***
Отныне весь день проходил в Лондоне. С утра бывший маг неспешным шагом гулял до Косого переулка, выбирался в обычный мир. За три с половиной месяца Гарри перепробовал несколько профессий — официантом, разнорабочим в большом торговом центре на окраине Лондона и, наконец, курьером. Курьером понравилось больше всего — в своем воображении он не шел или ехал в городском транспорте, а летел на метле — стремительный, свободный и счастливый. Лавировал между спешащими горожанами, растворяясь в бурлящей уличной жизни как в воздушных потоках. Впитывал суету, толчею. Короткие извинения прохожих действовали подобно живительным каплям влаги в пустыне. Он жив! Он нужен! Стоило добиться маленького успеха, и жизнь расщедрилась на еще один подарок. Внезапно наклюнулся весьма существенный денежный доход. Несмотря на явную бессмысленность, Поттер продолжал таскаться в Мунго. Скорее всего, из чистого упрямства. Сказали — зайти спустя месяц, он и заходил. То, что целители, обещавшие подумать, давно уж не выходили к нему, ничего не меняло. Гарри с магловской газетой устраивался в уголке на диванчике и сорок минут сидел там, проглядывая спортивные колонки. Почему сорок минут — а кто его знает. Он сам так решил. И вот, как-то раз, пока Гарри в очередной раз лениво разглядывал фото улыбающегося теннисиста, мимо пробегал невысокий кругленький лекарь. Он было уже проскочил мимо, но затем споткнулся, внимательно и даже как-то плотоядно оглядел несуразную фигуру в джинсах и толстовке и тут же деловито утянул в кабинет. Поминутно потирая руки и поеживаясь, Симеас Лоу сделал Поттеру необычное предложение. Продать унцию своей крови. По словам целителя, его кровь содержит в себе кучу странных элементов — тут тебе и способности змееуста, и яд василиска, и слезы феникса, и остатки Авады. В общем, паноптикум, а не кровь. В первый миг Поттер засомневался — сквиб, не сквиб, а кровную магию никто не отменял. Но врач, прижав к груди белые пухлые руки, поклялся, что кровь будет использоваться только для исследований. А уж сколько она может принести пользы. Возможно, даже спасти жизней! Последний аргумент оказался решающим. Да и вознаграждение — тридцать пять галлеонов. Герой со стажем неуверенно заикнулся, что ради благого дела он готов отдавать (в общем-то, ведь уже отдавал) свою кровь бесплатно, но когда Лоу жарко возразил, с облегчением согласился. Раз в месяц, небольшая порция крови — и тридцать пять галлеонов — да разве можно сравнивать!***
Жизнь, не отягощенная безденежьем, потекла веселей. Одиночество мягко поддерживало за плечи, шептало уличным шумом в уши. Было какое-то болезненное удовольствие в бездумном и совсем не сложном существовании. Работа, стаканчик мороженого, упаковка чипсов, улицы и бульвары. Свобода. Можно, стоя на мосту над Темзой, наблюдать, как желтый закат пересекает небо и разбегается по стенам домов. Или как по аккуратному газону вышагивает кошка, точно следуя дуге темной магии. Следить за мельканием пятен за окнами поезда, летящего в трубе. Можно посидеть в пятницу с сослуживцами в пабе. Обругать игру Арсенала и восхититься Фулхемом. Так забавно, сидя в Макдональдсе или стоя на остановке, или в любом другом месте, словно в театре, наблюдать разыгрываемые жизнью маленькие сценки — вот бабушка и внучка-егоза стоят рядом недовольные друг другом. Вот мужчина слушает женщину, свою жену, а сам скользит глазами по рекламе. Галдящей группой двигаются пестро одетые подростки. Круглоголовый мальчишка враждебно посматривает на своего приятеля, слишком шумно общающегося с длинноногой фифой в джинсах. Ее подружка сверкает глазами и хихикает в тщетной попытке привлечь к себе внимание. Да, эмоциональный диапазон чайной ложки — это ведь и про меня, Гермиона. Точнее, раньше было про меня. Сейчас наверняка у меня диапазон уже как у стандартного котла второго размера. А может, даже и больше. Уж теперь-то Поттер точно знал, почему в его адрес брошено сослуживцем грубое замечание, вот сейчас - ничего личного, он чем-то расстроен. А сейчас — ты его раздражаешь, шустрый слишком. Многие вещи, которые раньше для него были тайной за семью печатями — например, поведение и настроения окружающих — получили свое логичное и ясное объяснение. Нет, не объяснение — понимание. Сфера отчуждения вокруг Гарри странным образом помогла выкристаллизовать существовавшую в раннем детстве, но совсем было потерянную чувствительность к другим людям: добрые ли они или злые. Смеются над ним или просто смеются. А даже если и он повод для смешков — то что? Отстраненность от мира почему-то подарила спокойствие. Он ненужный, но и ему особо никто не нужен… Может, так даже лучше? Зачем волноваться и переживать? Если он по чему-то и скучал, то по магическим артефактам, по разлитому кругом волшебству. В обычном мире оно тоже было, но не так чтобы много. Поттер жадно вглядывался в сияние магии в старой части Лондона, сидел, поджав колени, на Тауэрском мосту. Можно было, конечно, специально гулять по магическому Лондону, но… вот именно, не хотелось. Вот так, потихоньку, Гарри впал в какую-то сонную неизменность. Свобода и сиротливость, как две чаши весов, замерли в равновесии.***
