило к посту, и Жан, приглаживая тёмно-синий костюм капитана, спустился на пристань. Его встретил невысокий молодой человек, который почтительно снял фуражку. Кирштайн приходил в себя и старался сохранить равнодушное выражение лица, хотя внутри него всё переворачивалось. Кажется, его не собирались убивать так сразу – либо здесь какая-то ловушка, либо бойни действительно удастся избежать. Как вообще могут драться те, кто не испытывает при этом никаких эмоций? – Ваше и… – Райвель Аккерман. Ваше имя и документы, – голос молодого человека звучит сухо и безучастно – Жан едва не морщится, но сдерживается, кивая и доставая бумаги. А потом он сдерживается, чтобы не захихикать. Чёрт, ему нужно отдохнуть от всей этой нервной работы, переложить ответственность. – Винсент Шерше. Почему здесь никого нет? – Хорошо, – он поднял взгляд, пристально посмотрел на Кирштайна, сравнивая фотографию в паспорте с реальность. У того перехватило дыхание на секунду. У Райвеля были серые глаза, такие же серые, какими видит сам Жан усмирённых людей. И тем не менее – может, ему всего лишь показалось – в них был такой живой блеск, который сам Жан ещё никогда не встречал, такой, что он воодушевляет и даже заставляет выпрямиться. Аккерман смотрит на него немного непонимающе, возвращает документы и принимается за бумаги, связанные с кораблём. – На этом форпосте больше нет людей, кроме ещё двух патрульных. – Сколько стоит ночь? – Простите? – Ваша ночь. Ночная смена. Сколько за неё дают? – Жан наглеет в край, а молодой человек, стоящий перед ним понимает, прекрасно понимает, что этот капитан сейчас очень рискованно играет с огнём. Стоит ли вестись? Верить? Покрывать? – Десять серебряных за патруль. А теперь… – Я дам больше. Райвель опешил от подобной дерзости и откровенного подкупа, а Жан опёршись о столб за его спиной, ещё сильнее навис над Аккерманом, который в свою очередь уже не мог отвести от него взгляда. Этот прохвост будто бы питался пониманием того, что перед ним – живой человек, живой, настоящий человек, с чувствами и мыслями, какими-то желаниями. Ему от этого едва ли не становилось дурно – тогда какого чёрта он работает на государство, вылавливает таких контрабандистов, как Жан? До него доходит не сразу, только тогда, когда Аккерман, нахмурившись, отодвигает его от себя. – Чёрт бы Вас… Я вынужден осмотреть Ваш корабль, – он делает шаг в сторону и уверенным шагом направляется к судну. Он не достаёт оружия, не торопится, не выдаёт того, что ему хочется отправить этого юнца, чудом ставшего капитаном, куда подальше, чтобы он искал себе проблемы где-нибудь в другом месте. Жан пошёл чуть следом, в туманной темноте стараясь не упустить силуэт. На палубе стоит гробовая тишина, словно никого, кроме Жана, здесь никогда и не было, но оно и к лучшему. Капитан снова пропускает Аккермана вперёд, а сам даёт знак – едва заметное движение руки – отставить панику. Притаившиеся под брезентом моряки едва заметно расслабились, хотя, кажется, вот-вот готовились накинуться на незваного гостя. – Думаю, стоит начать с моей каюты, - предлагает Жан и сам уводит его в нужную сторону. – Там стол и основные документы о грузоперевозках, думаю, это Вам будет интересно. Конечно, интересно. Намного интереснее становится тогда, когда этот молодой капитан, закрыв за гостем дверь, чувственно вжимает его в ближайшую стену. Райвель судорожно дёргается и пытается не отталкивать его от себя, тычется носом в плечо, в то время как ему заводят руки над головой. Жан выдыхает упругий от напряжения воздух и позволяет себе то, что позволить себе при государственных шестёрках никогда бы не посмел – он едва заметно улыбается в свете горящей на коробках лампы. Немного больно – губы треснувшие, обветренные. От этого патрульного хорошо встряхивает. – Значит, вот о чём мечтают государственные патрульные – чтобы пираты выдрали их втайне от начальства? – Пошёл к чёрту, – Аккерман сглатывает, оттягивая Жана за волосы. Тот морщится, но приходит в абсолютный восторг из-за чужих эмоций. – То, что привело тебя сюда, не моё. – Правда? – Жан даже отстраняется на секунду, глядя на Райвеля, чей вид оставлял желать лучшего – его уже хорошенько примяло. Тот только кивает и отворачивает голову, стараясь не смотреть на юношу, потому что, чёрт возьми, в нём столько жизни и энергии, что сам Аккерман задыхается сейчас, чувствуя, что тот не пытается сдерживаться. А сам Жан, кажется, истосковался по чувствующим людям вне его собственной команды, да и сам Райвель, по его мнению, был просто необыкновенный. – Что ж, но у тебя-то есть своя мечта? Райвель молчит. Что вообще позволяет себе этот дерзкий мальчишка? Почему он до сих пор не на виселице? Ах да, верно – Кенни очень много денег угрохал за то, что бы этот ушлёпок принёс ему этот весьма специфичный товар в целости и невредимости. Правда, сам ушлёпок, кажется, зазнался и принял их вообще не за клиентов. И сейчас он отыгрывается, когда усмехается на ухо и поддаётся собственному искушению – Создатель, они знакомы всего с четверть часа - приникает к чужой шее и медленно целует, оставляя влажные следы. Аккерман морщится, но при этом, когда чувствует, что его руки отпустили, снимает с Жана пиджак, который вообще был ему не к лицу, сносит ему с головы фуражку. Кирштайн подхватывает его под колени, будто Райвель ничегошеньки не весит, и несёт его к столу, где останавливается передохнуть. Под пиджаком у него – обычная белая рубаха, чуть пожелтевшая от времени, синяя бандана, которую явно не успели снять в спешке. – Жан… Жан, черти бы тебя… – у Аккермана, когда он прижимается носом к чужой груди и глубоко дышит, как будто бы кружится голова, потому что одежда, отсырелая от промозглого тумана, пахнет морем, солью, свободой, и от этого чувства все жизненные принципы, выстроенные Райвелем, в момент подкашиваются – в этом контрабандисте он в секунду видит свою свободу, оттого и позволяет ему прижаться ближе, наклониться ниже, целовать глубже. Шершавые, пропахшие порохом и табачным дымом ладони скользят под рубашкой и на миг замирают. – Откуда ты знаешь моё имя? – Идиот. После того случая, когда вас прижали, тебя по имени и в лицо каждый патрульный знает. Велено… Мм… Поймать. – Ты с этим уже справился. Корабль отчаливает ближе к рассвету. Райвель, непривычно расслабленный, сидит на краю пристани, невольно провожая его взглядом. Он подбрасывает на руке какую-то красную бутылочку, рассматривает на свет жидкость, находящуюся в ней. Какая-то сотня миллилитров обычно пахнущей эссенции, которая похожа на воду, действительно способна вернуть человеку его способность чувствовать, любить? Пробовать он не решается – всё-таки, это не ему принадлежит. Хозяин появляется где-то через час, когда судно уже исчезает за горизонтом, и Аккерман молча отдаёт Кенни бутылочку. – Ну и как он, этот Кирштайн, не только на морду симпатичный? – мужчина сально ухмыльнулся, глядя на Аккермана, продолжавшего почти безучастно смотреть на горизонт. – Отвратительно, к чему всё опошлять. Он угостил чаем. – Что, эти воришки ещё и чай перевозят? Эх, если б я только знал!