Есть только ты (Cпорим?)

      Он стоял перед дверью, не в силах открыть её. Странно, ещё минуту назад Джеймс Поттер твёрдо знал всё до мелочей: как зайдёт, что скажет. Но теперь он замер, словно статуя, и всерьёз задумался: хочет ли друг его видеть? Да, Лунатик не умел долго держать обиду, но он никогда и не срывался так, как это было вчера.       Поттер на досуге придумал длинную пламенную речь с извинениями о том, что он не будет больше навязывать каких либо девушек и пытаться их свести. Джеймс представлял, что после этого, друг сразу оттает, и всё вернётся на круги своя. Но теперь он засомневался, что Рему хватит скудных оправданий, ведь Поттер никогда не умел извиняться. Может, Лунатик и правда обиделся? Эта мысль была неприятной, ведь больше всего на свете Джеймс боялся потерять друзей.       Гриффиндорец вздрогнул, когда услышал с той стороны двери звонкий голос мадам Помфри. Значит, она сейчас рядом с Ремом. Женщина была в курсе того, что мародёры знают о его, так называемой, «пушистой» проблеме и даже разрешала им иногда заглядывать на несколько минут. Поттер понадеялся, что сейчас она не будет против его неожиданного появления.       Он взлохматил и без того торчащие волосы. Пора взять себя в руки. Поттер даже не пошёл на обед, надеясь застать Лунатика в школе, ведь потом его отправят в Визжащую хижину. — Я Поттер или не Поттер, в конце концов? — произнёс он в пространство и быстрым движением открыл дверь.       Больничное крыло после мрачных коридоров Хогвартса показалось до того слишком ярким, что больно резало глаза. Возможно, парень простоял в темноте слишком много времени. Он непроизвольно морщился, пока шёл к самой последней кровати, на которой спиной ко входу сидел его друг. Он смотрел в окно и, казалось, не слышал раздававшихся шагов.       Поттер тактично откашлялся, что делал в исключительных случаях, и Люпин круто развернулся. Будь на месте Сохатого кто-то другой, то он бы в ужасе отшатнулся или убежал из комнаты, не оглядываясь. Но Джеймс видел друга в таком состоянии много раз, так что и глазом не моргнул.       Лицо Ремуса было очень бледным, а под глазами залегли синие тени, словно он не спал несколько дней. Но, несмотря на явно плохое самочувствие, он позволил себе чуть-чуть улыбнуться, а потом вдруг серьёзно посмотрел на Джеймса, словно вспомнив о недавней ссоре.       Поттер не решался сесть, и неловко топтался у кровати. — Что ты хотел, Джеймс? — устало спросил гриффиндорец. Голос его показался хриплым и чужим, как и всегда перед полнолунием. — Рем, то, что случилось вчера… я не хотел, серьёзно, — начал Джеймс, не чувствуя былой уверенности. Слишком уж осуждающе смотрел друг. Или так только казалось? — Просто ты всегда отшиваешь любую девушку, даже если она тебе нравится. Это неправильно. Ты тоже человек. И многим лучше большинства тех, которых я знаю. Рем! — воскликнул он, как только Лунатик попытался отвести взгляд. Теперь Поттер излагал мысли понятнее, потому что хотел достучаться до друга. — То, что ты оборотень не делает тебя недостойным того, чего достойны другие! Это я-то об этом говорю? — Джеймс фыркнул, поразившись несвойственным ему словам, а тем более глупости ситуации. Кому рассказать — не поверит! Но потом он снова заговорил: — Если ты так хочешь, то я больше ничего не скажу. Просто ты мой лучший друг… — он почувствовал, как внутри что-то скрипнуло при последней фразе, оборвавшейся так нелепо. Да, Люпин вряд ли понял хоть что-то из этой тирады.       