Слепая

      Она в сотый раз пожалела, что это был сон. Ведь свет, оттенки и даже запахи ощущались настолько реально, что пробуждение казалось ей настоящей пыткой. Где-то на горизонте призрачно мелькают очертания Парижа, а вокруг - поле, пестреющее разноцветными цветками. Почти как подол моего платья, подумала во сне Эсмеральда. Под босыми ногами суетливо путалась Джали, изредка издавая протяжное блеяние, откуда-то сзади доносилось бормотание Клопена. - Вот там и остановимся! - указывая вперед, отчетливо произнес он, поравнявшись с цыганкой. - В Париже нас давно ждут.       Эсмеральда неосознанно ощутила прилив радости, захотела тотчас же пуститься в пляс, вознося свои гибкие, изящные ручки к самому солнцу, подобно птице. Солнце! Оно всегда было неизменным спутником для молодой цыганской плясуньи, больше жизни дорожившей своей кочевой свободой и ритмами озорного танца. Улыбнувшись каким-то своим шаловливым мыслям, Эсмеральда на ходу сорвала сиреневый цветок лаванды и, вдохнув ее свежий запах, решительно ускорила шаг. Туда, в Париж! Как много она слышала об этом далеком городе во время ночных посиделок у костра, как сильно ее манило туда необъяснимое чутье! Может, именно этот чужой город осчастливит кочевницу? Рука непроизвольно коснулась маленькой ладанки, украшающей ее тонкую смуглую шею - и в сердце стало тепло-тепло! - Ты полюбишь меня, Эсмеральда? - вдруг тихо прозвучало в ушах, словно шорох качающейся на ветру сухой травы. Мужской голос казался знакомым и даже родным, он эхом доносился откуда-то сверху - словно с неба. Удивленная девушка устремила глаза к солнцу, пытаясь что-то на нем рассмотреть - и внезапно ощутила резкую боль в глазах.       С этой болью Эсмеральда и проснулась, видя перед собой только темноту. Она села в своем развалившемся ложе, застыв в обреченной позе, холод сковывал ее руки и ноги, но еще холоднее было внутри. От того, что бедняжка уже никогда не увидит свет, ибо ослеплена. От того, что жизнь в ее беспечные шестнадцать лет обошлась с ней несправедливо сурово, принеся боль, страх и разочарование. От того, что ее Солнце, ее лучезарный Феб оказался не тем, кем был в представлении наивной цыганки, втоптав в грязь все ее чувства. Единственной отрадой для слепой девчушки оставался ее верный спутник Квазимодо - только он теперь казался ей настоящим, сумевшим рискнуть своей жизнью и вырвать ее из лап палача, который все же успел исполнить приговор наполовину. Вспомнив красноту раскаленного железа - последнее, что увидела Эсмеральда перед тем, как стала слепой, девушка судорожно сняла повязку с невидящих глаз. Да, они были на месте, они болели и по-прежнему были способны плакать. - О боги... - с горечью прошептала Эсмеральда, вытирая обжигающие слезы. Вдруг рядом что-то шелохнулось и цыганка поняла, что была не одна. Конечно же, он не мог ее покинуть. Тот, к чьему горю так прониклась сердобольная цыганка, кого она жалела и считала самым несчастным существом на земле - сейчас же он казался ей просто всемогущим, по сравнению с ней самой! - Вам приснился дурной сон? - ласковый голос Квазимодо звучал тревожно и озабоченно. Эсмеральда повернулась в ту сторону, где, чувствовала, сидел звонарь. Она несмело протянула руку вперед, чтобы коснуться его, еще раз удостоверившись в том, что она не одна. С того момента, как бедная цыганка потеряла зрение, ее как-то по-особенному страшило одиночество, и близость такого человека, как Квазимодо, становилась все менее пугающей. - Нет, просто глаза болят... Ничего, скоро пройдет! - устремив побелевшие зрачки в пустоту, туда, где был ее верный страж, тихо произнесла Эсмеральда. Сердце Квазимодо разрывалось от мучительного сожаления: видеть, как страдает возлюбленная и понимать, что не в силах ей помочь, было для него невыносимо. Несчастный горбун бесконечно винил себя в том, что красивые зеленые очи Эсмеральды больше никогда не смогут видеть, - он выкрал ее лишь с подножья эшафота, уже ослепленную и замученную. О, если бы он мог заранее знать о той пытке, что была уготована обреченной гитане! Он бы непременно сломал все преграды, размозжил бы головы ее мучителям, не раздумывая, отдал бы жизнь за ее счастье! Эх, нерасторопный глупец...       