На закате

      На стенах висели какие-то грамоты и благодарственные письма, ещё пара полок была обставлена кубками и медалями. Сарада в этом мире была активной: участвовала в различных соревнованиях, конкурсах, даже в неких творческих выставках. Умница-отличница.       Местной Сараде, кажется, было лет шестнадцать или около того. По крайней мере, столько ей было, когда делали фотографию, стоявшую на одной из полок. Явно счастливая девчонка задувала свечки-цифры, по бокам толпилась целая свора лыбящихся подростков, а сзади притаились родители именинницы, на вид более сдержанные, но не менее счастливые.       Фотографий в принципе было довольно много. Сложно не заметить, но почти на всех Учиха Сарада искренне улыбалась. Девушка была такой счастливой. Такой везучей. А улыбка её — такой омерзительной, что Сараде стало тошно смотреть на собственную копию.       Потому что справедливости не существует.       Потому что всегда пока кто-то радуется жизни, другие непременно страдают.       Потому что Сарада не понимала, почему именно в её мире началась война и мама умерла и почему именно этой другой Сараде досталось всё, о чём так мечтала сама девочка в своих самых смелых грёзах?       Ещё была куча фотоальбомов, но Сарада не желала даже думать об их существовании. В их мире старый дом, в котором они жили, сгорел во время нападения вместе со всеми фотографиями и вещами, которые принадлежали матери. У девочки даже не было возможность носить что-нибудь в память о ней.       Здесь всё напоминало о маме. И женская обувь, стоявшая в прихожей. И отсутствие многослойной пыли — той, что накапливалась все те месяцы, пока Саске с Сарадой пропадали на миссиях, а после возвращения были слишком уставшими, чтобы убираться, или приходилось сразу отправляться на новое задание. И цветущие в горшочках растения и цветы — Сакура любила флору в доме. И эти бесконечные фотографии с радостными лицами. Даже запах блюд — те, которые когда-то готовила мать Сарады. Находиться в этом мире, в этом чертовом доме было просто невыносимо.       А больше всего бесил отец, чуть ли не до скрежета в зубах. С благоговением и печалью смотрел он на фотографии чужой жизни, мягко проводил пальцами по деревянным рамкам, по стенам, окрашенным в любимый нежно-салатовый цвет Сакуры, по обвивке старого дивана, который Сарада не смогла не узнать — в их родном мире до пожара у них в гостиной стоял точно такой же.       За тот взгляд на Сакуру девочка почувствовала, что готова ударить своего отца.       Он позволял себе то, чего не позволяла себе сама Сарада.       Он представлял себе, каким бы стала их семья, будь Сакура, настоящая Сакура, жива.       В их мире Сакура когда-то получила серьёзнейшие ранения в молодости, что поставили крест на её дальнейшей карьере ниндзя и сделали калекой на всю жизнь, именно поэтому в критический момент она не смогла постоять за себя против вражеских шиноби. В этом же мире, очевидно, Сакура была в порядке.       И они очень беззаботно болтали о различиях в двух мирах прямо на ходу, не очень подробно, а просто упоминали неожиданные небольшие бытовые факты, иногда говорили про некоторые события, которые, как оказалось, по большей части различны, хоть и присутствовали схожие моменты. Саске продолжал неспешно рассматривать гостиную, пока на соединённой с ней кухне Сакура разогревала еду и на скорую руку готовила что-то ещё. И это выглядело настолько естественно, будто старый друг после долгих скитаний пришел в гости и обменивается новостями, что только казалось ещё более ненормальным.       — У нас остался только чай с жасмином, если хотите, то я могла бы заварить.       — Ох, я бы с радостью… — начал было Саске, но тут же был перебит.       Это стало последней каплей. Чаша терпения лопнула.       — Нет. — Оба взрослых недоуменно уставились на девочку, скрестившую руки на груди. — Отец... — медленно процедила она, — мы должны уйти.       — Что? Но, Сарада, мы только…       — Оглянись, отец, — раздраженно произнесла Сарада, еле сдерживая гнев. — Это — не наша жизнь. И нечего нам сюда лезть. Ты так смотришь на нее, будто это действительно мама! Очнись! Она — не моя мать и уж тем более не твоя жена! Настоящая мама погибла несколько лет назад, а ты за это время даже не пытался выследить ее убийц! — девчонка буквально выплюнула эти слова, презрительно глядя на собственного отца, у которого сердце с каждым словом холодело. — Зачем ты вообще с ней разговариваешь?! Эта женщина ненастоящая, фальшивка! Почему ты не можешь этого понять? Почему ты не видишь этого? Почему смотришь на нее так, как должен смотреть только на маму?! Ты говорил, что любишь ее. Говорил, что ради нее готов на все! Так что же? После ее смерти мало того, что не пытался отомстить, так еще и меня пытался отговорить от мести. «Месть не принесет успокоения, месть порождает ненависть»! Ты словно мантру повторял мне эти слова. Но, знаешь, мне плевать на это. Я хочу, чтобы те ублюдки получили по заслугам за то, что они сделали с мамой. Ты помнишь, что они с ней сделали, отец, помнишь ли?! Я помню, отлично это помню, потому что видела это собственными глазами, потому что чувствовала запах ее крови, потому что слышала собственными ушами ее крики и гогот тех свиней, что обесчестили ее! — Сарада не могла остановиться. Она кричала на отца, а вместе с ним и на потрясенную Сакуру. Слезы лились из ее глаз, и она со злостью вытирала их, когда глаза покрывались пеленой, но те все продолжали литься и литься, как и дождь, что лился в день смерти ее матери. Нескончаемый дождь, что заглушал тогда истошные вопли маленькой девочки, которая сидела перед трупом. — Ты! Где ты был, отец, скажи мне?! Где ты был, когда она плакала? Когда кричала? Когда умирала, шепча твое имя?! Ты думал, поплакать будет достаточно?! Так ты ее любил, да? Клялся в вечной любви, но ничего не сделал, когда узнал об ее смерти. И тогда на миссии тот убийца... один из них. Он был там тогда, прямо перед нами! И ты, скажи мне? Что ты сделал?! Ничего!!! Ты позволил ему жить дальше! А сейчас готов променять маму на человека, который всего лишь похож на нее! Ты так жалок, отец. Используешь подделку, чтобы по!..       Сарада не успела договорить. Ее схватили за руку, а затем крепко-крепко обняли, прижав голову к плечу. В первую секунду девочка почувствовала злость. Как посмела эта самозванка строить из себя ее мать?! Но потом Сарада почувствовала запах. Этот знакомый, далёкий, почти как в полузабытом сне запах, которым пахла ее мать когда-то — легкое дуновение весны и спелой вишни. Сарада не нашла в себе сил оттолкнуть ее, поэтому зарыдала пуще прежнего, отчаянно хватаясь за ее одежду. Таких же оттенков цветов, которые некогда носила ее мама.       — Я знаю, я не твоя настоящая мама, — тихо начала Сакура, слушая, как шмыгает носом девчонка, и чувствуя, как та дрожит, — и, возможно, это не мне говорить, но… я понимаю ее. Она ведь… спасла тебя, верно? — Сарада замерла. — Спрятала тебя, а сама пошла навстречу врагам. Пожертвовала собой, чтобы ты могла жить, потому что она — твоя мама. И я понимаю ее, ведь то же самое, не колеблясь ни секунды, я бы сделала для своей дочери, если бы это спасло ей жизнь. Мне жаль, что тебе пришлось пережить это, но я... я знаю, к чему ведет дорога мести. Ненависть порождает лишь ненависть. В конце концов, убив обидчиков, ты почувствуешь в сердце лишь пустоту. Эта месть не вернёт тебе мать, а за тех людей пришли бы отомстить другие. Этот круг ненависти продолжался бы вечно, пока стороны не перебили бы друг друга. В конце концов, твоя мать умерла, чтобы ты жила. Не существовала ради мести, а именно жила. Мёртвым уже ничего не нужно. Другое дело — живые люди, окружающие