Ремус молчал, оглядывая больничное крыло, словно видел его впервые, что безумно нервировало Джеймса, но он держался из последних сил. Сам виноват. Сам. Сам. — Неужели ты так на меня злишься? — чуть ли не топнул ногой от негодования Поттер.       Голубые глаза Лунатика вернулись к лицу друга, и губы неуверенно растянулись в улыбке. — Нет, Джеймс, я тебя простил ещё вчера, — теперь он улыбался по-настоящему, как всегда улыбался Мародерам. — Ты же Поттер. Как я могу на тебя злиться? — Что? — ошарашенно произнёс Сохатый. — Я думал, ты не хочешь меня видеть.       Ремус коротко рассмеялся, увидел перекошенное лицо друга, и покачал головой. Джеймс непонимающе уставился на него. — Извини, просто я чуть с кровати не свалился, когда услышал твою заготовленную речь и еле сдерживал смех. А теперь ты словно увидел голую Эванс, и я не смог… — Люпин ухмыльнулся и закусил губу.       Ещё несколько секунд Поттер стоял с недоумением на лице, а потом, видимо, до него дошёл смысл слов друга, и он радостно улыбнулся. — Лунатик, — парень сел на кровать и с некой нежностью посмотрел на Рема. Так, как мог смотреть лишь на одного из мародёров. — О, нет, Джеймс, только не этот взгляд, — Люпин изобразил притворный ужас, хватаясь за грудь и отодвигаясь дальше. — Мне страшно, когда ты такой. Но Лили это понравится, я ручаюсь.       Сохатый представил, как сложно сейчас Ремусу вести себя так беззаботно, словно ему не хочется выть от боли и ужаса, и от этого неприятно щемило сердце, взывая к совести, но Джеймс всё равно не мог заставить себя уйти.       Колокол прозвенел, напоминая, что начинается урок. Как же быстро прошло время! У Джеймса громко заурчал живот, и Люпин фыркнул. — Ты из-за меня пропустил обед? Теперь, боюсь, что ты съешь кого-нибудь на травологии, — он уселся поудобнее, чтобы видеть вставшего друга. — Главное, не профессора Стебль!       Они вместе рассмеялись, потом Поттер засунул руки в карманы и серьёзно кивнул. — Главное, что между нами нет никаких обид, Рем. Ладно, я пойду, а то опять получу наказание, и у Лили появится ещё один повод не идти со мной в Хогсмид.       Джеймс понимал, как же ему повезло иметь такого друга, как Лунатик, который вопреки статусу старосты и своей нелёгкой жизни всегда помогает им, мародёрам, и покрывает их похождения. А главное: он всегда понимает терзания друзей, только лишь взглянув на них, и вносит необходимую толику рассудительности, без которой компания наверняка бы натворила дел.       Ремус хотел добавить, что Эванс и так всегда отказывает Поттеру, но промолчал. Он вдруг припомнил только что сказанные слова Джеймса и резко поддался вперёд. — Что значит «опять»? — крикнул Люпин в спину уходящему другу. — Вы что, успели влипнуть в историю за несколько часов?       Сохатый, уже в дверях, обернулся и ухмыльнулся. Даже отсюда было видно, как недобро сверкают его карие глаза. — Увидимся в Визжащей хижине, Лунатик, — с этими словами он вышел из Больничного крыла, оставляя Ремуса наедине со своими мыслями… и мадам Помфри.

