***
Наступила долгожданная мирная и счастливая жизнь. Они все — Рон, Гермиона, Невилл, Симус и остальные старались попасть в ее течение. Самый простой способ понять, что ты жив — радоваться. Они и радовались, даже не задумываясь о дальнейшем. За исключением Гермионы, но тут уж натура такая. Вот уж Гарри точно никак не мог прийти в себя. Если днем все было ясно и хорошо, то ночами страхи дышали в затылок. Гарри срывался ночью с кровати и приходил в себя, только ссыпаясь полуголым где-нибудь на середине лестницы. Оставалось верить и ждать, что еще немного — и он, наконец, почувствует себя свободным. Но жизнь опять решила пошутить. Возможно, решила, что слишком незамысловатое будущее — не для ее золотого любимчика. Недели две спустя Гарри проснулся поздно, невыспавшимся и усталым. В спальне на Гриммо царил приятный полумрак, вставать не хотелось, но и спать не получалось. Немого повалялся на кровати, бездумно созерцая синий тяжелый полог. Пошарил рукой по тумбочке и обнаружил, что очки, скорее всего, свалились. Хорошо же они вчера с Роном погуляли! Пробормотал «Акцио очки» — беспалочковое манящее заклинание у него выходило с легкостью. И ничего. Причем было такое чувство, что пространство вокруг даже не поняло, что от него хотят. Пришлось лазить по полу, с осторожностью шаря руками под кроватью. Днем он не смог открыть запертую слабеньким заклятием дверь, и еще, и еще… Он бы, наверное, долго собирался, если бы не всполошившаяся Гермиона, которая в тот же день затащила его Мунго. Сначала героя обследовал один целитель, затем, скороговоркой промямлив что-то непонятное, Патронусом позвал еще одного. Очень скоро их собралось уже четверо, включая главу Мунго. Глядя на их напряженные лица, Гарри явственно понял, что сейчас его просветят в чем-то таком, отчего радостные крылышки за спиной отпадут сами собой. Да уж. Новость оказалась так себе. Магии у него больше нет. Будто и не было ранее. Он ощущался целителями как урожденный сквиб. Как такое могло произойти, никто не понимал. Неделю его беспрерывно обследовали в Мунго — проклятия, сглазы, отравления… Он был полностью здоровым, но никакой магии. Гарри продолжал видеть волшебство, и если кто-либо для него бросал пригоршню дымолетного порошка, то получалось пройти камином. Мог постучаться, просто кулаком, в кирпичную стену прохода в магический Лондон и барьер пропускал его. А вот сам колдовать не мог, совсем. Тело, казалось, забыло о ласковых волнах магии. Любимая и вновь починенная остролистовая палочка воспринималась игрушечным новогодним реквизитом. Волшебным и прекрасным, но абсолютно бесполезным. Отдельное спасибо, что удалось избежать шумихи, и в газеты ничего не просочилось. «Пророк» известил магический мир, что кавалер ордена Мерлина первой степени и победитель Волдеморта нуждается в отдыхе. Кингсли — новый Министр магии, боялся разоблачения, по мнению Гарри, даже больше, чем сам недоумевающий страдалец. Помнится, он еще шутил, что невелика радость сидеть на судах над Пожирателями и отираться в Министерстве. Зато были крики Молли и слезы Джинни. Серьезные рассуждения Гермионы и стопка подсунутых книг. Дружеские объятия и похлопывания по плечам друзей-гриффиндорцев. Уверения, что он молодец и все наладится. От собственных жизнерадостных улыбок сводило щеки. Говорят, слово «ошеломленный» возникло от передачи ощущения удара дубиной по шлему. А что, очень похоже. И главное — где-то глубоко внутри Гарри совсем не удивился. Эта безумная гонка наперегонки со смертью не могла кончиться вот так вот незатейливо. Волшебная жизнь давно не казалась сказкой, а нынче и волшебства-то нет. Может, права тетя Петунья — он никчемный урод, не заслуживающий ничего хорошего. А за любой победой тут же идет расплата. И что дальше? Если какой опыт Гарри и приобрел за свои неполные восемнадцать, то он уверял, что жизнь продолжается. Всегда. Сидишь ли ты в чулане под лестницей или читаешь в спальне Хогвартса. Хвалят тебя или ругают. Мерзнешь в лесу или готовишься умереть. А в его случае — даже если умрешь, не факт, что это конец. Надо как-то продолжать существовать.***
