История о том, как мышь хотела утку поиметь... - 3

Томока Мой мир не без уродов. Лицемерие живет в каждом, кто меня окружает, Таканори тому подтверждение. Напускное возмущение, лживая тревога за человека, за друга, за женщину, которой он хотел бы обладать - конечно, он всячески будет изображать из себя сердечного друга, лишь бы не упала тень подозрений на него лично… снова! Я всего лишь подковырнула трещину, и едва не развалила фасад. Не удержалась и закатила глаза. Как же мне надоели все их терзания. У каждого своя боль: Такашима Койю вечно ищет в своем божественном образе недостатки и как только находит, начинает разыгрывать трагедию мирового масштаба, демонстративно упиваясь горечью осознания. Он просто человек. Как это можно забыть? К этому прибавим еще и Рин, которая от собственной глупости и наивности верит всему, что ей скажут, от чего выходит несусветный бардак в ее жизни и жизни двух мужчин. Ну, хоть со вторым-то все понятно, к счастью. Таканори Мацумото с детства недолюбили, недодали, недокормили, вот и взрослый никак не насытится - всё мало ему, дай то, что блестит и подороже! Фрустрация, возникшая на том самом моменте, как в его жизни появилась Рин, не даст покоя ни ему, ни Такашиме Койю, ни тем более самой девушке, моей подруге. Кому-то нужно уйти из этого треугольника, а я уж точно знаю, кому. Но все это время я старалась не вмешиваться - имею ли я на это право? Я лишь вижу логичный и единственно правильный вариант решения. Жаль, что это будет на руку, другим камарильям, жаждущим поиметь лакомый кусок… Идя вперед, я столь глубоко погрузилась в размышления, что не заметила, как оказалась в одном коридоре с человеком, которого сейчас видеть не желала. Идущий на встречу он улыбнулся мне, даже набрал воздуха в легкие, чтобы что-то сказать, но я ускорила шаг и пулей пролетела мимо. Нет, уж ты то… Нет! Больше я на твои улыбочки не поведусь, хватит с меня этих непонятно каких отношений. Попыталась найти счастье, а нашла головную боль, невроз и, кажется, алкоголизм. К дьяволу все! И тебя тоже! Шаг за шагом, на волне злости, преодолела немалый путь. В этих коридорах можно было марафон пробежать при желании и .... Хм! Словно подарок судьбы, Арису так удачно шла в аккурат в женский туалет, не видя меня за спиной. А настроение у меня подходящее для вырывания волос. Открыла дверь - ее вещи лежали, она же, видимо, в одной из кабинок. Под шум смывающей воды я закрыла двери туалета на замок. Она не поздоровалась и даже не отреагировала на моё присутствие, было заметно, что напряглась, как пружина, и стала спешно собираться. Чувствует, что что-то не так... Демонстративно делая вид, что не замечает моего пристального внимания, пошла к выходу. Ручка повернулась, но дверь не открылась. - Что за шуточки, Курокава? Губы растянулись в улыбке, она даже не догадалась замок повернуть. - Живо открой дверь! Я стояла напротив нее, скрестив руки на груди, но потом, сделав пару шагов навстречу, дала понять, что готова их распустить. - Ты глупая. Как можно реально верить, что твои смс-ки хоть как-то повлияют на их отношения? - Мои смс-ки? – ее голос дрогнул на миг, но потом она искусно продолжила слетать с темы. – Ты что себе навыдумывала, идиотка! Живо открой дверь, а иначе я закричу! Я подошла вплотную, она замерла, не двигаясь. Я намотала на кулак ее волосы и отволокла ее ближе к стене, слегка стукнув головой об плитку. Легкое шипение от боли, но она молчала. - Ты понимаешь, что твои попытки вернуть парня бессмысленны, у него есть невеста, дочь, семья. Что ты хочешь от этих отношений? Он не откажется от них ради той, которая даже не любила его. Твоё скотское поведение не заставит его прискакать к твоим ногам. - Убери от меня свои руки! Ты сильно пожалеешь! – она не слушала меня и продолжала угрожать. - В чем смысл? Тоже недолюбили в детстве? Подруги поддели гордость мисс Арису или просто на спор? Вижу цель – нет препятствий?! - ТЫ пожалеешь, если сейчас же не отстанешь от меня, - почти рыча, повторила она. - Ты меня явно не слышишь, да? – моего терпения уже не хватало. Я оттянула ее и силой заставила упасть на колени. Думаю, ей больно от падения на кафель, в одних-то капроновых колготках. Шпильки противно заскрипели, в унисон ее визгу. В какой-то момент я поняла, что грязный пол туалета будет унизительно целовать губами и, размазав ее помаду по полу, я остановилась. - В школе я всегда дралась. Буллинг, слышала о таком? Чаще всего издевалась над теми, кто мне не