***

      Он совершенно случайно увидел её, и сердце пропустило удар. Это ощущение до сих пор было новым и непривычным, да ещё с учётом того, что девушка находилась рядом в последнее время крайне редко, немного позабылось.       Парень редко ходил по Хогвартсу один, но именно сейчас все друзья куда-то подевались. То есть он знал, что Джеймс пошёл к Лунатику, который находился в Больничном крыле, а Питер доделывает Трансфигурацию в гостиной, которую мародёры закончили ещё в выходные. Сириус бы и сам помог нерадивому другу, но тот сразу же понёсся к Алисе и Фрэнку, срывая их милое уединение. Да, знает Хвост толк в приличиях.       Девушка повернула голову на шум шагов и сразу вся будто подобралась, напуская равнодушие. Интересно, почему она не в Большом зале, как все, а сидит в одиночестве в безлюдном коридоре? Блэк почувствовал себя последним кретином. Надо было поздороваться, а не пялиться на неё несколько минут, теряя время . — Сириус, — тихо произнесла она и взглянула так, что желудок парня сделал тройное сальто вперёд. — Привет, — сказал он, потому что ничего лучше не придумал. Да и что говорить?       Толкэлотт отвела взгляд, свесила ноги с подоконника и поспешно спрыгнула, намереваясь уйти. Гриффиндорец понял, что момент упущен. Она сейчас в очередной раз исчезнет, а он останется один вместе со своими переживаниями. — Люси, пожалуйста, — словно проскулил Бродяга. Да, слышал бы его Поттер… До чего же он докатился.       Девушка замерла, уже успев сделать несколько шагов в сторону, противоположную той, откуда шёл Сириус. Её спина напряглась, а руки сжались в кулаки до побеления. — Сколько ты будешь бегать? — продолжил он, обретая голос. — Самой не надоело вести себя как ребёнок?       Люсинда не отвечала, не двигалась, но и не уходила. А это уже было хорошим знаком. И в душе Сириуса появилась надежда, поэтому он продолжил: — Неужели ты не хочешь поговорить? Просто поговорить обо всём, что произошло. Да повернись же ты, Мерлин тебя дери! — яростно выдохнул он.       Медленно, она обернулась. Никаких эмоций, полный контроль. Сириус уже начал бояться, что ей стало всё равно. Но как? Неужели Толкэлотт ничего не чувствовала, когда была с ним? Либо она очень хорошая актриса, либо он совершенно не разбирается в девушках. Второе однозначно исключено. Минуту, за которую Блэк почти успел сойти с ума, слизеринка вглядывалась в его лицо, а потом кивнула. — Да, ты прав. Хватит.       Сириус ожидал чего угодно, только не этого. Он думал, что девушка будет спорить, кричать, вырываться, но нет… Просто смирение и спокойствие. И он даже не знал, что хуже. — Серьёзно? — выпалил Блэк. — То есть, я имел в виду, почему сейчас? Ты даже на меня не смотрела последние две недели. — Я не могла, — пожала она плечами. — А теперь боль прошла. Всё прошло, — её лицо было таким безразличным, что тело парня окутал холод, а в груди неприятно закололо. Он резко выпрямился, словно получил пощечину. — Нет, — упрямо заявил Блэк, — не так быстро. Я чувствовал, что всё осталось по-прежнему, когда поцеловал тебя. И ты ответила. — Это было на мгновение, — медленно произнесла Толкэлотт и покачала головой, отчего прядь чёрных волос упала на грудь. — Пора и тебе забыть. — Я тебе не верю, — возразил Сириус, чувствуя, как бешено двигаются желваки.       Он ощущал, что это ложь, пусть и столь убедительная. Верил, что всё не так, и шанс есть. Ну, почему всегда сложно с девушками? А с ней больше всех. Блэк направился к слизеринке и заметил, как та дёрнулась, а потом быстро скрестила руки на груди. Словно защищалась.       Он остановился в каком-то полу метре и отчаянно вглядывался в её лицо. Должна же за этой маской скрываться хоть одна метка подлинных эмоций. Толкэлотт вздёрнула подбородок и с вызовом встретилась с его чёрными, как ночь, глазами. Сириус не сдержался и усмехнулся. Такие знакомые привычки. — Так всё прошло? — спросил он и сосредоточился на её лице. Если она соврёт, он заметит. Слишком хорошо её знает, да и на таком расстоянии гораздо легче определить эмоции.       Девушка молчала, плотно сжав губы, а когда открыла их, чтобы озвучит ответ, Бродяга уже всё понял. — Да. Абсолютно, — он с улыбкой слушал этот бред, вызвав недоумение у Люсинды. Когда она говорила, её левая бровь немного дёрнулась, и девушка несколько раз моргнула, прерывая зрительный контакт. — Скажи это ещё раз, — Сириус сделал шаг вперёд, оказываясь на таком расстоянии, что спокойно мог наклониться и поцеловать слизеринку.       Толкэлотт судорожно втянула носом воздух, пытаясь вернуть самообладание, но это давалось ей с трудом. А он изо всех сил сдерживал счастливую улыбку, потому что знал, что теперь она никуда не денется, и вглядывался в красивые глаза цвета моря. Да, она всё ещё надеялась выкрутиться, соврать, продержаться на плаву. Но зачем, Мерлин её дери?!       