Валлийский девственник

Когда Тэрон был еще мал, Роберт часто рассказывал ему историю их с Крисом любви, словно сказку со счастливым концом, о которой мечтает любой омега. Будет ложью сказать, что и сам Тэрон не воображал о таком, представляя свое будущее безмятежным и счастливым. У жизни на этот счет были свои планы, она щедро осыпала омегу невзгодами и горем, наградила болезненными чувствами к тому, кого нужно было ненавидеть. И теперь, стоя там, в этой бархатной тьме, сгорая под взглядом Колина, захлебываясь воздухом, натянутый как тетива лука, Тэрон осознал, что хотел быть сейчас именно здесь, а не дома. — Мне лечь? Тэрон глубоко вздохнул, прежде чем спросить, и взялся за завязки на штанах. Пусть уж это поскорее случится, пусть Колин заберет у него последнее, что осталось. Свободу, надежду, душу, теперь и тело. Деревянными, дрожащими руками совсем не просто разобраться с мудреными узлами. За сердцебиением, подобным ударам молота Тора, не слышно никаких звуков, даже дыхания Колина. Или он затаил дыхание, застыл в ожидании… — Что ты делаешь? — голос альфы был… удивленным? Он взял Тэрона за руки, сжал в своих ладонях, мягко, не удерживая. — У вас так принято? Я не прошу тебя делать это. Ложись и спи, никто тебя не коснется… — А ты коснись! — Громким шепотом вдруг отозвался омега, вскинув голову, глядя в глаза. Что еще непонятно? Как нужно сказать, чтобы этот тупой сакс понял? У Колина в горле пересохло враз, грудь обдало огнем, а потом по позвоночнику прокатилось вниз. Он сглотнул несколько раз, пытаясь не сорваться, не схватить, не сделать больно. Одна мысль о том, что он может навредить Тэрону, отрезвила. Никто его не обидит. Никогда. Он сам в первую очередь. — Если тебе это не нужно, то к дьяволу тебя, са… Замолкнув на полуслове, Тэрон застыл как изваяние, если бы те могли так же дрожать. Потому что Колин, милорд как там его, осел у его ног и пугающе нежными пальцами принялся снимать с омеги обувь. Тэрон рад был возможности схватиться за его плечи, обрести опору, чтобы ходящие ходуном колени, о которые оперся лбом Ферт, не так сильно выдавали его. Альфа почти не дышал, пока касался пальцами застарелых зарастающих мозолей от тех бывших абсолютно не в пору башмаков, которые Тэрон таскал в крепости. Это были те метки, которые Колину хотелось стереть с него, они значили, что викинг принадлежал ему. Синяк на шее, чернеющий даже в темноте на светлой коже, говорил совершенно об обратном. Это Ферт ему принадлежит. Тэрон облизал губы и, похоже, первый раз за эти минуты выдохнул. Колин у его ног поднял голову и посмотрел так, что сердце омеги замерло, а потом пустилось в шальной ритм. Ферт так же медленно поднялся на ноги, как до этого опускался вниз, и снова навис, ближе, чем раньше, касаясь еще не телом, но его теплом. Это было даже не чувство, а предчувствие поцелуя, когда губы еще не коснулись друг друга, а глаза уже закрыты и тело ожидает этого, готовое вздрогнуть в тот же миг. Стоит губам Колина накрыть его собственные, Тэрон непроизвольно подается назад, пока руки альфы не ловят его в объятия, мешая отстраниться. Все совершенно не так, как недавно в лесу, без давящего напора, требования подчиниться – сейчас омега все решал сам, а Ферт подстраивался под него. Тэрон никогда так этого не ощущал. Во время течки вожделение обрушивалось на него болезненно и резко, не давая дышать, и лишь сейчас он понял, каково это, когда желание накатывает постепенно. Сначала он почувствовал приятное тепло, которое сосредоточилось в животе и вдруг заполнило все тело, стоило Колину оторваться от его губ и прижаться к шее, не разрывая объятий ни на мгновение. Омега глубоко и резко вздохнул, рвано выдохнул, а потом, наконец, ответил, всем телом прижавшись к Колину, запустив пальцы в его спутанные волосы. Он никогда никого не хотел, в сухом остатке даже в течку никто конкретный не будоражил его воспаленное сознание. До Колина. Может, Ферт и был более искушенным в плотской любви, нежели Тэрон, но покорные английские омеги не могли подготовить его к ощущению ногтей, впивающихся в спину, блестящим решительностью и страхом глазам и требующему телу. Омеги Колина