Следующая неожиданность показалась сперва на фоне потери магии совсем неважной. Рано утром в окно Гриммо 12 постучала холеная сова, вся в бурых пятнышках и красивом ошейнике. Нарцисса Малфой настаивала на срочной встрече. Еще до обеда она появилась в гостиной старого особняка. Прекрасная, чуть утомленная и нежная. Белокурые волосы собраны в продуманную прическу, темная мантия придает воздушность каждому движению. Гламур был великолепен. Удивительно, но теперь, пребывая фактически сквибом, Поттер совершенно точно чуял массу магических мелочей — например, то, что на лицо гостьи наведен легкий морок, или то, что Молли Уизли таскает в кармане платья магически уменьшенный справочник бытовых чар. Иногда становилось даже неловко. Зачем, к примеру, ему знать, что Джинни, гм, скрывает прыщики на висках. А некоторые ведьмы накладывают на себя специальные контрацептивные чары. А маги, да уж, некоторые маги… Мерлин с ними. Говорят, такое бывает со сквибами. Ну, вроде как слепой магл лучше слышит всякие звуки. Леди Малфой милостиво отказалась от чая и сразу перешла к делу. В уплату долга жизни она потребовала особняк на Гриммо. Если бы Гарри был поопытнее в магических обетах или рядом находился бы кто-либо сведущий, то он бы просветил лохматую голову о том, как признаются и исполняются обеты. Но в то время ему еще хотелось верить, что он проснется утром и вуаля — магия будет при нем. А слово «долг» пугало до дрожи. Долг — это животный страх, холод, это хрипы умирающих, каменная глыба ответственности. Нет, он готов сделать все, чтобы никаких долгов у него не было. А еще мнилось, что чем «чище» он будет, тем проще будет магии возвращаться. Как же. Стоило вспомнить, что это никогда не срабатывало — старайся, не старайся, ничего не меняется. Так было у Дурслей, да и в Хогвартсе такое случалось. Но тогда Гарри поспешно согласился. И после короткого ритуала дом перешел в полное владение Нарциссы. Стороны торжественно признали отсутствие магических долгов рода Малфоев перед родом Поттера и долгов рода Поттера перед родом Малфоев. Кричер, не скрываясь, плакал от радости. Ну, хоть кто-то безоговорочно счастлив. После этого какое-то время он жил в Норе. Рон, сияя веснушками, так и заявил: — Дружище, да ты… сколько хочешь! Однако довольно быстро Гарри перебрался в съемную квартиру, спрятанную в путанице домишек Косого переулка. Нет, его никто не гнал. И ни с кем он не ссорился. Просто, то самое — «жизнь продолжается». Джинни пропадала на квиддичных тренировках и собиралась отбираться в команду Гарпий. Фред и Джордж с утра до вечера крутились в своей лавочке. Гермиона спешно сдавала какие-то экзамены и поступила в магический университет на континенте. Гарри почему-то был уверен, что если Краму хватит терпения, то не пройдет и каких-нибудь пяти лет, как Гермиона ответит на ухаживания красавца-болгарина. Рон подал документы в аврорат и, несмотря на несданные экзамены за седьмой курс, его приняли. Остальные сокурсники разбрелись кто куда: кто учиться, кто работать. Сначала собирались часто, затем раз в две недели, ну, а потом выяснилось, что для Гарри и раз в месяц, пожалуй, многовато. Не сказать, чтобы он мог похвастаться безбрежным самолюбием, жизнь, знаете ли, не способствовала, но глядеть, как при встрече на лицах появляется недоуменное «Кто это? Ах, сквиб Гарри Поттер», удовольствия, мягко скажем, не приносило. Последней каплей стало восемнадцатилетие. Где-то в глубине души Гарри возлагал на собственный день рождения робкую, но настойчивую надежду. Ведь так возможно, что этот день немножко подсластит горечь никчёмности. Прямо с утра прилетят совы с поздравлениями. Завалятся Рон с Симусом и Дином. А потом они отправятся посидеть