Добиться девушку, любым способом

      На то, чтобы собрать остатки вещей, размещённые в комнате, ушло не больше часа. Теперь наполовину опустевшее помещение покинул хоть слабый дух обитаемости. Аскетизм и сдержанность Учих не покидали красноглазых даже в планировке домов. На Сенджу эта вездесущая пустота давила, поэтому, приказав погрузить свои вещи, он ушёл на прогулку. Слуги, едва проснувшиеся, принялись за работу, бурча под нос что-то о смысле такого раннего подъёма.       В свете восходящего солнца деревня мягко заиграла новыми красками. Белые правильные домики загорелись тёплым розовым свечением, пока дребезжащий красно-оранжевый диск поднимался над ровной линией горизонта. Общую яркость разбавляли редкие прохожие в традиционной для Учих темной робе.       Сенджу никто не стал запрещать выбираться из отведённого им дома без сопровождения. Но стоит Тобираме узнать об утренних скитаниях братца поселением Учих, будет плохо. Пожалуй, он и был главной опасностью для Хаширамы, но раз младший Сенджу сейчас, скорее всего, видит десятый сон, то бояться было нечего. Оттого он поддался интересу и продолжил изучение обители «красноглазых дьяволов».       Спустя некоторое время начали открываться лавки. Крохотные детали на общем фоне, которые придавали жизни замершей картине. Теперь с редкими цветными полосками козырьков и полотнами вывесок улицы ничем не отличались от улиц в поселениях других кланов. Невозмутимая тишина тонула в прохладном утреннем воздухе. Дурманящий запах. Слаще он никогда ещё не чувствовал, но обязательно попробует, когда будет заложен первый камень их объединенной деревни.       В отдалении от просыпающейся возни поселения, в углу, где от деревьев ползут сизые тени, стоит одинокая лавка. Может, вечерами здесь бывает больше народу, но сейчас маленький зеленый переулок кажется совершенно заброшенным. Хаширама тихо присаживается и собирает лёгкие растрепанные ветром волосы тонкой лентой. Меланхоличный флёр тугим коконом окутывает его.       Подходящее местечко для коротких утренних посиделок находится чуть ближе к лесу. Там, с небольшой возвышенности, отчетливо видны главная площадь, несколько аккуратных домиков и большой дом главы клана Учиха прямо на холме, зеленовато-розовом от восходящих лучей. Сад рядом с домом надежно скрывает жителей от любопытных взглядов, вроде его собственного сейчас. Он прикладывает руку к земле и внимательно прислушивается к природной чакре в ней. Та девственно чиста, будто никто о её там расположении и не догадывался. Учихи, наверное, никогда не применяли техники с ней связанные. Подобное, насколько он помнил, клеймилось в клане как пособничество врагу. Во многом это и определило их невысокую подготовку на поприще медицинских техник.       Техники. Хаширама долго, даже слишком, пожалуй, для того, кто просто оказывает помощь малознакомой главе враждебного ранее клана. Зато теперь он точно уверен, что с ней все в порядке, и доводивший до безумия риск — смерть от заражения крови — ей не грозит. Учитель — мужчина пусть и заносчивый, но более чем сведущий в делах лечебных. Удивительно, что он вообще согласился на это, пусть и после долгой тирады о том, что позорно с познаниями Хаширамы продолжать обращаться к нему с такими банальными вещами.       В тишине раскидистой кроны мысли собираются в кучу охотнее, а воспоминания вспыхивают раньше, и те порой заставляют его — взрослого в целом мужчину — вспоминать не самые простые моменты из прошлого. Этот шепот из давно прожитых дней в поселение Учиха то тихо переговаривается о детских шалостях, то раскатисто смеётся, превращаясь в вопль. Громче всех отчаянно смеются невыполненные обещания. Одно особенно.       Воспоминание въелось в память оставляя грубый рубец. Детская, совершенно безответственная и наивная шалость, что могла обернуться трагедией. — Думаешь, сможем? Покончить со всем этим? — Мадара слишком задумчиво смотрела на лес. Хашираме оставалось только догадываться, от чего вдруг девочка такая натужно сосредоточенная. — Конечно, сможем! Проснись ты уже! — он вскочил с места и широко улыбнулся, загораживая своей угловатой фигурой свет послеобеденного ленивого солнца. Мадара подняла на него взгляд, щурясь то ли от ослепительной улыбки, то ли из-за жгучих лучей. Она бросает наотмашь «дурак». Будничное дело для них, поэтому мальчишка даже не обращает внимания. — Может все-таки скажешь? Сама ведь понимаешь, даже если захочу, никому не разболтаю, — он садиться по-турецки рядом с ней и подставляет своё плечо.       