Чувствуя, что вот-вот заплачет, Квазимодо принялся укрывать ее голые ноги теплым одеялом, сбившемся у края ложа. Едва коснувшись ее щиколотки, он отметил, что бедняжка совсем замерзла, но тут же подумав, что, скорее всего, его прикосновение, даже такое случайное, ей неприятно, поспешил убрать руки. Эсмеральда же, глядя перед собой, подобно слепому котенку, слегка улыбнулась и благодарно кивнула головой. - Ты ведь сейчас не уйдешь? Побудешь со мной? - угадал по привычному движению губ глухой звонарь.       Ее мягкая ладонь коснулась его грубой, узловатой руки, вызвав у парня растерянность и вместе с тем приятный трепет. Никогда прежде она не просила его побыть рядом и, тем более, так его не касалась. Квазимодо послушно сел подле нее, выжидающе глядя на уста Эсмеральды. - Как сейчас на улице? - Холодно, идет дождь. Солнце зашло. - Солнце зашло, - вторила горбуну девушка, задумчиво кивая головой. На какое-то время повисло молчание, цыганка казалась отрешенной, с головой ушедшей в какие-то неясные для Квазимодо мысли. Однако спустя мгновение переменилась, словно сбросив с себя неподъемное, давящее все ее существо уныние, и одному богу было известно, чего ей это стоило. - Давай погуляем под дождем!       В голове звонаря сплелся целый клубок мыслей. Что с ней такое? Казалось, что внутри себя цыганка словно вела невидимую постороннему глазу борьбу. Ну, не сошла же она с ума, в самом деле! - На улицу нельзя, - робко возразил Квазимодо. - Клопен приказал не выходить, пока они с вашими друзьями не вернутся. Они отправились за провизией.       Опасения Клопена были небеспочвенны: сбежав из Парижа, преследуемые погоней, преступница, ее спаситель и вся шайка пришлых клопеновских бродяг, пришедших на подмогу своей Эсмеральде, были объявлены вне закона. И сейчас, временно скрываясь на отшибе какой-то богом забытой деревушки, они вели себя крайне осмотрительно, выбираясь из сырой, покрытой зеленым мхом и полуразрушенной казармы только под покровом мрака. Эсмеральде было немного известно о дальнейших планах Клопена, она лишь смутно слышала о том, что они держат путь в Нормандию, после чего им предстоит разбежаться.       Поколебавшись мгновение, цыганка все же заговорщицки настояла: - Ну давай же! Хотя бы на минутку! И Квазимодо не стал ее переубеждать: она больше недели не выходила из заточения. Бережно взяв слепую за руку, он помог ей встать и повел к двери. Видя на ее милом, слегка исхудавшем лице довольную улыбку, он не мог сдержать своей.       Дверь со скрипом открылась, впустив в заброшенный дом поток ночного свежего воздуха. Не отпуская руки Эсмеральды, горбун вывел ее на крыльцо, и девушка сама остановилась, поежившись от прохлады. Ее хрупкие обнаженные плечики покрылись мурашками, и Квазимодо, заметив это, смутился собственного взгляда и отпустил тонкое запястье. Ему по-прежнему было неловко смотреть на девушку, несмотря на то, что теперь она была слепа и не могла замечать его влюбленных взглядов.       Эсмеральда, вслушиваясь в шепот летнего дождя, вытянула руки с раскрытыми ладонями, ловя хлесткие небесные слезы. Она осторожно ступала вперед, выходя под сплошную стену дождя, и когда по всему ее миниатюрному телу затанцевали капли, задержала дыхание. Звонарь восхищенно смотрел ей в спину, казалось, цыганка вот-вот заведет свой танец, или же это просто ему так хотелось вновь увидеть сие завораживающее действо?! Созерцая ее грациозные черты, он жалел лишь о том, что она видела его раньше и запомнила таким, каковым он был на самом деле: горбатым, с хромающей походкой и неприглядным лицом. О, если бы все было иначе, он смог бы сейчас просто подойти и обнять ее за плечи! Но тут Квазимодо мысленно одернул себя: нельзя так думать, нельзя! Бедняжка лишилась зрения, а, значит, стала еще более несчастной. Внезапно плечи смуглянки тихонько затряслись, и глухой, не видя лица Эсмеральды, неуверенно спросил: - Все хорошо?       Девушка коротко кивнула и, обернувшись, улыбнулась. Дождь, хлеставший ей в лицо, смывал и слезы, невидимые глазу Квазимодо.