тебя. Эй, слышишь?.. — Сакура приподняла подбородок девочки и посмотрела в глубокие тёмные глаза, будто силясь разглядеть в них что-то. Она помнила, с каким отчаяньем посмотрела на неё девочка и вместе с тем — надеждой, когда впервые увидела и назвала «мамой». Эта девочка была ещё таким ребёнком, но уже столько испытала, сколько иные не испытывают за всю жизнь. Сарада продолжала шмыгать носом, слёзы всё ещё лились, но она не могла оторвать взгляда от ярких изумрудных глаз, что находились напротив, — в них тоже стояли капельки слёз. — Посмотри на отца, Сарада. Он любит тебя всем сердцем. Силы нужно направлять не на месть, а на защиту дорогих тебе людей, которые до сих пор живы.       Сарада повернула голову и вздрогнула. От обычного напускного веселья или же спокойствия на лице Саске не осталось и следа. Сколько в лице отца было боли, печали и тоски, но ни капли злости за всё, что она наговорила ему. Но самое главное — нежность. Сколько нежности было в его глазах, сколько любви. На Сараду нахлынули противоречивые чувства. Она чувствовала растерянность, вину, грусть, но такое счастье за то, что кто-то продолжал её любить, что кому-то она была дороже жизни, что та не знала, какому чувству дать волю. Всё за неё решили слова отца:       — Я помню, как рос вместе с твоей матерью. Она — серьёзная ответственная девушка, в то время как я — раздолбай и бабник, которых свет ещё не видывал. И я влюбился без памяти в эту девушку. В каждый её жест, в каждую её улыбку, в каждое её слово. Я был готов пасть к её ногам, расплакаться и умолять, чтобы она была со мной. Я хотел встречать с ней рассветы, закаты, держать её руку всю жизнь вплоть до глубокой старости. До сих пор не понимаю, как моя любовь всё же оказалась взаимной, ведь изначально Сакура даже не смотрела в мою сторону, — Саске наконец-то решился посмотреть на свою дочь. — Твоя мать была очень добрым и сострадательным человеком. Родители её некогда погибли от рук вражеских шиноби во время войны. Она не мечтала убить их и отомстить, но считала это своим долгом, а когда сделала это, не почувствовала ничего, кроме пугающей пустоты внутри себя. Месть не принесла удовлетворения. Напротив, товарищи убитых захотели отомстить за их смерть, и их тоже пришлось убить, но перед этим она потеряла несколько друзей, пока те сражались с ней бок о бок. Она поняла: месть, эта ненависть, что живёт в сердцах, не принесёт ничего хорошего. Это — порочный бесконечный круг, который, если его не разорвать, унесёт с собой множество жизней. «Месть не принесёт успокоения, месть порождает лишь ненависть. И от этого страдают близкие тебе люди и в первую очередь ты сам», — повторил он слова погибшей жены, и девочка вздрогнула от осознания того, сколько раз уже до этого она слышала это из его уст.       Он повторял это как мантру, потому что это были слова его любимой. В тот же момент девочка наконец-то поняла, наконец-то увидела: она была так одержима идеей мести, что совсем отдалилась от друзей, от клана и даже от собственного отца, пытавшегося её уговорить и от этого ещё больше раздражавшего её. Она была так одержима, что на какое-то время позволила отравляющим мыслям захватить её разум. Тогда, когда они попали в засаду, когда она погналась за убийцей матери, когда отца ранили... всего лишь на короткий миг, на крохотную милисекунду... она всё же подумала, что готова его оставить умирать, если сумеет догнать того шиноби и убить его.       И это напугало её сильнее, чем что бы то ни было.       — Я не хотел, чтобы ты пошла по этому же пути, — продолжал Саске. — Не хотел, чтобы ты повторила судьбу матери. Я всего лишь хотел, чтобы война побыстрее закончилась, хотел снова увидеть твою улыбку, которую не видел уже несколько лет. И ради этого я пошёл вслед за тобой, вступил в АНБУ, уговорил хокаге всегда давать нам совместные задания, всячески пытался защитить, даже если тебе зачастую это не нравилось.       — Отец…       — И твоя мать… Я никогда не любил кого-то так, как полюбил её. И если ты засомневалась в этом, прости меня. Я помню, что с ней сделали. Я видел её тело и, по правде говоря, поначалу желал смерти убийцам не меньше, чем ты, если не больше. Я мечтал замучить их до смерти, ведь… — он до боли сжал кулак, — ведь они не заслуживали лёгкой смерти. Но потом я посмотрел на фотографию твоей мамы, и я понял, что не мог так сделать. — Кулак разжался. — Поступив так, я был бы ничем не лучше них, этих мучителей. И я уверен, что Сакура права. Твоя мать хотела бы, чтобы ты жила. Ты ведь не заслужила этого ужасного наказания, жить на войне с самого детства… Прости, что я не смог уберечь тебя от этого. За то, что меня не оказалось рядом, когда умерла твоя мать. За то, что тебе приходится нести бремя этих воспоминаний на себе. Я виноват, я должен был закончить порученную мне миссию раньше. Возможно, я бы тогда смог прийти до нападения на Коноху и спасти вас… Если бы я поторопился, если бы я только успел… — Саске опустил голову и зажмурился, сжав зубы. — Если бы только я тогда успел… Я… Я виноват во всём, Сарада. Мне так жаль, так жаль… Я…       Мужчина удивился, когда почувствовал, как кто-то сжал его рукав. Приподняв голову, он натолкнулся на тёмные глаза дочери, на краях которых всё ещё стояли капельки слёз. Девочка поджала губы.       — Я знаю, что ты не виноват, отец. Знаю. Всегда знала. — Сарада отвела взгляд. — Да, теперь я ясно помню тот день. Когда на нас напали, началась эвакуация людей. Но из-за меня, из-за моего каприза… Я хотела вернуться за своей любимой игрушкой, из-за чего мы не успели за эвакуированными людьми. Пришлось идти в другую сторону, и мы почти выбрались без хвоста, как… я упала и выдала себя. Мы бежали, бежали и бежали. А те шиноби… будто просто развлекались, следуя за нами, но не упуская из виду. Мы прыгнули в один из домов, и мама спрятала меня в шкафу, а сама вышла к ним, чтобы отвлечь их. Но, в конце концов, они… они… Они затолкали её обратно в комнату, а там… они… — Девочка сглотнула, после чего слова сказала совсем тихо: — Они меня не видели, да и не особо заботились о моём исчезновении, но я видела через щели дверцы шкафа, как они рвут её одежду, слышала её крики, которые она пыталась сдержать, и… смех. Этот их мерзкий смех превосходства. И я… я просто… я… Я не хотела думать, что это случилось из-за меня. И я просто сорвалась… на тебя, отец, я просто… просто…       Саске присел и обнял дочь, тело которой чуть подрагивало от плача.       — Это не твоя вина, Сарада, — глухо сказал он, — это — война. Не только мы потеряли то, что нам дорого. Не только мы испытали этот страх и ужас. Поэтому мы обязаны во что бы то ни стало остановить её. Чтобы наконец-то мы смогли жить.       Саске посмотрел на Сакуру, которая всё это время молча слушала их. Женщина, прикрывая рот, плакала, еле сдерживая всхлипы. Она не могла, слушая все эти слова и услышав историю этой девочки, оставаться равнодушной. И она плакала, переживала эту боль, как свою собственную.       Мужчина отстранился от девочки и поцеловал её в лоб, нежно погладив по голове.       — Спасибо вам, Сакура-сан, — тон его по отношению к ней стал более уважительным. — Вы не только не бросили нас, но и привели к себе домой и вылечили. — Он поклонился.       Сарада, утерев слёзы, склонила голову в знак благодарности. Она больше не могла злиться на эту женщину, осознав, что злость, которую она испытывала, была в действительности направлена вовсе не на неё, что Харуно Сакура даже в параллельном мире ею и оставалась, всегда готовая выслушать, обнять и утешить.       Сакура вытерла влагу с лица и выдавила из себя слабую улыбку. С теплотой в сердце она смотрела, как ей улыбаются в ответ.