Этот свет никогда не погаснет

За полтора года как-то слишком много вещей перенеслось в съемную квартиру Мин Юнги. Слишком много ярких предметов, которые закрыли собой белые. Вот, например, какие-то маленькие картины неизвестных художников с выставки. Ладно, ничего, потому что Юнги как раз вот они нравились за свои холодные цвета. Зима ему нравилась больше, чем остальные времена года, зарисованные на небольшом холсте. И вот ламповая осень, в принципе, была тоже неплоха. Однако новый цветной диван ему не нравился. Кто, блять, вообще придумал, что диван надо покупать больше, чем один раз в жизни? Кто, блять, решил, что диван должен быть малинового цвета? Ну серьезно? Мин Юнги теперь надо валяться целыми сутками на малиновом, мать его, диване? А что с его прекрасным маленьким телевизором? Что с ним, спросите вы? А нет его больше здесь, Юнги негодует. Теперь вместо него стоит небольшая плазма. Какая ему плазма, какие ему малиновые диваны, когда он сам от них сбежал? Ах, еще и прекрасные плотные занавески. Цвета, блять, коралла. Что за домик для барби? А это всего лишь Чонгук тоже здесь живет. Чонгук, который просто для того, чтобы посмеяться, смотря на то, как щеки Юнги от злости приобретают красный оттенок, в цвет гостиной. Он еще, кстати, купил очень мягкий коврик, тоже, кстати, кораллового цвета, чтобы было все "вау и ах". И ведь не жалко ему денег, чтобы позлить Юнги? Оу, ни в коем разе. Для Юнги вообще ничего не жалко. А тут всего лишь потерпеть цвет, режущий глаз. Ерунда. Вот уже пятый день Юнги держался, курил, бубнил, что-то возмущался и себе под нос ругал весь свет, как это и бывает с благородными стариками. Вот уже пятый день в доме Чонгука происходит настоящее представление. Он все хочет показать комнату ребятам, чтобы Хосок оценил его шутку, Намджун одобрительно поднял палец вверх, Джин сказал "молодец, я тоже все хотел так сделать". А Тэ? А Тэ будет жаль Мина. Ну да не посрать ли, кому там Мина жаль? Мин тут сам ходит последние дни и, судорожно вздыхая, сам себя жалеет. В кухне появилось больше посуды и техника заменена на новое, но произошло это еще шесть месяцев назад, поэтому, к этому Юнги начинал привыкать, тем более, что интерьер так сильно глаз не раздражал, просто было не очень привычно. Стульчиков больше, больше сам столик и ножки у него не шатаются. Вот что Юнги нравится, так это поджаренные тосты. Вот он теперь сидит и думает, как жил столько лет без поджаренных тостов? Но разве же он Гуку это напрямую скажет? Просто Чонгук теперь сам многое стал видеть. И он, конечно же, не со зла. Просто фигура Юнги настолько комична, что нельзя над ней не подшутить. Но тоже по-доброму. Как только он, Чон, поймет, что перебор, так продаст этот чертов диван, плазму, коврик, занавески, что так сильно раздражают Юнги. Чонгук вежлив с жильцами дома, все знают его как хорошего, очень милого мальчика, который в силу своей щедрости решает скрасить будни несговорчивого соседа снизу. Они никогда не шумят, ведут себя прилично. И даже как-то от зорко-осудительного взгляда стариков укрылся тот момент, когда младший переехал к старшему. В свой дом он уходил только для того, чтобы наводить там чистоту, все-таки дом его любимой бабули. Старушки умилялись, старички уважали. Такого прекрасного Чон Чонгука, который всегда поможет несчастным старикам полку прибить, повесить картину, протереть пыль за шкафом, потому что очень воспитан и приветлив. Его улыбка крайне смущает двух медичек, которые уже скоро собирались съезжать, так как могли теперь себе позволить жилье ближе к университету. А Гук такой милый парень, что и вещи поможет