Глупые предрассудки! Как можно добровольно бежать от счастья? Он этого не понимал. Сириуса охватило какое-то странное чувство и, словно торнадо, унесло далеко и надолго. И тут он не смог промолчать. Понял, что надо это сказать, потому что иначе момент будет испорчен. — Я тебя люблю, — тихо, лишь для неё. Неужели он действительно влюбился? — Нет, — яростно выдохнула слизеринка. Её зрачки мгновенно расширились. — Ты врёшь.       Он медленно покачал головой и улыбнулся. Глупая Люси, ну почему же ты не веришь? — Я люблю тебя, — повторил он, сделав акцент на последнем слове. Недоверие в её глазах сменилось чем-то другим. — Зачем?.. — на лице девушки изобразилось глубокое страдание, и Блэк сразу перестал улыбаться. — Я ведь тебе не нужна. — Да почему? — оскорблённо спросил он. — Я все эти дни не мог спокойно спать, думая, как тебя вернуть, караулил в коридорах и на лестницах. Думаешь, я со многими так делал, да? То, что сказал Эйвери, это бред. Плевал я на всех людей в мире и на их мнения. Единственное, что важно — это что чувствуешь ты, — он наклонился ближе и ощутил её горячее дыхание. — Если не любишь, то я не буду держать. Клянусь, больше никогда не буду пытаться тебя вернуть. Но если… — он нежно провёл ладонью по её щеке, желая дотронуться до неё губами, а потом целовать девушку, пока они не онемеют. — Скажи мне… только правду.       Сириус выпрямился, потому что боялся, что не сможет сдержаться, да и Толкэлотт сама должна была принять решение, а не под натиском опасной близости. Парень был уверен на девяносто процентов, что Люси его любит и просто ведёт себя, как хладнокровная стерва, чтобы доказать обратное.       А десять процентов шли в пользу того, что Блэк просто её не знает. Вдруг девушка с самого начала с ним играла, никогда не показывая себя настоящую? Конечно, такой вариант был маловероятен, ведь он слышал, как бешено билось её сердце в минуты их близости.       Почему она не отвечала? Просто смотрела и молчала, думала о чём-то своём. Как же он хотел узнать, о чём именно, залезть к ней в голову, тогда на сердце стало бы немного легче. Сириус уже собирался спросить ещё раз, потому что терпение стремительно заканчивалось, но тут уголки её губ дёрнулись, и вместе с этим изменилось и лицо. — Да, — сказала Толкэлотт, и глаза её заблестели. Блэк не понял, что означало это «да», поэтому не двигался и, казалось, перестал дышать. — Я тоже... люблю тебя.       Девушка не успела больше ничего произнести, потому как Сириус крепко сжал её в объятиях. Она его любит! Он не ошибся! От счастья закружилась голова, а от её запаха, самого желанного на этом свете, защипало в глазах. — Люси, — выдохнул он, зарываясь в мягкие чёрные волосы. Как же он по ним скучал, как хотел снова прикоснуться. — Сириус, — она отстранилась и заглянула в его глаза. Наверное, сейчас у этих двоих они были одинаковыми — взрывались радужными фейерверками. — Скажи, что никогда не обманешь. Нет! Пообещай, — она сделала брови домиком, отчего казалась такой милой и мягкой, полной противоположностью тлй Люсинды Толкэлотт, которую все знали. — Конечно, — он взял её лицо в свои руки и чуть склонился, чтобы их глаза были на одном уровне. — Обещаю.       И она сдалась. Теперь уже окончательно. Рывком преодолела несколько сантиметров и поцеловала его. И Сириус ответил, вкладывая всё то, что рвалось изнутри. То, что нельзя было выразить словами. Забывая, кто он и что делает в этом одиноком и странном мире. Хотя нет, уже не одиноком. Ведь была она, словно солнце, вернулась в его жизнь. И он верил, что «всегда» случится. По крайней мере, хотел в это верить. Ведь, кажется, Сириус Блэк впервые влюбился… — Сириус, — выдохнула Люсинда в его губы, разрывая поцелуй. — Спасибо, что не сдался, — она с любовью посмотрела на него.       Он улыбнулся так, как мог улыбаться только ей и поцеловал свою девушку в висок, чувствуя, как под губами бьётся тонкая жилка. — Даже если бы я захотел по-другому, то не смог, — усмехнулся Сириус, щекой почувствовав её улыбку.       Он никогда не думал, что влюбится так сильно. И в кого! В слизеринку! Это казалось каким-то нереальным и до боли неправильным, ведь человек должен быть эгоистом, чтобы выжить в современном мире. И Сириус успешно справлялся с этим до недавних пор.       Другое дело — друзья. Мародёры, вторая семья, в последнее время даже заменившая кровную. Но такая любовь, которая может сгубить тебя в любой момент, пожевать и выплюнуть наружу, просто глупа. Она как искра: никогда не знаешь, когда рванёт. Жалкое зрелище — человек, которого бросили, сломали. Но сейчас гриффиндорец был счастлив, поэтому ему и в голову не пришло вспоминать старые обещания, данные самому себе.