Девочка брезгливо смотрит на него и несколько мучительных секунд собирает слова в предложения. Одно имя — и вся их конспирация развалится как карточный домик. Он может знать этого человека, может знать, где и между кем проходили стычки в последнее время. Никто ведь даже не может гарантировать, что его не было в этот момент рядом. В момент, когда Буцума Сенджу опасно ранил ее отца. Сердце билось в груди остервенело и оглушительно, как барабанный бой. — Не могу, Хаширама. Хочу, очень сильно хочу, но нельзя, — она продолжает вглядываться в зеленые кроны и, кажется, даже может различить, как птица срывается с ветки где-то вдалеке. Учиха подтягивает колено ближе к груди и слепо следует глазами за взлетевшей к разодранным ватным облакам пташке. Вид с вершины скалы всегда был чудесен.       Хаширама понимает и молчит. Молчит и сидит рядом, стараясь не двигаться, чтобы не спугнуть момент. — Семья? — Да.       В молчании уходит время. Мадара пресно смотрит вдаль, стараясь прекратить видеть в окрашенных оранжевым облаках на бледнеющем небесном полотне пятна крови на постели отца. Она отгоняет мысль в дальний угол и качает головой. — Вечер благоволит спарингу, не думаешь? — он вскакивает, а от его активности девочка на мгновение теряет концентрацию и опасно шатается. Её испепеляющий взгляд преследует мальчишку до самого противоположного конца выступа. Может, это отгонит лишние мысли.       Девочка тянется к подсумку, но испуганно отдергивает руку. С собой только кунаи с веером Учиха. — Давай сегодня без оружия. Только ты, я и наши кулаки? — она сбрасывает сумку жестом, будто так изначально и планировала. — Слабую девчонку вроде тебя смогу победить даже с завязанными глазами! — мальчик поддерживает идею бойко и с присущим только ему заразительным огоньком в глазах. Мадара растягивает губы в усмешке и бросается в бой первая. — Это мы с тобой еще посмотрим!       Впервые их бой не похож на детскую возню. Все движения резкие, удары хлесткие, краснеют ссадины. Синяков они не оставляют по старой договоренности. Хотя сейчас безумно хотелось стереть костяшки в кровь. Удар с ноги — и девочка отлетает к краю. Они оба даже не беспокоятся по этому поводу. Зачем бояться упасть, если ты умеешь бегать по стенам. Вот только в этот раз получается как-то совсем не правильно.       Мадара утирает нос и шустро вскакивает. Хаширама готовится к ответной связке. Девочка принимает стойку, переносит вес на одну ногу. Камни внизу опасливо шуршат. Она делает рывок, но вместо быстрого выпада вперед, раздаётся хруст отломившегося от выступа куска земли. Падение получается слишком внезапным. Она стремительно приближается к земле головой вниз. Сдирая кожу с пальцев, девочка хватается за каменный выступ и пытается упереться другими конечностями. До земли еще метров восемь скорого падения. Кровь стекает по запястью и затекает в рукав, пока обеспокоенный мальчик смотрит сверху. Дыхание сбивается, а в горле от страха застревает ком. «Всё позади», — кажется ей перед тем, как её ухват вылетает из рыхлой земли. Падение продолжается. Кунаи с гербом Учиха больше не кажутся проблемой. Паника охватывает Сенджу. Он складывает печати, и из каменной стены вырастают массивные ветки. Девочка смотрит только вверх, поэтому волшебного появления листвы за спиной не замечает.       От жесткого приземления ветки не спасают, но как минимум не дают оказаться на том свете раньше срока. Девочка чувствует кровь во рту, голова кажется тяжелой. Перед глазами мельтешат темные пятна, подступает тошнота. Наверное, сломана пара ребер, но все её внимание занимает только мальчик, спустившийся как-то слишком быстро к подножью. — Мадара! — его руки окутаны лечебной чакрой, но влажное тепло распространяется гораздо быстрее. Он старается остановить кровь, но кроме пары царапин от веток ни с чем не справляется. Он распределяет чакру грубо, от чего та растекается меж пальцев и не проходит вглубь, к поврежденным органам. На руки падают теплые капли. Пока из тела сочится дух, от пострадавшей выходят только стон и слезы. Хаширама срывается на крик, пока её голос походит на мертвецкий хрип. — Хаши, отнеси меня туда, — ветер обдувает кожу под распахнутой накидкой. Здесь остались только разводы от царапин, но внутри грудной клетки он чувствует разливающуюся жидкость. Нужно спешить. Он не тратит время на ремешок под грудью, просто подхватывает малышку на руки, пока полоска ткани сиротливо остается на каменистом берегу. Руки перестают дрожать, а ноги несут его прямо по воде в сторону, откуда она приходила каждый день. Мадара сейчас кажется не весит и грамма. Её деревня не должна быть слишком далеко. Неважно, что его могут заметить. Неважно, что он узнает о её клане. Время — то единственное, что не дает слезам полностью закрыть собой обзор.       