им перевезти. Он вообще очень здоровский парень, отличный человек, самый добрый и самый приличный из всех молодых людей, что есть в наше время. Такой весь сверкающий и светлый, такой весь заботливый. Идеальный. - Хен, а хен, - тихо шепчет Гук на ухо Юнги, нагибаясь к нему. - Задницу подними, - его горячие ладони проходятся по влажному телу Юнги, по его бокам, тонкой талии. Цвет кожи Юнги по-прежнему безупречен, если не считать тех отметин на теле, что россыпью оставляет младший регулярно. Ему, наверное, нравится портить эту идеальность. Юнги что-то мычит, но задницы не приподнимает. - Хен, ты такой упрямый. Почему я всегда должен заставлять тебя? Тебя все уговаривать надо, - Гук сжимает в своей руке возбужденный член Юнги. - Все надо просить тебя. А я не хочу просить тебя, слышал? - Юнги фыркает. Гук кончиком носа очерчивает каждый позвоночек Юнги. Он так любит это тело, которое уже его. Которое ему и для него. Губы сначала мягко касаются ягодиц, но тут же зубы вцепляются и больно кусают. Кусают и оставляют смачный засос. - Хен, - тихо выдыхает младший. - Ну издай ты хоть звук, поумоляй меня, ну, - его руки развязывают ту тряпку, что была тщательно завязана вокруг рта старшего. Юнги слабо кашляет, слюна капает на малиновый ковер. Руки, связанные между собой, так сильно хочется развязать, запястья ноют. - Пошел на хуй. Хотел трахать, так давай, не развози, - язык заплетается. - Ну-ну, хен, чего ругаешься-то? - Потому что ты, блять, спустил в штаны уже пару раз, глядя на меня, а у меня, блять, хуй болит, - у него не только член болит, у него еще и спина в таком положении затекла. - Закажи себе блядь какую-нибудь, что ли. Издевайся над ней так. - Хен? Ну тебе же нравится, когда я делаю так, - он крепко сжимает ягодицы Юнги цепкими пальцами и, слегка раздвинув, языком пробирается в уже разработанную дырочку. У Юнги подрагивают плечи, колени оседают, но он по-прежнему не издает и звука, только ногти впиваются в ладони. - Это тебе нравится, - и голос ровный, хотя спина чуть прогибается. - Ну, мне тоже, хен, - он мягко целует копчик. - Все что я прошу, поумолять меня, Юнги. Тебе так сложно меня поумолять? Сложно попросить? Я все никак понять не могу. Умоляй меня, Юнги, давай уже быстрее, сам всунуть хочу уже. Мучаешь нас обоих, Юнги, - голос серьезный и в нем больше нет и капли лукавства. - Вообще, это в последний раз, когда я иду тебе на уступки. Говорят же, что детям нельзя идти на уступки, они потом на шею садятся. - Юнги, до сих пор меня ребенком называешь? - по всей комнате пролетается треск. Это шлепок по заднице Юнги, на которой остается красный след. - Нехорошо говоришь, Юнги, - еще один шлепок. - Кто, говоришь, здесь ребенок? - Ты, блять, ты чертов ребенок, которому все мало, сколько бы не дали. - Ну нет, же, - усмехается Чон, целуя места ударов. - Я же просто люблю тебя, Юнги. Очень люблю, правда. - Прекращай уже языком трепать и делай что-нибудь. Или руки мне развяжи, заебали твои ебанутые игры. Гук качает головой, опять Юнги не хочет ему подчиняться. Он его уже нагнул не один и не два раза, а тот ему все еще не подчиняется. Ну что за нудный и вредный Юнги? Ну вот что с ним делать? У самого в штанах пиздец склизко, мокро, гадко и тесно. Жарко на самом деле в футболке, на самом деле уже хочется, очень даже сильно хочется всунуть этому хену. Он, если его попросить, еще и в позе наездника постарается для Гука. Только Гук уже не ребенок, чтобы просить, уже взрослый, чтобы брать без всяких там разрешений. Пряжка ремня расстегивается, руки Юнги развязываются, и не успевает младший снять белье с джинсами, как старший уже