были неприхотливы, не ожидали ничего, не просили. Даже когда он уложил Тэрона на постель, тот не выпустил ногтей из его спины, не полосуя, цепляясь за него. — Может, все же спать? — Колин не хотел казаться безразличным, он до ужаса боялся увлечься и увидеть в глазах омеги былую ненависть. Тэрон болезненно ударил альфу в живот коленом. Он пришел сюда… даже уже сейчас не вспомнить из каких побуждений. Но лежать под горячим, тяжелым телом, накрывшим, но не придавившим его, с задранной рубахой и помутнением рассудка от сжавших его сосок губ, было правильно. Разве?.. Разве его не должны были просто перевернуть и поиметь? Он думал так всю жизнь, готовился молча принять это. Сейчас хотел орать, выгнувшись на пятках и плечах, пока не сможет наконец прижаться чувствительным как в течку членом к телу над ним. Сакс, сакс, сакс, Колин, Колин… Когда одежда была снята, они оба замерли, глядя друг на друга. Смущения не было, было лишь восхищение за секунду до того, как они уже не смогут остановиться. Колин осмотрел тело под ним и методично, неспешно оставил несколько засосов, поднимаясь снизу вверх: от щиколоток до шеи. Тэрон орал «САКС» в ответ на каждый, глядя вниз, касаясь каждого нового пальцами, чтобы ощутить пока еще легкую боль. Колин ласкал его тело так медленно, с упоением слушая зажатый ладонью горячий и злой шепот, перепрыгивающий с датского на английский, а когда его губы коснулись такого мокрого, не скрывающего желаний омеги члена, тот почти захлебнулся. — Альфы не… Колин совершенно провокационно замер, пропустив в рот только головку, даже не сжав ее еще губами, глядя на то, как Тэрон пытается, ПЫТАЕТСЯ, дышать ровно, чтобы сказать до конца то, что начал. И как почти до умопомрачения мечтает двинуть бедрами вверх, чтобы до конца войти в его рот, на интуитивном уровне понимая, что это удовольствие сведет его с ума. —…не берут в рот? Он сказал это! Или нет. Тэрон покорился своим желаниям, вогнав свой член Ферту в рот и застонав при этом так невообразимо сладко, что альфа его за все простил. Он бы с наслаждением кончил в этот момент, если бы Колин не остановил его грубым движением у основания члена. Перед глазами прояснилось, но желание никуда не делось. — Ты не мог бы?.. — Тэрон произнес это, не зная, что хотел сказать. Что хотел попросить. Сделать хоть что-нибудь, наконец! Колин не железный. Он доведет Тэрона до безумия губами завтра, каждый день, пока тот не доверится ему полностью. А сегодня, проникая пока еще только пальцами в тело омеги, он сделает то, что тот шептал ему. «Можешь сделать это». Тэрон не желает лежать, ему по душе усесться альфе на колени и с вызовом смотреть сверху вниз, пока член входит в него, растягивая медленно, больно. Но, черт или Локи, кто там есть, как же Колин умирал под ним, молил напряженными бедрами, дыханием, руками. Они с этим альфой… они совпали каким-то образом, не должны были, а соединились вопреки всему. «Именно так больно, как и…» Тэрон замер на этой мысли, когда Колин приподнял его и опустил вниз, двигая бедрами навстречу. Омега бы вскрикнул, но вовремя сжал зубами чужое плечо. Каждый толчок жег его изнутри, а член бесконечно терся о живот Колина, влажный, как и их тела. Ритм увеличивался по мере того, как Тэрон привыкал к абсолютно новому чувству внутри себя. Колин, раскрытыми ладонями подхвативший его под ягодицы, не мог затормозить, следя широко раскрытыми глазами за реакцией. Тэрон отклонился в его руках, подставляя шею и плечи под поцелуи, и запрокинул голову. Несколько мгновений Колин любовался этой картиной, пока не ощутил теплые капли на своем животе, а через мгновение его самого против воли накрыло горячими судорогами, заставив сжаться и расслабиться. Они сидели так долго, Тэрон на Колине, сжимая друг друга в объятиях, пока омега все же не приподнялся и опустился на постель, повернувшись на бок. Сил ни на что не было, но он успел подумать, что Ферт, наверняка, получив, что хотел, забудет о нем в тот же миг. Стиснутый в объятиях, под одеялом, согретый горячим дыханием в такую чувствительную от засосов шею, Тэрон закрыл глаза. Как же хорошо, что в эту ночь он столько раз оказался неправ.