нравился, а особенно над теми, кто лез к моим подругам. Арису, ты меня поняла или нет? Она молчала, но я слышала всхлипывания - ей было страшно, но, видимо, гордость была еще не сломлена окончательно. - Арису? – я сжала кулак, сильнее выворачивая ей руку, дабы сделать больнее. Но чем упорнее она молчала, тем дольше длились ее мучения. - Я поняла! Я ПОНЯЛА! Пожалуйста, больно… Хватка ослабла сразу же. Я встала с нее, а она поспешила подняться и отошла подальше, сколько хватало площади туалета. - Не лезь туда, где без тебя хорошо. Я дважды не повторяю. Я вышла с чувством некого облегчения, словно решила математическое уравнение и нашла правильный ответ. Но так ли это? Я напугала ее, дала понять, что у Рин есть друзья, которые ее прикроют. Встав недалеко от туалета, ждала, в каком виде она выйдет к людям. Что ж… и ни намека на инцидент, даже покрасневшие от боли коленки она замазала пудрой. Она отрешенно прошла мимо меня, с трясущимися руками, что не могло не радовать. Ох уж это чувство превосходства над слабыми. Оно опьяняет. Я зашла в кабинет Таканори Мацумото. При моем появлении его подкинуло. Он резко встал с рабочего кресла, но, опомнившись, сел обратно. Однако, момент позора был пойман - теперь и он меня боится. Я сегодня прям богиня ужаса. - Могу ли я задать тебе пару вопросов? Только между нами. Я удовлетворительно кивнула и села на диван, недалеко стоявший от его стола. Он часто его использовал, как предмет для вдохновения: огромный, мягкий, в нем легко утонуть, обложившись бумагами, блокнотами, и уснуть. Таким я его чаще всего находила поздними вечерами, когда Таканори засиживался на работе. - Скажи, как ты поняла? - Что? – честно, я издевалась над ним. Понятное дело, что вопрос о Рин и его чувствах к ней. Видимо, он опасается, что про его маленькую очевидность знаю не только я. Мужчина встал, прошелся по комнате, потом снова сел в кресло. Ударился головой об стол и жалобно промычал какие-то проклятия. Вот тут у меня пропал дар речи, хотелось засмеяться, но было понятно, что он действительно страдает. И мне стало горько от этого понимания. Я ощутила боль, которую сама прячу. - Я не могу! – завыл он, продолжая биться лбом о стол. – Она вся в моей голове. Но и друга предать не посмею. Что мне делать? Он посмотрел на меня, ища достойный совет, но в этот миг мои глаза наполнились слезами. Я расплакалась. Сама того не осознавая, как я могла… расплакаться? Слезы? Серьезно? - Эй, Томоко! – я ничего не видела, все расплылось, но голос был испуганный. Что бы я, Курокава Томоко, и плакала?! - Эй, ты что? Тебе плохо?! Эй! Я чувствовала, что он был возле меня, одна рука сжимала мою коленку, а другая коснулась плеча. И вправду испугался. - Угомонись, у меня не сердечный приступ, а просто слезы. Приступ, отчаяние, или оборона дала трещину … кто ж поймёт? Я все же обычный человек, может и сильный, но даже они ломаются. Влюбилась сама, но не вижу общего с ним будущего. Мне пора бы задуматься о жизни, которая прогорает просто так. Бесцельно, все черновик пишу... Я ладонью, рукавом, всем, чем могла, вытирала слезы. Какой из меня советчик, если я собой не владею. Таканори благородно поднес стаканчик воды. Приняв его, выпила полностью. А потом успокоилась. - Любовь должна приносить счастье, а мы к нему еще не готовы, — философски начала я. - Одна любовь – от которой легко упасть, но совсем другая – потом в этом подняться. Мы поднимемся, но совсем уже другими людьми. - Я должен записать эти слова, — словно мы сейчас говорили о химической формуле, Матсумото встал и действительно начал черкать в блокноте. — Пока никто не видел, я продолжал ее любить. Я хотел, верил, что смогу впустить в свое сердце – себе неизвестное и незнакомое. Залечу свои раны новыми днями, а старые образы оставлю … Хрен там! Ее любовь достигла неба, пока я ногами ходил по земле. Он писал, говорил, а я слушала. Иногда отвечала. Эта была боль в творчестве, он находил ответы на терзающие вопросы и записывал их. Он спрашивал меня, может из вежливости, но я дала понять, что не хочу углубляться в детали своих чувств. Потому выслушивала его терзания, желая сделать свои печали куда менее важными и незначительными. Таканори не был против. Мы сидели долго, не один час. И я чувствовала, как становилось легче. И ему, кажется, тоже. Пусть слова останутся словами, они редко меняют наше мировоззрение. Мы - люди и всегда будем делать ошибки, будем повторять их и корить себя за это. Да, мой бессердечный Кай?