усаживается на нем верхом, наклоняется и произносит: - И на кой черт тебе было так выебываться? Уже бы, блять, десять раз все успели сделать, нет же, Гукки, блять, играет в крутого чувака из порнухи. - Вообще-то, хен, блять... - но он уже не успевает договорить, его рот затыкают слюнявым поцелуем. Глубоким, страстным и долгим. Руки Мина быстро справляются с одеждой Гука, практически не прерывая поцелуя. Обвивает свой язык вокруг его легкими нажимами. Волной налегает на Гука, втирается в него, вжимается. А Гук по-прежнему не может контролировать себя, правда, теперь нужно постараться чуть больше, чем просто облизать сосочки. Юнги, раздвигая ноги, отстраняется от Гука и, чуть прикрыв глаза, насаживается на член младшего. Тот от удовольствия закусывает губу. Мин самодовольно хмыкает, но не произносит ни одной мысли, что крутятся в голове. Лучше промолчать сейчас, чем слушать вонь младшего о том, что он доминирует. Да-да, пусть думает, что доминирует, посрать, трахаться уже хочется, намучили Юнги сегодня уже. Плавными движениями, периодически сжимая член Гука своей задницей, Юнги двигается и достаточно быстро набирает темп. Одной рукой придерживается, другой надрачивает себе. О да, как же нравится этот ракурс Гуку, как ему нравится наблюдать за Мином с этого положения. У него по телу тонкие и искрящиеся струйки пота стекают вниз. Их хочется слизать. - Юнги, - он чуть сильнее закусывает губу, когда его член сжимает задница Юнги особенно сильно. Гук гортанно мычит, Юнги тяжело дышит, водя уже двумя руками по разгоряченному телу младшего, который двигает бедрами навстречу движениям. - Тебе так нравится из-за ракурса? - улыбается лишь уголками губ Мин, все плавней и плавней насаживаясь. Он намного гибче Гука, намного умелей, и не факт, что Юнги выступает на этот раз в роли пассива. Он всегда актив, всегда властвует и всегда смотрит сверху вниз. Но ладно уж, сделает вид для младшего, промолчит один разок. Ничего страшного, он же знает, кто здесь всей игрой заправляет. Он же знает, что Гук вот-вот кончит. У него невероятно красиво вздымается грудь, он с каждым разом все больше и больше излучает какой-то такой тонкий шарм, который все притягивает и притягивает Юнги. Ему нравится, когда Гук терпит фиаско, когда не получает того, чего так сильно хочет и нравится снисходительно это ему давать. А потом нравится это лицо, лицо, которое получает то, что хотело. Как же Мину нравится это, как же ему нравится такой вот Чонгук, он все равно снизу и плевать, что его член в заднице Мина. Это Мин его трахает. Но он не так уж сильно и злорадствует. Все злорадство перекрывают эти глаза, эти губы, это лицо. У Мина только желание остается, быстро прогоняя это самодовольство, которое в нем никогда не исчезнет до конца. - Гукки, - в самые губы стонет Юнги, просто потому что правда хорошо. Потому что крепкие руки сжимают его задницу, потому что Гук толкается в него все быстрее и быстрее. Кто-то из них отстает, а кто-то двигается быстрее, Мин никак понять не может. Ему здорово, потому что Гук задевает пару раз простату, потому что уже наизусть выучил нужный угол проникновения. А еще один интересный факт - Юнги кончал в Гука один раз, Гук кончал в Юнги всегда, просто принципиально. Он чувствовал так свою доминантность, что ли. Это, кстати, Юнги тоже почему-то нравилось, но он себе напрямую об этом не говорил, говорил себе, что это все равно ему. Ребячество вообще какое-то. - Юнги, я сейчас кончу, - тяжело дышит Гук, сглатывая слюну. Только Юнги хочет попросить его, чтобы тот потерпел, как младший кончает, сделав пару последних и редких толчков. Тут