***

      Джеймс быстрым шагом шёл в теплицы, весь скукожившись от холода. Это ведь надо забыть тёплую мантию в комнате! Хотя, если учесть, что он туда не заходил, а обеденное время провёл в Больничном крыле, то и не удивительно.       Поттер не мог стереть глупую улыбку, потому что думал о том, что всё у них, мародёров, будет хорошо. Конечно, впереди война, но парень о ней не часто вспоминал в стенах школы… почти.       Когда до входа в теплицы оставалось несколько метров, оттуда вышла МакГонагалл вместе с Доркас Медоуз. У Джеймса появилось нехорошее предчувствие. Выражение лица декана Гриффиндора было подавленным и печальным, а шестикурсницы — непонимающим и взволнованным. Её светло-серые глаза, кажется, увеличились в раза два и теперь занимали половину лица, как минимум.       Доркас была не во вкусе Джеймса, в ней чувствовался какой-то немой укор во взгляде. Гриффиндорец мало общался с однокурсницей, так же как и с Сивиллой, потому что у них не было ни общих интересов, ни общих друзей. Лишь уроки и экзамены.       Поттер вспомнил про Бэнгс и тот выпад в её сторону, но не успел до конца развить мысль, так как рядом оказалась МакГонагалл. — Мистер Поттер, почему вы не на уроке? — начала женщина. За её спиной нетерпеливо переминалась с ноги на ногу Медоуз. — Я опоздал, профессор, — сказал он. — Споткнулся на лестнице…       Джеймс не договорил, потому что МакГонагалл будто смотрела сквозь него, а на её лице не было злости или негодования. Только какая-то отрешённость. — Ступайте на занятие, — произнесла она и направилась дальше вместе с девушкой.       Поттер обернулся и несколько секунд смотрел на удаляющиеся фигуры. Что же случилось? Не похоже, чтобы однокурсница сделала какую-то пакость и за это её увели с урока. Да Медоуз вообще не отличалась тягой к правонарушениям, хоть и смеялась над проделками мародёров, в отличие от Лили.       Джеймс нахмурился, но потом вспомнил, что спешит и ринулся в теплицы. Профессор Стебль замолчала при его появлении. — А-а-а, мистер Поттер, вы опоздали. Присоединяйтесь к остальным, — рассеянно сказала она, махнув рукой в сторону толпы.       И тут парень встревожился не на шутку. Да что с преподавателями, Мерлин всемогущий? Хорошее настроение как рукой сняло. Он увидел мародёров и направился к ним, по пути осматривая остальных гриффиндорцев. Вроде бы всё, как обычно. Все на месте.       Две пары глаз встретили его внимательными взглядами. — Ну, что? — начал Сириус. — Всё улажено, — кивнул Сохатый. Не это его сейчас волновало. — Зачем приходила МакГонагалл? — Мы и сами не знаем, — нахмурился Блэк. — Она что-то шепнула Стебль и увела Медоуз. — Я их встретил на улице, — задумчиво произнёс Джеймс. Никто из друзей не улыбался. Видимо, они тоже были обеспокоены странным поведением преподавателей. — Стебль после этого ходит, как в воду опущенная, — добавил Хвост, оглянувшись на женщину — не слышит ли она? Но, кажется, та вообще присутствовала не на уроке, а на другом конце Вселенной. — Может, домашнее не задаст? А то у меня ещё ЗоТИ не готово… — Да тут всё куда серьёзнее домашнего задания, — произнёс Джеймс. Ответом ему послужила тишина, словно Хвост очень сомневался, что существует что-то важнее.       