Слабая ладонь касается его шеи, выводя из транса. — Нельзя, — шепчет она хрипло. — Ты здесь помрешь, если останешься! Верь мне! — голос его визгливо-стонущий, но речь решительная и самоотверженная. — Нельзя, — продолжает она и качает головой. Виски сдавливает болью, но она продолжает отговаривать мальчишку. — Сигнальная печать в кармане. Оставь меня здесь, — фразы короткие и прерывистые. — Я не оставлю тебя тут! — он прикусывает губу так, что рот наполняется металлом. Но и сопротивляться он больше не может. Руки будто деревенеют от такого расхода энергии. Ноги наливаются свинцом. Опустить её приходится уже из необходимости. — Печать клановая, — сознание ускользает. — Я активирую, когда ты уйдешь. — Мадара! — Хаши, — она тянется к карману и сминает в кулачке листок. — Обещаю, я больше никогда не позволю тебе так пострадать, Мадара! Только выживи сейчас! Умоляю! — он отходит спиной вперед, еще несколько секунд сохраняя с ней зрительный контакт, а затем быстро убегает в чащу.       Девочка начинает считать до тридцати. Числа путаются, но нужно дать больше времени. Бумажка надрывается на сорок вторую секунду, а после только темнота.       С того случая он не видел её несколько недель. Внутри с каждым одиноким днем у берега растекалось знакомое чувство обреченности с разъедающей скорбью. Мадара ведь сильная. Она не слабая девчонка, какими бы тонкими не были её крохотные кулачки. Она точно вернётся. Вот только братья тоже были сильными. Он так часто повторял себе, что если бы он был рядом с ними в тот момент, то всё бы обошлось. Они бы были рядом, а не разделённые двумя метрами глинистой почвы. Сейчас всё произошло буквально у него под носом, вот только чуда не случилось. Смотря в свое сердце он подкидывает воображению картинки того, как виртуозно заживляет их смертельные раны. Классика. Наивные желания маленького мальчика. Пора бы их оставить и перестать ожидать, что он способен вытащить кого-то с того света. И нет тут никаких «но».       К её следующему появлению у реки, чуть дальше по течению вырастают ещё несколько деревьев. Те сияют свежей, сочной листвой. Это должно спасть через парочку дней, и внезапная ветка перестанет так сиротливо выделяться на безжизненной каменной скале. Хаширама сейчас совсем не помнит, как прошли эти дни. Всплывает только рутина и тягучесть моментов. Дома невозможно было находиться, ведь семье нельзя было показывать искорёженного печалью лица. Стыд вызывала его отстраненность от Тобирамы. Тогда он клятвенно пообещал себе, что будет проводить с ним больше времени. Пока же фальшивая улыбка невыносимо жгла губы и щипала глаза. Река смывала запах крови долго, а коричневое пятно на земле пропало только после дождя на третий день импровизированного траура. О спешности «похорон» он догадается только наткнувшись на ее темнеющий силуэт меж деревьев. Она выплыла на берег призраком и подхватив камень из-под ног спешно утопила его в реке. Девочка немного злиться, ведь хотелось оставить десяток другой кругов на воде. Недовольно кривит губы и поправляет края хаори. Видимо, очень спешила. На лице мальчика страх смешался с благоговением. Хаширама обнимает её как никогда раньше себе не позволял, но быстро отстраняется, услышав её шипение. — Что с лицом? — она изгибает бровь и выразительно смотрит на него. — С лицом? — мальчик вовсе не понимает в чём дело. После такой долгой разлуки, и это всё что она может сказать? Весь её напряженный образ ведь вопил о невысказанной мысли.       Он изучает осунувшееся и побледневшее совсем до нездорового светло-землистого оттенка лицо. Теперь понятно, чего отец всё навязывал ему позвать лекаря. Глуповатая улыбка сползает с лица. Он переводит взгляд с отражения куда-то в мутнеющую глубь реки. — Извини, Мадара, но твой подсумок тоже здесь. Ты можешь мне не верить, но я туда не лез, — девочка за спиной облегченно вздыхает. Видимо, вот и та самая тема. — Спасибо, но больше давай не будем об этом, ладно? У нас обоих, наверное, есть ряд подозрений. Меньше знаем — чаще сможем видеться здесь, — кроткие слова. Мадара тянет ему руку. Хаширама быстро жмет её своей чуть мокрой от воды ладонью.       Пальцы у Мадары грубоватые, не похожи на бархатные персты девушек из чайных домов. Не сказочная дева. Тем не менее, он смотрит куда-то выше крон деревьев и тянется за соломинкой, зажимая её губами. Сейчас она где-то в доме на холме этими руками держит чашку горячего зелёного чая и нетерпеливо отсчитывает часы до его отъезда. Заслуженно, но всё ещё коробит.       До отъезда четыре часа и один мучительный разговор с Тоби, который, не скрывая собственного присутствия, напролом идёт за ним.