уже с внутренней стороны бедер из Юнги вытекает тонкими струйками сперма. Гук выходит из Юнги, второй весь покрасневший и мокрый целует Гука, обхватив его лицо своими тонкими пальцами. - Прости, сейчас, - все еще тяжело дышит Гук, но тут уже встает. Заставляет Юнги усесться , раздвигает его ноги и вбирает в рот сочащуюся смазкой головку члена. Юнги гладит младшего по волосам, массирует кожу головы. Опрокидывает свою голову, закусывает губу и сглатывает. - Можешь быстрее, уже скоро, - тихо и хрипло говорит Мин. Гук, вбирая глубже, сжимает губами основание. Пару раз надавливает на головку кончиком языка, делает несколько движения рукой, сомкнув пальцы на основании, слегка сжимает и Юнги кончает в его рот. Гук глотает все и, пристроившись тесно к старшему, прижимает его к себе крепко и целует. - Давай больше без твоей это доминантной хуйни? - спрашивает Мин, вылизывая шею Гука, надеясь на то, что парень все-таки понял бессмысленность и пустую трату времени. - Это ты что имеешь в виду? - искренне даже удивляется Гук. Но все напрасно, Гук по-прежнему ребенок. - Да ничего, ничего, - Мин гладит Гука по волосам, зарываясь в них тонкими пальцами. Гук довольно закрывает глаза и улыбается, обнажая ряд ровных зубов. Мин тоже улыбается, только более сдержанно. - Как же я люблю, когда ты делаешь так, - Гук сам льнет к рукам. - Поэтому и делаю. - Юнги? - Что? - Ты же меня любишь, да? Больше всего, точно? - Пф, тосты - однозначно больше. Спать - однозначно больше. Лежать - однозначно больше, - начинает уже загибать пальцы. - Блять, мог бы и сказать, что "да". - А зачем говорить, что "да", если нет? - Ладно, не порти все, - отмахивается Гук. Юнги улыбается. - Еще и лыбится, - ухмыляется младший, вставая на ноги, он наклоняется к Мину и поднимает его. Только Мин хочет встать на ноги, как Гук, покрепче сжав его, говорит: - Подожди. Я люблю тебя носить, дай донести тебя до ванной, - Юнги вздыхает, но обвивает ноги вокруг талии младшего. Держась за его плечи, закрывает глаза. Гуку нравится такого рода близость. Нравится, что Мин прижимается к нему сейчас, что называет его по имени, ему все нравится. И, черт возьми, раз он такой хороший, то завтра же продаст эти бесячие Юнги детали интерьера гостинной. Они встречают Чимина совершенно случайно. Как раз тогда, когда Гук приносит на скамейку к Юнги баночку зеленого чая. - О, Чимин-хен, - младший кланяется. Это теплая зима, но снежная, сейчас идет снег, сейчас очень красиво, Юнги улыбается, потому что низкого роста девушка, стоящая за Чимином все-таки поддается любопытству и выглядывает, чтобы посмотреть на Юнги. - Привет, - улыбается Гук девушке, что крепко сжимает руку Чимина. - Удачи, друг, - говорит Мин. У них зрительный контакт с Чимином. Чимин улыбается ему, подавая руку. Эту руку жмет Мин. Гукки и девушка не понимают этих взглядов, они только смотрят с любопытством, надеясь что-то понять. Но им не понять, потому что бывают такого рода взгляды, которые понятны лишь двум. - Спасибо, приятель, - руки намного дольше сжаты. А когда Чимин уходит, они с Юнги становятся хорошими друзьями, попрощавшимися, возможно, не навсегда. Юнги закрывает глаза, запрокидывает голову, смотря на танец снежинок. - Юнги, а эта вот маленькая... она на тебя похожа, - Юнги кивает. - Хотя бы так. - Что "хотя бы так"? - Пей свой чай, замерзнешь, - Гук, жмет плечами, отдает баночку Мину, свою же открывает и пьет содержимое. Мин поглядывает на Гука, на ресничках которого снежинки, который очень красив сейчас. Вообще, почему бы не насладиться зимой хоть раз в жизни? Мин выйдет из тени на сегодня и насладится красотой.