Урок травологии проходил на редкость спокойно и без происшествий. Студенты, заметив непривычную лояльность преподавателя, наплевательски относились и к растениям, и к полученному заданию. Зачем копаться в земле и пачкать руки, если можно просто постоять и поговорить с друзьями?       И только когда гриффиндорцы забывались или слишком громко смеялись, профессор Стебль ставила их на место и не сводила глаз с нарушителей тишины несколько минут. Но потом опять уходила в себя, и история повторялась.       Когда урок закончился, мародёры вышли на улицу, всё ещё обсуждая, что же могло случиться с Доркас. Навстречу им шли студенты седьмого курса Слизерина, у которых, по всей видимости, следующим была травология.   — Так что? Во сколько пойдём к Лунатику? — переспросил Джеймс, так как Сириус не отвечал. — Хогвартс вызывает Бродягу! — он помахал рукой перед его лицом и только потом увидел, что друг смотрит в одну точку и улыбается. Поттер повернулся и… ну, конечно! Кому ещё Блэк так мог улыбаться? Но ведь они не общались две недели... и в глубине души Джеймс даже был этому рад. Люсинда Толкэлотт определённо ему не нравилась. — Не понял. Что за приступы ностальгии?       Сириус ещё несколько секунд смотрел на слизеринку, а потом перевёл взгляд на друга и моргнул. — Что ты говорил?       Сохатый почувствовал, что у него начинает дёргаться правый глаз. Мерлиновы кальсоны! Сириус начинает сходить с ума? — Только не говори мне, что вы снова сошлись… — Вы о чём? — поинтересовался Питер, переводящий взгляд со скоростью света с Поттера на Блэка и обратно. Казалось, он сейчас разорвётся от волнения. — Мне вот тоже интересно, о чём ты? — с невинным выражением лица спросил Сириус, уголок его губ иронично поднялся. — Привет, — все мгновенно обернулись на женский голос. «Люсинда Толкэлотт собственной персоной, — ехидно подумал Джеймс, прищурившись. — Надо же, не прошло и года». — Привет, — в разнобой ответили мародёры.       Девушка смотрела на Сириуса, а он на неё, и в компании возникло неловкое молчание. Поттер очень громко откашлялся. — Мне ещё надо захватить мантию в комнате. Идём, Хвост, — и, бросив взгляд «мы ещё поговорим» на Бродягу, он пошёл в сторону замка.       Никто даже не задумался, зачем ему тёплая мантия, ведь у шестикурсников сегодня больше не было занятий. Джеймс вообще сомневался, что его услышали, ибо никто даже не повернулся. Отлично! Ну, погоди, Бродяга! Романтик ты Гриндевальдский! Хвост старался не отставать и всё время оборачивался назад. — Неужели Сириус опять будет пропадать с этой слизеринкой? — как-то оскорблённо спросил он. Поттер вынырнул из мыслей, где он устраивает взбучку другу. — Ты же его знаешь: месяц повеселится, а потом Бродяга опять будет искать, кого бы помучить дальше, — беспечно отмахнулся Джеймс, хотя на этот раз очень сомневался. Зато Питер, кажется, удовлетворился ответом и успокоился, так как больше ничего не спрашивал.       Поттер не удержался и обернулся. Взгляду предстал Сириус, обнимающий Люсинду, и что-то говорящий ей на ухо. Девушка серьёзно кивала, глядя на него во все глаза. Причём, они явно забыли, что находятся среди толпы студентов. Джеймс фыркнул и отвернулся. Ну, и что Бродяга в ней нашёл?