куда-нибудь. Или он случайно зайдет в Нору — а там огромный торт, летают бабочки, наколдованные Гермионой, лучится радостными рыжими улыбками многочисленное семейство Уизли. Гермиона, специально вырвавшаяся из своего университета, подарит ему лучший, по ее мнению, подарок — книгу, ежедневник или зачарованные карандаши. Подарок Рона, что тут гадать, непременно будет связан с квиддичем. Молли прижмет смущенного именинника к пышной груди, а Артур одобрительно улыбнется. Будет застолье с тортом, чаем, сливочным пивом и даже с чем-то покрепче. Где-нибудь в середине праздника, отозвав его в сторонку в узком коридоре, близнецы, коварно ухмыляясь и подталкивая друг друга, вручат какой-нибудь странный и опасный подарок. Или нет. Он же победитель Волдеморта, герой, кавалер ордена Мерлина первой степени! Возможно, будет какой-нибудь министерский приём или еще что. Ему и даром не сдалась эта дурацкая известность, но ведь так принято — в этот день опять кто-нибудь скажет про него замечательные слова. Он прямо живьем представил, как любимый декан, поднимая подбородок, произнесет сухо и решительно: — Гарри Поттер — храбрый и честный юноша! И очень хороший, мы все его так любим! После положит сухую невесомую руку ему на плечо… Нет, вот это вряд ли. МакГонагалл скорее пригласит его погостить в Хогвартс. А там уж Мадам Хуч рявкнет на весь зал: — За нашего героя, за волшебного ловца, непобедимого Гарри! Или, к примеру, он может прийти к Хагриду. Тот так обрадуется! Поставит огромный чайник на огонь. На стол со звяканьем станут массивные чашки, лесничий вытащит свои знаменитые кексы. Они будут беседовать на разные замечательные темы: о соплохвостах и огнекрабах, о том, что народился маленький гиппогрифёныш, и Хагрид, почесывая бороду, заявит: — Может, назвать его Гарри? Хорошее имя для храбреца. Наступят сумерки и в избушке станет уютно от горящего камина, лесничий подмигнет ему, неуловимым движением потянет из-под стола огромную бутыль с темной густой жидкостью и разольет благоухающую травами настойку прямо в чай. — Ты это… уже совсем большой, капелюшечку ведь можно? Да ведь? Разумеется, он сдержанно, как взрослый, кивнет и пригубит эту неизвестную жидкость… И тут дверь распахнется и черным нетопырем влетит Снейп: — Что, Поттер, распиваете спиртное? Пятьдесят баллов… Гарри прошиб холодный пот, он затряс головой, вываливаясь из сладостной картины. Мерлин и Моргана! Снейп-то тут причем?***
Мечты-мечты. День рождения прошел. Прошел мимо. Тишина ватой забивала уши. Не выдержав, ближе к обеду Гарри заскочил-таки в Нору, уже всем сердцем осознавая, что делает это зря. Впрочем, что значит заскочил — полтора часа на поезде и сорок минут пешком. Защита — неровная смешная и милая цепочка, рваными зигзагами опоясавшая домик Уизли, податливо расступилась. Постучал. Тишина. Даже упырь на чердаке, казалось, спал. Немного сомневаясь, толкнул дверь, заглянул в прихожую, прислушался и со вздохом закрыл обратно. Сел на ступеньки домика и пригорюнился. Прошло не более получаса, когда гулко разнесся хлопок аппарации. Мама Рона, серьезная, запыхавшаяся, решительно тащила сумку с расширяющими чарами. В воздухе запахло недавней ссорой. Гарри прямо воочию представил, как Молли Уизли скандалила в какой-то маленькой захламленной лавочке. Все еще пребывая в раздраженном состоянии духа, пожилая ведьма решительно поднялась по ступенькам. Гарри встал и натянул на лицо дрожащую улыбку. А меж тем Молли бездумно скользнула по нему глазами и прошла внутрь дома, хлопнув дверью. Гарри как подкошенный рухнул на ступеньку, обхватил голову руками. Из кухонного окна Норы зазвучал бодрый речитатив ведущего колдорадио, дробный стук ножа, звяканье и громыхание посуды. Нет, мама Рона сердится вовсе не на него. Он просто неинтересен. Почувствовав, что еще чуть-чуть и он завоет в голос, скатился с крыльца, проскочил защиту и бегом направился к крохотной станции.