В круговерти курьерской работы время текло совсем незаметно. Приближалась годовщина победы над величайшим злым волшебником. Вспомнил об этом Гарри совершенно случайно. После некоторых сомнений, все-таки подкараулил Рона. Когда схлынула первая чудовищная неловкость неузнавания, радости приятеля не было предела. Они славно поболтали, и будущий аврор заодно уговорил Гарри пойти на прием. Пришлось брать день отпуска у своего магловского начальства. В целом все прошло прекрасно. Министерство потрясало воображение. Пространственная лакуна была старая как мир и, похоже, много раз меняла свое предназначение. Многослойные и разные по своей структуре магические пласты пронизывали стены, потолок, пол. Какие-то заклинания неаккуратными клубками торчали то тут, то там: между портьерами, колоннами и столиками. Светильники потихоньку тянули энергию из возбужденной толпы веселящихся магов. И только немного глубже всего этого изливалось золотистым светом непонятное древнее сияние. Поттер старался не обращать внимания на недоуменные взгляды, здоровался первый, улыбался. Министр Кингсли не отходил от героя ни на шаг и напряженно хмурил брови. В тонком бокале сияло шампанское. Шумный Рон, застенчивый Невилл под руку с Ханной, мрачный Симус (у него, по слухам, неприятности с авроратом). Бесконечные «а помнишь». К слову, на прием он надел ту самую ученическую мантию, что было воспринято как верх снобизма. А на самом-то деле просто другой не было, и он не видел никаких причин покупать новую. Хорошо, что он не прочел на следующий день восторженно-ядовитый репортаж Риты Скитер, в котором звучали пассажи о «скромном герое». На празднике присутствовали все преподаватели Хогвартса, пережившие тот страшный год. Ну, кроме Снейпа, разумеется. Но вряд ли кто всерьез ожидал его увидеть на приеме. Присуждение ордена Мерлина второй степени нисколько не повлияло на личные качества отставного шпиона. Достоверно было известно, что Снейп скандально покинул директорское кресло. И, по слухам, окопался в лаборатории своего дома, занимаясь какими-то сложными заказами. Уже почти перед уходом Гарри перехватила Минерва МакГонагалл. Жала взбудораженному Поттеру руку, промокала платочком глаза, приглашала в Хогвартс и все никак не могла оторваться от рукава его мантии. Умиленный Гарри кивал, чувствуя искренность и заботу декана, и горячо соглашался зайти — как-нибудь. А дальше — все по-прежнему. Герой магического мира с раннего утра и до трех дня разносит свертки и документы, а после бездумно шляется по магловским улицам. Временами непогода загоняла его в магазины или в дешевые сетевые кафе типа Прет-енд-манже, Ит или Старбакс. Благо с деньгами от продажи крови у него пропала необходимость судорожно считать каждую мелкую монетку. Иногда появлялась мысль вообще покинуть магический Лондон, но за те деньги, которые Гарри тратил на крохотную комнату рядом с Косым переулком, найти жилье в центре магловского Лондона — из серии чудес. А с чудесами ему сейчас не с руки.***
Весна расцвела в лето. Совершенно неожиданно, хотя, помнится, что-то такое он подписывал при поступлении на работу, Поттера на две недели отправили в отпуск. На робкие заявления, что, в общем-то, он пока особо и не устал, на него обрушилось сдержанное неодобрение сослуживцев. Гарри растерялся — он понятия не имел, где и как отдыхают приличные работники. Стоило лишь упомянуть об этом, как на него вывалили ворох советов. Самыми популярными среди предложений оказались: — сходить попутешествовать с палаткой по заповедным местам прекрасной Англии (Поттера вполне натурально передернуло); — посетить памятные места (экс-герой слегка завис, соображая, какие именно); — побывать на море. Некоторое время Поттер на полном серьезе раздумывал над этим вариантом, пока его сослуживец, тридцатилетней крепыш Ален, не предложил местечко в Ирландии, где были, по его словам, классные морские пещеры и гроты. В конце концов, ему всучили бумажку с адресом и телефоном, и Гарри оказался на старой, разбросанной вдоль полей ферме. Дома прятались на краю пустоши, звенел узкий ручеек, перекликались птицы. Все время пребывания там он только и делал, что ходил по окрестностям и дегустировал молоко. А поскольку дождь лил всего пять дней, то по окончании отпуска сослуживцы вынесли вердикт, что он редкостный везунчик. Ха! Можно подумать, он не в курсе! Жизнь текла безостановочной лентой. Тихо промелькнул собственный день Рождения. Гарри так и не решился повторить подвиг трехмесячной давности и перехватить кого-либо из старых знакомых. День победы — это одно, вроде как он участвовал в войне, а свои личные праздники нельзя навязывать. Робко понадеялся — может в этот раз о нем вспомнит хоть кто-либо, хотя бы пришлет сову… но нет. Зато сослуживцы надарили всяких мелочей, а крохотную комнату, где отдыхали курьеры, украсили шариками. И печаль в сердце потихоньку подтаяла. Наверно, степень его вины такова, что роптать нельзя. Если бы он все сделал правильно, были бы живы Сириус, Люпин вместе с Тонкс, Криви и еще целая вереница знакомого и незнакомого народа. Да, да, я помню, Гермиона, нельзя винить себя в каждой гибели — война. И все-таки… Пусть так. Пусть все будет так, как искупление.