Paint it black

У Эммы Свон вечная кожаная куртка в кроваво-винных разводах магии, полуразвалившийся жёлтый жучок (таких уже не выпускают) и значок шерифа ответственностью за весь Сторибрук тяжестью к земле придавливает. У Эммы Свон тонкие пальцы на эфесе волшебного меча, магия микроскопическими капельками в каждой клеточке ДНК замещает и волосы зефирные с проседью горя раскиданы по плечам. //Ещё у Эммы, кажется, патологическая тяга влюбляться в сыновей Румпельштильцхена// Гидеон не Бей, конечно, и близко. Гидеон появляется из ниоткуда, их едва ставшую размеренной жизнь рушит по щелчку пальцев, с которых волшебство срывается звёздами. Но Эмма видит что-то в глазах его, что-то различает едва, касаясь самыми кончиками пальцев, но ухватывается за это что-то цепко. Гидеон т ё м н ы й, только в нём свет пробивается сквозь сгустки, настойчиво желая вырваться. – Я тех детей в плену у Чёрной Феи спасти поклялся – выкрикивает он ей в лицо, и звучит страстно, правдиво - Эмма, разумеется, верит (всегда). Гидеон под гнётом Чёрной Феи жил б е с к о н е ч н о долго. У него, конечно, моральный компас сбит безнадёжно, но даже он вполне в состоянии разграничить зло с добром (Эмму бы научил, научил бы). И сам ясно понимает, что из этого душой его владеет, однако бороться у него в ДНК на пятьдесят процентов, кровь Белль играет периодически, так что внутренняя битва куда страшнее внешней. У Гидеона взгляд потерянного мальчика, находит отклик на донышке души потерянной девочки, и Эмме за его душу больно-больно. У Гидеона взгляд выжигает что-то внутри. Гидеон на Эмму смотрит внимательно, изучающе. Он меч ей возвращает не колеблясь, понимая, что, в сущности, у него над ней власти ни черта. У неё над ним - с л и ш к о м много. //Только её власть – не та, что у Чёрной Феи, её власть другого рода совсем// – Это твоя боль. Твоя любовь, Эмма – говорит он, протягивая ей салфетку, её слезами пропитанную. «Крюк тебя не стоит» остаётся осадком недосказанности на языке. Эмма такая зефирно-светлая, душой чистая, с добром повязанная, что ему (боже!) за поступки свои с о в е с т н о делается. //Жаль, он с тёмной Эммой не знаком// – Прости, Эмма - он за свои ошибки просит чисто, от сердца, и Эмма в е р и т ему, не может не верить. Желание её губ коснуться в тот момент бьётся в висках, но Гидеон уверен – не позволит, не поймёт. //Не ответит// Гидеон знает, у Свон для него найдётся, разве что, ненависть, когда она, наконец, его предательство вскроет. //Лучше бы его вены, лучше бы вены// Он Эмму, следуя тихому голосу, толкает в прóклятые путы паука, из которых она едва ли выберется. //Он лишь надеется, что она чудом сможет// У него выбора нет совсем, Чёрная Фея на его сердце каждый вечер перед сном любуется и слова жестокие в него ш е п ч е т. Оправдание слабенькое, у него в душе тьму никто не отменил - он и Свон понимают это отлично. Да только проблески, ч а с т ы е проблески света отклик у спасительницы находят, где-то внутри глубоко-глубоко, туда никому не дотянуться, н и к о м у. Кроме него, наверное. //У Эммы, кажется, патологическая тяга влюбляться в сыновей Румпельштильцхена// Губы Гидеона имеют привкус отчаяния, надежды и горячего шоколада с зефиром отчего-то. - Я надеялся, что ты спасёшь нас обоих.